Глава 1. Сергей Щепетов

Сергей Щепетов

Род волка

Каменный век –

Сергей Щепетов

Род волка

Глава 1

— Ленка, прекрати! Прекрати, кому говорят?! Что ты как маленькая? — Жена не отставала, и Семен продолжал отбиваться: — Ну, отстань, а? Дай поспать! А то накинусь на тебя с диким рычанием, и ты опять опоздаешь на работу!

Последний аргумент был достаточно веским, но жена вновь провела по его лицу мокрой шершавой губкой. Что за шутку она придумала с утра пораньше?

В конце концов Семен не выдержал издевательства и открыл глаза. И ничего не понял: вместо жены перед ним было...

Он сфокусировал зрение так, чтобы воспринять находящийся перед ним объект в объеме.

Воспринял.

И разум его немедленно отключился. Потому что ЭТО было немыслимо.

Над ним нависала огромная медвежья морда. И эта морда лизала его лицо.

— Уди!!! — заорал Семен так, как, кажется, никогда не кричал в жизни. Он отпихнул от себя голову зверя и вскочил на ноги.

Животное, получившее «акустический удар», отступило на несколько шагов и удивленно уставилось на него маленькими глазками.

— Уди, тварь!!! Уди отсюда!!! — продолжал рвать голосовые связки Семен. — Уди, кому говорят!!!

Зверь отступил еще на шаг. Продолжая яростно кричать, Семен поднял с земли камень и швырнул его. Не попал — камень стукнулся о базальтовую глыбу. Медведь недоуменно покрутил головой. Семен поднял другой камень и с криком: «Заполучи, тварь паскудная!!!» метнул, точнее, толкнул его, как ядро, в сторону зверя.

Метательный снаряд оказался слишком тяжелым и не долетел — упал на землю и подкатился к передним лапам зверя. Тот склонил голову, обнюхал его, вновь посмотрел на человека и... повернувшись задом, шумно выпустил газы. А потом неторопливо побрел наискосок вверх по склону.

— Еш твою в клеш! — обессиленно прошептал Семен, опускаясь на землю.

Он успел достать из кармана сигарету и даже прикурить ее, прежде чем его стало трясти по-настоящему.

Есть в подсознании человека какой-то бугорок, оставшийся, наверное, от далеких предков. Стоит об него запнуться, и разум летит в бездну, имя которой — ужас. Как бывают «травмы, не совместимые с жизнью», так бывают и ситуации, с ней не совместимые. Это как страх высоты, когда кажется, что легче в нее шагнуть, чем находиться рядом. Говорят, однажды какие-то пижоны решили привезти из тайги в город бурундука и горностая. Обоих посадили в один ящик, разгородив их стальной сеткой. Бурундук был в безопасности, но... через несколько часов он сделал себе харакири — разодрал живот и умер. Для него горностай — это смерть, которую можно принять, но с которой невозможно находиться рядом. Наверное, это инстинкт самосохранения, загнанный у человека куда-то вглубь. Его не всегда может включить даже ствол автомата, направленный в лоб: нужно еще суметь представить, что из него сейчас вылетит кусочек металла и... При контакте с крупным хищником никаких мыслей, никаких сомнений не возникает — инстинкт включается сам собой. В точечной вспышке сконцентрировано всё: осознание мелкости, ничтожности и бессилия твоей вселенной по имени «Я», которая вот прямо сейчас исчезнет, перестанет быть, и... паралич и смирение. Иди дикий, всесокрушающий протест — НЕ-ЕТ!!!

Семен полжизни проработал в краях, где медведи встречаются чаще, чем люди. Он неплохо знал повадки этих зверюшек: только что на него не нападали, не атаковали, не собирались убивать. Его собирались ЕСТЬ.

«Это вот так и бывает: понюхает, полижет, сглотнет слюну, а потом, чуть повернув морду набок, охватит челюстями голову и осторожно попытается раскусить. Клыки проткнут кости, но череп не расколется. Тогда он разожмет челюсти и аккуратно снимет передними зубами мякоть с лица. Проглотит. Слижет выступившую кровь. Потом, пристраиваясь так и эдак, чтобы не мешали клыки, начнет обгладывать голову. Нет, не для того, чтобы насытиться, а как лакомство — для удовольствия...

Это почти случилось. Не в кино и не в книжке. Со мной. Вот сейчас. Ладони еще помнят прикосновение к жесткой шерсти, еще не стерлись, наверное, остатки слюны...»

Семен сидел, курил сигарету за сигаретой и ждал, когда наконец перестанут трястись руки. За свою совсем не короткую жизнь он не раз сталкивался со смертью лицом к лицу. Или ему везло, или его спасало то, что он начинал сопротивляться раньше, чем успевал по-настоящему испугаться, — такое уж строение психики.

Желание немедленно убраться подальше от места, где случился этот ужас, даже не возникло. Желание, конечно, вполне естественное, но... Убежать от медведя нельзя — с этого Семен обычно начинал инструктаж по технике безопасности для своих рабочих после заброски в «ненаселенку». Правда, он знал, что это не совсем так: убежать можно, но только в том случае, если зверь не захочет тебя преследовать. Ну, а если захочет...

Нужно было как-то успокоиться, отвлечься, переключить мысли на что-то другое, но не думать о медведе он не мог. Поняв это, Семен решил сочинить по свежим следам новую байку, которую будет рассказывать ребятам в курилке: как к нему — спящему — подкрался медведь. «Впрочем, сколько ни насыпь подробностей, никто всё равно не поверит. Я и сам-то еще не очень верю. Значит, дело было так...»

Он дошел до описания размеров хищника и застопорился: «Что-то не то... Ребята скажут, что так не бывает!»

В недоумении Семен встал, подошел к кусту, возле которого стоял медведь, осмотрел соседний скальный выступ. «Блин, как это?! Так же действительно не бывает! Бред какой-то! Ну, допустим, американских гризли я видел лишь по телевизору, а белых полярных только издалека. Но родные мишки камчатской породы — третьи после них по размерам на родной планете Земля! А ту-ут... Говорят, что у страха глаза велики. Будем считать, что это так, и сделаем поправку... Но вот этот куст высотой аккурат с меня — порядка ста семидесяти пяти сантиметров, а зверюге он доходил до... Бред, потому что это милое существо, оказывается, как минимум на треть крупнее любого нормального медведя. Кроме того, у него был слишком крутой лоб и непропорционально массивная передняя часть тела. Такие водились, кажется, только в плейстоцене и вымерли никак не меньше десяти тысяч лет назад... Бред, и еще раз бред! Но вот след на траве: два моих ботинка помещаются совершенно свободно. И еще два поместятся, пожалуй... Стоп!! — Новая мысль штопором ввинтилась в мозг, да так, что заломило в висках. — Ботинки поместятся... Ботинки!! Черт побери, почему я в ботинках?!»

Старый геолог (как он сам себя называл) Семен Николаевич Васильев был глубоко убежден, что там, где водятся медведи, нормальные люди в ботинках не ходят — это же до первого ручья, до первого болотца! Нормальные люди в таких местах ходят в сапогах, причем не в кирзовых, а в резиновых болотных. И существует сто тридцать два с половиной конкурирующих друг с другом способа подворачивания голенищ: чтобы, значит, и мусор в отвороты не сыпался, и чтобы легко развернуть на ходу...

