ГЛАВА 9. Мэгги небольшими глотками прихлебывала крепкий обжигающий кофе и любовалась

Мэгги небольшими глотками прихлебывала крепкий обжигающий кофе и любовалась великолепным видом. Солнечный свет заливал зеленые холмы, ослепительным сверканием очертив могучие силуэты увенчанных снежными шапками гор. Россыпь терракотовых пологих крыш тянулась до самого горизонта. Теплый ветерок веял запахами оливы и лимона, и Мэгги глубоко вдыхала ароматный воздух, безуспешно стараясь угомонить неистово бьющееся сердце.

Прошлой ночью она занималась любовью с Майклом Конте.

В памяти Мэгги мелькали обрывки воспоминаний. Восхитительный жар и всепоглощающий взрыв оргазма. Губы Майкла, тронутые нежной улыбкой. Руки, ласкавшие ее так, словно она хрупкое бесценное сокровище, а не легкое развлечение на одну ночь.

Только ведь это не так. Именно развлечение и именно на одну ночь, самое большее на две. Потому что в конце недели этому нелепому фарсу придет конец и Майкл навсегда исчезнет из ее жизни. Исчезнет, как и все его предшественники.

Как такое могло произойти? В доме Брайана Мэгги исповедалась Майклу в своих тайнах добровольно, и ей некого было винить в случившемся, кроме самой себя. Нежность Майкла подтолкнула ее разоткровенничаться куда верней, чем любые настойчивые требования. Совсем недавно она клялась себе, что улетит отсюда первым же рейсом, — и вот сама же вызвала Майкла на любовный поединок, наивно полагая, что секс поможет выкинуть его из головы.

Мэгги прикусила нижнюю губу и отпила глоток обжигающего кофе. Когда она проснулась, Майкл уже ушел, оставив записку, что выберется на пару часов в город, а по возвращении отвезет ее в головной офис «Ла дольче фамилиа». Разочарование, которое испытала Мэгги, проснувшись одна, потрясло основы ее мироздания. Она всегда боролась с соблазном поскорее сбежать из постели, едва рассветет, и только вчера впервые в жизни ей захотелось прильнуть поутру к мужчине, с которым она провела ночь. Раз за разом Майкл заставал ее врасплох, бросал ей вызов и пробуждал страстное желание выйти за пределы обыденного. Майкл опасен… потому что способен овладеть не только ее телом, но и душой.

Надо бежать отсюда. Бежать без оглядки.

Сердце забилось тяжело и гулко, кровь зашумела в висках. Приступ паники неумолимо приближался, набирая обороты, и Мэгги схватилась за фотоаппарат, надеясь хоть так побороть этот нелепый выверт своей физиологии. Восстановить ровное дыхание и ясность мысли. Она принялась делать снимки пейзажа, сосредоточив все внимание на видоискателе, выискивая уникальный, потрясающий кадр. И двинулась вдоль края террасы, целиком поглощенная шумом затвора и вспышками объектива. Что угодно, только не поддаться муторному зову тревоги, который подталкивает ее к срыву.

— Мя-я-яу!

Шарахнувшись от кошачьего вопля, Мэгги споткнулась и едва не приземлилась на пятую точку. Перед глазами пронесся в прыжке размытый черный силуэт, и Мэгги отпрянула, стремясь во что бы то ни стало избежать знакомства с острыми когтями.

— Дерьмо! — завопила она, пятясь к безопасной середине мощенной плитками террасы — подальше от зарослей. — Пошел вон, скотина!

Кот — если это вообще был кот — вкрадчиво и хищно двинулся к ней. На черной морде горели огнем ярко-зеленые глаза, массивные лапы ступали по плиткам, неуклонно сокращая расстояние между ними. Метнувшись за металлический барный стул, Мэгги с ненавистью смотрела на приближавшуюся тварь. Она не любила кошек. Терпеть не могла. Собаки — еще куда ни шло, они, как правило, ласковы и беззаветно преданы тем, кто о них заботится. Кошки — другое дело. Они, словно стервозные примадонны, убеждены, что все окружающие годятся лишь на то, чтобы им служить. Кошек Мэгги боялась до судорог, даже больше, чем детей, а значит, речи не может быть о том, чтобы продолжить приятное сидение на террасе. Эта тварь, однако, была втрое крупнее обычной кошки, скорей размерами с небольшую собаку. Любая ведьма сочла бы за честь обзавестись таким экземпляром. Кот сверлил ее горящим взглядом так, словно хотел навести порчу, и Мэгги чувствовала себя как загипнотизированная.

— Вижу, ты познакомилась с Данте.

Она стремительно обернулась и увидела, что ей улыбается Майкл. Он был гладко выбрит, длинные волосы стянуты на затылке в аккуратный конский хвост. Вид у него был отдохнувший и свежий, между тем как Мэгги, совершенно выбитая из колеи, безуспешно пыталась обрести хладнокровие.

— Чем вы кормите эту зверюгу? Младенцами?

Майкл засмеялся и, присев на корточки, попытался подозвать к себе кота. Данте зашипел, хлеща по бокам хвостом. Мэгги отпрянула дальше.

— Cara, неужели ты боишься кошек?

Ее передернуло.

— Просто не люблю. Они слишком требовательны и заносчивы.

Губы Майкла подозрительно дрогнули.

— Похоже, вы идеально подходите друг другу.

— Очень смешно. Это ваш кот?

— Нет, бродячий, — покачал головой Майкл. — Регулярно заглядывает к нам поесть, но к себе никого не подпускает. Даже Карина, которую мы прозвали заклинателем животных, не сумела найти к нему подхода. У Данте свои заскоки.

Мэгги внимательно оглядела кота. Опрятный, гладкий, безусловно не голодает, но явно терпеть не может людей. Она хихикнула, позабавленная внезапной мыслью:

— Стало быть, Данте ходит за пропитанием к тем, кого откровенно презирает? Занятно.

