Твой спутник на свадьбе? Неплохо, моя маленькая. Ничего, что я так называю тебя?», - вежливо спросил Олег, - я могу быть напористым, и это не всем по душе». 12 страница

- Нет? – с недоумением повторил Стас, идя следом за ней и чуть отставая. – Что нет? Ты опять не хочешь играть с нами? – он сказал это почти с надеждой. Больной надеждой.

- Не хочу я об этом сейчас разговаривать. А играть с вами я буду. Я же сказала. Давай, поговорим о чем-нибудь другом? – предложила Юля, рассматривая небо. Она была уверена, что если бы рядом с ней шел Феликс, он бы тоже смотрел вверх, а вот Стас смотрел под ноги – был чем-то недоволен.

- Я не хочу о другом. Мне об этом важно поговорить, - возразил светловолосый молодой человек. Он боялся взглянуть на Юлию. Почему - сам не понимал.

- Раз важно, поговорим, - согласилась девушка. – Но завтра. Сегодня я не в состоянии. Я даже не понимаю о чем ты хочешь поговорить. Я согласна играть с вами. Мы все подпишем контракт. Будем записываться. У нас появиться продюсер. Что тебя тревожит или не устраивает?

- Феликс.

- И чем? Ты расстроился, что он так быстро уехал? – иронически спросила Юля, которая иногда не замечала очевидных вещей, если они были связаны с чувствами.

- Да. Очень. – Стас вдруг остановился. Юле пришлось тоже это сделать. Она обернулась на парня и вопросительно на него взглянула. А Стасу, у которого вдруг появилось желание обнять эту загадочную коротко стриженую девушку. Но он сдержался. А еще на языке его вертелся вопрос, который не давай ему покоя: как она относится к Феликсу и как относится к нему? Есть ли у него, Стаса, какие-то шансы быть с ней? Согласиться ли она просто дать ему шанс?

- Юль, - почти прошептал он, представляя, как он прижимает Кретсову к себе. Девушка с удивлением на него взглянула.

- Что?

- Я… - он вдруг замолчал, понимая, что не сможет задать ни один из этих вопросов.

- Да, давай завтра поговорим, - так и не решился парень. – Завтра, хорошо?

- Конечно.

- Юль, пойдем обратно? – предложил Стас.

- Или, - согласилась Юлька. – Я еще погуляю. Мне тут нравится. Скажи Крису, чтобы много не пил, окей?

- Окей, - растерянно кивнул Стас, глядя в прямую спину Юли с расправленными, чуть широковатыми для девушки плечами.

- И сам не пей много.- с этими словами Юля пошла дальше, оставив Стаса в растерянности. Он от злости – на самого себя, естественно – ударил несколько раз растущее около дорожки дерево по стволу и быстрым шагом направился обратно.

А Юля вышла за ворота и решила прогуляться по поселку. Одиночество и природа приводили ее в себя. На дорогах никого не было, а между домами были очень большие расстояния и, казалось, она попала в какое-то пустынное место. И только лишь вопли гостей и музыка вносили нотку оживления, продолжая раздражать Юлю.

«Может быть, к реке спуститься?», - подумала про себя девушка и пошагала по дороге, которая как раз вела в ту сторону, где находился коттедж Дионова, правда, Крестова об этом не знала, хотя до дома Александра оставалось не так уж и далеко.

Она шагала быстро, засунув руки в карманы черного строгого пиджака с закатанными рукавами, который здорово смотрелся с белой рубашкой и галстуком – на улице становилось прохладно, да и комары очень уж наглели. В одном из карманов пиджака лежал оставленный мобильный телефон Визарда, который Юля почему-то не могла оставить дома – хотела, чтобы он был с ней. Сим-карту менять она не стала, просто таскала эту дорогую игрушку, инкрустированную бриллиантами, с собой. И сделала она это не зря – именно тогда, когда Крестова решила прогуляться в одиночестве, устав от шумной свадьбы, на этот телефон вдруг пришло сообщение. Юля, услышав короткую мелодию, оповещающую о новой смс-ке, вдруг ухмыльнулась – она так и подумала, что чертов англичанин оставил мобильник с зарядкой ей не просто так.

