Угроза взрыва и заседание по делу о залоге

Восьмого ноября Раджниш отправился на слушание дела о залоге в Портланд, на котором судья Леви принял решение об освобождении его под залог в пятьсот тысяч долларов. В тюрьме прозвучал телефонный звонок, что там заложена бомба. Вся тюрьма была эвакуирована, а Раджниша привели туда, чтобы он за­брал все свои вещи.

— В Орегоне я предстал перед федеральным судьей, и он сразу понял, что я не со­вершал никакого преступления. Он выпустил меня под залог.

Мой залог оказался пятьсот тысяч долларов, это около семидесяти пяти лакхов рупий, даже охранник, который вел меня в тюрьму, беспокоился: откуда вы возь­мете такие деньги? Это слишком большая цифра. За всю жизнь я еще никогда не слышал о таком большом залоге, откуда вам взять такие деньги? Вы выглядите таким расслабленным и спокойным».

Я сказал: «Я не беспокоюсь о таких вещах. Помощь должна прийти».

Он сказал: «Но как это может случиться?

Я сказал: «Этого я не знаю. Как — не мой язык. Это просто случится».

Он выглядел удивленным, он не мог поверить в такую возможность. Но это слу­чилось через десять минут, он прибежал ко мне и сказал: «Вы были правы. Деньги внесены на счет!» Он сказал еще: «Это и ряда вон выходящее событие: с человека, который не совершил никакого преступления, взяли такой немыслимо большой залог. Но вы еще более странный, чем судья, потому что вы при этом остались таким спокойным и отстраненным».

Когда я пошел в тюрьму, первым делом я сразу пошел в душ, потому что было время для душа. Охранник стоял рядом и сказал: «Неужели вы не можете пропус­тить душ даже сегодня? Если никто не заплатит залог, вы проведете в тюрьме два­дцать лет».

Я сказал: «Пусть вас это не волнует сейчас, пока я должен как следует помыться. Я всегда верил в судьбу. После душа приходите, и мы поговорим».

Когда я вышел после душа, он уже стоял у ванной комнаты. Он сказал: «Кто-то заплатил залог, — он не мог в это поверить, — как у вас все получается!»

Я сказал: «Я ничего не устраивал. За всю жизнь я никогда ничего не делал специ­ально, но все происходило само собой».

Когда вы в расслабленном состоянии, существование заботится о вас. И тогда вы расслаблены. Если существование хочет, чтобы вы сидели в тюрьме двадцать лет, это хорошо, если оно хочет, чтобы другие люди сидели в тюрьме, так и будет, это тоже хорошо. Все зависит от существования. Как оно хочет, так и будет.

Я отправился в камеру, чтобы забрать оттуда одежду и вещи, и я был удивлен, когда увидел, что весь этаж был пуст, раньше там все время было полно офицеров и всяких людей, клерков, весь департамент тюрьмы собирался там. Я спросил у охранника, с которым пришел туда: «Что случилось? Сегодня что — выходные или случилось что-то еще?»

Он ответил: «Нет, ничего, просто смена караула!»

Но я сказал: «Я не глупец. Я видел раньше смену караула, я сидел в тюрьме две­надцать дней. До тех пор, пока не придет сменщик, охранник не может оставить своего поста. Такого быть не может при смене постов, когда старые охранники уходят, не дождавшись новых.

Он сказал: «Я не знаю, просто посидите здесь, а я найду своего боса, чтобы под­писать все бумаги, а вы пока соберите вашу одежду». Впервые за двенадцать дней они оставили меня одного. Раньше меня все время сопровождали два человека с оружием, несмотря на то, что я все время был в наручниках, в цепях. Впервые меня оставили без цепей, оставили одного в камере, охранник запер камеру и отправил­ся к своему босу. Я не имел ни малейшего понятия о том, что происходит. Через несколько минут он пришел и отдал мне одежду, и меня выпустили.

Когда я пришел в отель, в котором мне сняли комнату, туда долетели новости о том, что в тюрьме нашли бомбу как раз в том месте, где я сидел, но кто мог под­ложить бомбу? В тюрьму не так просто проникнуть. Потому что сначала нужно пройти через три уровня электрозаграждений, которые находятся под большим напряжением, так что, скорее всего это могли сделать только служащие тюрьмы, теперь вам будет ясно, почему на моем этаже не было ни одного человека, почему охранник оставил меня там одного и ушел оттуда. Позже уже я узнал, что подпись начальника тюрьмы была не нужна. Нужна была только моя подпись, потому что я получал мои вещи обратно. В этом было все и дело, какое к этому отношение имел начальник тюрьмы?

