Читайте также: |
|
Нет доказательств участия в августовском путче КПСС и РКП. Поэтому упоминание в Указе президента августовских событий 1991 года как одного из обоснований прекращения деятельности КПСС и РКП на момент подписания Указа было неправомерно. Не могу согласиться с теми, кто считает, что признание КПСС политической партией является основанием для постановки вопроса об ответственности всех членов партии. Если те, кто настаивает на неконституционном характере деятельности партии, располагают фактами и документами, свидетельствующими об антиконституционной деятельности конкретных членов партии, ее руководства или аппарата, то именно в их адрес должны были быть направлены предупреждения о недопустимости таких действий и возможные решения судебных органов, а не ко всей многомиллионной партии. Судить же миллионы людей, не предъявляя конкретных обвинений конкретным людям, - значит, открывать дорогу правовому беспределу.»
… Ольга Тюрина по-партийному дисциплинированно подчинилась Указам Ельцина, пополнив собой растущие списки безработных. Но она не стала бросаться своим партийным билетом, как демонстративно, на всю страну и весь мир, сделал это первый Президент России. Сохранил красную книжечку и муж Ольги, который гордился тем, что вступал в партию в «андроповский призыв» и сразу принял идеи перестройки. В политических убеждениях они были едины. Жаль, сетовал Александр, недолго поработал Юрий Владимирович, болезнь не дала. А как поддерживали его начинания в рабочей среде!
…Александр подъехал к дому на своей старенькой «копейке», на обед, увидел жену на лоджии пятого этажа, поспешил к лифту. В руках у него что-то пищало, шевелилось. Открыв дверь своим ключом, позвал:
- Есть кто дома? Принимай еще одну живую душу! Тоже супу просит!
И опустил на пол прихожей маленький мохнатый черный комочек. Щенок со смешными ушами и мокрым черным носом.
- Знакомься, это – Бимка! Нашли в трюме пришедшего судна. Стал песок разгружать, а он в ковше крана оказался.
- Са-ша!- протянула удивленно Ольга.- Ты чего это придумал?
- А чтоб тебе одной дома не скучно было, - не терпящим возражений тоном объяснил муж.
И закрыл дверь на лоджию.
Глава одиннадцатая.
День начинается с шума воды в кранах.
Дом просыпается, полон людских забот.
Я – полежу. Мне вставать еще слишком рано.
Я помечтаю: вдруг кто-нибудь позовет.
Вспомнит, что есть еще я в этом странном мире,
Вовсе еще не старая, что-то еще могу…
Ну, например, обеспечить уют в квартире,
Иль поработать нянею, или сварить уху…
…Смотри-ка, начинаю писать стихи? Как бы стихи… От безделья? Нет, скорее – от невозможности сказать прямо и громко то, что чувствую сейчас вокруг себя. Я на самом деле теперь никуда не тороплюсь – некуда. Меня нигде не ждут. Не звонит телефон. Вчера вышла из дому – погулять. Села в первый подошедший автобус, оказалось, что идет в центр. Хорошо, пусть, пройдусь по центральному проспекту. Лучше бы я этого не делала…Еще только завидев меня издалека, знакомые и малознакомые люди стали переходить на другую сторону улицы. Чтобы не встречаться… Совсем недавно они бежали мне навстречу и жали руку…
Ольга разговаривала сама с собой. Конечно, не в голос, мысленно. Она сделала капитальную уборку в квартире, перестирала и выгладила белье, начистила кастрюли и сковородки…Попробовала читать. От газет отвернуло сразу (как соль на свежую рану), литературные журналы ударились в развенчание кумиров и мифов недавнего времени (что тоже не прибавляло оптимизма). Она решила заняться собой и наконец-то сходить к врачу.
В их новом районе города поликлинику еще не достроили, медпункт ютился на первом этаже обычного жилого дома. В приспособленных под врачебные кабинеты квартирах было тесно и душно, высидеть свою очередь на прием сил хватало не у всех. Люди нервничали, и от того чувствовали себя еще более больными. У Ольги разболелась голова, видимо, подскочило давление, и она вышла подышать на улицу. Было еще светло, хотя северный день таял быстро и в школе напротив уже зажглись окна.