Она сбавила шаг и неспешно, даже с каким-то удовольствием стала читать сообщение на английском языке от Феликса-Визарда, которое гладило следующее:

«Здравствуй, девушка, похожая на ночь. Надеюсь, ты читаешь сейчас мое сообщение. Я был удивлен, и ты тоже будешь удивлена, но мне тебя не хватает. Но мне греет душу. Что средство связи, которое ты сейчас держишь в ладонях, раньше держал в своих ладонях я. Значит, нас то-то объединяет, не находишь?».

«Здравствуй, Феликс, - напечатала ему в ответ Крестова, вдруг став улыбаться, - я удивлена, что мне тебя не хватает. Ты неожиданно уехал».

«Тебя это задело?, - спросил англичанин. А следующее его сообщение гласило:

«Прости, что я не звоню, а пишу сообщения. На это есть две причины: я люблю романтику писем, и сейчас я нахожусь на пресс-конференции в Нью-Йорке, и менеджер не простит меня, если я уйду».

«Я могла бы сказать, что мне все равно, но я не люблю врать. Меня это огорчило», - ответила Юля.

«Не огорчайся. Но мне приятно, что ты чувствуешь огорчение – значит, ты немного неравнодушна ко мне, не так ли?;)», - ответил музыкант.

- Блин, я переписываюсь по смсочкам с офигенно крутым чуваком из нереальной группы, как какая-то малолетка, - сама себе сказала Юля, которой хотелось смеяться.

«Ты же у нас экстрасенс. Попробуй, угадай))», - напечатала Крестова.

«Думаю я тебя заинтриговал, Джулия. Ты меня – точно. Я все же не прочь потанцевать с тобой».

Девушка вновь стала что-то ему печатать, как вдруг Феликс вновь прислал ей сообщение. Странное сообщение.

«Где ты находишься, Джулия? - вдруг спросил Феликс. – Будь осторожно. И, пожалуйста, смотри внимательнее по сторонам. Там кто-то есть. Я чувствую это. Справа.».

«Думаешь, за мной пришел хозяин?», - напечатала тут же Крестова, вспоминая идиотский эпизод, где они прятались от какого-то кретина в кустах.

«Его вина в этом есть», - странной фразой ответил англичанин, удивив и немного насмешив чувствующую себя спокойно Юльку. Она хотела написать что-то ехидное, но не успела – вдруг услышала слабые стоны – откуда-то с правой обочины дороги, вдоль которой росли аккуратно подстриженные кусты.

У Юли похолодело в животе – стон повторился. Девушка осторожным шагом приблизилась к кустам, и поняла, что позади них лежит человек, девушка, в которой Крестова тут же узнала Надежду. У девушки была пробита голова – из-за этого все лицо ее было в крови, и, видимо, она только что пришла в себя, слабо застонав.

- Надя? – подбежала к девушке Юля. – Эй, ты меня видишь?

- В-вижу, - прошептала та.

- Сколько пальцев? – показала свидетельнице два пальца Юля.

- Четыре… Наверное… - Надя попыталась подняться с земли, но не смогла сделать этого, да и Крестова, помнящая, что людям с травмой головы нужно обеспечить покой, тут же остановила ее.

- Лежи, не вставай. Нельзя. – Она стянула с себя пиджак и накрыла им девушку. Юля осторожно осмотрела ее и, поняв, что кровотечение вроде бы прекратилось, сказала, тыкая в телефон:

- Сейчас я «скорую» вызову. Не бойся. И держись.

Минута – и Крестова, действительно, вызвала «скорую помощь», а после позвонила Стасу и сказала, чтобы тот связался с кем-нибудь из охраны КПП, дабы они знали, что произошло на вверенном им участке и чтобы пропустили медиков. Тот, разволновавшись, тут же сказал, что все сделает, а еще спросил, где именно находится Юля и пострадавшая.