Они не знали, когда меня освободит суд присяжных заседателей, а эта бомба бы­ла настроена на определенное время. Они не знали, и упустили возможность. Такие люди просто фашисты. Нет другого слова для того, чтобы описать таких людей.

За два часа до того как суд освободил меня, ко мне пришел индийский посоль­ский служащий из Сан-Франциско. Его послал индийский посол, чтобы он спросил меня, не нужно ли мне что-то.

Я сказал: «Ты пришел слишком поздно. Меня освободят через два часа. Где ты был двенадцать дней?»

Меня освободили, и тогда мне позвонил посол из Вашингтона: «Вам нужна наша помощь?»

Я сказал: «Какую помощь вы мне может оказать сейчас? Где вы были в эти две­надцать дней?»

Я сказал: «Мне не нужна сейчас никакая помощь. Если вам самим нужна по­мощь, можете сказать мне, и я могу помочь вам. Вам должно быть стыдно, вы должны просто подать в отставку, вы не смогли замолвить за меня ни слова, и те­перь вам лучше молчать. Вы должны были дать интервью по телевидению, в кото­ром говорится, что это совершенно нелегальные действия со стороны США, вы должны были оказать давление на американское правительство». Но они не поше­велили даже пальцем. Произошло обратно, я слышал из надежного источника, что американское правительство купило двух членов индийского парламента, чтобы они помешали парламенту в том случае, если он попытается помочь мне каким-либо образом.

Когда суд принял решение о моем освобождении, им пришлось меня освободить, потому что я не совершал никакого преступления, они сразу выпустили закон в Германии, согласно которому я не имел право въезжать в нее. Они сделали это из-за того, что в Германии у меня шесть общин, такого же типа, как в Америке, и они боялись, что если я поеду в Германию, я сделаю большую общину больше, чем в Америке, там уже было шесть общин. А Западная Германия находилась под их воздействием.

Это такая чепуха. Я никогда не был в Германии, я никогда не совершал никакого преступления в Германии, но они чувствовали ко мне такую антипатию, они боя­лись, что я отправлюсь после того, как меня освободят, сразу в Германию. И они приняли закон. На самом деле им закон принимать было не нужно, можно было просто отказать мне в визе. Но они, наверное, боялись, какой-то посол мог нахо­диться под моим влиянием, и мог бы дать мне визу в Германию. И поэтому они решили сразу оставить все точки в этом вопросе, и принять закон, согласно кото­рому я не имел права въезжать в Германию, под угрозой мгновенного ареста.

Какой предлог они для этого нашли? Я был признан опасным человеком, у меня было большое количество последователей, которые любили меня настолько силь­но, что могли сделать все, что угодно, а они не хотели рисковать.

По этой причине немецкий парламент принял решение, согласно которому я не имел права въезжать в Германию.

Судебный процесс в Портланде

Восьмого ноября после того, как его освободили под залог, Раджниш полетел в Раджнишпурам. Он отдыхал там до четырнадцатого ноября, после чего его вы­звали на судебный процесс, который состоялся в Портланде. Его адвокат догово­рился о штрафе. Раджниша оштрафовали на четыреста тысяч долларов и при­казали покинуть территорию США сразу после судебного процесса.

Они не смогли доказать мою вину, у них не было никаких улик против меня, они прекрасно понимали это, и судья понимал это, все понимали это, и в основном речь вообще шла о двух преступлениях, в которых они меня пытались обвинить.

Меня пытались обвинить в том, что я помогал саньясинам заключать браки по расчету, и все эти браки были направлены только на то, чтобы остаться в Америке. Это было полностью ложное обвинение, потому что три с половиной года я мол­чал, и я вообще не встречался с саньясинами. Да, саньясины заключали браки про­сто для того, чтобы получить американское гражданство, но я не имел к этому ни­какого отношения, и я не был виноват в этом. Я никому не говорил, ни одному че­ловеку, чтобы он заключил брак по расчету. Я вообще не видел людей, не встре­чался с ними, я был в уединении и в тишине.

Весь дом — двадцать человек, которые заботились обо мне, были свидетелями то­го, что никто не входил в мой дом, и я никуда не ездил. Это обвинение было со­вершено нелепым.

Второе обвинение заключалось в том, что перед поездкой в Америку у меня было намерение остаться там навсегда. Я сказал моему адвокату: «Это совершенно не­лепое обвинение, потому что до тех пор, пока они не научатся читать чужие мыс­ли, они не имеют права меня обвинять в этом, мне кажется ни прокурор, никто другой не научился еще читать чужие мысли. Вот я сейчас стою здесь в здании су­да, можете ли вы сказать, что я сделаю в следующее мгновение? Если вы скажете, что сможете, я в лицо скажу вам все, что я о вас думаю,

И если вы не можете видеть мои намерения, когда я стою прямо перед вами, на каком основании вы говорите, каковы были мои намерения до того, как я попал в Америку? Кроме того, вы не имеете права наказывать меня за намерения!»