«С какой дури я поперся в маршрут в ботинках?! А?? Или... Или я не в маршруте? Или, может быть, вообще не в поле?! Тогда где?.. Почему?..» В мозгах что-то тихо щелкнуло, тупая боль в висках усилилась. Семен замычал, схватился руками за голову, опустился на камень и начал вспоминать.

* * *

Он потянул ручку вверх, чтобы не скрипнула, распахнул дверь и ворвался в лабораторию:

— Опять?! Опять чай пьете?! На рабочем месте и в рабочее время?! Всех уволю!!

— Ой, Семен Николаич пришел! — скорее радостно, чем испуганно, пискнула Танечка. — А мы вам тортика оставили. И чашечка чистая есть — садитесь с нами!

— Торты есть вредно, — заявил Семен и окинул «раздевающим» взглядом тщедушную фигурку машинистки. — От них толстеют!

— Ой, ну что вы... — смущенно потупилась девушка.

— А вы что делаете, Светлана Сергеевна? — продолжал «строить» свою команду Семен. — Вы не перепутали место и время?

— Отнюдь, — невозмутимо ответила Светка, продолжая раскрашиваться. — Я делаю себя!

— Пфэ! — пренебрежительно фыркнул Семен. — Нашла на кого тратить время! При таких-то ногах, да с такой грудью...

Дежурная шутка в очередной раз сработала: женщина скосила глаза на свое немаленькое декольте и попыталась одернуть юбку, которая всё равно скрывала не более трети бедер. Впрочем, мгновенно опомнилась и зашипела:

— Знаеш-шь что...

— Знаю, знаю! — подавил атаку в зародыше Семен.— Графика готова?

— Еще чего! Четверг, между прочим, не сегодня, а послезавтра!

— Н-н-да? А у тебя не возникает ощущения, что первоначально имелся в виду не будущий четверг, а предыдущий?

— Да что ты ко мне-то привязался?! У вас самих только половина текста написана! Вот, нашел крайнюю! Из-за меня хоть один отчет когда-нибудь задержали?! Вот возьму и уйду на больничный — будете сами рисовать свои дурацкие картинки!

— Мы-то нарисуем, — вздохнул Семен и подумал, что ее действительно нужно увольнять: при наличии компьютеров чертежницы почти не нужны, а социализм кончился.

— Оставь ее, Сеня! — Олег большим глотком допил остатки чая из чашки. — Она то ли не выспалась сегодня, то ли... месячные скоро начнутся.

— Если начнутся! — прошипела Светка.

— Да ладно тебе! — вяло отмахнулся Олег. — Первый раз, что ли? У нас завлаб с дирекции вернулся. Давай лучше его попытаем.

— Да что там пытать-то, — опустился в протертое кресло Семен. — Всё плохо.

Заведующим лабораторией его избрали полтора года назад. Почти насильно: Шеф должен был уйти в отставку по возрасту — и так пересидел в кресле завлаба лишних пять лет, а других претендентов или кандидатов... В общем, по данной тематике никто ближе Семена к докторской диссертации не подошел. Ударила ему как-то в голову блажь: доложился на родном Ученом совете, получил «добро» и поехал на «материк». И пришел в самую крутую геологическую контору страны: «Хочу у вас защищаться!» Там, конечно, спросили, кто он такой и кто его знает. Семен сумел ответить достойно и через пару недель выступал на заседании соответствующего отдела. Немногочисленное собрание ветхих бабулек и дедулек (с нехилыми степенями и званиями) ему доходчиво объяснило, что он, наверное, имеет право претендовать на то, чего хочет, но в его возрасте... да по такой специальности... да по «совокупности»... В общем, неприлично это, не принято так поступать: «Вы, молодой человек, напишите, как все, «кирпич», мы его полистаем и решим, что с вами делать». Ему тогда хотелось материться и драться, а он улыбался и раскланивался: «Да-да, конечно! Всё понял! Спасибо за мудрые советы!» И вот теперь вместо того, чтобы писать этот самый «кирпич», он оказался в позе администратора, который должен придумать, как в условиях раннего капитализма прокормить дюжину сотрудников (слава богу, остальные уже разбежались).

— Плохо уже было, — ухмыльнулся Олег. — Новенького что?

— Да, по сути, и ничего, — ответил Семен. — Бюджетное финансирование еще больше урезали. Теперь право на жизнь имеют только договорники. Все, кто до конца года не заключит хоть с кем-нибудь «хоздоговор», могут отдыхать. За свой счет, разумеется.

— Понятно... — протянул Олег.

Семен знал его давно. Более того, он считал его своим учителем, чуть ли не равным Шефу. Сын местного егеря, учащийся геологоразведочного техникума попал когда-то к нему на практику. Парень оказался феноменальным рыбаком, охотником, следопытом. Много интересного и полезного узнал от него Семен и, в качестве благодарности, затянул мальчишку в геологию, в науку. А это для тех, кто понимает, покруче любого наркотика.

— Уйду я, наверное, — задумчиво сказал Олег. — На Уйкарском полуострове смотритель маяка требуется.

— Во, блин! — возмутился Семен. — Приходишь к людям как человек, думаешь, они тебя поддержат в трудную минуту. А они вместо этого предлагают тебе чашку остывшего чая и огрызок дешевого торта. Нет бы вывалить на стол шмат дымящегося мяса и сказать: Дерзай! Мы с тобой! Короче, ты когда закончишь свои описания?

— Я не волшебник и не супермен, — вздохнул Олег. — Мне надо спать хотя бы четыре часа в сутки. Не моя вина, что шлифы сделали за месяц до сдачи отчета. Но я постараюсь.

Под глазами у Олега набрякли мешки, на которых отпечатались следы от окуляров микроскопа. Семен прекрасно понимал, что подстегивать парня не надо — он сделает всё, что может. Если бы это спасло ситуацию! Как всё-таки тяжело быть начальником...

— Да ладно, — кивнул он. — Я на тебя и не наезжаю. А Коля где?

— Ну и руководитель из тебя! — усмехнулся Олег. — Он же вчера три раза предупреждал при свидетелях (знал, что забудешь!): до понедельника он сидит дома и обсчитывает геохимию. Уже забыл?

— Да нет... помню... — пробормотал Семен, думая о своем. — Почты или звонков с утра не было? Неужели мы никому не нужны?!

— Нужны, не переживай! — хмыкнул Олег. — Твой кореш по междугородке домогался. А по агентурным данным, уже и Шефу успел позвонить. Обещал нашей лаборатории хоздоговор на десять лет, если тебя ему отдадут хотя бы на месяц. Мы все будем кататься как сыр в масле!

— Просто отпад! — вяло удивился Семен. — Зачем мы можем понадобиться нефтяникам?

— Во-первых, не мы, а ты лично. А во-вторых, откуда ты знаешь, кто или что может понадобиться людям, у которых и так всё есть?

— Да, действительно... А что Юрка сказал?

— Сказал, что вечером будет звонить тебе домой. А если ты откажешься или тебя не будет дома...

— Можешь не продолжать, — кивнул головой Семен. — Тем более что при дамах его тексты лучше не пересказывать.

