На что похоже счастье 10 страница

От: [e-mail]

Сохранено: четверг, 20 июня 2013 21:38

Кому: [e-mail]

Тема: (без темы)

От: [e-mail]

Сохранено: пятница, 21 июня 2013 19:18

Кому: [e-mail]

Тема: (без темы)

Привет, Грэм,

От: [e-mail]

Сохранено: воскресенье, 23 июня 2013 10:10

Кому: [e-mail]

Тема: (без темы)

Уважаемая миссис Бодайн, к моему огромному сожалению, я не смогу приехать в Гарвард на поэтический курс, поскольку у моих родителей изменились планы и мы с семьей в это время будем в отъезде.

От: [e-mail]

Сохранено: понедельник, 24 июня 2013 16:51

Кому: [e-mail]

Тема: (без темы)

Квинн, все это бред какой-то. Нам в самом деле нужно поговорить. Давай как-нибудь встретимся?

Целую, Элли.

От: [e-mail]

Сохранено: среда, 26 июня 2013 22:34

Кому: [e-mail]

Тема: (без темы)

Дорогой Грэм, надеюсь, съемки продвигаются хорошо…

От: [e-mail]

Сохранено: четверг, 27 июня 2013 15:40

Кому: [e-mail]

Тема: (без темы)

Привет.

От: [e-mail]

Сохранено: пятница, 28 июня 2013 23:11

Кому: [e-mail]

Тема: (без темы)

Как дела?

От: [e-mail]

Сохранено: воскресенье, 30 июня 2013 7:31

Кому: [e-mail]

Тема: (без темы)

Доброе утро.

От: [e-mail]

Сохранено: понедельник, 1 июля 2013 8:24

Кому: [e-mail]

Тема: (без темы)

Я скучаю.

В таком крохотном городке, как Хенли, было практически невозможно избежать встреч с кем-то. Слишком мало было мест, куда можно было пойти, слишком мало перекрестков, пешеходных переходов и ресторанов. Слишком мало было деревьев такого размера, чтобы за ними можно было спрятаться.

Так что после того, как Элли на протяжении почти трех недель с успехом удавалось избегать встреч с Грэмом, у нее были все основания гордиться собой. Она всего дважды видела его издалека, и оба раза он был окружен плотной толпой из журналистов, членов съемочной группы и поклонников, так что она успевала вовремя его заметить.

На Квинн же, напротив, она натыкалась буквально повсюду. Впрочем, это не значило, что они разговаривали. Наоборот, за последние несколько недель они не обмолвились друг с другом ни полсловом.

– Как дела у Квинн? – рассеянно спрашивала мама каждый раз, когда она возвращалась после смены в «Карамельной крошке», и Элли не оставалось ничего иного, кроме как фальшиво улыбаться.

– Нормально, – говорила она, потому что иначе пришлось бы признаться, что она не имеет об этом никакого понятия, а это приводило ее в уныние.

Размолвка между ними случилась не только по ее вине, и, не будь Квинн такой упертой, они бы уже давным-давно помирились. Но поскольку начала все-таки Элли, ей отчаянно хотелось найти какой-нибудь способ извиниться. Но все написанные ей письма так и оставались неотправленными, а заготовленные речи – невысказанными.

На работе Квинн завела манеру таскать с собой Девона в качестве щита от любого серьезного разговора, и они вдвоем сидели на одном конце прилавка, болтая и смеясь, пока Элли неловко топталась на другом конце, невероятно далекая от них, насколько это вообще было возможно в таком небольшом помещении. Время от времени Квинн все же просила Элли передать ей ложку или чашку, но делала это таким учтиво-ледяным тоном, каким говорят с незнакомцем, о котором не слышали ничего, кроме самых ужасных вещей. Этим все и ограничивалось. Даже в самые жаркие дни, когда солнце яростно поджаривало город, Квинн больше не спрашивала Элли, не забыла ли та намазаться кремом от загара.