- Кто тебя так? - опустилась около черноволосой девушки Юля.

- Упала, - прошептала Надя несчастным голосом. Ей было очень плохо. И страшно. А еще – обидно.

- Упала? – сощурилась Юля, которая почему-то не поверила ей. – Упала? А где твой кавалер? Тоже упал?

Надежда закрыла глаза.

- Он… Я не знаю, где он. Я…

- Это ведь он тебя так, да? – спросила, сидя около Нади на корточках Юлия. – Он ведь?

- Нет, нет, - испугалась та и вдруг заплакала. – Нет, это не он. Это… это… случайность!

- Если я тебе поверю, что случайность, врачи сразу поймут, упала ты или тебя кто-то «упал», - серьезно проговорила Юля. – Надь, тут ни одного камня нет, о который ты могла голову рассечь, когда падала. Не об землю же.

- Только не надо милицию, - сквозь слезы, тошноты и дикое головокружение проговорила Надежда. Юля была права – ее ударил Олег. Ударил и спрятал в кустах, когда она потеряла сознание. Надя хорошо помнила, как вдруг изменившийся Олег, с которым они вышли погулять за ворота, вдруг ударил ее чем-то по голове.

Юля вдруг услышала звук мотора – по дороге прямо к ним ехала одна из машин охраны поселка. Она остановилась в паре метров от девушек, и двое крепких ребят в униформе выпрыгнули из нее на землю.

- Что случилось? – тут же обеспокоенно и удивленно спросил один из них.

- У девушки травма головы. Я несколько минут назад ее нашла, - спокойно отозвалась Юля. – Уже вызвала скорую и предупредила охрану.

Оказывается, эти охранники о Надежде не знали – они только что выехали, чтобы проверить коттедж молодоженов. Услышав, что там, возможно, что-то происходит, Крестова, заявив, что она сестра невесты, забралась в машину охраны – к этому времени сюда подъехал еще один автомобиль, в который осторожно погрузили Надю, уложив ее на носилки.

Через несколько минут охранники и Юля оказались около особняка, в котором сейчас находились Марта и Саша. Еще тридцать секунд – и они были в нем, вернее, сначала, в доме оказались охранники, которые проверили его, и только потом уже разрешили зайти и Юле, точнее, не разрешили, но она прорвалась сама, поняв, что там что-то страшное.

Хоть Крестова и была мастерицей сдерживания эмоций, в тот момент у нее это плохо получилось. Первые секунд тридцать коротко стриженая девушка, которую сначала охранники приняли за паренька, думала, что Марта ранена – ведь она была в крови Александра, и у нее впервые в жизни от шока помутнело в глазах и стало дурно.

Девушка нерешительно застыла позади осматривающих холл охранников, которые сами находились в ужасе от увиденного, но быстро собрались и вызвали подмогу. А Юля бросилась к сестре, которая, слава Богу, оказалась жива. То, что у нее были сломаны пальцы, Крестова заметила чуть погодя, когда убедилась, что Марта нормально дышит, и ранений на ней нет, и это неприятное открытие поразило ее до глубины души. Кто, кроме музыканта, поймет другого музыкант, у которого повреждены руки?

Юля гладила сестру по голове и плечам, ничего не говоря и не зная, что же теперь маленькая Марта будет делать. Но, главное, что она жива и с ней ничего не случилось, как с этими тремя парнями, двоих из которых, находящихся в тяжелом состоянии, погружали в «скорую помощь» на носилках. Третий – Женя - был уже не жилец.

Надю тоже увезли. И, как ни странно, с ней поехал Миха, объявивший всем, что он, как свидетель, обязан позаботиться о свидетельнице.