— Я одного не могу понять, — подала голос Светка, — как ты умудрился прожить с этим уродом три года в одной комнате?

— Легко и безболезненно! — парировал Семен. — Он, правда, заставлял меня по утрам бегать «пятерку», по воскресеньям ходить на лыжах, по вторникам — в парилку, а по понедельникам и пятницам — на тренировки по самбо и тхе-квондо, но, в общем, парнем он был неплохим, хоть и геофизиком.

— И квасил по всякому поводу и без повода! — стояла на своем Светка.

— Ну, знаешь ли! — возмутился Семен. — На тебя не угодишь! Тебе принца надо?! Где ты найдешь трезвенника? Даже я тебя не устроил! А вот твой младшенький, ну, вылитый...

— Заткнись, — сказала чертежница и развернула газету с кроссвордом. — Ты будешь заключать договор с нефтяниками, или мне начинать искать другую работу? Между прочим, Шеф теперь тоже у тебя в подчинении, а у него дети без копейки сидят, а внуков кормить надо.

— Это шантаж, — сказал Семен, поднимаясь из кресла. — Может, трудовой коллектив сместит меня с должности за несоответствие?

— Не надейтесь, — высунулась из-за монитора Танечка. — Не надейтесь, Семен Николаевич: мы вас любим.

* * *

Позвонил Юрка, конечно, в самый неподходящий момент — когда половина тарелки борща была уже съедена, желудок вовсю выделял сок и требовал продолжения.

— Привет, Сема! — заорала трубка слишком радостно, чтобы предположить, будто говорящий трезв. — Как жизнь?

— Спасибо, хреново, — ответил Семен. — А у тебя?

— Еще хуже! — восторженно заявила трубка.

— Врешь, — не поверил Семен. — Хуже не бывает. Но всё равно приятно, когда другим тоже плохо, — не так обидно жить. Ты откуда названиваешь?

— Как это «откуда»?! Из Нижнеюртовска, конечно!

— А-а-а, знаю: это Верхнекакинская область, Среднепукинский район, да?

Собеседник ответил фразой, в которой, кроме предлогов, цензурных слов не было. Семен с удовольствием выслушал и подумал, что Юрку он не видел уже лет шесть, а ведь этот парень (давно уже мужик, конечно) ему роднее родного брата. Они прожили почти три года в одной комнате в общежитии молодых специалистов, старательно обороняя ее от появления новых жильцов. По работе они почти не контактировали, поскольку Юрка считался восходящей звездой геофизической науки, а Семен решительно отказывал этой науке в праве на существование: он считал (и не скрывал этого!), что такой ерундой могут заниматься только те, кто не в состоянии освоить навыки полевой геологии. В общем, это было далеко не худшее время в их жизни.

А потом начались девяностые годы. В отличие от Семена, Юрка вовремя понял, куда дуют ветры перестройки. Он уволился из института и уехал туда, где жизнь начинала бить ключом, а не скисать, как в родной Конторе. По слухам, он неплохо устроился в какой-то новоявленной нефтяной фирме.

— Хорош материться! — сказал Семен в трубку. — У меня тут жена рядом сидит. Скажи лучше: на фига я тебе нужен?

— Это не ты мне, а я тебе нужен! — не унимался Юрка. — Быстро схватил ручку и записал телефон нашего представительства! Диктую...

Ничего писать Семен, конечно, не стал, хотя противостоять напору приятеля было трудно. Когда тот замолк, он спросил:

— А ты членораздельно, в смысле — разделяя члены, объяснить что-нибудь можешь?

— Объясняю: завтра после десяти по вашему времени ты звонишь в наше представительство, называешь свою фамилию и начинаешь делать то, что они тебе скажут. Короче: через неделю ты должен быть здесь!

— Счас! Уже бегу, спотыкаясь и падая! А суп доесть можно?

— Только не говори, что у тебя семья, работа и любимая собачка, которую ты не можешь оставить! У нашей лавочки агентура будь здоров! Я сделал запрос, и мне быстренько принесли распечатку. И в ней было всё, вплоть до семейных проблем твоей лаборантки. Но мне гораздо интереснее, что ты со своим чистоплюйством опять вляпался! Тебе нужны деньги! Ты можешь держать собственную семью в нищете, но других голодать ты заставить не можешь. Ведь не можешь, правда?

— Могу, — не согласился Семен, — но мне это очень больно. А что ты имеешь?

— Всё!

— А конкретней?

— Ты прямо как ребенок, Сема! В наше время хорошо живут не те, кто много работает, а те, кто умеет оказываться в нужное время в нужном месте. И говорить нужные слова, разумеется. Короче: наши атрибуты я тебе сейчас перекину по электронной почте. Ты доешь свой суп и сядешь составлять документы типового договора. Тему можешь указать любую, лишь бы там фигурировали разрезы, датирование и химический состав горных пород. Срок — три года, финансирование запрашивай максимальное, но в разумных пределах. Имей в виду, что до конца этого месяца наши подпишут любой договор не глядя, а через две недели ты и рубля не выпросишь! Усек?

— Так точно! А мне-то зачем к вам ехать?

— И я еще должен тебе объяснять?! Ты завлаб или где? И потом... — Юрка резко сбавил тон, в голосе послышалась бесконечная усталость, — ты мне нужен, Сема. Есть проблема. Если не можешь приехать, дай кого-нибудь — специалиста не ниже твоего уровня. Или я повешусь.

— Можно подумать, — вздохнул Семен, — что нас штампуют пачками. Таких придурков, как я, и при социализме было три штуки на всю страну, а теперь и вовсе... Новых, по крайней мере за последние годы, не появилось.

— Семен!! — почти в отчаянии воззвал Юрка. — Так ты едешь или нет? У меня время кончается!

— Еду... наверное, — смирился с неизбежным Семен. — Повтори номер вашего представительства. Вот ведь свалился на мою голову!

— Я знал, что ты не бросишь в беде! — радостно отозвалась трубка.

* * *

Большой аэропорт и большой самолет. Потом маленький аэропорт и маленький самолет. Потом даже и не аэропорт, а просто барак у взлетной полосы, и не самолет, а вертолет, но большой. Потом еще один барак и взлетная полоса, мощенная аэродромным железом времен ленд-лиза, а вертолет уже нормальный — родной и до боли знакомый МИ-8. И «чем дальше в лес», тем более магическое действие на власть имущих производили бумажки — документы, которые предъявлял Семен. Ему предлагали отправиться дальше немедленно или отдохнуть в лучшем номере гостиницы... Ну, в общем, того, что у них тут есть.

Путями теми Семен ходил в своей жизни не раз и прекрасно знал цену улыбки тетеньки-диспетчера провинциального аэропорта. Когда-то он гордился, если ему удавалось потратить на дорогу меньше половины полевого сезона. А тут... По старой привычке он отказывался ночевать и отдыхать, а просил, по возможности, отправить его дальше. И ведь отправляли! Такое впечатление, что ради него перетасовывали расписание, перекантовывали грузы...

Последние пятнадцать километров до Нижнеюртовска он ехал в кабине «УРАЛ», присланного, похоже, специально за ним. За неспешной беседой с водилой о преимуществах жизни на «материке» время пролетело незаметно. И вот...

