Читайте также:
|
Священное Писание не может позволить себе кричать, описывать чувства Авраама или Исаака. Священное Писание знает, что человеческие слова, обозначающие чувства, всегда меньше самих чувств. Поэтому здесь найден самый глубокий возможный вариант – тот, о котором я писал выше.
Как в бреду повторяют Авраам и Исаак одни и те же слова:
“Сын мой... отец мой...”
По законам любого литературного произведения совсем не нужно повторять много раз одно и то же слово: “сын”. Ведь с того момента, как мы узнали, что сына Авраама зовут Исаак, можно было написать так: И пришли на место, о котором сказал ему Бог, и устроил там Авраам жертвенник, разложил дрова, и, связав Исаака, положил его на жертвенник поверх дров. Здесь я не имею права заключать в кавычки этот библейский текст, ибо в нем я пропустил одно-единственное слово. В библии стоит не “и, связав Исаака”, а “и, связав сына своего Исаака”.
Разница принципиальная! Это и есть высшая творческая идея.
И чем больше вы будете читать 22 Главу Книги Бытия, стих 1-12, тем больше вас захватит ощущение тихого крика, как в эпизоде утренней подготовки Авраама к трехдневному походу, так и в пути к тому месту, где ему предстоит зарезать, а затем сжечь собственного сына.
И каждый раз читая повторяющиеся вновь и вновь слова “Исаака, сына своего” испытайте ожог от невидимого огня, пылающего в этом гениальном библейском эпизоде.
И вот только теперь, после долгих рассуждений, я осмелюсь заговорить о величайшем творении Рембрандта, которое называется “Жертвоприношение Авраама”.
“Пограничная ситуация” – это та сфера, в которой дар Рембрандта раскрывается во всей своей безграничности. Гениальный художник выбирает именно тот момент, где изобразительное искусство может позволить себе быть более выразительным, чем даже Слово. Но в том, что я пишу, нет ереси, ибо то, что сделал Рембрандт – тоже Слово, но сказанное на таком уровне, где оно остается непроизнесенным в традиционном представлении. В своей картине он изображает (Боже! Какое убогое слово – “изображает”!) мгновение между убийством и его отменой.
Посмотрите! Рембранд пишет совершенно невыразительными глаза Ангела.
Художнику эти глаза не столь важны, и через несколько строк я скажу почему.
Глаза сына тоже не видны из-за огромной руки Авраама, полностью закрывающей лицо Исаака. Даже Рембранд не осмеливается показать, как мог выглядеть мальчик за секунду до того, как нож отца перережет ему горло.
А вот выразительности глаз Ангела гениальному художнику не нужно, ибо все внимание приковано только к глазам Авраама.
Иногда мне кажется, что вся многотысячелетняя история развития изобразительного искусства была необходима для того, чтобы кульминировать в изображении глаз Авраама!
С этим может сравниться только мой самый любимый вид искусства – музыка. Если я сейчас буду словесно описывать эти глаза, не используя язык музыки, то немедленно впаду в банальность.
Говорят, что когда Микеланджело расписывал потолок Сикстинской капеллы, то, спустившись с лесов, он не мог читать, держа книгу перед собой – он должен был поднять ее над головой и закинуть голову вверх.
Авраам впервые за эти дни путешествия к месту, где он должен был убить сына, смотрит вверх. Но КАК смотрит?...Все, молчу, молчу!
Тютчев правильно говорит: “Мысль изреченная есть ложь”. Вы только смотрите, смотрите на эти глаза почаще, в течение всей жизни (с перерывами на обед, на сон, на сочинение стихов, на встречу с любимым или любимой). Но пусть рефреном вашей жизни будут эти глаза из рембрандтовского полотна, ибо это ГЛАЗА ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА!
Да и сама картина – о возможных путях развития цивилизации.
И тайный ее знак – символ четырех рук. Именно в их взаимоотношениях и соотношении – судьба Планеты.
Заметьте, рук Исаака на холсте нет, ибо он – жертва и находится в зависимости от двух других героев этого творения. Его судьба – это наше Будущее.