Юля уехала из этого места вместе с Мартой, так и не пришедшей в себя, тоже на «скорой помощи», и с ними вместе в кабине машины был их отец, Константин Власович, который, увидев, что случилось с его дочерью, не сдержал слез: слез радости и облечения, и слез горя – ну не могла же его талантливая девочка бросить карьеру скрипача, даже толком не начав ее! Мужчина находился од властью таких сильных эмоций, что Эльвире Львовне пришлось звонить Юлии. Та, узнав, что дочь в порядке, но без сознания и со сломанными пальцами, едет в одну из городских больниц, тотчас взяла себя в руки, хотя до этого очень долго плакала, почти что билась в истерике, и сказала, что приедет туда на такси через двадцать минут.

«Ты ведь не сдашься», - думала Юля, глядя на сестру. Сломанные пальцы… Как она их сломала? Что случилось? Что вообще произошло в этом проклятом особняке?

«Не сдашься, правда?».

Крестовой показалось, что веки Марты дрогнули, но они так и не открылись.

«Приятных снов, девушка, похожая на ночь. И да, совсем забыл. Передай своей сестре, что она восстановится», - раздался в ее голове мягкий успокаивающий голос Визарда.

Юля верила в это.

А сосредоточенный Никита и плачущая Ника, закрывшая лицо обеими ладонями, ехали, рассекая на скорости ночь, подальше от этого места и этого города, туда, где ничего подобного с ними никогда не должно было случиться.

- Я бы такую охрану гнал в шею, - сказал он словно сам себе, когда уже гнал по трассе. Конечно, поселок еще только застраивался, и в нем жило небольшое количество человек, но, по мнению Кларского, охрана все равно должна была быть на уровне.

- Никит, останови, мне плохо, - простонала Ника, сидящая рядом с ней. Она невольно вспоминала кровавые картинки, и ее вновь и вновь начинало тошнить, и хотя Кларский знал, что этого делать не нужно, все-таки выполнил ее просьбу.

Они были в пути несколько часов, а под самое утро, где-то в половину пятого заехали в небольшой, но густонаселённый и симпатичный городок, являющийся районным центром. Кларский оставил машину на одном конце города, взял такси и велел отвезти их с Никой совершенно на другой конец, где располагалась квартира, которую предусмотрительный Никита заранее снял - в гостиницах он оставаться не хотел, слишком много риска. Квартира была самой обычной, двухкомнатной, с новым качественным ремонтом, с хорошей мебелью, но не слишком шикарной.

- Никит? – спросила у парня Ника, стоя в душе под струей прохладной воды. Ей почему-то было очень жарко, очень, хотя Карлова подозревала, что у нее понялась температура. В машине она нарыдалась на год вперед, и до сих пор ее трясло от пережитого, а лицо было красным и немного опухшим.

- Что? - они часто так разговаривали: кто-то из них был в ванной комнате, а кто-то – под дверью. Сейчас под дверью был Ник – привалился к стене спиной и ждал.

- Я боюсь. – Ника выключила, наконец, воду.

- Чего ты боишься? За него?

- Да… И за сестру…

- Позвони родителям и узнай, как они и что произошло, - посоветовал Кларский. – Но только не сейчас, а позже. Сейчас они и сами могут ничего не знать.

- Да, позвоню. А если…

- Что если?

- Если он умрет? – прошептала Ника. – Если уже… умер?

- Перестань думать об этом.

- Не могу… Не могу! – в ее голосе послышались истеричные нотки.

- Попытайся.

Ника, обернутая в большое белое полотенце, вышла из ванной комнаты, коснувшись ладонью пальцев Ника, и только успела переодеться, как Кларский зашел в комнату с чашкой горячего чая и какими-то таблетками – сказал ей, что это успокоительное. Заставив проглотить Нику и то, и другое, светловолосый парень почти насильно уложил ее, ставшую теперь дико мерзнуть и закутавшуюся в одеяло, в постель, и лег с ней рядом, обняв. Девушка прижалась в Никите, который казался ей очень горячим, и вздохнула – все никак не могла перестать думать о том, что случилось, о том, что с Сашей и как чувствует себя Марта. Карлова чувствовала себя виноватой перед ними – за то, что ушла, но не могла же она бросить Укропа одного? Как он без нее будет?