* * *

Номер явно был четырехместным, но кровать в нем стояла только одна. «Уважают, — констатировал Семен и бросил сумку с вещами на пол. — С чего начать обживание?» Вопрос немедленно разрешился сам собой: дверь распахнулась, и в комнату шагнул Юрка. Вместо приветствия он выставил вперед левую руку с зажатой в ней полутораметровой палкой. В правой он держал точно такую же. «Ну, начинается», — вздохнул Семен, принимая оружие и прикидывая расположение в комнате бьющихся предметов.

...Блок снизу, круговой размашной с разворотом корпуса, восходящий рубящий, секущий вертикальный, сметающий с уходом вниз, опять восходящий рубящий, тычок в корпус, перехват, восьмерка и рубящий вниз! Связка: кистевой подбив вверх — перехват — вертикальный рубящий — горизонтальный секущий...

— Хорош! Сдаюсь! — прохрипел Юрка.

— То-то же, — поучительным тоном сказал Семен. — Тренироваться надо, а не водку пьянствовать!

— Без тебя знаю, — буркнул приятель. — Но жизнь пошла такая...

Почти каждый подросток считает себя центром Вселенной и желает непременно доказать это окружающим — стать хоть в чем-то самым лучшим. В те далекие школьные годы у Семена хватило ума понять, что ни великим самбистом, ни боксером он не станет — нет данных. Зато он случайно наткнулся на одну секцию... Вряд ли тренеры были великими мастерами — просто китайские студенты, нелегально подрабатывающие на жизнь. Зато всё так таинственно, романтично, и главное, никто так больше не умеет!

Прошли годы, и увлечение восточными единоборствами буквально захлестнуло страну. Можно было заниматься чем хочешь и как хочешь — только плати, но Семен не изменил своей юношеской привязанности. «Боевой посох» звучит необычно и красиво, хотя на самом деле это просто палка...

Когда-то он имел неосторожность показать соседу несколько приемов. Получив пару раз по башке, Юрка, имеющий разряды по десятку видов спорта, немедленно стал фанатом. Первое время он заставлял «рубиться» с ним по два раза в день — на улице и дома, пьяным и трезвым. Потом понял, что с более легким и слабым Семеном, имеющим десятилетний стаж, ему всё равно не совладать, и немного утихомирился.

— Ну, отдыхай, — сказал Семен. — А я пойду помоюсь с дороги.

— Еще чего! — запротестовал Юрка, поглаживая свежую шишку. — Душу в душе не отмоешь! Ты из меня весь хмель выбил. Это нужно немедленно поправить — пошли!

* * *

— Они меня скоро просто убьют, — пожаловался приятель и разлил по второй. — Отчитываться как-то же надо!

— Попробуй пить больше, а закусывать меньше, — посоветовал Семен. — Тогда на будет так страшно. В чем суть проблемы?

— Да я и так который день не закусываю, — признался Юра. — А дело в том, что...

Проблема, которая озаботила так и не взошедшее светило сомнительной науки, была вполне в духе времени. Стремительно растущая нефтяная фирма решила вложить излишек средств в приобретение высоких технологий, дабы быть в русле или в курсе генеральной линии (нет, не партии, конечно). Ну, в общем, сейчас все так делают, у кого проблемы с количеством нулей в сумме налогов. Короче, этот самый «хай тек» был немедленно закуплен и доставлен. После чего выяснилось, что никому он не нужен. Точнее, нужен-то он всем, но никому конкретно. Стоил прибор чуть-чуть дешевле, чем стратегический бомбардировщик, и оставить его гнить на складе начальству показалось неприличным. В качестве человеческой жертвы был выбран Юрий, который в силу ряда обстоятельств отказаться не мог. Положение усугублялось еще и тем, что к прибору прилагался инженер-наладчик, который по-русски не понимал ни слова, но в день стоил всего на пятьдесят долларов больше, чем ударная бригада буровиков. Юра старательно поил американца водкой и пудрил ему мозги на трех языках, ни одного из которых он толком не знал. Время шло, зарплата исправно выдавалась, а процесс не двигался.

— Понимаешь, эта штука производит как бы сканирование слоев на глубине. Как бы считывает с них всю мыслимую и немыслимую информацию и строит как бы модель.

— Как бы деревянную?

— Дурак! Виртуальную, конечно!

— И чего же она виртуально моделирует?

— Всё! Климат, ландшафт, флору, фауну — всё! Надеваешь шлем виртуального погружения...

—...Втыкаешь вилку в задницу и оказываешься в прошлом, да? — хихикнул Семен и подумал, что дорожный недосып и выпитая водка начинают давать себя знать. — Оказывается, поколения ученых тужились напрасно — всё так легко и просто!

— Да ничего не просто! Машина новое знание не создает! Чтобы на ней работать, оператор должен читать литологию разреза как букварь, свободно ориентироваться в стратиграфии, палеонтологии, палинологии, геохимии...

— Короче: обогатить свою память знанием всех богатств, которые выработало человечество? Юра, я уже давно стал узким специалистом и всё лишнее забыл!

— Врешь! Мастерство не пропьешь! Проверено на практике!

— Ну, допустим... А зачем вам всё это?

— Как это «зачем»?! Оценка перспективности района, нефтяные ловушки, наличие органики...

Юрка завелся и начал говорить, говорить, говорить... И чем дольше слушал его Семен, тем меньше ему всё это нравилось. Наконец он не выдержал:

— Тормози! Хватит грузить! Допустим, мне всё это понятно: «амфибрахий там, то-се», как выразился один из персонажей Стругацких. Скажи лучше: если эта штука существует в природе, если она работает, то почему до сих пор не вымерли всякие там геофизики, геохимики и прочие специалисты на букву «г»? Зачем вы все нужны, если совершен такой технологический прорыв?

— Ну-у, видишь ли... — замялся Юра. — Тут фокус в том, что обычные наши приборы выдают информацию, которую можно выразить цифрами, графиками... Различные методы можно комбинировать... Интерпретация может быть неоднозначной... А тут ничего этого нет, понимаешь?

— А что есть?

— Сразу готовый продукт. Ты посмотришь, какие там росли деревья, какие ползали червяки, и скажешь, стоит бурить в этом месте или нет.

— Однако! Вот всегда так с вами, с технарями: наворочают приборов, намерят всякой цифири, а в итоге всё сводится к мнению эксперта, который работает за копейки. Если бы нас, простых палеонтологов и стратиграфов, кормили как вас, то...

—...То вы бы всё и так открыли — при помощи молотка и собственных мозгов, да?

— Конечно! Помнишь историю с Кюльдинским месторождением? Я там прошелся по разрезу рудовмещающей толщи и сказал: верхний мел. И, соответственно, приличных запасов тут быть не может. От меня, конечно, отмахнулись и еще три года вели разведку. И в конце концов пришли к тому же выводу. Представляешь, сколько науки можно было бы изучить на те деньги? А что теперь? Не будешь же ты говорить, что по моему слову, не подкрепленному ничем, ваша лавочка пойдет на многомиллионные затраты?

— Семен! Что ты несешь?! Ну тебе-то какое до всего этого дело?! Договор с твоей лабораторией начальство подписало — завтра сможешь в этом убедиться. А теперь предлагают деньги тебе лично — просто так, за твою репутацию! Ты же входишь в десятку самых цитируемых авторов по региону!