Примерно с неделю назад, когда Элли уже начала задаваться вопросом, не превратилась ли она и в самом деле в невидимку, она услышала, как эти двое обсуждают какую-то пляжную вечеринку.

– Собираетесь куда-то вечером? – поинтересовалась она самым небрежным тоном, какой только смогла изобразить, но в ответ на ее вопрос повисло молчание. Когда стало ясно, что Квинн отзываться не намерена, Девон кашлянул.

– Всего лишь барбекю, – сказал он. – Все будет очень скромно.

– Это значит, никаких звезд, – не поднимая глаз, бросила Квинн.

Элли сглотнула. Квинн не могла знать, что произошло между ней и Грэмом. А ведь так просто было бы прямо сейчас взять и выложить ей всю историю и насладиться полной гаммой чувств, сменяющихся на ее лице: сначала виной за то, что в такой момент она изводила по другу еще и своим демонстративным бойкотом, потом сожалением, что ее не было рядом, потом сочувствием к ее переживаниям.

Но Элли не нужна была жалость. Ей нужна была подруга.

И потом, рассказать обо всем Квинн значило, что придется ответить на самый сложный из всех вопросов – почему она вообще разорвала отношения с Грэмом. А это лишь снова вернет их к тому, с чего все начиналось: к секрету, который нельзя открывать.

– На каком пляже это будет? – спросила Элли, и Квинн впервые за все это время в упор посмотрела на нее, сверкнув глазами.

– Секрет, – многозначительно произнесла она.

После этого Элли решила, что не стоит и пытаться. Вместо этого она стала игнорировать Квинн точно так же, как та игнорировала ее, и от этого стена между ними стала еще более непреодолимой, ведь теперь ее воздвигала не одна из них, а обе.

И все равно с Грэмом было тяжелее. Элли знала, что Квинн пусть и не сразу, но все-таки отойдет. Это была не первая их ссора и не последняя.

С Грэмом же Элли подозревала, что разрушила что-то такое, что уже нельзя было восстановить. В тот вечер, когда он пришел к их дому, она сидела съежившись на верхней ступеньке лестницы, слушала голоса, доносившиеся с улицы, и ненавидела себя за то, что не могла найти в себе мужества спуститься и сказать маме, чтобы впустила его, сказать, что все остальное не важно: ни прошлое, ни их секреты и уж точно ни ее отец.

Но она приняла решение. В тот день она ушла от него на пристани, и теперь ей не оставалось ничего иного, кроме как изображать из себя шпионку, изо всех сил стараясь не наткнуться на него в городе.

Потому что, если уж совсем откровенно, она не была уверена, что найдет в себе силы уйти от него во второй раз.

Поэтому сегодня, как обычно, Элли остановилась на пороге «Радостных мыслей» и посмотрела сначала налево, потом направо, прежде чем выйти на улицу. Прошло всего три недели с тех пор, как они наскребли денег, чтобы починить кондиционер дома, а сегодня, в самый разгар летней жары, как назло, сломался и кондиционер в магазине. Затарахтел и со скрипом остановился. После того как все утро они попеременно то обмахивались всем, что попадалось под руку, то барабанили по ржавой металлической бандуре в надежде ее оживить, мама в конце концов отправила Элли за холодным чаем для них обеих.

В скверике кто-то установил поливалку, и по лужайке носились под струями воды несколько ребятишек в мешковатых купальных костюмах. Кроме них, выйти на улицу больше почти никто не отваживался, все пережидали палящий зной в помещениях. И все равно Элли с опаской косилась по сторонам, точно злоумышленница, пока шла через сквер, украдкой поглядывая на магазинчики на противоположной стороне.

Единственная в Хенли кулинария появилась год назад на месте городской достопримечательности, небольшой лавки под названием «Марвз», в которой продавалась всякая всячина, сколько все вокруг себя помнили. Как дань традиции, ее назвали «На месте Марвз». Это название практически немедленно начали сокращать до все того же «Марвз». Едва переступив порог, Элли очутилась в царстве блаженной прохлады и ощутила, как разжимаются удушающие тиски зноя. Щеки ее по-прежнему пылали от жары, а майка липла к телу, но ей немедленно полегчало. Она словно очутилась в холодильнике.