Против меня нет свидетельств, я не совершил никакого преступления, они шан­тажировали моих адвокатов, причем самых лучших в Америке. Прокурор говорил моим адвокатам: «Если вы хотите, чтобы Бхагаван жил, вам лучше не ходить на суд, потому что и в, и мы знаем, что он не совершал никаких преступлений, что все тридцать четыре обвинения ложные. Но правительство США никогда не потерпит поражение в суде от одного единственного человека!»

Это дело было делом США против Бхагавана Шри Раджниша. Самая великая на­ция в мире, самая большая сила в истории человечества не хотела потерпеть пора­жение от одного единственного, слабого человека.

Мои адвокаты пришли ко мне со слезами на глазах. Они сказали: «Мы здесь для того, чтобы защитить вас, но это кажется невозможным. Мы не можем пойти на этот риск и пойти на суд, потому что нам прямо сказали, что ваша жизнь в этом случае не будет стоить и ломаного гроша. И мы согласились принять два обвине­ния в ваш адрес, чтобы дать американскому правительству возможность спасти свое лицо, чтобы они могли депортировать вас из страны».

Это произошло за десять минут до того, как начался суд, федеральный прокурор, судья Леви, спросил у меня про эти два обвинения, которые согласились признать мои адвокаты, это было чистой формальностью. Это было так странно, что из два­дцати четырех обвинений судья Леви спросил меня сразу только про эти два. Он спросил меня: «Вы признаете свою вину по этим двум обвинениям или нет?» Ясно, что судья Леви тоже был частью этого заговора.

Но я сумасшедший по-своему. Я просто сказал: «Я есть». И мой адвокат, Джек Рейсом мгновенно добавил, а он стоял рядом со мной: «Виновный». И поэтому на судебной записи все предложение звучало так: «Я есть виновный». Но я не говорил этого, я скорее готов был бы быть распятым, чем сказать такое и признать ложное обвинение.

Когда мы вышли из здания суда, Рейсом сказал мне: «Создалась такая странная ситуация, прекрасно, что судья Леви не обратил на это внимания».

Леви сразу вынес свой вердикт. Это тоже было так странно. После того, как я признал или отрицал свою вину, вердикт суда должен был быть сначала написан, но судья произнес его сразу. Он уже был на столе написан, он просто его прочи­тал. Наверное. Он был написан даже не им, наверное, ему его просто дали.

Приговор гласил, что меня нужно оштрафовать на четыреста тысяч долларов. Мои адвокаты были шокированы, они не могли поверить в то, что за эти два ус­ловных обвинения, которые к тому же были ложными, меня оштрафуют на такую астрономическую сумму денег, и депортируют из Америки, пять лет мне нельзя был въезжать в Америку, а если бы я въехал, меня бы приговорили к десяти годам тюремного заключения. Мне сказали, что я должен взять мою одежду из тюрьмы сразу после суда и отправиться в аэропорт, в котором меня уже ждал самолет. Мне нужно было покинуть Америку сразу после суда, чтобы я не мог обратиться в Вер­ховный Суд с апелляцией.

Другой мой адвокат Мак Крей, прекрасный человек, который понимал что про­исходит, сказал Вивеке, моей секретарше, после того, как я покинул здание суда: «Мне кажется, что они снова сделали это, они снова распяли Иисуса. Я сожалею, и чувствую себя таким беспомощным!»

Это важно, в двадцатом столетии, после прошествия стольких лет, если бы Иисус был даже распят, это сделали бы сами христиане. Это сделали ортодоксальные христиане Америки, к которым относился Рональд Рейган.

— Изменились ли вы после того, что испытали в Америке?

— Я был в центре циклона, все, что происходил вокруг меня, не воздействовало на меня лично. Это мог быть вихрь, ураган, мог быть прекрасный звук бурлящей во­ды, водопад, но я был просто свидетелем, а свидетельствование мое осталось тем же. Мое внутреннее бытие в каждой ситуации было одинаковым. И в этом заклю­чается все мое учение, все может перемениться, но ваше сознание в любой ситуа­ции должно оставаться совершенно неизменным.

Вокруг все будет меняться, это внутренняя природа вещей. Когда-то вы преус­пеете, иногда вас будет ждать неудача, иногда вы окажетесь на высоте, а в другой день на дне. Но нечто в вас будет всегда в точности одинаковым, и это нечто — ва­ша реальность. Я живу в своей реальности, а не мечтами, не ночными кошмарами, которые окружают реальность.

Дата добавления: 2015-07-25