— Ах, во-от в чем дело!

— От тебя не требуется даже официального экспертного заключения! Посмотрел, высказал мнение, получил бабки и слинял! А там хоть трава не расти! Понимаешь?

— Нет, — вздохнул Семен. — Никак я не привыкну к нашему капитализму. Еще один вопрос можно? Если прибор сильно новый, то почему американцы продали его такой сомнительной стране, как наша? А если он изобретен давно, то почему я ничего не слышал о виртуальных прогулках в прошлое?

— Ну... понимаешь... — Юрка оказался настолько смущен, что в одиночку хлопнул стопарь и, кажется, даже не заметил этого. — Понимаешь, Сема... Тут как-то всё не очень... Мне ведь не всё рассказали... Получается, что прибор как бы совсем новый и аналогов не имеет, но куплен он как бы у частного лица. Я, честно говоря, подозреваю, что на родине на него просто не нашлось покупателей. Хотя, с другой стороны...

— А вот это уже интересно! — Приступ сонливости прошел, и Семен решил ковать железо, пока горячо. — Знаешь что? Доставай-ка еще один стакан и зови сюда своего американца — пытать буду! Давай-давай, зови — по вашему времени еще не поздно! А я пока колбасу порежу.

* * *

По-английски Семен говорил чуть лучше, чем Юрка, но быструю речь понимал плохо — практики почти не было. Приходилось всё время извиняться и переспрашивать, просить говорить медленно и употреблять простые фразы. Стивен Линк честно старался, но хватало его ненадолго, и он вновь начинал тараторить. В сильно сокращенном виде диалог выглядел примерно так:

Семен: Простите, каков уровень вашей компетентности?

Линк (с гордой усмешкой): Очень высокий. Я принимал непосредственное участие в разработке и монтаже установки.

Семен: Кто является автором этого... гм... изобретения?

Линк: Мы — маленькая частная фирма, но у нас большое будущее. Мы делаем приборы далекого поколения. Конкуренты нас не догонят.

Семен: Ну, разумеется! Юрий показал мне ваш прибор, но я ничего не понял. Скажите, почему у рабочей камеры такая сильная защита?

Линк (пожимая плечами): Для исключения помех, конечно. Это обычный бокс для приборов такого класса.

Семен: В боксе расположено место оператора. Зачем там еще два рабочих места?

Линк: Их могут занимать дублеры или просто сотрудники для снижения фактора риска.

Семен (оживляясь): Значит, риск всё-таки есть?!

Линк: Он ничтожен. Я много раз говорил об этом. В сопроводительных документах всё написано очень подробно, но меня всё равно спрашивают. Никогда не думал (смеется), что русские так трусливы.

Семен (пытается шутить): Я не трус, но я боюсь. Это мое право. Расскажите еще раз, пожалуйста.

Линк: Чтобы продать новый товар, нужно составить очень много бумаг, много документов. Есть документ по имени «Опасность». Он должен быть составлен, даже если опасности нет совсем, — покупатель всегда хочет получить гарантии. Вы понимаете?

Семен: Понимаю, но какая-нибудь опасность есть всегда. Она может исходить даже от теннисного мячика или зубочистки.

Линк (смеется): О да! Вы правы! В данном случае опасность еще меньше, но я, конечно, скажу. В принципе — теоретически — возможна перегрузка коры головного мозга, но этого произойти не может, потому что...

Далее непонятно. Семен вопросительно смотрит на Юру. Тот пожимает плечами и выпивает.

Семен (дождавшись окончания): Это хорошо! А что есть еще?

Линк: Теоретически не исключена ситуация, когда виртуальная модель окажется полностью адекватной реальности. Нашей или какой-то другой. Тогда возможно...

Далее непонятно. На Семена опять наваливается сонливость, и, пытаясь взбодриться, он выпивает стопку. Стивен Линк к нему присоединяется. Закусывают ломтиками сервелата.

Семен (закуривая): Стив, я не покупатель. Я продавец, как и ты. Мы оба продаем свои руки и головы.

Линк (медленно косея): О да! Мы продаемся, как проститутки. Только от них хотят меньше, а платят больше!

Семен (разливая): Это так. Давай еще по одной! Зови меня «Сем» или «Сэм».

Линк (с энтузиазмом): Давай, Сэм! Ты хорошо говоришь по-английски — я тебя понимаю. Здесь больше никто так не говорит. Но все пьют водку! Я тоже пью — только она мне здесь нравится.

Все дружно выпивают, Стив и Семен закусывают сервелатом, Юрка занюхивает собственным кулаком.

Семен: Хорошо пошла! Так что ты говорил о пространственно-временных континуумах и адекватности? Только, пожалуйста, медленно!

Линк: Это такая ерунда, Сэм! Здесь почему-то совсем нет красивых девушек, а мне говорили, что в России их очень много!

Семен: Тебя не обманули. Но эта страна очень большая. Всё еще. Наша деревня называется Нижневартовск. Здесь нечего делать красивым девушкам, здесь живут только суровые мужчины. Расскажи мне про адекватность.

Линк (пытается ухватить с тарелки ломтик колбасы, но промахивается): Сэм! Ты взрослый человек! Мне сказали, что ты большой ученый. И ты — продавец, а не покупатель! Это же шутка для дураков! Адекватности быть не может! Вероятность — один к пяти миллионам. Так написано в наших документах. На самом деле — один к десяти или к ста миллионам! Давай выпьем за вашу большую страну!

Семен (разливая): Давай! А потом ты мне расскажешь, что такое «пробой», «смыкание», «сдвиг» и «наложение». Эти слова я понял, но больше ничего. Ты продавец — так продавай свой товар! Будем здоровы!

Короче говоря, все еще раз дружно выпили, закусили, закурили... И Стивен Линк начал говорить. Он активно помогал себе жестами, но Семен перестал его понимать примерно с середины первой фразы. Пришлось опять вопросительно посмотреть на Юрку. Похоже, что тот, выпив больше всех, был самым трезвым. «Выйдем!» — показал он глазами на дверь. «Давай, — молча согласился Семен. — А этот?» Юрка усмехнулся и пожал плечами: «Да ну его! Не бери в голову!»

Похоже, американец действительно не заметил убытия собеседников и продолжал что-то доказывать, обращаясь к полупустой бутылке водки.

Оказавшись в гостиничном коридоре, Семен потряс головой, пытаясь понять, контролирует он ситуацию или нет. Ответ был скорее отрицательным, чем положительным, но надежда еще была, если, конечно, больше не добавлять.

Юрка устало прислонился к стене:

— Ты его хорошо раскрутил, Сема. У меня так не получалось. Давай попробуем!

— Попробуем — что? — не понял Семен.

— Ну, на машине этой, на приборе...

— Сейчас?! Да ты с дуба упал!!

— Наверное... Но давай попробуем! Понимаешь, он не хочет иметь дела со мной, к пульту не подпускает. Ты, говорит, не есть специалист. А тебя, наверное, пустит. Понимаешь, нужно, чтобы оно заработало! Потом я всем объясню, что эта штука нам и на фиг не нужна! Ее или спишут, или вернут поставщику, но сначала она должна заработать!

— Господи, Юрка! — изумился Семен. — Что с тобой стало?! Да пошли ты их всех куда подальше!