— Да, пожалуй, — пробормотал Майкл… и внезапно Мэгги оказалась в его объятиях. Пахнущее мятой дыхание Майкла коснулось ее губ, и у нее вдруг ослабли ноги. — Тебе хорошо спалось прошлой ночью?

— Да.

— Лгунья! — Черные глаза его заблестели многообещающе и чуточку опасно. По спине ее пробежал холодок. — Впрочем, если ты после трех раз еще и умудрилась выспаться, мне сегодня ночью нужно будет поднапрячься.

О господи!

Мэгги кашлянула, напоминая себе, что еще одна ночь с Майклом может оказаться для нее роковой. Моргнув, она попыталась отстраниться, избавиться от опасной близости… но руки Майкла лишь теснее сомкнулись вокруг нее.

— Майкл…

— Мне нравится, как ты произносишь мое имя.

С этими словами Майкл наклонил голову и накрыл ее губы долгим, медленным и глубоким поцелуем. Мэгги прильнула к нему, отдаваясь во власть этого поцелуя, отвечая напористым и нежным ласкам завладевшего ее ртом языка. Тихий стон вырвался у нее, и Майкл, заглушив своим ртом этот стон, прихватил зубами ее нижнюю губу. Острая боль, смешанная с наслаждением, отдалась вспышкой томительного жара внизу живота. Вкус его был так сладостен, что Мэгги не желала упустить ни капли этой благодати, ни единого грана великолепных крепких мускулов, которым уже было тесно под одеждой. Погружаясь в чувственный омут, она безропотно, очертя голову падала в опаляющую, нестерпимо сладкую бездну, где…

— А-а-а!

Майкл оттолкнул Мэгги и запрыгал на одной ноге.

В ужасе глянув вниз, она обнаружила, что в другую его ногу запустил зубы Данте. На тонкой штанине видны были крохотные проколы — следы укуса, и Мэгги при виде их оцепенела, испугавшись, что вслед за Майклом наступит ее очередь. Кот, задрав мордочку, презрительно фыркнул и отпустил ногу Майкла. Затем он испустил тихое шипение и с недвусмысленной решимостью направился к Мэгги.

— Данте! — Майкл разразился потоком итальянских фраз и погрозил вслед кулаком. Не обратив на него ни малейшего внимания, кот подошел к Мэгги. Она зажмурилась, не в силах даже пошевельнуться, и…

Данте потерся боком о ее икру. Слух Мэгги уловил басовитый рокот, словно поблизости заработал двигатель автомобиля. Она открыла глаза и лишь тогда осознала, что это не шум мотора, а мурлыканье. Данте с размаху ткнулся мордочкой в ее ногу, потом дважды обошел вокруг нее, подергивая от удовольствия длинными усами, и наконец уселся рядом с ней.

Майкл оторопело уставился на кота, затем перевел взгляд на Мэгги.

— Глазам своим не верю, — пробормотал он. — Данте никогда прежде такого не проделывал. И никогда не кусался.

— Что?! Ну это уж точно не моя вина. Я ведь сказала, что не люблю кошек. Я не подбивала его тебя укусить!

— Да, знаю. Все гораздо сложнее. Быть может, Данте видит то, что упустили все мы.

Мэгги воззрилась на него округлившимися глазами.

— И ты подкармливаешь этого зверя, чтобы он раз за разом возвращался сюда? — изумленно вопросила она. — Что это на тебя нашло? Он набросился на тебя, как на лакомый кусочек.

Искра, проскочившая между ними при этом неосторожном сравнении, тотчас полыхнула, словно взбесившийся фейерверк. Пульс Мэгги резко участился. Недвусмысленное намерение вспыхнуло в черных глазах Майкла, и он потянулся к ней…

— Маргерита! Майкл!

Они разом отпрянули друг от друга. В дверном проеме стояла мать Майкла. Поверх ее платья был повязан фартук, волосы собраны на затылке аккуратным узлом. От аристократичных черт ее лица веяло той самой классической силой, которая основала успешный семейный бизнес и вырастила четверых детей.

— Что здесь происходит?

— Я как раз знакомил Мэгги с Данте.

— Почему Данте сидит рядом с Маргеритой? — ахнула матушка Конте.

— Да, это, судя по всему, вопрос дня. — Неловко поежившись, Мэгги отступила на шаг от кота с людоедскими замашками. Данте сопроводил ее трусливое бегство полным отвращения взглядом.

— Мама, мы с Мэгги собираемся заехать в офис к Джульетте. Тебе нужно что-нибудь привезти?

— Я дам список продуктов, которые как раз на исходе. Маргерита, мне нужна помощь в кухне. Пойдешь со мной?

Мэгги заколебалась. Как бы сильно ни нравилась ей мать Майкла, она не могла отделаться от глубоко засевшего страха перед этой женщиной. Слишком уж она проницательна и задает слишком много вопросов. Что, если Мэгги допустит промашку и раскроет всю подноготную их обмана? Майкл подал ей знак — соглашайся, мол, — но она покачала головой:

— Ммм… честно говоря, я не очень люблю готовить. Может быть, вы позовете на помощь Майкла?

Матушка Конте отрицательно покачала пальцем:

— Майкл уже научился стряпать, а ты — еще нет. Ступай со мной. — С этими словами она скрылась в доме.

Мэгги шепотом выругалась, возмущенно покосившись на трясущиеся плечи Майкла, который пытался подавить смех.

— Ненавижу готовку! — прошипела она. — Твоя мать меня пугает. Вдруг она что-то заподозрит?

— Ничего она не заподозрит. Просто будь умницей, cara. И смотри не взорви кухню.