Она вспомнила, что давно не была на родительских собраниях в классе у сына. Дневник просматривала регулярно, там все в порядке, четверки-пятерки, тройки тоже бывают. Но давненько не приглашали на родительское собрание. Махнув рукой на очередь к врачу, Ольга направилась в школу. Уроки уже закончились, и в учительской почти никого не было, но она все-таки попробовала разыскать классного руководителя ее 7-г класса.
Оказалось, у 7-г нет «классного». Не существует в природе. Не хватило учителей.
- Хорошо, - не сдавалась Ольга, - а завуч есть в этой школе?
Завуч нашелся.
Но теперь в журнале не могут найти ее сына. В списках не значится.
- Да как же так, - разволновалась она, - сын по утрам уходит в школу, после обеда возвращается, рассказывает даже что-то…да, про какую-то драку недавно проговорился…что это было?
В учительскую зашла математичка, услышала разговор, открыла журнал 7-г на своем предмете, показывает: фамилия ее сына вычеркнута из списка.
-Почему?
- А мальчики сказали, что мама перевела его в другую школу…
Тут уж Ольга стала требовать директора и ему задала все свои вопросы сразу. Это нормально - все, что она только что узнала? Как могло получиться, что учителя списали ее ребенка? Она никуда его не переводила! Как можно без согласия родителей выкинуть ученика на улицу? А как же закон о всеобщем среднем образовании? Ах, у вас – не простая школа, а лицей? Знаю, у вас в десятом учится моя дочь. Может, и дочь вычеркнута из списков?
Директор, обычно улыбчивый, и в этой ситуации улыбался.
- Не волнуйтесь, мы разберемся, наверное, у вашего мальчика что-то не сложилось с одноклассниками - вот, про какую-то драку же он говорил… Да, и классного руководителя нет…бывает…класс брошенный…разберемся…
Ему было чрезвычайно весело, он даже хихикал, и Ольге подумалось – узнал ее. Он узнал ее по пресс-конференциям и передачам на местном ТВ – вполне успешную женщину, партийного работника - и теперь злорадствует, радуется, что ей плохо. Ну, бывают такие субъекты…Ольга взяла бумагу и написала заявление о переводе сына из этой школы - по семейным обстоятельствам. Едва удержалась от скандала, который точно «светил» бы директору, если придать огласке случившееся, даже в ее нынешних личных обстоятельствах. Понимала – скандал не лучшим образом отразится на дочери. А той еще экзамены сдавать…
Вернулась домой, объяснилась с сыном. Николаша боялся признаться, что на самом деле побили его пацаны, шапку украли, портфель спрятали, что уже целых две недели вместо занятий в школе он катается по городу в теплых автобусах. Зайцем.
Как жить дальше?
- Да ладно, вот нашла трагедию! С кем ни бывало! – муж, узнав о происшедшем, высказался довольно снисходительно.- Я никогда не любил школу. Наверное, на учителей не везло.
«Мальчик в папу…» - не в первый раз отметила для себя Ольга. Во взглядах на воспитание и образование детей они расходились кардинально. Она, с ее педагогическим образованием и родителями – педагогами, старалась бывать на родительских собраниях, начиная с детских садиков, устанавливала сразу доверительные отношения с воспитателями и учителями, помогала в родительском комитете. Заботилась, чтобы дети после школьных занятий были заняты своими увлечениями, ходили в кружки. Сынулю еще маленьким определила в музыкальную школу (оказалось, что у малыша – абсолютный слух), он учился играть на скрипке. Дочь пошла по общественной линии – была активной пионеркой и немного занималась спортом – гимнастикой, фигурным катанием. Ольга старалась успевать с ними везде сама, иногда помогали бабушки, но все это было до переезда в Северск. В Северске все стали самостоятельными, потому что маме было некогда. «Но именно там сын полюбил кататься на автобусах, пропуская занятия в музыкальной школе…»- вспомнила Ольга. Музыкальную школу забросил…Отцу было все равно.