К прилавку стояла очередь, и Элли не стала проходить в зальчик, наслаждаясь возможностью подставить разгоряченное лицо струям холодного воздуха из кондиционера. На низеньком столике рядом с окном лежали свежие газеты; Элли взяла местную и принялась рассеянно ее перелистывать.

– Чего тебе, детка? – спросила ее Мег, хозяйка, подойдя к дальнему концу прилавка с блокнотом в одной руке и карандашом в другой.

– Не беспокойтесь. – Элли помахала газетным листом. В соответствии с неписаным правилом местных обслуживали здесь в первую очередь, но она не спешила возвратиться в «Радостные мысли», где сегодня было жарко как в печке. – Я могу подождать.

Мег пожала плечами.

– Ты вся раскраснелась, – сказала она. – Может, принести тебе пока хотя бы лимонада, или чая со льдом, или еще чего-нибудь?

– Вообще-то, я именно за этим и пришла, – призналась Элли. – Мне два чая со льдом, пожалуйста.

Мег шутливо отдала ей честь и двинулась обратно, а Элли вновь уткнулась в газету. По чистой случайности ей попался раздел недвижимости, и она проглядывала статью о том, как размыв береговой линии на одном из барьерных островов повлиял на цены на огромные тамошние дома, когда краем глаза заметила в узкой колонке в самом низу страницы знакомое имя:

«В преддверии долгожданного отдыха в наступающие праздничные дни сенатор Пол Уитмен сообщил журналистам, что намерен на несколько дней забыть о работе.

„Мы будем праздновать день рождения Соединенных Штатов, – сказал он. – Едва ли можно найти более веский повод для того, чтобы сделать перерыв в работе и насладиться отдыхом в кругу семьи“.

Политик, которого многие считают одним из наиболее вероятных кандидатов на пост следующего президента США, проведет четыре дня в живописном городке Кеннебанкпорт (штат Мэн), который знаменит тем, что там находится летняя резиденция бывшего президента Джорджа Буша-старшего.

Возможно, Уитмен, в настоящее время представляющий в сенате штат Делавэр, намерен пойти по стопам сорок первого президента Соединенных Штатов?

„Поживем – увидим, – пошутил сенатор. – Но в эти выходные – никакой политики. Я собираюсь кататься с сыновьями на лодке, рыбачить и отдыхать“».

Элли опустила газету и часто заморгала.

Кеннебанкпорт находился меньше чем в часе езды от них, и именно от этой близости у нее затряслись руки. Разумеется, она всегда знала, что он где-то есть, ее отец, но всегда думала о нем как о чем-то абстрактном, как думаешь о какой-то далекой планете, постоянно находящейся в движении, постоянно кружащей по своей орбите где-то там, в вышине, но никогда не приближающейся к тебе настолько, чтобы иметь какую-то важность. Всю свою жизнь она ловила упоминания о нем в выпусках новостей, следила за его речами и предвыборными кампаниями, за его семейными вылазками на природу, за его торжественными ужинами и акциями по сбору средств, но знала о его жизни не больше, чем все остальные американцы.

В каком-то смысле он был полной противоположностью Грэму. По логике вещей он был человеком, которого Элли должна была знать лучше, чем кто-либо иной, человеком, который должен был быть для нее кем-то неизмеримо бо́льшим, нежели просто имя в газетах, тогда как в случае с Грэмом Ларкином у нее не было ни одной мыслимой причины знать его лучше, чем десятки людей, которые каждый день стекались к съемочной площадке в надежде заполучить его автограф.

Над дверью звякнул колокольчик, возвещая о появлении нового посетителя. Элли подняла голову – и ахнула от неожиданности. Точно уловив ее мысли на расстоянии, он необъяснимым образом материализовался по ту сторону стеклянной двери, одетый в синюю футболку цвета его глаз, которые сейчас были скрыты за темными очками.