С этими мыслями Ника почти мгновенно и уснула, хотя думала, что не сомкнет глаз пару часов – наверное, таблетки Ника дали такой эффект. А вот Никита долго не мог уснуть, хотя знал, что ему нужно, как следует выспаться. Он почти час рассматривал спящую Нику – ему было в кайф делать это, а еще было в кайф гладить девушку по лицу, плечам, шее, ключицам, чуть ниже – она даже и не просыпалась от его прикосновений, зато пару раз во сне она вдруг легонько закусывала губу, словно ей снилось что-то приятное, но потом сразу же начинала хмуриться как будто хороший сон превращался в кошмар, и Ник вновь касался Ники, успокаивая ее движениями своих пальцев. Когда же и Никита все-таки погрузился в объятия Морфея, ему приснилось море – синее-синее, спокойное, омывающее пенными волнами золотой песочный берег и на горизонте соединяющееся с таким же синим небом, на котором сияет царственное солнце. Парню снилось, что он идет босыми ступнями по горячему приятному на ощупь песку, с любопытством рассматривая берег, на котором, метрах в трестах, находятся белоснежные уютные дома с прозрачными крышами и мансардами, гармонично вписывающиеся в природный ландшафт. Ник хочет туда, в эти дома, точно зная, что там сейчас находится его семья, которая устроила праздничный обед, и уже даже направляется в ту сторону, но его кто-то хватает за ворот рубашки и говорит лениво знакомым голосом:

- Куда пошел, олень?

Обрадованный Ник хотел обернуться, чтобы увидеть старшего бат – а ведь это был его голос, его! – но тот не дает ему этого сделать. Андрей только хлопает его по плечу и направляет в другую сторону, лицом к морю.

- Иди в лодку, - говорит он совершенно спокойным голосом Никите. – Иди, сдались и уплывай.

- Но я хочу с вами на обед, - как маленький возмущается Ник, видя, как на воде появляется белоснежная лодка с веслами.

- У нас будет много обедов, потом придешь, - отвечает ему Март. – Иди в нее.

- Я хочу сейчас.

- Потом. Говорю же, потом. Иди.

Лодка начинает неведомым образом трансформироваться в настройщик лайнер: огромный, надежный, шумный, с тысячами людей на борту и отменной командой.

- Андрей, поплыли со мной? – предлагает Ник, но его брат отказывается.

- Хорошо, что ты пошел против ветра, - говорит Андрей тихо и задумчиво. – Теперь ветра не будет, Никита.

Он толкает Ника в спину и тот вдруг оказывается на борту лайнера, зная, что и тут его кто-то ждет – кто-то с голубыми глазами, малиновыми губами и озорной улыбкой.

Они вместе поплыли куда-то на запад, стоя на верхней палубе и глядя на удаляющиеся белые дома, в которые не хотел пускать Ника его старший брат. И последнее что запомнил парень – кусок никчемной черно-белой газеты в воздухе, с которым играл ветер и который спустя несколько секунд вдруг упал в море и пропал в его синих водах.

Это был самый яркий и запоминающийся Никиты Кларского за последние несколько лет.

После шоковой ситуации и сопровождающего ее глубокого стресса Марта пришла в себя только на следующее утро. Она с недоумением подняла голову с бледно-лавандовой подушки, обнаружив себя в совершенно неизвестном месте со светло-голубыми стенами, парой тумбочек и большим окном с прозрачными едва уловимого желтого цвета занавесками – Константин Власович через знакомых, которых у него было море, устроил дочь в одиночную палату. Около Марты, на простом стуле, склонив голову к груди, спала ее мама, решившая оставаться около девушки всю ночь и под утро заснувшая.

Карлова, которая совершенно не помнила, что с ней вчера произошло, ошалело стала переводить взгляд с окна на мать, с одной пустой голубой стены, на другую, с тумбочки на раковину в углу. Место, в котором девушка находилась, очень сильно напоминало ей больницу. И даже запах в воздухе был специфический, больничный – очень неприятный, тоскливый, пропахший лекарствами и чьими-то слезами. И одежда на девушке была больничная – серо-кремовая, с вялыми светло-фиолетовыми цветочками, такая же бледная, как и все цвета вокруг.