Все ее раздражение в тот вечер вылилось на мужа. Господи, сколько мужчин крутилось вокруг нее! Чего она нашла в этом?
Глава двенадцатая.
Был вечер субботы, накануне дня рождения мужа. Ольга только что вернулась домой - выписалась из больницы, где целый месяц в неврологии лечила ногу. В день рождения очень хотелось порадовать мужа чем-нибудь, хотя бы вкусной едой, и она задумала сделать праздничный салат. Для салата нужны вареные яйца, сказано в рецепте. «Да проще простого – сварим», - в предвкушении праздника, в домашней обстановке она почувствовала себя совершенно здоровой, способной на все, и по обыкновению в таком приподнятом настроении стала напевать что-то бравурное. Протянула руку за кастрюлькой для варки яиц, но не увидела ее на обычном месте и вспомнила, что перед уходом в больницу они купили новый набор кухонной посуды, а старые кастрюли убрали, чтобы увезти летом в деревню. Ольга поднялась на стул, полезла под самый потолок, где на верху шкафчика стояла коробка со старой посудой. Новый ковшичек висел под рукой, около плиты, но что-то пожалела она его пока пускать в дело. Встав на стул, Ольга дотянулась до посуды и...то ли ее больная нога подвела, то ли ножка старого стула сломалась …- но она очутилась на полу, под столом, с острой болью от ушиба головы (видимо, ударилась затылком об угол стола). Первая мысль была - сознание не теряла! Значит, все еще не так плохо. Лежать и не двигаться!.. Больше муж испугался. Особенно, когда увидел, что голова - в луже крови...Бросился к телефону вызывать "скорую помощь"...
"Скорую" ждали сорок минут…
Приехавший наконец врач сделал все, что возможно в домашних условиях и предложил, во избежание осложнений и для исключения сотрясения мозга, проехать в больницу скорой медицинской помощи, к нейрохирургам. Там есть рентген, да и зашить рану надо.
В приемное отделении больницы "скорая" привезла ее около десяти вечера. Врач проводил и оставил сидеть в коридоре около открытой двери пустого кабинета с табличкой "Приемное отделение". Кроме Ольги и охранников, в отделении никого не было. Через некоторое время появилась медсестра, пригласила войти в кабинет, записала ее данные в журнал и выдала клочок бумаги - от руки написанное направление на рентген. "Идите прямо по коридору, поверните, там будет лестница, на втором этаже найдете рентгеновский кабинет. Сделаете снимок - возвращайтесь". Медсестра не спросила – сможет ли женщина сама, одна пойти, найти, сделать, хотя та и сказала, что повязка на голове закрыла ей уши, так что она не может надеть очки, без которых очень плохо видит. Кроме того, больная нога ее еще не позволяла совершать такие пешие переходы, да еще с подъемом по лестнице. И давление было под двести... Но это здесь, как Ольга поняла, никого не интересовало. Медсестра занялась своими делами.
В пустых коридорах спросить было не у кого. Если бы наша пострадавшая не провела в стенах этой больницы последний месяц, она бы точно не сообразила, где ей найти рентгеновский кабинет. Нет худа без добра! Кое как, держась за стенки, доковыляла по предложенному маршруту, ощупала табличку на очередной открытой двери и обнаружила записку: «Я в ИТАР. Телефон такой-то» А что делать ей? Сидеть и ждать? Посидела. Подумала. Раз оставлен номер телефона, значит, по этому номеру нужно позвонить и сказать, что есть работа. Здесь. Позвонила и сказала, что приехала по "скорой". Ответила женщина: "Закончу снимки и приду". Посидела еще. На кресле привезли молодого мужчину, тоже с повязкой на голове. Привезли, как поняла, его родственники. Кажется, все они были навеселе...
Пришла рентгенолог.
- А кто звонил?
- Я.