Мэгги схватила фотоаппарат, метнула на Майкла недобрый взгляд и, нарочито топая, направилась к двери. Сзади донеслось негромкое мяуканье, но она притворилась, будто ничего не слышала. От парадоксального положения, в котором она оказалась, впору было свихнуться. Казалось, на каждом шагу ей как нарочно подворачивается именно то, с чем она дома, в Штатах, решительно не желала иметь дела. Не говоря уж о том, что Мэгги чувствовала себя ответственной за Карину и ее нынешнюю жизнь, ей пришлось возиться с четырьмя мальчишками и при этом обойтись без смертоубийства, терпеть выходки чокнутых котов, а теперь еще нужно будет ублажить мамочку Майкла, не отравив семейную трапезу. Недовольно бурча себе под нос, Мэгги положила фотоаппарат на стол.

Матушка Конте уже расставила на длинном широком столе набор разнообразных мисок и мерных стаканчиков. Тут же блистали великолепием выложенные в ряд румяные яблоки. Такими не постыдилась бы воспользоваться и злая королева из сказки про Белоснежку. Посреди стола высилось что-то вроде блендера с колесиками, а рядом выстроились банки с сыпучими продуктами — по всей вероятности, с сахаром, мукой и содой.

Мэгги попыталась изобразить воодушевление при мысли о предстоящем занятии. Боже, как хочется хлебнуть вина… но ведь сейчас только девять утра. Надо было плеснуть спиртного в кофе. Итальянцы такое любят.

Она растянула губы в фальшиво бодрой улыбке:

— Итак, что сегодня будем готовить?

Матушка Конте выложила перед ней на стол изрядно потертый клочок бумаги и ткнула в него пальцем:

— Вот наш рецепт.

— Хм, я думала, вы так много знаете о готовке, что обходитесь без рецептов.

Мать Майкла фыркнула:

— Я — да, но тебе, Маргерита, нужно научиться следовать инструкциям. Это рецепт одного из фирменных десертов нашей пекарни. Мы начнем с того, что попроще, — torta di mele, яблочный пирог. Прекрасно подойдет к нашему послеобеденному кофе.

Мэгги окинула взглядом длинный перечень действий и на третьем пункте безнадежно потеряла ориентацию. Она как-то стряпала шоколадный кекс из готовой смеси — просто потому, что захотелось это попробовать. Проба вышла неудачной, поскольку Мэгги понятия не имела, что тесто нужно так долго размешивать, и в нем остались комья сухого порошка. Ее тогдашний приятель чуть не лопнул от смеха, и Мэгги в тот же вечер с ним порвала.

— Я буду наблюдать за твоей работой. Вот твои мерные стаканчики. Приступай.

Когда в последний раз ею командовала женщина постарше? Да никогда. Разве что мать Алексы, да и то лишь потому, что Мэгги, еще будучи девчонкой, часто бывала у них дома.

Мэгги не спеша отмерила сухие ингредиенты и высыпала их в огромную миску. Что ж, ладно, если ей предстоит подвергнуться кухонным пыткам, она вполне может заодно кое-что поразнюхать.

— Майкл говорит, что вы научили его готовить еще в раннем возрасте. Неужели он всегда хотел управлять «Ла дольче фамилиа»?

— Майкл очень долго не желал иметь ничего общего с семейным бизнесом, — ответила пожилая женщина. — Он твердо решил стать автогонщиком.

У Мэгги отвисла челюсть.

— Что?!

— Si. Он был очень хорошим гонщиком, хотя у меня сердце замирало всякий раз, когда он выезжал на трассу. Сколько бы отец и я ни пытались его урезонить, он неизменно возвращался к гонкам. К тому времени наша пекарня уже начала приобретать популярность, и мы открыли вторую в Милане. Отец часто ссорился с Майклом, твердя о его ответственности перед семьей и семейным бизнесом.

— Майкл никогда не рассказывал мне, что был гонщиком, — пробормотала Мэгги… и тотчас прикусила язык. Вот черт! Как это она может ничего не знать о прошлом собственного мужа? — То есть… я хочу сказать, он мало что говорил о своем прежнем занятии.

— Меня это не удивляет. Майкл теперь почти не вспоминает об этой части своей жизни. Нет, Маргерита, яйца надо разбивать вот так.

И синьора Конте, одним четким ударом разломив яйцо пополам, ловко вытряхнула его содержимое в миску.

Мэгги попыталась скопировать ее движения — и скорлупа яйца лопнула, разлетевшись на мелкие кусочки. Она вздрогнула, как от удара, но мать Майкла пододвинула к ней горку яиц и велела разбивать их одно за другим. Мэгги постаралась сосредоточиться на этом занятии, но в мыслях ее неотступно маячил образ юного Майкла Конте, который, презрев волю родителей, несется в машине по гоночной трассе.

— И что же произошло?

— Все осложнилось, — вздохнула синьора Конте. — Один из друзей Майкла попал в аварию, и этот случай прибавил нам расстройства. К тому времени мы уже знали, что Венеция не желает заниматься пекарней, и наши мечты о семейном бизнесе начали увядать. Конечно, мы могли бы принять и другие решения. Мой муж стремился к расширению дела; я любила готовить и хотела остановиться на двух пекарнях. Кто знает, к чему бы мы пришли? Вмешался Господь, и Майкл сделал свой выбор.

Мэгги ударила яйцом по краю миски. Желток и белок аккуратно выскользнули в миску, не прихватив с собой ни единого кусочка скорлупы, и она испытала странное удовлетворение. Должно быть, «семь» и вправду ее счастливое число.

— Он решил бросить гонки?

Синьора Конте покачала головой, и на ее лице промелькнуло сожаление.

— Нет. Он объявил, что решил стать профессиональным гонщиком.

— Не понимаю… — шумно втянула воздух Мэгги.

— Майкл ушел из дома и целый год ездил в кольцевых гонках. Он был молод, но одарен и мечтал когда-нибудь принять участие в Гран-при. А потом у моего мужа случился сердечный приступ.

Образ, стоявший за этими словами, потряс Мэгги до основания. Она смотрела на мать Майкла и не могла отвести глаз. Казалось, еще мгновение — и ей откроется ужасная правда. Мэгги напряглась всем телом, охваченная неодолимым желанием: бежать без оглядки, зажав для верности уши. Голос ее дрогнул, сорвавшись на единственном слове, которое только она и сумела выговорить:

— Расскажите.