Единственное, что скрашивало бледность комнаты, был вид за окном - через прямоугольное окно были видна густая изумрудная крона чуть шумящих на ветру деревьев, над которыми обыденно торжествовало синее небо-пастбище. На нем вольготно паслись под присмотром вальяжного отдыхающего солнца облака-барашки.

Вид за окном хоть и был красивым, даже немного сказочным, но показался Марте крайне странным. Правда, она не могла понять, почему.

- Мама, - позвала обескураженная девушка, но голос ее был очень слаб и тих. Эльвира Львовна даже не услышала его.

- Мам, - громче повторила Марта, садясь в кровати – голова ее немножко кружилась, но в остальном вроде бы она была в порядке. Вот только на правой руке Марте что-то очень сильно мешало. Ее пальцы на ней почему-то не могли двигаться.

Девушка подняла вверх руку и огромными глазами уставилась на гипс, уродующий ее хрупкую ладонь с длинными тонкими пальцами. Несколько секунд Марта смотрела на правую руку, не понимая, что произошло, а потом вдруг закричала – негромко, но жалобно, и с болью.

Эльвира Львовна тут же проснулась. Увидев, что дочь пришла в себя, но кричит, огромными глазами глядя на руку, женщина бросилась к ней и обняла, принявшись успокаивать

- Марта, тихо, не кричи, все хорошо! Почему кричишь? Что случилось? Тебе больно? Скажи маме, где тебе больно? – твердила она, гладя дочь по спине.

- Рука, мама! Мама, моя рука! – с отчаянием говорила Марта, дыша так, словно ей не хватало воздуха – тяжело и очень глубоко напрягая мышцы шеи и высоко вздымая грудь. – Что с ней?! Что?

О том, что же произошло с Сашей, Никой и другими участниками драмы девушка ни разу не спросила, хотя Дионов закрыл ее собой от пуль, а Ника была ее любимой сестрой.

Поврежденные пальцы… Марту волновали поврежденные пальцы. Ее самый большой страх. Страх, который воплотился в жизнь. И уничтожил в не музыканта.

Марта не могла в это поверить. Она рыдала все громче и громче, не в силах остановить себя. Не может быть… Она больше не скрипачка… Она никто… Она играть не сможет!!

- У тебя два пальца сломаны, - прошептала Эльвира Львовна, плача вместе с дочерью. – Но это не страшно, Марта, кости срастутся, переломы закрытые, все будет хорошо, хорошо… ты опять будешь играть!

- Нет, - Марту трясло от плача. Она не могла остановиться. – Я теперь как инвалид! Я не смогу! Ты же знаешь! Знаешь это!

- Будешь!

Но ее дочь, видимо, так не считала. У нее началась самая настоящая истерика, и когда в плату вошли Юля и Константин Власович, Марте уже вкалывали успокоительное медсестры. Она вновь заснула на несколько часов, и когда проснулась, почти не разговаривала, только смотрела в потолок безразличным взглядом. Девушка не помнила, что произошло вчера ночью, и как так вышло, что она повредила руку, но лечащий врач сказал ее родителям, что это нормальная реакция: не мудрено, что после такой эмоциональной травмы, который пережила Марта в особняке, у нее возникла частичная амнезия, как механизм защиты на травмирующую ситуацию. Страшный день просто-напросто выпал из ее памяти.

- Вспомнит все, - уверенно заявил врач Эльвире и Константину с важным видом. – А пока что пусть отдыхает. Когда вспомнит, с милицией… пардон, с полицией пообщается. Очень уж они хотят с ней поговорить, как со свидетельницей.

Но буквально спустя два часа выяснилось, что доктор оказался не прав.

Марта, которая ни с кем не разговаривала – только с мамой иногда, и которая отказалась, чтобы в палате находились Юля или отец, вдруг произнесла отсутствующим голосом, глядя в потолок:

- Мама, а Ника знает?

