Редукция указания

Тема, которая служит доказательством этой предан­ности метафизике, и к которой мы сейчас вернемся, — тема поверхностной связи указания и выражения. В одной гла­ве Гуссерль посвящает одиннадцать параграфов выраже­нию и только три — «сущности указания».И здесь его ло­гический и эпистемологический интерес нацелен на укреп­ление подлинности выражения как «значения» и как от­ношения к идеальному объекту. Следовательно, подход к указанию должен быть сжатым, предваряющим и «редуктивным». Указание следует оставить, абстрагировать и «редуцировать» как внешний и эмпирический феномен, даже если оно фактически тесно связано с выражением, эмпирически переплетено с ним. Однако такая редукция трудна. Она завершается, по-видимому, только в конце третьего параграфа. Указательные функции, иногда ино­го рода, постоянно возвращаются в дальнейшем, и осво­бождение от них станет бесконечной задачей. Все пред­приятие Гуссерля, — выходящее далеко за пределы Ис­следований, — было бы поставлено под угрозу, если бы Verflechtung,которая связывает указание с выражением,

[42]

была бы абсолютно непреодолима, если бы она была в принципе неразрешима и если бы указание было внутрен­не присуще движению выражения, а не просто соединя­лось с ним, как бы ни было прочно.

Что такое указательный знак? Прежде всего, он мо­жет быть как природным (каналы Марса указывают на возможность присутствия разумных существ), так и искус­ственным (меловая пометка, клеймо, все инструменты об­щепринятого обозначения)²⁶. Оппозиция между природой и условностью совершенно здесь неуместна и никоим об­разом не разделяет единство указательной функции. Что это за единство? Гуссерль описывает его как некое «моти­вирование» (Motivierung):это то, что приводит в движе­ние некое «мыслящее бытие», чтобы проходить в мышле­нии от чего-то к чему-то еще. В настоящий момент это определение должно оставаться предельно общим. Этот переход может действовать в убеждении (Uberseugung)или предположении (Vermutung),и он всегда сцепляет актуаль­ное сознание с неактуальным сознанием. Поскольку мо­тивация рассмотрена в такой степени общности, эта по­знавательная способность может касаться любого объек­та (Gegenstand)или состояния вещей (Sachverhalt),а не обя­зательно эмпирических наличностей, т. е. единичностей. Чтобы определить категорию знаемого (актуально или неактуально), Гуссерль умышленно использует самые об-

²⁶ Логику своего примера и анализа Гуссерль смог бы отнести к письму вообще. Пока не подвергается сомнению то, что письмо для Гус­серля является указательным в своей собственной сфере, это ставит не­преодолимую проблему, которая, возможно, как раз объясняет его ос­торожное молчание. Ибо в предположении, что письмо указательно в том смысле, который он придает термину, оно обладает странной при­вилегией, которая подвергает опасности все сущностные различия: в фо­нетическом письме (или, скорее, в чисто фонетической части письма, ко­торая повсеместно и, возможно, ошибочно называется фонетикой), — то, на что бы оно указывало, было бы «выражением», тогда как в нефо­нетическом письме оно занимало бы место выражающего дискурса и связывалось непосредственно со «значением» (bedeuten).Мы здесь не настаиваем на этой проблеме, но она принадлежит более широкому го­ризонту этого эссе.

[43]

щие понятия (Sein, Bestand)²⁷,которые могут покрывать бытие или субстанцию и структуру как идеальных объек­тов, так и эмпирических наличностей. Sein, bestehen и Bestand,— часто повторяемые и фундаментальные слова в начале раздела, — не сводятся к Dasein, existieren и Realität,и это различие имеет для Гуссерля огромное значение, как мы сейчас увидим.

Вот так Гуссерль определяет сущностный характер, который в самом общем плане объединяет все указатель­ные функции:

В этом мы раскрываем как общее обстоятельство тот факт, что какие-то объекты или состояния вещей, о чьей реаль­ности (Bestand) имеется актуальное знание,указывают (anzeigen)на реальность некоторых других объектов или состояний вещей,в том смысле, что вера в их бытие (Sein) переживается (хотя и не вполне очевидно) как мотивиру­ющая вера или предположение бытия другого. (Первое ис­следование, § 2; ET, [modified] p. 270.)

Но этот сущностный характер все же такой общий, что он покрывает все поле указания и даже больше. Или, скорее, так как то, что здесь осмысляется, определенно есть Anzeigen,давайте скажем, что этот общий характер выхо­дит за пределы указания в строгом смысле,с чем Гуссерль теперь должен будет иметь дело. Таким образом, мы ви­дим, почему было так важно различать между Sein и Bestand,с одной стороны, и Existenz, Dasein или Realität, — с другой. Общая мотивация, определенная таким образом, является простым «потому что», которое может иметь смысл указательной аллюзии (Hinweis),точно так же, как дедуктивной, очевидной и аподиктической демонстрации (Beweis).

В этом последнем случае, «потому что» связывает воедино очевидные и идеальные необходимости, которые постоянны и которые удерживаются за пределами любо­го эмпирического hic et nunc. «Здесь обнаруживается иде­альное правило, которое простирает свое влияние за пре-

²⁷ Бытие, наличность (нем.). — Прим. перев.