Синьора Конте кивнула и вытерла руки о фартук.

— Si, тебе следует это знать. Узнав, что у отца произошел сердечный приступ, Майкл тотчас вернулся домой. Сутками не выходил из больницы, неотлучно дежурил у его постели. Думаю, мы все тогда верили, что отец в конце концов оправится, но случился второй приступ… и он нас покинул. Выйдя из его палаты, Майкл сообщил мне, что бросил гонки и берет в свои руки семейный бизнес.

Она помолчала, и Мэгги тоже не произнесла ни слова, пока ее пожилая собеседница размышляла о давно минувших событиях и во взгляде ее мелькали призраки прошлого.

— Тот день, когда я потеряла мужа, принес мне еще одну потерю. Мой сын лишился того, что всегда ярко пылало в нем: необузданности, неукротимой свободы от всех и всяческих запретов. Он стал идеальным сыном, идеальным братом, идеальным бизнесменом — словом, всем, что нам было от него нужно… но при этом отрекся от части себя.

Горло ее перехватило от избытка чувств. Мэгги стиснула ложку с такой силой, что удивилась, как это из-под ее пальцев не брызнули осколки. Теперь понятно, почему Майкл кажется таким безупречным. Он отказался от своей сокровенной мечты и стал всем, в чем нуждались его родные. Стал, не думая о себе, ни на что не сетуя. И ни разу даже смутным намеком не показал, что живет не той жизнью, о которой мечтал.

Матушка Конте тряхнула головой, обретая прежнее самообладание:

— Вот и вся история. Можешь сделать с ней, что твоей душе угодно, но я хотела, чтобы ты знала об этом, потому что ты жена Майкла.

Мэгги попыталась что-то сказать, но лишь безмолвно кивнула. И пока они чистили яблоки, образ мужчины, которого она, казалось, хорошо узнала, разлетелся в ее воображении на мельчайшие кусочки. Под внешней непринужденной беззаботностью скрывался человек, достаточно сильный, чтобы принимать решения ради блага других. Ради блага тех, кого он любит.

— Маргерита, расскажи мне о своих родителях, — нарушил этот момент истины повелительный голос матушки Конте. — Почему твоя мать не научила тебя готовить?

Мэгги сосредоточенно снимала кожуру с яблока.

— Моя мать не любит возиться с домашним хозяйством. Она снималась в кино и считала, что ее детям будет лучше расти под присмотром нянек и кухарок. Так что я ни в чем не нуждалась и получала разнообразное питание.

Довольная таким спокойным и рассудительным тоном, мать Майкла подняла взгляд на Мэгги. Аккуратно отложив яблоко, она прищурилась, словно изучала все потаенные оттенки выражения на лице невестки.

— А сейчас у тебя близкие отношения с родителями?

Мэгги вздернула подбородок и, не дрогнув, выдержала ее пристальный взгляд.

— Нет. Отец живет с новой женой, а мать предпочитает, чтобы мы лишь изредка вместе завтракали.

— А есть у тебя бабушка и дедушка? Дяди и тети? Двоюродные братья или сестры?

— Нет, никого, только родной брат. На самом деле все было не так уж и страшно. Мы ни в чем не знали отказа, и жилось нам легко.

— Чушь!

У Мэгги по-детски приоткрылся рот.

— Что?

— То, что ты услышала, Маргерита. Твоя жизнь не была легкой. Некому было направлять тебя на верный путь, наставлять тебя, заботиться о тебе. Дом не только то место, где кормят, одевают и дарят игрушки. Впрочем, ты здесь не виновата. Твои родители — настоящие глупцы, потому что лишили себя радости гордиться такой прекрасной, такой замечательной дочерью. — Синьора Конте презрительно фыркнула. — Ну да неважно. Ты научилась быть сильной и прочно стоять на ногах. Вот почему ты так хорошо подходишь моему сыну.

— Это вряд ли, — рассмеялась Мэгги. — Мы слишком разные. — И поперхнулась, тут же сообразив, чт о ляпнула. Черт, опять напортачила! — Ммм… то есть я хотела сказать, сначала мы думали, что у нас ничего не получится, но потом влюбились друг в друга.

— Хм… понимаю, — произнесла синьора Конте. Мэгги сделала неловкое движение — и шлепок жидкого месива взлетел к самому потолку. — Маргерита, когда вы поженились?

Мэгги внутренне сжалась, лихорадочно припоминая все те случаи, когда ей требовалось качественно соврать и избежать разоблачения. «Молю тебя, Сатана, хоть сейчас меня не подведи!»

— Две недели назад.

— А день?

— Ммм… — Она на миг запнулась, но тут же уверенно продолжила: — Вторник. Двадцатое мая.

Пожилая женщина помолчала, потом произнесла:

— Хороший день для свадьбы, верно?

— Да.

— Ты любишь моего сына?

Мэгги выронила ложку и уставилась на матушку Конте:

— Что?!

— Ты любишь моего сына?

— Ну да, конечно, конечно же я люблю его! Я бы ни за что не вышла замуж за того, кого не люблю! — Мэгги выдавила смешок, мысленно молясь, чтобы он не прозвучал чересчур фальшиво.

Будь ты проклят, Майкл Конте! Будь ты проклят, проклят, проклят…

Внезапно пара сильных морщинистых рук обхватила ее ладони и крепко сжала. Мэгги вздрогнула. Испытующий взгляд матери Майкла проник в самые потаенные уголки ее души. Она затаила дыхание. Как же не хочется, чтобы их обман разоблачили именно тогда, когда осталось продержаться всего пару дней! В сознании Мэгги промелькнул добрый десяток ответов, которые могли бы убедить пожилую итальянку, что они с Майклом действительно женаты… но тут гроза, как будто уже нависшая над ее головой, развеялась, лицо матушки Конте просветлело и смягчилось: она поняла что-то, для Мэгги оставшееся загадкой.