Левая рука Авраама – еще в позиции уничтожения цивилизации. Но из правой уже выпал нож. Правая рука Ангела перехватом (от вас, конечно, не ускользнет, что правая рука Авраама образовала крест с перехватившей ее рукой Ангела?) останавливает убийство. И наконец, левая рука Ангела указывает в Вечность. Возьмите эти руки с собой в свою каждодневную жизнь, попытайтесь в подготовке каждого деяния проанализировать, какую из рук вы готовитесь поддержать именно в данный момент вашей жизни.
А теперь я хочу задать вам странный вопрос:
“Как вы думаете, за сколько секунд до убийства успел
прибыть Ангел?”
Вы скажете:
“Допустим, за одну секунду”.
Кто-то предложит:
“За доли секунды!”
Вы имеете право со мной не согласиться, но я, глядя
на картину, утверждаю:
“Остановка руки Авраама с ножом произошла за ноль
секунд, то есть в момент убийства!”
Очень внимательно посмотрите на шею мальчика, и вы увидите слева начало шрама. Кто-то скажет, что это складки кожи на шее. Тогда запрокиньте вашу собственную голову, как это показано на картине и попробуйте отыскать эти складки у себя. А если вам 13-14 лет, как Исааку, и вы найдете эти складки, то я вынужден предложить вам, не медля, идти к врачу. Кто-то скажет: но в таком случае там видны два надреза.
И вы правы!
Авраам начал движение ножа вдоль горла, но рука его была перехвачена Ангелом, и нож успел слегка коснуться еще раз (чуть ниже и вкось).
Но если я и не прав (я это вполне допускаю), то польза от моего утверждения очевидна – мы еще на некоторое время задержались у этой гениальной картины.
Возможно, вы покажете репродукцию друзьям и спросите, какого они мнения о моем утверждении. И это значит, вы думаете об этой картине, рассуждаете о ней.
А ведь картина того стоит!
И еще один важный момент.
Когда-то поэт Осип Мандельштам писал:
“Как светотени мученик Рембрандт
Я глубоко ушел в немеющее время”.
Для поэзии Мандельштама вообще характерно умение удивительно точно, несколькими словами, дать глубочайшую характеристику гениальных творений в различных сферах искусства.
Назвать Рембрандта “мучеником светотени” – это очень глубоко.
Ведь факт того, что все картины этого гениального художника построены на феноменальном взаимоотношении света и теней, не раз описано искусствоведами. Герои всех его портретов словно на мгновение выхвачены из тьмы для того, чтобы раскрыть какую-то скрытую тайну Бытия.
Когда смотришь на эти портреты, то возникает чувство как будто мы читаем книгу Вечности, что эти глубочайшие лица скрывают что-то такое, что нам, смотрящим, очень важно познать, понять, что рембрандтовские герои могли бы ответить на те важнейшие вопросы, которыми мы терзаем себя в глубине души.
Но вот именно мандельштамовское
“мученик, глубоко ушедший в немеющее время”
– высочайшая поэтическая формула.
Эта формула вмещает в себя характеристику не только творчества Рембрандта, но и вообще гениального художественного творчества.
А Рембрандт – это высшая точка мученической попытки понять время и его парадоксальность. Как, например, в его “Жертвоприношении Авраама”, где: художник так глубоко постиг происходящее, что кажется он и есть самый главный участник этого происходящего.
Я очень многое бы дал за то, чтобы увидеть Мастера в момент работы над этой картиной.
Мне кажется, что я получил бы ответы на все важнейшие вопросы, которые не перестаю задавать себе всю сознательную жизнь.
Ибо взять на себя изображение такого момента в истории,
где бессильны слова,
где все человеческое находится над пропастью,
где испытываются нервы не человека, но Человечества,
и выжить ментально, продолжить идти дальше, способен только тот, чей уровень восприятия Времени и Вечности – на уровне Космической энергии.
Посмотрите на картину Рембрандта с точки зрения светотени.
Откуда идет свечение тела Исаака, какими законами изобразительного искусства это можно объяснить? С точки зрения нормальной логики тело светиться не может, ибо для такого свечения нет достаточного источника света.
Современный зритель, знакомый с феноменом кино и театра, ответит очень просто: тело освещено прожектором.
Но, помилуйте, какой прожектор?!
Что же это такое – рембрандтовская светотень? Основной закон живописи Рембрандта можно попробовать сформулировать так:
Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 93 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Глава 2. Мученик светотени | | | Глава 3. Орудийность поэзии |