— Уже не могу, — грустно признался приятель. — Тебе приходилось стоять перед толпой работяг с пачкой денег в руках? Стоять и знать, что эти деньги — твои. Что ты волен раздать их все, или половину, или треть... Нужно, чтобы эти люди работали, а сколько им за это дать — дело твое, с тебя никто не спросит. Ты не пробовал? У меня на участке была авария. Трупы. Губернатор приезжал разбираться... Кое-как отмазались... Но меня — в дерьмо, на самое дно — в очередь за зарплатой и авансом, два раза в месяц... Ты понимаешь, о чем я?

— Похоже, тебя просто «посадили на иглу» — власть, деньги, всё такое... А ты уверен, что тебя не спишут вместе с этим долбанным прибором?

Болтливый обычно приятель на сей раз промолчал и как-то очень выразительно посмотрел Семену в глаза. Тот всё понял:

— Слушай, давай завтра, а? Там же, считай, мозгами надо напрямую к компьютеру подключаться. А я почти двое суток не спал, да еще и водки насосался.

— Давай, — согласился Юрка.

В его голосе была такая безысходность, что...

* * *

— Короче: гони конкретику!

— Легко! — ухмыльнулся повеселевший Юрка. — По стакану и в гараж!

— В смысле?!

— Установка в фургоне. Фургон в гараже. Гараж на высокой террасе. Из нее, между прочим, кое-где в обрывах кости какие-то вываливаются — то ли от мамонтов, то ли от мастодонтов. В общем, пройдемся для разминки по первым десяти метрам!

— Ну, ты, блин, даешь! Этим отложениям всего-то два-три десятка тысяч лет — я с такими молодыми не работаю! А что про них в «школе» проходили, давно забыл.

Юра отделился от стены и сгреб за грудки бывшего сокоечника. Это оказалось делом нетрудным, поскольку был он на полголовы выше и на десяток килограммов тяжелее. Он слегка приподнял его над полом и просипел, дыша в лицо многодневным перегаром:

— Сема, не выпендривайся! Я уже месяц ни спать, ни есть, ни трахаться не могу! От меня любимая баба вот-вот сбежит! Ты гравелит от песчаника отличить сможешь? А брахиоподу от феникопсиса? Ну так и не пудри мозги!

Дальше последовал сплошной мат.

Семен терпеливо дождался, когда его поставят на пол, и ответил не менее витиевато, но без повторов: высказал всё, что он думает о бывшем соседе, о заморском приборе, о нефтяниках вообще и конкретной фирме в частности.

— Намек понял, — хмыкнул Юрка. — Пошли!

Они опять оказались в комнате, где Стивен Линк что-то доказывал водочной бутылке. Юрка бутылку изъял и с ювелирной точностью разлил всем по полной:

— Будем!

И хлобыстнул. Причем настолько азартно и лихо, что Семен просто не смог удержаться и сделал то же самое. И когда коварное зелье теплым комком плюхнулось в его полупустой желудок, он с обреченностью приговоренного к казни понял, что это — лишнее.

Он, конечно, не ошибся. Дальше последовало что-то радостное, но очень невнятное. Куда-то они шли, обнявшись все втроем, и пытались идти в ногу. При этом они что-то пели про перекаты, которые надо куда-то послать, и про то, что нужны Парижу деньги, се ля ви... Потом они влезли в знакомую будку, где было не повернуться, Юрка бегал куда-то подключать питание, Стив снимал с Семена электронные часы и напяливал на его голову навороченный шлем, нажимал какие-то кнопки...

* * *

Постепенно боль из всеобщей стала дискретной: голова болела отдельно, а руки-ноги и всё остальное — отдельно. Семен подумал, что, наверное, примерно так должен чувствовать себя человек, упавший плашмя с высоты десяти метров на раскаленную стальную плиту, — это ж надо было так нажраться! Он даже не может понять, на животе он лежит или на спине. Давненько с ним такого не было!

Спустя некоторое время он пришел к выводу, что лежит, пожалуй, всё-таки на животе и надо бы перевернуться. А спустя еще тысячу лет он этот подвиг совершил. И открыл глаза.

В метре над ним и чуть левее на камне сидела птица, очень похожая на ворону. В клюве она держала какой-то кровавый комок, смахивающий на рыбьи кишки. На Семена она посмотрела с некоторым разочарованием и без всякого страха: «Еще не созрел — шевелится».

— Пошла вон, дура! — пробормотал он, пытаясь сесть.

Птица обиделась и улетела, унося свою неаппетитную добычу.

«Перебирать» по-крупному Семену случалось несколько раз в жизни, да и то в молодости. Ощущения потом были, конечно, не из приятных, но не до такой же степени! Сейчас ему казалось, что в каждый сустав вставлено по ржавому гвоздю, а на голову надет тесный раскаленный обруч. Из положения «лежа» в положение «сидя» он переходил, наверное, минут тридцать. При этом ему было так больно, что из-под зажмуренных век текли слезы. В конце концов он зафиксировал свое тело в пространстве и решил, что уже может открыть глаза. Делать этого почему-то не хотелось, но очень раздражали запах и неясность вопроса о том, куда делись Юрка и Стив. Неужели они его бросили на какой-то помойке?! Или он сам сюда забрел и отрубился?

Глаза он в конце концов открыл. И убедился, что друзья его не бросили. Вот они — рядом.

Но не целиком.

Стив присутствовал в виде руки с обручальным кольцом и фрагмента ноги в добротном ботинке. Юрки было гораздо больше — половина туловища и голова. На лице один глаз был широко открыт, а другой отсутствовал. Семен вспомнил ворону и понял — почему. Поле зрения подернулось какой-то мерзкой дымкой и поехало в сторону. Глухой стук собственной головы, упавшей на замшелый камень, Семен не услышал.

* * *

«...В ресторан мы не попали и колбасу не доели, зато водки выпили немерено — это всё из-за Юрки (провокатор хренов!). А потом... Потом мы пошли проверять прибор. Я там чуть не уснул со шлемом на голове, но они меня растолкали. Дальше мелькали какие-то ручейки-речки, вроде бы травка колосилась...»

Потом что-то не заладилось: Стивен Линк орал, нажимал на кнопки и пытался содрать с Семена шлем (чуть уши не оторвал, дур-рак!). Помнится, он смеялся над американцем и не хотел отдавать шлем: «Вот всегда так с вами, с технарями!» Как ни напрягал память Семен, но больше ничего вспомнить не мог, из чего сделал вывод, что просто уснул в операторском боксе. Наверное, «фокус не удался» и Юрка с горя потащил их в тайгу или на речку — проветриться. Это вполне в его стиле.

«Мда-а-а, сто лет водки не пил, а тут с недосыпу, на пустой желудок, да еще в такой компании — камикадзе чертов! — ругнул сам себя Семен. — Мог бы в милиции проснуться или в канаве. Тут хоть какая-то природа, воздух свежий... Только медведь чуть не слопал, и сон дурацкий приснился — с вороной, с расчлененными трупами. Интересно, где же это я спал? И почему на затылке такая большая шишка?»

Результаты осмотра места ночлега были, мягко говоря, неутешительны. Если бы желудок не был так безнадежно пуст, то Семена обязательно стошнило бы...