— Si, вы идеальная пара. Ты возвращаешь ему утраченную свободу. Ты сама убедишься в этом еще до того, как вы уедете отсюда.

И прежде чем Мэгги успела хоть что-то ответить, мать Майкла подтащила поближе к ней громадный миксер.

— А теперь, — сказала она, — я покажу тебе, как пользоваться этой штукой. И будь осторожна, не то можешь лишиться пальца.

Мэгги судорожно сглотнула. Вновь пробудился настырный демон, который обитал в глубине ее души и вечно нашептывал, какая она никудышная.

— Зачем вы это делаете? Я все равно не люблю готовить. Когда мы вернемся в Штаты, я не буду стряпать Майклу лакомые десерты и угождать его прихотям. — Ей почти хотелось услышать от матери Майкла что-нибудь холодное и резкое. — Я работаю допоздна и заказываю ужин с доставкой на дом, а ему говорю, чтобы сам взял себе пива. Из меня никогда не выйдет идеальная жена.

Тень улыбки тронула губы синьоры Конте.

— Майкл много раз пытался полюбить женщину, которая стала бы ему подходящей женой. Или по крайней мере такой, какова, по его мнению, должна быть подходящая жена.

В душе Мэгги родилась и стремительно обрела силу глубокая страстная тоска. Но Мэгги поборола порыв, старательно притворяясь, будто не слышит ее безмолвного зова. В конце концов, она уже много раз справлялась с этим чувством. Точно Рокки из одноименного фильма, она выдерживала на ринге раунд за раундом, зная, что если позволит себе упасть, то ей это дорого обойдется.

Словно прочитав ее мысли, матушка Конте коснулась ее щеки ласковым жестом, который напомнил Мэгги Майкла.

— Что касается стряпни, я учу тебя готовить только по одной причине. Каждая женщина должна освоить хотя бы один фирменный десерт. Не для других, но ради себя самой. А теперь запускай миксер.

Когда несколько десятков яблок были очищены от кожуры, а пирог благополучно помещен в духовку, Мэгги, радуясь тому, что все ее десять пальцев остались невредимы, схватила со столика фотоаппарат и обернулась к матушке Конте, чтобы поблагодарить ее за урок. И тут же вскинула фотоаппарат, всецело захваченная представшим перед ней зрелищем. Дрожа всем телом, она выдвинула объектив и принялась нажимать затвор. Раз за разом.

Синьора Конте смотрела в кухонное окно, и казалось, что она видит там нечто, недоступное другим. Обеими руками она прижимала к груди чашу миксера — бережно, почти любовно. Голову она чуть заметно склонила к плечу, на губах играла слабая улыбка, и взгляд был завороженным, мечтательным, словно она погрузилась мыслями в далекое прошлое. Прядки волос, выбившиеся из прически, прильнули к ее щеке, и лицо, согретое солнечным светом, который сеялся из окна, дышало внутренней силой и красотой, которые лишь подчеркивала сеть глубоких морщин. То был кадр, исполненный такой эмоциональной силы, что сердце Мэгги едва не выпрыгивало из груди. То было мгновение, выхваченное из потока времени, неподвластное ни прошлому, ни настоящему, ни будущему. То была чистая суть человеческого бытия.

И сейчас в кухне матушки Конте Мэгги на краткий миг ощутила, что вернулась домой. Мимолетный проблеск того, каким может быть настоящий дом, искушал и манил ее… но она твердой рукой загнала это ощущение на место и захлопнула тяжелую крышку.

Не сказав ни слова, Мэгги покинула кухню. Оставила матушку Конте наедине с воспоминаниями. И смутно дивилась тому, что ей вдруг захотелось расплакаться.

* * *

— Нет! Категорически — нет!

Майкл подавил стон. Сестры, стоявшие в дальнем конце комнаты для переговоров, сверлили его гневными взглядами. Майкл почувствовал, как в нем всколыхнулось раздражение, но призвал на помощь самообладание и властность, к которым прибегал всякий раз, когда доводилось участвовать в семейной сцене. Двое менеджеров по рекламе осторожно поглядывали то на Майкла, то на Джульетту и Венецию, словно решая для себя, чью сторону принять.

Изобразив заученную улыбку, Майкл обратил свое внимание на рекламщиков:

— Как скоро вы сможете организовать для нас новую кампанию?

Менеджеры переглянулись, и глаза их загорелись алчным блеском.

— Дайте нам неделю. Ручаюсь, мы сразим вас наповал.

— Отлично. Я продолжу обсуждение этого вопроса с сестрами, а потом снова вызову вас.

— Si. Grazie, синьор Конте.

Дверь захлопнулась, и Майкл стойко выдержал убийственный залп двух разъяренных взглядов.

— Я бы попросил тебя, Джульетта, не выносить семейные разногласия на публику.

— Ты даже не соизволил выслушать меня. — В голосе Джульетты отчетливо прозвучала горечь. — И это не впервые. Майкл, я много месяцев помогала разрабатывать эту кампанию и считаю, что ты выбрал неверное направление.

Майкл взмахом руки указал на фотографии, которые были разложены на сделанном из вишневого дерева столе для заседаний.

— Я видел отчеты, а покупатели хотят острых ощущений. Простенькая, в домашнем духе реклама пекарни не пробьется в Нью-Йорке, да и здесь уже пора освежить устоявшиеся методы. Я хочу придать нашей рекламе совершенно новый облик. Нанять сексапильную фотомодель, быть может такую, что не чурается кондитерских изделий, и запустить броскую серию, обыгрывая общее сравнение хорошей еды с сексом.

— Что-что? — ахнула Джульетта. — Ты спятил? Это мамин бизнес, и я не желаю видеть, как ты спекулируешь им ради собственной выгоды! — Она с грохотом шлепнула на стол увесистую папку. — Я здесь главная, и мне наша новая реклама нравится. Прибыль стабильна, и нет основания выбрасывать на свалку то, что хорошо работает.