Она настолько не ожидала увидеть его здесь, что безотчетно отступила назад и немедленно врезалась в стойку с жевательной резинкой и конфетами. Громоздкая конструкция пошатнулась, медленно, точно в дурном сне, стала заваливаться набок и с грохотом полетела на пол. От удара один из ящиков распахнулся, и зеленые мятные леденцы разлетелись во все стороны, точно стеклянные шарики.

Все, кто находился в зале, обернулись на грохот. Грэм до конца открыл дверь и поверх темных очков воззрился на разгром. Элли, совершенно ошеломленная, точно приросла к полу, а к ней между тем из-за прилавка уже спешила Мег со шваброй.

– Ничего страшного, ничего страшного, – повторяла она. В наступившей тишине ее слова казались до странности громкими. – Я все равно давно собиралась передвинуть эту стойку.

Протиснувшись мимо Грэма и ничем не выказав, что его лицо ей знакомо, она принялась ликвидировать разгром. Элли по-прежнему стояла столбом посреди разноцветных россыпей на полу. Ей было мучительно стыдно за свою пропотевшую майку и стянутые в небрежный хвост волосы, за тот факт, что все утро она провела, потея в душном магазине в обществе гигантского плюшевого омара. Потом она вспомнила, что до сих пор судорожно сжимает в руке газету, и свернула ее в трубку, не зная, что сказать. Оставалось только глупо разглядывать кафельные плитки под ногами.

Грэм прикрыл за собой дверь и, ни слова не говоря, присел на корточки рядом с Мег и принялся двумя руками сгребать леденцы в кучки. Остальные покупатели, по всей видимости ошарашенные не меньше Элли, во все глаза смотрели на него. Ее взгляд был прикован к его широкой спине, той самой спине, которая мелькала перед ней во время их прогулки по пляжу в тот день, и сердце готово было выскочить у нее из груди. Несмотря на то что она стояла прямо под кондиционером, ее вдруг снова бросило в пот. Глаза защипало, лицу стало жарко. Может, у нее тепловой удар?

– Ну вот, катастрофа предотвращена, – сказал Грэм, распрямляясь.

Мег со шваброй поспешила обратно, а остальные покупатели начали понемногу вспоминать, зачем вообще сюда пришли, и, повернувшись обратно к при лавку, принялись заказывать сэндвичи, и, к облегчению Элли, неестественная тишина, воцарившаяся в зале, рассеялась, сменившись позвякиванием посуды и смехом.

– Спасибо, – произнесла она негромко, не в силах заставить себя взглянуть на него, хотя всей кожей чувствовала на себе его взгляд – как ожог.

Он кашлянул и сдвинул очки на макушку, а потом вскинул бровь, и маленький шрамик в виде полумесяца над ней тоже дрогнул. Элли ощутила, как сердце у нее в груди отозвалось болезненным толчком, словно было тоже связано с ними незримыми хрупкими нитями. Ей хотелось что-то сказать, но язык прилип к нёбу, и прежде, чем она смогла хотя бы попробовать, дверь снова открылась и в зале опять воцарилась гробовая тишина, потому что вошла Оливия, свежая, как утренняя роза, и невыносимо прекрасная.

– Прошу прощения, – произнесла она, направляясь прямиком к Грэму. Потом взмахнула телефоном, так что сверкнули стразы на чехле. – Мой агент. – Она наморщила носик, покосившись на одинокий зеленый леденец, прилипший к его колену. – Ты что, ползал тут по полу?

– У нас здесь случилась небольшая авария, – ответил Грэм, стряхивая конфету. – Пришлось поучаствовать в ликвидации.

Оливия рассеянно огляделась по сторонам:

– У них тут что, нет для этого специальных людей?

– Люди есть, – сообщила Мег, неожиданно вновь появляясь рядом с ними с запотевшим стаканчиком чая со льдом в каждой руке. – Вам нужны сэндвичи или столик на двоих?