От трупа Юрки осталось не много: медведь съел кишки и основательно погрыз всё остальное. Ботинок Стивена Линка он, вероятно, взял в рот вместе со стопой, пожевал и выплюнул.

* * *

Семен отошел в сторону, уселся спиной к склону, лицом к открытому пространству. Два трупа... За свою жизнь он видел мертвых не раз, видел, как люди умирают. Но в его команде никогда не было покойников — своих людей он всегда возвращал живыми. «Что нужно делать? Бежать в поселок? Вызывать милицию? «Скорую помощь»? «Скорую»-то зачем? Юрка мертв... Мертвее не бывает... Ведь живой же был, ведь совсем недавно — большой, сильный, взбалмошный и крикливый, воняющий перегаром, готовый в любой момент на всё: драться и спорить о музыке, изрыгать мат и утонченно ухаживать за женщиной... Господи, почему не я, а? И никаких бы забот... Вот эта смердящая, облепленная мухами груда и есть Юрка?! Может, я сплю или брежу, а? Ведь бывают же такие кошмары, после которых просыпаешься в холодном поту? Потом так приятно сознавать, что это лишь сон, — такое облегчение... Расскажу ему, и он будет покатываться от хохота... Что нужно сделать, чтобы проснуться?!

И Стив загнулся. Господи, его-то за что?! Ну, ладно мы, люди этой экспериментальной страны, — у нас такая жизнь, что ее отдавать не очень жалко, а они-то другие. Они любят и берегут себя, живут в прекрасных домах, избегают лишних калорий и холестерина, посещают психоаналитиков, не жалеют денег на хорошие зубы и дорогую обувь... Он же к нам приехал, как в каменный век, и старался быть как мы — у него бизнес, ему нужен успех, и если для этого нужно пить водку, он будет ее пить. Вот и попил...

Что вообще случилось?! Авария? Несчастный случай на производстве?! Это же не должно быть страшно, это же теперь почти каждый день: взрывы, обвалы, пожары... Оно, наверное, и раньше так было, но все молчали, а теперь телевизор, радио — говорят, показывают, смакуют... Юрка, вот если бы ты загнулся где-то далеко, я бы не поехал на похороны. И заочных поминок не стал бы устраивать — ты бы так и остался для меня живым. Я бы по-прежнему болтал с тобой, спорил, представляя твои ответы. А теперь... Нет, это невозможно — нужно проснуться!»

Он прокусил губу, сплюнул кровь на камни. Ничего не изменилось. На щеку сел большой толстый овод. Семен придавил его и сбросил. Полураздавленное насекомое лежало на серебристом ягеле и шевелило лапами.

«Это не сон, Сема. ЭТО — РЕАЛЬНОСТЬ, ЭТО — НА САМОМ ДЕЛЕ.

Может быть, вот за этим перегибом склона откроется вид на славный поселок Нижнеюртовск? Откроется, как же... До ближайшей горы, вроде вот этой, от поселка не одна сотня километров — он стоит посреди равнины. Ни зайти, ни заехать сюда мы не могли. Скорее всего, что-то стряслось с прибором — тот самый один пятимиллионный шанс. Или десятимиллионный. Наверное, не сработала «защита от дурака» — конструкторам и в голову не могло прийти, что под шлемом оператора окажется пьяный полусонный человек. Что-то там, наверное, замкнулось, сомкнулось, наложилось и сдвинулось. То-то ребята оказались в таком виде, будто их расчленило поверхностью скалы — словно всё остальное где-то внутри камня. А я вот целенький... Ну, допустим, произошло перемещение в пространстве. Допустим, хотя это и смахивает на фантастику. Впрочем, сотню лет назад обычный телевизор или компьютер любому показался бы дикой фантастикой. Значит, будем исходить из того, что нечто вроде телепортации в принципе возможно. А вот что невозможно в принципе, так это попадание в собственное прошлое — такого быть не может. Но, с другой стороны, американец упоминал об иных реальностях... В чужое-то прошлое попасть, наверное, можно. Значит, нас как-то куда-то сдвинуло и закинуло. И мне повезло — материализовался на воздухе и недалеко от поверхности. А ребята... И где (и в «когда»?!) мы оказались?»

Склон был довольно крутым, но, несмотря на это, полностью покрыт лесом. Семен находился на большой проплешине среди выветренных скальных выходов. Обзор отсюда открывался на десятки километров — нечто вроде всхолмленной степи с полосами леса по долинам ручьев и речек. В основании склона протекала река, распадающаяся на несколько проток. Ее пойма представляла собой сплошные древесно-кустарниковые заросли — натуральная сельва, наверное. Правда, прямо напротив Семена внизу было свободное пространство — заросли как бы расступались на сотню метров, открывая доступ степи к свободной воде.

«На что это может быть похоже? Во всяком случае, не на Заполярье — мерзлоты тут нет. На вечной мерзлоте и склоны и равнины выглядят иначе. А растительность вокруг смахивает на обычную для нашей средней полосы, хотя многие деревья и кусты незнакомы. Зато знаком кедровый стланик — главное, можно сказать, растение Северо-Востока Азии. Он первый осваивает осыпи и каменистые склоны. А на том берегу... Ветер волнами колышет траву. Я никогда не видел нераспаханную травянистую степь — только Центрально-Казахстанскую полупустыню. Но такие степи должны быть где-то там, на юге, где совсем другие леса, где не бывает зарослей кедрового стланика и ольхи. Там растут дубы, буки и прочие теплолюбивые деревья, а склоны покрывает непролазная колючая дрянь, даже издалека не похожая на наш кедрач. Там другой мир — для меня малознакомый и экзотичный, а здесь всё почти родное, только в странных сочетаниях и... нет того, без чего не бывает ни Севера, ни Северо-Востока, — комаров.

Едем дальше: животный мир. В кустах чирикают птички, по земле бегают муравьи, ворона прилетала вполне обычная, но медведь оказался совершенно ненормальным. Что это значит? Да пока ничего — нужна дополнительная информация. Тем более что пить хочется невыносимо — еще бы, столько водки...»

Семен встал и пошел вниз к реке.

На этом берегу решительно ничего интересного не оказалось, и он решил перебраться на противоположный. Вода была прозрачной, течение слабым, а протоки выглядели не слишком глубокими. На себя Семену сейчас было наплевать, но он всё-таки разделся и, держа одежду в руках, побрел вперед.

Вода оказалась гораздо холоднее, чем показалось вначале. Выбравшись наконец на широкую песчаную косу, Семен вовсю стучал зубами. Он натянул прямо на мокрое тело штаны, надел ботинки и решил немного пробежаться для «сугреву» по ровному месту вдоль берега. Впрочем, ему хватило нескольких метров, чтобы забыть о холоде: весь песок был испещрен следами.

Следопытом Семен был плохоньким. В обжитых местах изучать следы бесполезно, а в «ненаселенке» у него всегда находились более азартные занятия — разбираться со слоями, залеганием и составом горных пород. Тем не менее Олег в свое время кое-какие навыки ему передать сумел. Их хватило понять, ЧТО написано на песке.

Приговор.

Тот самый, который обжалованию не подлежит.

Почти до сумерек бродил Семен по косе, оставляя за собой рубчатые следы своих ботинок и всматриваясь в следы чужие.