- Вы? Звонить по этому телефону может только медработник.
- Но меня послали сюда одну. Надо было вернуться?
Молчит.
- Да и в записке на двери про медработников ничего не сказано...
- Знаете, - продолжала Ольга налаживать контакт, - у себя на работе я тоже иногда оставляла такие записки, имея в виду, что надо звонить, если я нужна...
- Проходите... - недовольно бросила в ответ рентгенолог. Как милостыню подала.
...Со снимком возвращалась также одна и по пустым коридорам. Нейрохирурга в приемное отделение уже позвали, и Ольгу пригласили пройти в перевязочную. Минут пятнадцать, распростершись на операционном столе, она страдала не от того, что делали на ее голове, а от боли в ноге, которая не давала ей смирно лежать на животе...Потом врач ушел, отдав распоряжение медсестре сделать повязку. Казалось – не дождаться, когда же та подойдет…
Сползая со стола после перевязки, Ольга взглянула на руки: они были в крови. Попросила разрешения вымыть, сообразив, что в соседнем кабинете есть умывалка. Руки вымыла, а чистое ли лицо - не знает, нигде нет зеркала. У медсестры лучше не спрашивать. Дотронулась до щеки - кровь! На ощупь вымыла и лицо, и шею. Все-таки на улицу идти, чего людей пугать...Так, с мокрым лицом, и ушла.
У выхода ждал муж.
- Плакала, - спрашивает, - или чего такая мокрая?
- Скажи лучше - чистая ли, не в крови? А то и зеркала у них нет, да и медсестра - как бы не женщина: и сама не вытерла, когда повязку накладывала, и мне не подсказала...
Расплакалась она тогда, когда вновь почувствовала себя в родных стенах - то есть в собственной машине, где ее никто не обидит. Пока прогревался мотор, пыталась рассказать мужу о своих похождениях. Обижалась на пренебрежительное к себе отношение. - А чего ты хочешь? Посмотри на себя со стороны! - остудил ее муж.
И она посмотрела: с марлевой кровавой повязкой на голове, слепая, хромая, без косметики, в свитере домашней вязки и неопределенно серых брюках с пузырями на коленках, привезли на "скорой", в субботу вечером, может, вообще подобрали где на улице...Бомжиха… Чего с ней церемониться? И даже если не с улицы и вдобавок трезвая - она ж безработная...
- Вот если бы ты им свои прежние красные "корочки" показала! Тогда бы - дело другое!
Глава тринадцатая.
Соседи принесли письмо. Они только что вернулись из отпуска, разбирали почту, накопившуюся за месяц (почтовый ящик был завален макулатурой), и вот – письмо в соседнюю квартиру. Почтальон перепутал, видимо…
Ольга Николаевна, здравствуйте! Пишу в поезде (поехала за сыном), спешу ответить на Ваше письмо. Спасибо Вам за него, за поддержку. Я всю сознательную жизнь (сколько себя помню) надеялась только на себя и рассчитывала только на собственные силы, так что за малейшую поддержку очень благодарна судьбе и людям. Чувство локтя (или надежной спины, наверное) необходимо человеку, который что-то пытается изменить. Спасибо. Спасибо, что Вы были редактором газеты и нам довелось познакомиться.
Я сейчас на таком перепутье жизни, что страшно осознавать. Все по новому, по новому кругу. Но! Если я не решусь, ведь не прощу себе: сын поймет, но не простит. Замучает совесть…Похоже, с заводом тяжба началась надолго, мне же нужно спешить. В будущем году его (сына) уже можно будет не увозить. Уже будет достигнута точка невозврата…А это – единственный человек, который меня любит, верит мне, терпел, если я рвалась, а ему от этого рвения сил физических и душевных моих попадали только крохи. А я – во имя чего? кого? для него-то не смогу сделать?
Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 46 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Авторское отступление 2. | | | Жить одним днем?.. Глупо, тупо и неразумно. Как начну думать, до хорошего не додумываюсь. Точнее, плохое перевешивает. Может, возрастное? |