– Наверное, и то и другое, – с сомнением в голосе отозвалась Оливия и обвела взглядом крошечный зальчик, в ко тором семьи туристов ели принесенный в корзинках обед.

Элли сунула газету под мышку, стараясь не встречаться взглядом с Грэмом, в глазах которого застыл вопрос, и взяла у Мег стаканчики.

– Большое спасибо, – сказала она. – Мне нужно возвращаться.

– Рад был тебя видеть, – сказал Грэм, и Элли неловко кивнула.

Уже открывая дверь, она услышала, как Оливия поинтересовалась:

– Ты что, ее знаешь?

Дожидаться ответа она не стала.

Очутившись на улице, она на ватных ногах поспешила через сквер обратно в магазин. Дверь была подперта старой ловушкой для омара, и, хотя в лицо ей ударила волна горячего воздуха, густая и душная, Элли охватило немыслимое облегчение.

Мама сидела за прилавком, опустив подбородок на одну руку, а другой промокала взмокший лоб косынкой. При виде Элли она распрямилась:

– У тебя такой вид, как будто ты только что пробежала марафон.

– Почти так оно и есть. – Элли поставила на прилавок стаканы, с которых капало. Она только сейчас заметила, что у нее трясутся руки, и попыталась унять дрожь, украдкой сунув газету, которую держала под мышкой, за одну из корзин с игрушками, стоявших у ее ног, чтобы вернуться к ней потом.

– Тебе нехорошо? – забеспокоилась мама, и Элли мотнула головой.

– Все в полном порядке, – заверила она, но это была не совсем правда. У нее голова шла кругом. Она была потрясена статьей об отце. Она устала бегать от Грэма. Ей было плохо. У нее было разбито сердце. Все было далеко не в порядке.

– Это хорошо, – сказала мама. – Потому что я хочу закончить с витринами.

Элли устало вздохнула. У мамы была утомительная привычка каждые несколько недель менять оформление двух витрин.

– Сегодня? – спросила она, хотя на самом деле ее вопрос должен был звучать как «В такую жару?».

Мама предпочла проигнорировать ее недовольство.

– Сегодня ничем не хуже и не лучше любого другого дня, – пожала плечами она. – Думаю, шахматную доску надо сдвинуть в сторону, вокруг разложить какие-нибудь ракушки, а на освободившееся место повесить твои рамки.

– Ладно, – сказала Элли и, подойдя к витрине, собралась убрать надувные мячи, которые украшали ее с тех пор, как начались школьные каникулы.

– Я сама уберу, – остановила ее мама. – Можешь переписать еще несколько стихов для новых рамок? Готовые уже почти закончились.

Элли потянулась за маленьким томиком стихов, который таскала с собой в сумке. На прошлой неделе они продали две рамки, обе со стихами Элизабет Бишоп, и мама была уверена, что их купили именно поэтому. Женщина, купившая их, перед этим минут пятнадцать читала стихи, выбирая, какие взять.

Элли уселась на табуретку перед прилавком, уже решив, что возьмет Йейтса или Одена. Но когда она открыла томик, оттуда выпорхнул лист бумаги, и она с изумлением поняла, что держит в руках рисунок Грэма.

Ее взгляд скользнул вдоль тонких карандашных линий, таких строгих, геометрически правильных, с прямыми, точно стрелы, краями и четкими углами. Все это было словно во сне. Элли почувствовала, как растворяется в этих линиях, сплетающихся в страховочную сетку, сохраняющую ее от воспоминаний о том дне, когда был сделан рисунок.

Она погладила большим пальцем крохотную дырочку, которую острие его карандаша процарапало в бумаге, когда она отвлекла его. Сквозь бумагу с обратной стороны просвечивали буквы, и Элли перевернула листок и пробежала глазами меню, внезапно перенесшись в то кафе со сладким запахом шоколада, висящим в воздухе. Она долго сидела, держа рисунок за уголки, и мысли ее были далеко. Потом встала и вместе с рисунком пошла в подсобку, где выбрала одну из новых рамок – черную, добротно сделанную – и сняла с нее задник. Вставляя внутрь рисунок, она позаботилась, чтобы не видно было подписи вдоль нижнего края – неровного серого росчерка, который мог выдать автора.

