Твой спутник на свадьбе? Неплохо, моя маленькая. Ничего, что я так называю тебя?», - вежливо спросил Олег, - я могу быть напористым, и это не всем по душе». 6 страница

- Знаю, - прошептала девушка. О чем-то его слова ей напоминали.

- Я мог стать таки же, или лучше. Но знаешь, - голос Олега посуровел, - знаешь, что сделал тренер, когда я сказал, что не оставлю его дочь? Знаешь что?

- Н-нет, - голос Марты был почти неслышным.

- Он вышвырнул меня из спорта. Подделал анализы. Как будто бы я принимаю допинги, мой ангел. Представляешь? Я! Допинг! А ведь они поверили этой чертовой бумажке. И меня вышвырнули вон. У меня в жизни были только моя Василиса и мой биатлон, - Олег склонился над напрягшейся Мартой и провел губами вдоль ее шеи, коснулся волос. – А потом не стало ничего.

Скрипачка, с трудом дышавшая, вдруг вспомнила эту историю.

Это о нем, об этом ненормальном рассказывал Леша, друг Юли, на природе, когда они возили Феликса-Визарда на озеро с ночевкой! О нем!

«В общем, Олега из-за допинга отстранили от соревнований на полтора года. И за это время он как с ума сошел. Да он и так нервный был всегда, эмоциональный, психованный. Короче, он перестал заниматься биатлоном, пропал из поля зрения, ни с кем из нас практически не общался. Мы слышали, что Олег связался с какими-то странными парнями, и стал ввязываться в драки. И где-то через год его во время очередной драки ранили. Ну, я это вам уже рассказывал. Его в ногу ранили, сильно, ножом, и даже если он хотел вернуться назад, в биатлон, путь к нему у Олега стал закрыт…»

У Марты мороз по коже прошел. Он, и правда, сумасшедший! Ненормальный!

Олег увидел мурашки на руке девушки, и ему стало смешно.

- А ты мне нравишься, - улыбнулся он скрипачке. Алмазов резко поднялся на ноги, подошел к одному из диванов, на котором валялось помятое свадебное платье, видимо, принесенное им из спальни на втором этаже. Он накинул его на Марту, как саван, и покачал головой. Глаза его загорелись. Внимания на крики Дионова о том, чтобы он отпустил девушку, Олег не обращал.

«Красное на белом» овладело им, и Алмазов, взяв со столика нож, вдруг неожиданным движением схватил Марту за запястье – она только испуганно вскрикнула, и провел лезвием по тонкой бледной коже. С руки закричавшей девушки закапала кровь.

Алое стало падать на белое, оставляя безобразные, но такие притягательные узоры.

- Молчи, - велел скрипачке довольный Алмазов, в голове которого творилось непонятно что. Он нервно сглотнул, глядя то на кровь, то на ее всхлипывающую обладательницу. – Молчи, или я убью твоего муженька.

Олег приподнял Марту за волосы к своему лицу, и она едва не потеряла сознание вновь, увидев в его светлых, почти прозрачных глазах безумие – страшное и мучительное. Месть полностью съела этого парня, некогда совершенно нормального, хотя он ошибочно думал, что месть будет его коронным блюдом. Оказалось наоборот.

- Побудешь моей Василисой? – ласково спросил Марту бывший биатлонист. У девушки расширились глаза, и она не могла вымолвить ни слова.

- Я скучаю по тебе, Василиска. А он пусть посмотрит, как ты…- Олег поцеловал часто дышавшую Марту в лоб, - любишь меня. Хорошо?

Дионов понял, что хочет сделать проклятый № запрещено цензурой №, заставший его врасплох, и он закричал, стараясь, чтобы голос не подводил его:

- Эй! Эй, козел! Да твоя Василиса по рукам ходила, - он зашипел от боли, но продолжил говорить об неизвестной девушке с красивым именем, добавив пару весьма нелестных эпитетов о ней. Саша чувствовал, что если он будет оскорблять то, что этой твари в человеческом обличие было дорого, то сможет отвлечь его внимание на себя.

И он оказался прав.

Олег мигом оставил Марту в покое, грубо, как куклу откинув ее на пол. И тут же приблизился к Дионову.

- Что ты сказал, № запрещено цензурой №? – он сделал несколько ударов, повалив Александра на пол вместе со стулом, и бил он при этом неслабо – не только руками, в которых таилась немалая сила, но и ногами. Марта зажмурилась, видя эту кошмарную картину. Что делать, она понятия не имела, да и не могла она ничего делать – так крепко была связана. Она могла только кричать, но это получалось у нее тихо.

- Я… я сказал… - и Дионов с трудом повторил несколько слов о неведомой Василисе, которая Алмазову, видимо, казалась святой.

- Заткнись!! - вдруг взял пистолет взбешенный Олег и выстрелил в ногу Саше, на сантиметров десять выше колена. Звук вышел негромким – на оружии был глушитель. Марта, увидев эту далеко не безобидную картину, завизжала. Одновременно с ней раздались звуки новой порции фейерверков в поселке.