— Не согласен. — Майкл в упор глянул на сестру, и голос его похолодел. — Пускай ты, Джульетта, исполнительный директор, но львиная доля компании пока еще принадлежит мне. И я считаю, что с открытием нового филиала в Нью-Йорке нам необходимо пойти на риск. Мне понадобятся новые печатные материалы, рекламное место на телевидении, новые рекламные щиты, и мы двинемся в этом новом направлении!

Бремя ответственности тяготило плечи, но он выпрямился, принимая его, как принимал всегда. Dios, как он мечтает, чтобы ему не приходилось вечно принимать жесткие решения!

— Я знаю, что мой выбор тебя не устраивает, но считаю, что так будет лучше для семьи. Для «Ла дольче фамилиа».

В настоящий момент у семьи Конте было двадцать пекарен, рассеянных по всей территории провинций Милан и Бергамо и объединенных общим руководством, двадцать пекарен, предлагавших свежую и оригинальную выпечку как розничным покупателям, так и четырехзвездочным банкетным службам. Головной офис компании располагался в центре Милана, занимая весь верхний этаж, кроме того, они наконец обзавелись собственной фабрикой, обеспечив постоянную поставку свежих продуктов и всесторонний контроль качества. Управление обширной империей не может обходиться без принятия жестких решений, даже если для этого Майклу придется нарушить границы полномочий Джульетты. Как бы Майкл ни восхищался деловыми способностями своей сестры, но, если новая кампания провалится, это будет всецело его вина. Майкл открыл было рот, чтобы объяснить все это, но сестра его опередила.

— Поверить не могу, что ты способен так меня оскорбить! — Джульетта стиснула кулаки, лицо ее, обычно сдержанное, сейчас было искажено яростью. Голос дрожал. В безупречном темно-синем костюме и такого же цвета туфлях-лодочках, с волосами, стянутыми на затылке в тяжелый узел, она выглядела образцом идеальной деловой женщины… вот только в глазах ее блестели слезы. — Я больше не стану этим заниматься. Найми кого-нибудь другого, того, кому доверяешь… потому что мне ты явно не доверяешь!

Майкл отшатнулся, застигнутый врасплох ее вспышкой. И, шагнув к сестре, мягко произнес:

— Послушай, cara, я не хотел…

— Молчи! — Джульетта резко отпрянула от стола. — Мне осточертело терпеть, как ты со мной обращаешься! Когда тебя нет, я вполне гожусь на то, чтобы управлять «Ла дольче фамилиа», но стоит тебе сунуть нос в дела компании, ты втаптываешь в грязь все, на что я потратила столько усилий: уважение, взаимное восхищение, отношение к труду.

— Ты несешь ерунду. Я действую исключительно на благо компании.

— Понимаю, — кивнула Джульетта. — Что ж, в таком случае, думаю, впредь ты обойдешься без меня. Я ухожу с поста исполнительного директора. Решение вступает в силу немедленно. Найди себе другого раба, им и помыкай.

A, merda!

Венеция вдруг подскочила к Майклу и неистово погрозила ему пальцем.

— Почему ты вечно всеми распоряжаешься? — гневно вопросила она. — Ты наш брат, а не отец!

Майкл стиснул зубы.

— Да, наверное, будь я отцом, я бы не позволил тебе резвиться, наряжая живых куколок Барби, и называть это профессиональной карьерой. Наверное, будь я отцом, я заставил бы тебя занять положенное место в компании и не сваливать всю тяжесть трудов на Джульетту.

Венеция чуть ли не зашипела, как Данте, раскачиваясь на трехдюймовых каблуках красных туфелек.

— Я так и знала! Да, я всегда знала, что ты пренебрежительно относишься к моим успехам! Мода — это гигантская индустрия, Майкл, и я сама, без посторонней помощи сделала себе имя в бизнесе, где конкуренция очень высока. Но нет, только потому, что я предпочла заниматься делом, которое мне нравится, ты мои достижения ни в грош не ставишь. Ты не уважаешь никого из нас!

— Zitto! [33]Прекратите закатывать девчоночьи истерики! Что бы я ни делал, я всегда думаю только о благе семьи.

Венеция презрительно ухмыльнулась и схватила сестру за руку.

— Кем ты себя считаешь, а? Ты командуешь нами, точно малыми детьми, не желаешь уважать наши поступки и решения и при этом притворяешься, будто делаешь все это из любви к нам! Мы здесь сами устраиваем собственную жизнь и до сих пор прекрасно с этим справлялись — без твоего участия.

Острая боль пронзила грудь Майкла, и ему стало трудно дышать.

— Как могла ты такое мне сказать? И это после всего, что я для вас сделал?

— Ты нам больше не нужен, Майкл! — Венеция тряхнула головой и повлекла Джульетту к двери. — Быть может, тебе пора вернуться в Америку. Твой дом теперь там. — Они ушли, захлопнув за собой дверь.

Майкл остался стоять в сокрушительной тишине, посреди осколков своего прежнего бытия.

Чувствуя, как кровь тяжело и гулко стучит в висках, он расхаживал по комнате и пытался понять: что же пошло не так? Самообладание, которое он взлелеял в себе с такой тщательностью, чтобы оберегать и хранить своих родных, отступало под натиском бури чувств. Джульетта всегда была хладнокровна и рассудительна, но боль, вспыхнувшая в ее глазах, когда Майкл опроверг ее право решать, поразила его до глубины души. Неужели он совершил ошибку? Неужели ему следовало уступить, пускай даже и понимая, что ее решение не самое блестящее, и позволить ей потерпеть провал?

Дверь приоткрылась. В комнату заглянула Мэгги:

— Послушай, мне скучно, и я хочу вернуться домой. Я дважды была в кафетерии, поболтала с секретарем Джульетты и достаточно впечатлилась уровнем вашей организации. Все обязанности преданной супруги я исполнила, а посему удаляюсь.