Когда она вынесла готовую рамку в зал, мама нахмурилась.

– Это же не стихи, – сказала она, но Элли ее не слушала.

Она положила в витрину розовую карточку с надписью «Рисунок не продается», а потом установила рамку поверх нее, прислонив к остальным так, чтобы она была обращена к югу, чтобы она смотрела на воду и бухту. Чтобы она смотрела на Грэма.

– Стихи, – сказала она. – Стихи.

* * *

От: [e-mail]

Отправлено: среда, 3 июля 2013 11:44

Кому: [e-mail]

Тема: (без темы)

Привет, Эван.

Похоже, я таки попаду домой на эти выходные. Невероятно, но мы укладываемся в график съемок, так что меня здесь ничто не держит. Думаю, если ты покормишь Уилбура примерно в обед в субботу, он спокойно продержится до вечера.

Спасибо тебе еще раз, дружище. Обними от меня кабанчика.

ГЛ

Едва только Грэм увидел ее в кулинарии, как в тот же миг понял свою ошибку.

Он не забыл ее. Но он опустил руки.

И теперь, сидя за столиком напротив Оливии, он отчетливо, с отчаянной обреченностью понял, что был не прав. Надо было проявить упорство. Надо было являться к ее дому каждый вечер, звонить ей каждый день, писать каждый час. Надо было не сдаваться.

Напрасно он тогда ушел.

А теперь уже слишком поздно.

Она даже не взглянула на него. Ни единого разу.

Напротив него Оливия со скептическим выражением лица изучала меню, мелом нацарапанное на доске над прилавком.

– У них тут даже ни одного салата нет! – возмутилась она. В ее голосе звучали капризные нотки, которые исчезали, лишь когда она бывала в образе своей героини.

– Я уверен, они могут накрошить для тебя в тарелку какой-нибудь зелени, – бросил он рассеянно, и она посмотрела на него с таким видом, как будто он предложил ей поесть с пола.

Вот уже почти три недели он пытался представить, что будет, если он снова наткнется на Элли. Но ни один из этих сценариев не предусматривал присутствия Оливии.

– Прошу прощения, – возвысила она голос и сделала знак женщине, которая помогала ему собирать с полу конфеты. – А нет возможности где-нибудь раздобыть рукколу? И грушу? Или козий сыр? – Она с ослепительной улыбкой обернулась к Грэму. – Мне просто до смерти хочется козьего сыра.

Женщина явно с трудом сдерживала смех.

– Мы предлагаем только то, что есть в меню. – Она кивнула на доску с перечнем возможных вариантов, включавшим в себя сэндвичи с ростбифом, индейкой и ветчиной. – И заказ надо делать у стойки.

Грэм поднялся на ноги:

– Я схожу.

– Тогда я, пожалуй, буду сэндвич с индейкой, – сказала Оливия и со вздохом вытащила телефон. – Только без хлеба.

– Какой же это сэндвич! – пробормотала женщина и вернулась за прилавок.

Грэма пытались пропустить вперед, но он вежливо отказался. В ожидании своей очереди он стал смотреть в окно, откуда был виден магазинчик О’Нилов, потом перевел взгляд на Оливию, которая сидела за столом, обмахиваясь рукой с наманикюренными пальчиками.

Гарри не оставлял своих попыток убедить Грэма, что закрутить роман с Оливией – это второй по эффективности шаг, который он может сделать для собственной карьеры. Первым, разумеется, было выбрать следующий проект из кучи сценариев, которые были веером разбросаны на кофейном столике в его гостиничном номере, один хуже другого, про инопланетян, роботов и вампиров. Была среди них и музыкальная версия старого ситкома, в которой Грэму предлагалось сыграть своего собственного брата-близнеца, и комедия о похождениях двух друзей-старшеклассников, которые выдавали себя за студентов колледжа.