- Что? – встрепенулась Эльвира Львовна.

- Знает, что со мной?

Женщина промолчала, вспомнив, что племянница уехала с каким-то парнем неизвестно куда, а Марта согласилась стать подставной невестой ее бывшему жениху Александру. Правда вскрылась почти сразу же, как Марту доставили в больницу – Юлия и Надежда все рассказали. Если честно, Эльвира Львовна боялась, что придя в себя, дочка тут же начнет спрашивать про Сашу, который спас ей жизнь, но она почему-то не делала этого.

- Мне надо позвонить Нике, - все тем же отсутствующим голосом сказала длинноволосая девушка. Вид у нее был хуже некуда: обреченный и усталый. И почему-то она путанно соображала.

- Зачем? – удивилась ее мать.

- Сказать ей, что я не приду… Если она не знает, что я в больнице.

- Куда не придешь? – посмотрела на нее в изумлении Эльвира.

- Мы в кино договорились пойти, - тихо сказала Марта. – Но… Мам, правда, я смогу играть? – в голосе ее послышались новые слезы.

- Что? – переспросила удивленно женщина. – Что ты сказала?

- Мама, я боюсь, боюсь, что не смогу больше играть, - на глазах девушки в появились слезы, которые она тут же смахнула здоровой левой рукой и с ненавистью глянула на гипс на правой. – Если я не смогу… играть, мне незачем будет жить.

- Доченька, солнышко, какое кино? – тревожно уставилась на Марту ее мама, пропустив последние страшные слова, хотя по идее, должна была обратить внимание именно на них.

- «Тесей и Минотавр», - всхлипнула девушка. – В 3-D формате… Я очень хотела посмотреть и уговорила Нику пойти со мной… - Она плакала и говорила сквозь слезы. – Я… хотела посмотреть его, пока показ не кончился, а он 13 сентября кончается. Какая разница теперь… Мама я домой хочу.

- Но ведь сейчас только июль, Марта, девочка, - изумленно проговорила ее мама, понимая, что с дочерью что-то не так. – Сейчас не осень, посмотри… на улице лето.

Марта, забыв рыдать, изумленно глянула в окно и поняла, что ее так смущало: осенью на улице и не пахло. Там был разгар лета.

Врач ошибся. У Марты была действительно частичная ретроградная амнезия, но не помнила она не одни лишь сутки – самые страшные в ее жизни. Из ее памяти выпал почти год. Девушке казалось, что сегодня тот день, когда они с Никой договорись встретиться и пойти в кинотеатр, чтобы посмотреть мультфильм «Тесей и Минотавр».

Именно в этот день Марта встретила Сашу. Встретила, чтобы потом влюбиться и полностью забыть. В ее жизни словно и не было никакого Александра Дионова.

Вместе с ним она забыла то, как училась в консерватории, как выступала на конкурсе, как стала общаться с Юлей и ее друзьями и даже Визардом-Феликсом – она помнила лишь другого Феликса, своего приятеля-пианиста из Лондона, как разговаривала с папой и плакала, как целовалась с Александром и выходила за него замуж, играя роль его невесты. Она не помнила ничего, что произошло с ней с сентября по июль, хотя знания, полученные ею в этом году, Марта удерживала в памяти. Она помнила каждую выученную лекцию по истории музыки, помнила каждую ноту в новом выученном произведении, помнила все-все, кроме фактов личной жизни.

Она с легкостью могла сыграть концерт для скрипки с оркестром N 2 Шостаковича, который исполняла на конкурсе в марте, но не могла вспомнить лица того, кого так сильно любила.

А вот Саша не забыл Марту. Когда он пришел в себя, наверное, первое, что он спросил – что с ней и как она себя чувствует?

Рядом с ним, на его удивление, были и отец, и мать, которая выглядела постаревшей и замученной. Она, отведя глаза, сказала сыну, что его невеста – эта милая девочка, которую он спас, в другой стране.