[44]

делы суждений здесь и теперь, объединенных "мотиваци­ей"; в сверхэмпирической всеобщности оно охватывает как таковые все суждения, имеющие схожие содержания, и даже все суждения, имеющие сходную форму» (§ 3, р. 271). Мотивации, связывающие воедино живые опыты, так же, как акты,которые схватывают необходимые и очевид­ные идеальности и идеальные объективности, могут принадлежать случайному и эмпирическому порядку «неоче­видного» указания. Однако отношения, которые объеди­няют содержания идеальных объектов в очевидной демон­страции, это не случаи указания. Весь анализ третьего раздела демонстрирует следующее: (1) Даже если А указы­вает на В с полной эмпирической несомненностью (с выс­шей вероятностью), это указание никогда не будет демон­страцией аподиктических необходимостей, или (исполь­зуя классические термины) «истин разума» в противопо­ложность к «истинам факта». (2) Даже если, напротив, указание, как представляется, имеет место в демонстра­ции, оно всегда будет на стороне психических мотиваций, актов, вер и т. д. и никогда на стороне содержания истин, сплетенных с ним.

Это необходимое различие между Hinweis и Beweis,указанием и демонстрацией, не просто ставит проблему, аналогичную по форме другой проблеме, поднятой нами раньше относительно Zeigen. Что может быть обозначено через «показывание (weisen)вообще», до того как оно раз­деляется на указательное показывание (Hinweis)невиди­мого и демонстрацию (Beweis),которая показывается в очевидности демонстрации? Это различение еще больше обостряет трудность, которую мы уже обозначили в проб­леме «переплетения».

Теперь мы знаем, что фактически на уровне значения вообще весь психический опыт (под поверхностным ха­рактером его актов, — даже когда они подразумевают идеальности и идеальные необходимости) содержит толь­ко указательное сцепление. Указательный знак выпадает из содержания абсолютно идеальной объективности, т. е. из истины. Здесь опять сама возможность этой внешности

[45]

или, скорее, этого внешнего характера указания неотде­лима от возможности всех предстоящих редукций, будь они эйдетические или трансцендентальные. Имея свое «на­чало» в феномене ассоциации²⁸ и все время связывая эм­пирические наличности в мире, указательное значение в языке покроет все, что охватывает предмет «редукций»: фактичность, существование мира, сущностная ненеобхо­димость, неочевидность и т. д. Не будет ли это уже под­тверждением нашего утверждения о том, что вся будущая проблема редукции и все понятийные различия, в кото­рых она артикулируется (факт/сущность, мировость/ трансцендентальность и все оппозиции, которые сюда си­стематически вовлекаются), вскрываются в дивергенции между двумя качествами знака? И не будем ли мы снова правы, говоря, что эта система устанавливается одновре­менно с этой дивергенцией, если не в ней и не как резуль­тат ее? Не представляется ли уже здесь понятие паралле­лизма, которое определяет отношения между чисто пси­хическим, — которое в мире, — и чисто трансценденталь­ным, — которое не в мире, — и которое, таким образом,

²⁸ Ср. § 4: «Ментальные факты, в которых понятие указания имеет свое "начало", т. е. в которых оно может быть абстрактно понято, при­надлежат к широкой группе фактов, подпадающих под историческую рубрику "ассоциации идей"» (ET, с. 273). Мы знаем, что Гуссерль ни­когда не переставал использовать понятие «ассоциации», хотя он по­стоянно обновлял и применял его в контексте трансцендентального опы­та. Здесь то, что исключается из чистого выражения как такового, есть указание и, таким образом, ассоциация в смысле эмпирической психо­логии. Именно эмпирические ментальные опыты должны быть заклю­чены в скобки для того, чтобы увидеть идеальность значения в работе, управляющей выражением. Различие между указанием и выражением проясняется, прежде всего, в необходимой и временно «объективной» фазе феноменологии, когда эмпирическая субъективность нейтрализо­вана. Сохранит ли оно всю свою важность, когда анализ углубится трансцендентальными темами? Сохранит ли оно ее, когда мы возвра­тимся к конституирующей субъективности? Таков вопрос. Гуссерль ни­когда не поднимал его еще раз. Гуссерль продолжал использовать «сущ­ностные различия» и после Исследований,хотя он никогда больше не заговаривал о них, не повторял их и ту работу тематизации, которая неустанно перерабатывала, проверяла и подтверждала все другие его понятия, постоянно возрождаясь среди дескрипции.

[46]

резюмирует всю загадочность феноменологии Гуссерля в форме отношения между двумя способами значения? И все же Гуссерль, который никогда не хотел ассимилировать опыт вообще (эмпирический или трансцендентальный) с языком, будет все время прилагать усилия к тому, чтобы удержать значение за пределами самоприсутствия транс­цендентальной жизни.

Вопрос, который мы только что подняли, уводит нас от комментария к интерпретации. Если бы мы могли от­ветить утвердительно, то мы должны были бы заключить, вопреки настойчивому стремлению Гуссерля, что даже до того, как стать методом, «редукция» уже действовала в наиболее спонтанных актах разговорного дискурса, в про­стой практике разговорного слова, в силе выражения.

Хотя это заключение может составить для нас в опре­деленном смысле «истину» феноменологии, оно может на каком-то уровне противостоять настойчивому стремле­нию Гуссерля по двум причинам. С одной стороны, как мы упоминали выше, Гуссерль верит в существование предвыразительного и предлингвистического слоя смыс­ла, который редукция должна иногда вскрывать, устра­няя языковой слой. С другой стороны, хотя не существует выражения и значения без речи, нет в речи ничего, что является «выражающим». Хотя дискурс не был бы возмо­жен без выразительного ядра, уже почти возможно ска­зать, что вся речь подхвачена указательным сплетением.

[47]

Дата добавления: 2015-07-19