- Молчать! – рявкнул на нее озлобленный псих. – Молчать, № запрещено цензурой №! Я же сказал не орать!

Он вновь наставил пистолет на Дионова, тяжело и хрипло дышавшего от боли, но сознание не потерявшего. Кажется, Олег хотел сделать еще один выстрел, но теперь уже Марта решила отвлечь внимание сумасшедшего на себя, хотя совершенно не понимала, что происходит, и лихорадочно, как никогда в жизни молилась про себя, чтобы все закончилось хорошо, и Саша не пострадал.

Смелая (или глупая?) девушка, поняв, что ей, наверное, не жить, крикнула что-то нехорошее об этой самой Василисе. И добавила, что у кое-кого никогда не было никакого таланта к биатлону. Никакого. Никогда. Не было.

- Ты что, - изумился Олег, озлобившись так, что казалось, воздух, который выходит из его легких – черный, - за ним повторять решила, маленькая моя тварь?

Изумление резко трансформировалось в злость, очень неприятную, жесткую и удушающей. У Олега даже голос изменился, стал срывающимся. Видимо, его можно было очень легко вывести из себя.

Он занес руку, чтобы ударить Марту, и она отчаянно зажмурилась, но сумасшедший ничего не сделал. Сжавшаяся девушка приоткрыла один глаз – зеленый – и увидела, как молодой мужчина смотрит на нее, и взгляд у него пылает неестественным огнем – мертвым, не обжигающим, а замораживающим.

- Оскорбления? – задумчиво протянул Олег. – Не люблю, когда меня оскорбляют. За это кто-то из вас будет наказан, - вдруг решил Алмазов, и его глаза засияли, как темные камни, которые кинули в этот самый холодный неправильный огонь. – Эй, - он обратился к Марте, которая смотрела на него, как на палача, и Саша, видя этот взгляд, так сильно сжимал зубы, что, казалось, еще немного, и они начнут крошиться. - Раз ты такая смелая, и у тебя такой длинный язычок, выбирай.

И Дионов, и Карлова не поняли, что Олег имеет в виду. Но обоим было понятно, что ничего хорошего он не предложит.

- Выбирай. – Алмазов задумчиво почесал подбородок. - Или я сейчас прострелю левое плечо твоему подонку, или же ты разрешишь мне кое-что сделать тебе. Я не знаю, каким будет выстрел, - продолжал он, и голос его становился все спокойнее и спокойнее. – Вдруг попаду ему в сердце. Тогда он сразу е умрет. Или в легкое. И тогда он захлебнется кровью. А, может быть, только задену его плечо по косой. И ничего страшного не будет. Так, легкая боль. Ну, ты хочешь, чтобы я в него стрелял?

- Нет! Не надо, пожалуйста, - Марта не замечала, как по ее лицу струятся слезы отчаяния и страха. – Не надо!

- Не надо? Нет, прости, девочка, надо. Ну что ты выбираешь? Я стреляю в него или же делаю немного больно тебе? Немного, совсем немного, – предложил Олег, опускаясь на корточки перед девушкой и даже какими-то влюбленными глазами глядя на ее перепуганное лицо. Правда, нет-нет, но его взгляд убегал на валявшееся неподалеку перепачканное кровью белое платье.

Красное на белом ему, действительно, было по душе.

Это были официальные цвета его мести.

- Ну? – поторопил Карлову Олег, с любопытством касаясь указательным пальцем кровавого пятна на свадебном одеянии.

- Мне, - с трудом разлепила губы Марта, боясь, что психопат со страшным взглядом убьет Сашу. Тот, запротестовал, было, но ему умело и быстро заткнули рот кляпом.

Олег кивнул, погладил скрипачку по волосам, взял аккуратно за правую руку, пробежался кончиками окровавленных нервных пальцев по всей длине руки Марты до самого локтя и обратно, поводил по ставшей влажной ладони и вдруг неожиданно резко отогнул назад ее длинный тонкий указательный палец – так, что девушка закричала от дикой внезапной боли, правда, Алмазов зажал ей рот ладонью, обрывая крик, и Марта все-таки во второй раз потеряла сознание. Когда скрипачка пришла в себя, он вновь задал ей этот же самый вопрос – дважды. И дважды девушка, с трудом шепчущая, выбирала себя, а не Александра, испытывая дикую боль и веселя Олега.

Девушка-музыкант позволяла ломать пальцы ради человека, которого любила.

«Я не хотел, чтобы так случилось», - говорили глаза Саши, проклинающего весь мир за то, что он не мог ничего сделать. Он сидел, привязанный к стулу, и просто смотрел на происходящее, потому что ничего не мог поделать. Своей боли он уже не чувствовал. Он ничего уже не чувствовал – только ее боль, как будто бы ему ломали пальцы.

«Я тоже не хотела».

«Прости меня. Слышишь? Прости меня!», - вот и все, что он мог говорить Марте взглядом, ненавидя себя за беспомощность.