«Вероятно, это место водопоя копытных, которые пасутся в степи. Река-то большая, но открытых пологих спусков к воде, наверное, не так уж и много — чтобы, значит, из кустов не прыгнули... Следы и остатки помета похожи на оленьи, лосиные и... коровьи. Вот эти, наверное, могут быть лошадиными, только очень маленькие. А вот похожие на собачьи, но очень большие и когтистые, — волки?! Ну-ка, ну-ка...» — и Семен двинулся вдоль края леса, окаймляющего свободное пространство.

Он, конечно, нашел то, что искал: клочья шкуры, кости с остатками мяса, безглазая голова с небольшими рогами: «Наверное, молодой олень незнакомой породы или взрослая олениха. Скорее всего, оказался слишком близко к зарослям, а там была засада». Впрочем, при более внимательном исследовании опушки леса Семен обнаружил, что здесь сплошь и рядом встречаются места, где песок буквально перемешан с обломками старых костей. Похоже, охотой здесь занимались давно...

В косых лучах заходящего солнца Семен разглядел, что со стороны степи к воде проходит что-то вроде тропы или дороги: песок как бы утрамбован на полосе шириной метра три. Он ее пересекал несколько раз, но не воспринял как «след» ни саму тропу, ни вмятины на ее обочинах — слишком крупные. Да и кучи, валяющиеся здесь и там, были слишком велики, чтобы оказаться пометом животных. Тем не менее рассмотреть следовало и такой вариант. Семен рассмотрел.

Потом он долго сидел, попыхивая сигаретой и поглядывая то на вмятину в песке, то на голубое вечернее небо. В голове почему-то крутилась фраза из очень популярной когда-то песенки: «О, одиночество, как твой характер крут!..»

«Вот так, Сема, вот так... Ты всё еще надеешься встретить вон за теми кустами старую тракторную колею? Или след от вездехода двадцатилетней давности? Хочешь увидеть осколок бутылки среди камней или полусгнивший ствол дерева, сваленного бензопилой? Не надейся, не увидишь... Как никогда не увидишь друзей, родных и близких. Никогда больше не полежишь на диване перед телевизором, не сядешь за компьютер. И никакая амнистия или «условно-досрочное» тебе не светит. Считай, что ты уже умер. Интересно, твоя психика выдержит? А если выдержит, то сколько: день, неделю, месяц, год? Собственно говоря, у тебя, парень, только два выхода: немедленно удавиться (утопиться) или жить дальше.

Вот если бы ты вывалился на ходу из вертолета и оказался посреди незнакомых гор и тайги, как бы стал действовать? Если есть надежда, что твое исчезновение заметят, то нужно сидеть на месте, подавать сигналы и ждать, когда прилетят и вытащат. Если же «отряд не заметит потери бойца», то, разумеется, нужно выбираться самому. Это — схема, а реальность, как всегда, сложнее. Из Нижнеюртовска исчезли три человека. Возможно, впрочем, что там остались части тел Юрки и американца. Развитие дальнейших событий представить нетрудно: заведение уголовного дела, расследование. В кино и книжках это происходит быстро и эффективно, а в жизни всё как раз наоборот: колеса государственной машины проворачиваются медленно и незаинтересованно. В данном случае получается очень много фигурантов, разбросанных по половине земного шара, и никаких свидетелей. Что сможет выяснить гипотетический следователь? Допустим самый успешный вариант развития событий: сразу установлено, что исчезновение людей связано с загадочным прибором. Начнется выяснение: что за прибор, кто закупал и зачем, у кого закупал, кто и почему был привлечен к работе с ним. Следствию придется ходить по кругу: Нижнеюртовск — Тюмень — Москва — Питер — Хьюстон — Нижнеюртовск. Это как минимум. Допустим, что и задающие вопросы, и отвечающие на них будут заинтересованы только в одном — в установлении истины (а так не бывает!). На что можно рассчитывать? На то, что через несколько месяцев (скорее — лет!) будет установлено, что причиной исчезновения была авария. Причем явно по вине пострадавших, поскольку те были пьяны в стельку. Уже и на этих допущениях фантазия начинает отказывать, но можно попытаться допустить уж совсем немыслимое: некто предпримет попытку найти и спасти пострадавших (или пострадавшего). Возможно ли такое В ПРИНЦИПЕ?

Исходя из того, что ты, Сема, успел узнать о приборе, приходится ответить однозначно: нет! Как это ни парадоксально, для того чтобы найти тебя ЗДЕСЬ, тебе нужно находиться ТАМ. Ведь, по сути, ты как бы «вел» машину биотоками своего мозга, и путь этот нигде не фиксировался. Впрочем, наверное, тот маршрут тебе не повторить и самому, потому что... пить надо меньше! В общем, замкнутый круг.

Вывод? А вывод простой: возвращаться в «точку попадания» нет ни малейшего смысла. Тем более что там бродит совсем не мелкий медведь, который, конечно же, любит падаль. А куда есть смысл возвращаться? Может, и правда утопиться, как... как Мартин Иден: нырнуть поглубже и начать глотать водичку легкими?»

Семен представил себя на месте главного героя в финальной сцене знаменитого романа Джека Лондона, и его передернуло: «Нет, не смогу! Нечего и думать! Придется жить.

Но с ЭТИМ жить невозможно. Невозможно.

Если только...

Если только вот прямо сейчас отрезать и забыть две трети своей памяти: семья, институт, лаборатория, недописанная диссертация... Считать, что родился заново».

Семен поднялся с колен и стал разминать затекшие мышцы. «Всё очень просто: здесь холодолюбивая растительность и, разумеется, соответствующий климат. Слоны в таком климате не водятся. А тех, что водились раньше, называют... МАМОНТАМИ. Это — их тропа, их следы».

Он еще немного побродил по косе, надеясь, что удивить его больше нечем. Он ошибся, но, правда, не сильно: «А это еще кто?! Похоже на след кошки, только очень большой. Кто там из хищников жил вместе с мамонтами? Саблезубые тигры? Ну, разумеется! Обязательно! Как же без них...»

В усталый мозг с большим трудом протолкнулась, наконец, мысль, что большинство следов свежие — вчерашние или сегодняшние, что водопой в степи — самое опасное место, что, когда стемнеет, здесь такое начнется... Может быть, уже сейчас кто-то смотрит из кустов и готовится к прыжку...

Семен огляделся по сторонам и вдруг с ужасом понял, что не знает, куда ему идти и что делать. За спиной река, перед ним открытое пространство, отгороженное от степи неширокой полосой редкого леса, — прекрасные места для засады.

«Что ж, картежники говорят, что, когда нет хода, надо ходить с бубей. Интересно, что это означает? Впрочем — без разницы». Он горестно вздохнул, вытащил из кармана пачку с остатками сигарет, сунул в нее зажигалку, слегка примял и взял в зубы.

В середине самой большой протоки вода была по грудь. Но Семен не стал так далеко забираться: едва почувствовав напор струи, он расслабленно лег на воду, предоставив течению тащить себя вниз. Он надеялся, что в одежде замерзнет не сразу, и только слегка подрабатывал руками, чтобы голова была повыше, — досрочно лишиться курева ему совсем не хотелось.

Дата добавления: 2015-07-16