– Да знаю я, знаю, – говорил Гарри каждый раз, когда Грэм отвергал очередной сценарий. – Но нам нужно решить, в каком направлении двигаться дальше.

Грэм и сам отдавал себе в этом отчет, но ему хотелось сделать правильный выбор.

В последнюю пару недель он с головой ушел в съемки, выкладывался в каждой сцене, скрупулезно выполнял все указания режиссера, с блеском отыгрывал все свои реплики. По вечерам он засыпал на продавленной гостиничной койке с исчирканной пометками копией сценария на груди, а по утрам прокручивал текст роли в голове, пока принимал душ и чистил зубы.

Все равно ничего другого ему не оставалось. Без Элли этот городок очень быстро начал его душить, он устал каждый день обедать в своем трейлере, а ужинать в номере гостиницы. Гарри уже начинал его утомлять, а Мик не хотел разговаривать ни о чем, кроме работы. Время от времени Грэм развлекался игрой в карты с другими актерами, но большинство из них были старше, поэтому в конце концов он стал проводить время в одиночестве, а мало существует вещей более тоскливых, чем мерцающий экран телевизора и тарелка с недоеденным ужином на смятой гостиничной постели.

Вчера вечером, включив телевизор, он с удивлением обнаружил, что показывают «Убить пересмешника». В прошлый раз он смотрел этот фильм еще в детстве, с родителями, и сейчас мгновенно прилип к экрану, покоренный очарованием этой классической картины. И пусть его ровесники сколько влезет смотрят комедии, нашпигованные шутками ниже пояса, и боевики. Грэм вдруг понял, что хотел бы сняться именно в таком фильме. В чем-то серьезном.

Утром по пути на съемочную площадку Оливия пристроилась рядом с ним. Грэм знал, что она уже дала согласие на съемки в следующих двух картинах: в диснеевском фильме о принцессе наших дней и в комедии о двух соседках по общежитию. И пусть он относился к ее выбору с долей скепсиса, в каком-то смысле он ей даже завидовал. Она точно знала, чего хочет, и точно знала, в каком направлении двигается. О себе он того же самого сказать не мог.

– Какие у тебя планы на Четвертое июля? – поинтересовалась она, поправляя очки, когда они, уже позже, направлялись в сторону нескольких установленных на тележках камер, готовых запечатлеть на пленку их продвижение по улице.

Когда Мик предложил на выходных поработать, актеры и съемочная группа дружно возмутились. Оставалось всего три дня съемок – а у Грэма, у которого последняя сцена была намечена на утро второго дня, и того меньше, – и режиссер хотел поднапрячься и поскорее вернуться в студию в Лос-Анджелес. Но после месяца работы практически без выходных все отчаянно нуждались в передышке, так что он в конце концов сдался. Они получили свои выходные перед окончанием съемок, и теперь все только и делали, что строили планы. Грэм слышал, что кто-то из съемочной группы намеревался снять катер и устроить вечеринку на воде, а остальные собирались присоединиться к празднествам в городе.

– Я вот думаю, не слетать ли мне на денек на Манхэттен, – не дожидаясь ответа, заявила Оливия. – А то в этой глуши я уже начала забывать, что такое цивилизация.

– Круто, – машинально отозвался он, и она бросила на него взгляд искоса:

– Не хочешь смотаться со мной за компанию?

Он вскинул брови:

– В Нью-Йорк?

– На Манхэттен, – ответила она таким тоном, как будто это были совершенно разные вещи. – Согласись, классно было бы вырваться отсюда.

К его удивлению, эта мысль не вызвала у него отторжения, в особенности после многих дней одиночества, и он задался вопросом, пошутила она или нет. Он покосился на нее, пытаясь понять, была ли эта фраза брошена ради красного словца, или она в самом деле рассчитывала, что он может к ней присоединиться. Неужели это все не ради пиара и он в самом деле ей нравится?

Но прежде чем он успел что-либо ответить, Оливия улыбнулась.

Дата добавления: 2015-07-25