Майкл вынудил себя согласно кивнуть, но Мэгги запнулась и шире приоткрыла дверь:

— Что случилось?

— Ничего, — отмахнулся Майкл. — Ступай, увидимся дома.

Рыжая чертовка пропустила его слова мимо ушей и как ни в чем не бывало вошла в комнату.

— Ты поссорился с сестрой?

Надо было выставить ее за дверь и не посвящать в семейные неурядицы… но Майкл не сумел удержаться.

— Точнее говоря — с сестрами. Я высказал возражение против рекламной кампании, которую подготовила Джульетта, и они с Венецией — как это говорите вы, американцы? — пошли вразнос.

— Ага, понимаю.

Мэгги со смущенным видом покосилась на дверь. Майкл ждал, что она сейчас выскользнет наружу, но Мэгги переминалась на месте, обхватив ладонями фотоаппарат, который словно стал ее неотъемлемой частью.

— Это и есть материалы кампании?

С этими словами Мэгги направилась к столу. Короткая юбка и туфли на высоких каблуках подчеркивали длину ее стройных ног… И Майкла молнией пронзило воспоминание о том, как эти ноги обвивали его бедра, покорно сливаясь с ним в дурманящем ритме.

— Да. Она устарела. Я сказал им, что нам нужна сексапильная реклама, в которой еда приравнивается к сексу. Американцам нравятся шокирующие намеки. Такая реклама будет иметь успех.

— Хм! — Мэгги быстро просмотрела фотографии и захлопнула папку. — Ладно, увидимся дома.

Черт бы ее побрал! Майкл едва не поперхнулся собственными словами, осознав, насколько для него важно мнение Мэгги:

— Что ты об этом думаешь?

— О кампании?

— Да. Я прав?

Мэгги развернулась на каблуках и в упор взглянула на него. Косая челка почти прикрывала один глаз. Эротичность этого взгляда тем верней побудила его сосредоточить все мысли на бизнесе, а не на том, как минувшей ночью эта женщина тихонько постанывала под его ласками.

— Да, прав.

Майкл шумно выдохнул и расправил плечи, радуясь тому, что принял верное решение.

— Я так и думал.

— Но твоя идея мне тоже не нравится.

Он нахмурился:

— Scusi. [34]

Мэгги вскинула руку, точно отмахиваясь от него, и сморщила нос:

— Шокирующая реклама может иметь успех, но не для семейной пекарни. Твоей маме такое не понравится.

— Понятно. — Майкла охватила холодная неприязнь. — Что ж, спасибо за высказанное мнение, но тебя все это совершенно не касается. До встречи.

В глазах Мэгги вспыхнуло раздражение. Швырнув сумочку на стол, она выхватила фотоаппарат. Как всегда решительно, женщина, которую Майкл прозвал tigrotta, подошла к нему, поднялась на цыпочки и оказалась с ним лицом к лицу.

— Стало быть, так ты обращаешься со своими сестрами, когда их мнение приходится тебе не по вкусу? Неудивительно, что они взбунтовались! Поверь, я прекрасно помню, где мое место. У меня нет ни малейшего желания ввязываться во всю эту бредятину, но ведь ты делаешь одну ошибку за другой. Ради бога, Граф, проснись! Ты относишься к своим сестрам свысока, а им такое отношение ненавистно. Джульетта прекрасно способна справиться с ведением дел и без твоего участия, но ты, вместо того чтобы отнестись к ней с должным уважением, оспариваешь все ее решения.

— Хватит! — Майкл угрожающе сдвинул брови. — Ты не имеешь ни малейшего понятия о чувствах моих сестер.

— Шутишь? — невесело засмеялась Мэгги. — Да ведь это ясно, как дважды два. Они обожают тебя, можно сказать, обожествляют. Им только и нужно, чтобы старший братец уделил им капельку благодарности. Капельку уважения к тому, чего они достигли. Тебе известно, что Венеция считает, будто в твоих глазах она посмешище? Она может одевать знаменитостей и пользоваться уважением в сфере своей деятельности, но все это ничего не значит, потому что ты не признаешь ее успеха. А Карина? Она любит рисовать, но ты называешь это занятие миленьким хобби, гладишь ее по головке и заставляешь учиться бизнесу. У нее огромные задатки, и она мечтает развивать свой дар, но ей нужно твое одобрение. Ты не видишь ее, не видишь женщину, в которую она превращается. А Джульетта постоянно борется с мыслью, что она самозванка и никогда не станет настоящей хозяйкой компании. Ты вынудил ее усомниться в собственном призвании.

У Майкла задергалась щека.

— Я уважаю своих сестер и люблю их больше, чем ты можешь представить. Dios, да они — моя жизнь! Я пожертвовал всем, чтобы они были счастливы.

Лицо Мэгги внезапно смягчилось.

— Знаю, — прошептала она. — Ты сделал все, что мог бы сделать отец. Ты поддерживал их деньгами, дисциплиной и добрым советом. Ты оберегал их от беды. Ты позаботился о том, чтобы они все делали правильно и ни в чем не нуждались. Вот только, Майкл, ты забыл о самом главном. Твоим сестрам не нужен суррогатный отец. Им нужен старший брат, который и пошутит с ними, и подбодрит, и даст проявить свои лучшие качества. Самим, собственными силами. Майкл, твоим сестрам больше не нужно, чтобы ты оберегал их. — Мэгги коснулась ладонью его щеки, и нежность этого прикосновения проникла в самое его сердце. — Они просто хотят, чтобы ты сказал, что любишь их. Именно такими, какие они есть.

Слова ее потрясли Майкла до основания и сорвали с его глаз повязку, которой он лицемерно прикрывался от действительности.

Мэгги подняла фотоаппарат.