- Ее увезли родители, пальцы лечить, - гладила она сына по голове. – Она ведь музыкант, твоя Марта… Ей играть надо… Да и не хочет она тебя видеть, Сашенька.

Его мать, женщина не шибко верующая, буквально на коленях просила высшие силы, чтобы ее ребенок выжил. При больнице, в которой лежал Саша, была небольшая часовенка, и она постоянно туда ходила. Одна, правда, без мужа-атеиста, но однажды увидела человека, выводящего из часовни, очень похожего на супруга, но подумала, что обозналась. Слава бы никогда не стал ходить по таким местам, прося за сыны.

- Почему? – спросил тот едва слышно пересохшими губами. Чувствовал он себя отвратно.

- Не хочет, и все, - твердо сказала женщина и с мольбой глянула на молчащего мужа. Тот отвернулся.

- Почему? – повторил парень. Он пока что плохо соображал – этому мешала боль во всем теле, эпицентр которой находился где то в животе, но точно осознавал, что хочет видеть свою маленькую невесту. Дионов считал себя виноватым перед Мартой. Только из-за него этот ублюдок издевался над ней, пугал, ломал пальцы.

- Она ведь никто тебе… подставная невеста, - вздохнула печально женщина, печально глядя на сына, вид которого после операций – а их было несколько – был ужасным: впалые щеки, круги под глазами, изможденный взгляд. – Мы уже знаем это, Сашенька. Девочке не сладко пришлось в ту ночь… когда все произошло… Вот и не хочет видеть. Ни в чем не винит, но видит не хочет, - поспешно добавила она.

- Я выйду в коридор, - сказал Вячеслав Сергеевич вдруг, и его жена заметила, как его рука потянулась к левой стороне груди, но вовремя остановилась.

- Я не хотел, - произнес Александр почти беззвучно.

- Ты и не виноват ни в чем! – горячо воскликнула женщина. – Ты у меня вообще герой! Закрыл собой человека! Просто девочка должна отдохнуть! Понимаешь, Сашенька? Ты перед ней ни в чем не виноват. Ты ведь спас ее.

Саша ничего не ответил. Сейчас, в этом болезненном полузабытье, он не мог сказать, что чувствует. Он закрыл глаза, чувствуя в них резь.

- Что такое? – тут же склонилась над ним мать.

- Спать хочу.

- Хорошо, спи. Спи. Я сейчас уйду, но вернусь. А ты спи

Она вышла за Владиславом Сергеевичем спустя пару минут и опустилась рядом с ним на скамейку, стоящую в самом конце коридора, под мутным окном, сквозь которое с трудом пробивалось солнце.

- Что, опять сердце, Слава? – спросила мама Саши с беспокойством. После того, как физик узнал, что случилось с его сыном, сердце у него болело частенько. Хоть он и не подавал вида, а за старшего сына беспокоился. Да и то, что он узнал о нем на теплоходе от ненастоящей невесты, не давало ему покоя.

Мужчина кивнул.

- Таблетки выпил?

- Выпил. Не маленький. Зря, – вдруг сказал он.

- Что зря? – не поняла женщина.

- Зря его обманули, - тихо сказал Вячеслав Сергеевич. Он до сих пор помнил разговор с родителями лже невесты старшего сына, которые очень просили сказать Александру, что Марта не желает его видеть. Они благодарили родителей Саши – Эльвира делала это со слезами, понимая, что их сын спас ее дочь от пуль, но все же просили, чтобы он не тревожил потерявшую память девушку, которой необходимо было восстановиться. И Дионовы согласились, скрепя сердце. Ведь как-никак, получается, если бы девушка не согласилась на авантюру Саши, она бы и не пострадала.

- Да не нужна ему эта девочка – почти шёпотом произнесла мама парня. – Она же не любимая его, а просто родственница Ники, которая Нику и заменяла. Пусть уж лучше никогда не видятся, раз, к тому же она Сашеньку и не помнит вообще.

Дата добавления: 2015-07-16