— Вот каким я вижу образ «Ла дольче фамилиа», — произнесла она, показывая снимок на экране. На снимке была мать Майкла. Она стояла в своей уютной кухне, обеими руками прижимая к груди чашу для миксера, и на лице ее было мечтательное выражение. — Не сравнение еды с сексом, а вот это. Твоя мать. Ее мечты о будущем своей семьи, ее стремление быть лучшей и ежедневная борьба за качество. Вот какими должны быть ваше кредо и рекламная кампания.

Завороженный, Майкл безмолвно смотрел на экран фотоаппарата. Наконец он поднял взгляд и увидел, что лицо Мэгги изменилось от нахлынувших чувств.

— Как же тебе повезло, что они у тебя есть. Ты ошибешься, а они тебя простят. На то и семья, верно? — Голос Мэгги дрогнул, замирая, словно она сейчас думала совсем о другом. — Мне здесь не место. Я чужая тебе. И им чужая. Так больше продолжаться не может.

Она круто развернулась и выбежала из комнаты, оставив Майкла наедине со своими мыслями. Все, во что он верил, чего так старался достичь, обернулось насмешкой. Перед глазами всплыли картины прошлого, и он с трудом подавил мучительную горечь поражения. Со снимка на экране на него смотрело лицо матери. Она достойна большего. Большего, нежели то, что он сделал для нее до сих пор.

Майкл выдвинул из-за стола кожаное кресло и сел. И стал медленно, один за другим просматривать все снимки, которые сделала Мэгги с тех пор, как приехала сюда. Это были не просто красивые виды. В каждом снимке она ухитрялась поймать что-то неуловимое, будь то цвет или форма, которые поражали взгляд. Майкл загляделся на кадр, в который попали его племянники — простодушное изображение четверых мальчишек, ухмыляющихся, замурзанных проказников, которые увлеченно возились с пластилином. Затем медленно отложил фотоаппарат и взглянул в лицо беспощадной правде.

Он влюбляется в Мэгги.

И в то же время она пугала его до судорог. Мэгги отнюдь не принадлежала к типу женщины, с которой ему пришло бы в голову провести остаток дней. Она перевернула вверх дном его душу, да так успешно, что он внутренне весь дрожал, как туго натянутая струна, и длинная череда ее предшественниц, побывавших в постели Майкла, рядом с ней выцвела и поблекла. Язвительная, упрямая, откровенная до неприличия и вместе с тем внутри настолько уязвимая, что у него заходилось сердце.

И хуже всего в их сегодняшней стычке было то, что Майкл понимал: Мэгги абсолютно права.

Он не исполнил своего долга. Его неотступно преследовал образ умирающего отца. Майкл мучился угрызениями совести оттого, что бросил его в погоне за своими честолюбивыми мечтаниями, а отец между тем трудился день и ночь, стремясь построить бизнес, который никогда не интересовал его детей.

Грудь Майкла терзала гнетущая пустота. И все же Мэгги сказала сущую правду. Прилагая все силы к тому, чтобы привести компанию к успеху, он не желал видеть в своих сестрах равных себе. В представлении Майкла они так и остались теми убитыми горем девочками, которые отчаянно нуждались в стабильности и защите. Даже зная, как сильна духом его мать, Майкл тем менее понимал, что именно ему надлежит принять на себя роль главы семьи. Так он и поступил. Он наставлял, одергивал и направлял на верный путь. Однако при этом никогда не говорил своим сестрам, какие они молодцы. Не говорил, как он их любит. Не выслушивал их.

С каждой из них Майкл поступил чудовищно несправедливо. По его вине Джульетта никак не была вознаграждена за то, что приняла должность исполнительного директора. День за днем она выполняла всю обыденную, неблагодарную работу, обреченная при этом оставаться в тени. Все самое лакомое он, как эгоистичный ребенок, приберегал для себя и никогда не поддерживал Джульетту словом и делом.

Карина… Майкл до того свыкся с тем, что в семье она самая младшая, что ему и в голову никогда не приходило спросить, чего же хочет она сама. Он лишь приказывал, требовал и ожидал повиновения. Конечно же, ему было известно, что Карина любит рисовать, но лишь когда Мэгги упомянула о ее даровании, он осознал, что у Карины, вполне вероятно, может быть и собственная мечта и она даже нуждается в его одобрении, чтобы заняться чем-то, далеким от изучения бизнеса.

Однако хуже всего он обошелся с Венецией. Стыд охватил Майкла, когда это признание всплыло из глубин его души и комком застряло в горле, не давая дышать. Венеция воплотила в жизнь свою мечту и стала модельером, но Майкл вечно попрекал ее за то, что она отказалась взваливать на себя бремя семейного бизнеса, и уничижительно отзывался о ее выборе. Теперь-то он понял почему. Майкл просто завидовал — завидовал тому, что Венеция сумела исполнить свою мечту, в то время как он от своей мечты отказался. Ему нужно было каким-то образом выместить свой гнев. Он всегда гордился тем, что сам решает свою судьбу и решение бросить гонки целиком и полностью принадлежало ему. Венеция не должна была расплачиваться ни за то, что осуществила свою мечту, ни за то, что Майкл не сумел этого сделать.

А Мэгги? Она уже готова обратиться в бегство. Майкл понятия не имел, каким образом сможет ее переубедить, как сумеет пробиться через стену сдержанного отчуждения и проникнуть в самую ее душу. Но будь он проклят, если не приложит все силы, чтобы этого достичь! Он не позволит Мэгги сесть на самолет, пока не принудит ее к откровенности. Тогда, и только тогда сможет он понять, возможно ли, чтобы между ними что-то сладилось.

Майкл сидел, окруженный осколками разбитой вдребезги жизни. Настала пора принимать решения. Прежде всего помириться с сестрами. Затем совершить прыжок в неизвестность. Мэгги обладает душой и сердцем раненого воина, и для Майкла пришло время сразиться за нее.

Он должен отыскать свою поддельную жену и каким-то образом уговорить ее остаться.

Дата добавления: 2015-07-25