Они оба не знали, сколько бы это продолжалось, если бы в холле совершенно внезапно не появилось новое действующее лицо.

- Ты так и не хочешь, чтобы я наказал твоего дружка? Что ж, хорошо. Третий пальчик, Василиса, - вдруг стал называть чужим именем девушку Алмазов, у которого в голове окончательно перемешалось все: и прошлое и настоящее, и реальность и иллюзия, и страхи и мечты.

Олег, улыбаясь, взял рыдающую Марту за другую руку - дрожащую, сжавшуюся в кулак, очень слабый кулак, потому как он тут же разжал его, и сообщил очень серьезно, как учитель пятикласснику-отличнику итоговую оценку по математике, что сейчас он сломает ей указательный палец.

- Не надо, пожалуйста, - прошептала едва слышно девушка, не веря, что это происходит с ней.

Только не это, только не ее пальцы, только не ее руки, она ведь музыкант, она должна играть, она не может жить без скрипки, не может, не может! Но и без Саши тоже не может. Не может выбрать свое будущее, зная, что он может сильно пострадать или умереть. Не может!

- «Не могу. Не могу больше», - прошептало устало и отстраненно что-то внутри скрипачки, у которой боль в руке застилала глаза наравне с диким страхом.

Александр, казалось, слышал это. Мышцы на его шее напряглись так, что, казалось, они вот-вот лопнут, но он и слова не мог произнести, только по животному дико рычал.

Но Олег успел привести в действие свое наказание в третий раз – ему помешали. Неожиданно и нагло. Кто-то сильный внезапно схватил его сзади, за шею, сдавив ее, и спустя пару секунд начавший, было, сопротивляться Алмазов потерял сознание сам.

Ника никогда не думала, что у нее хватит сил так круто и так резко повернуть свою жизнь всего лишь в течение какой-то жалкой пары дней. Но, как оказалось, сил на это у нее все же оказалось в достатке. А, может быть, причиной всему был Никита, который находился теперь рядом. Он был для девушки личным зарядным устройством, и каждый его поцелуй, каждое прикосновение, хоть Ник и был скуп на нежности, заряжало Нику самой необыкновенной энергией, которая заставляла ее распрямлять плечи и принимать сложнейшие решения. Мало кто знал, чего стоило ей расставание с женихом, хотя на это девушка решилась всего лишь за пару часов. Ника страшно переживала, считая себя предательницей, но, наверное, если бы она не согласилась уйти от Александра за день до их бракосочетание, то всю жизнь считала бы предательницей саму себя.

Сложно сказать, что предавать страшнее и больнее: человека или себя и свои мечты.

Как бы то ни было, Карлова все же приняла решение остаться с тем, кого она любила и освободить от себя того, кто был ей безразличен. А еще она решила уехать вместе с Никитой, бросив работу, друзей и, самое главное, семью. Родители, Марта, прочие кузины и кузены, бабушки, дед, тети и дяди – все они должны были остаться в родном городе. А сама Ника должна была уезжать в неизвестность. Правда, даже в неизвестность было не страшно ехать вместе с Никитой, и ради любимого человека, которого, правда, иногда хотелось прибить, Карлова согласилась бросить все.

Сегодня был ее последний день вместе с родными и близкими. Никита, как и обещал, отвез девушку домой, сказав, что приедет за ней ближе к вечеру. Он даже согласился поговорить с ее родителями, которые, в принципе, были не против, чтобы дочь уезжала, раз ей этого так захотелось, но которые сильно переживали за нее и хотели хотя бы пару часов поговорить с человеком, который увозил ее и брал за нее ответственность.

- Сейчас отвезу тебя на работу, - вновь инструктировал Нику Кларский, когда они ехали обратно с природы в город. Пара провела там пару часов, лежа на траве и просто разговаривая. – Остановлюсь за пару кварталов, чтобы не светиться перед твоими коллегами. Напишешь заявление об увольнении. Потом сама доедешь до дома. Соберешь вещи, попрощаешься с родителями. Я приеду к восьми часам. В девять мы уедем.

- А почему ты не переночуешь у нас? – спросила Ника грустно. Ей было страшно покидать маму и папу. И уютную квартиру, в которой она прожила много лет.

- Потому что этой ночью по легенде ты должна будешь покинуть этот город и уехать на поезде в Питер, - отозвался Никита. Он не глядел на девушку, но понимал, что ей грустно. – Билеты купишь вечером.

- А почему не сейчас? Или ты можешь купить сам…

- Нужен твой паспорт, - коротко ответил Кларский, изумляясь непрактичности девушки. Одновременно это его даже умиляло. Ему нравилось заботиться о ней и исправлять ее ошибки. Ей это тоже нраивилось.

- Ах, да, точно, - вздохнула девушка. – Поцелуй меня. – Вдруг потребовала она у своего Укропа, когда при въезде в город они остановились на «красный» свет.

- Я за рулем.

- Какой ты бесчувственный! – воскликнула притворно Ника. – Говорю же, по расписанию целоваться будешь! А про другое я вообще молчу! У кого из нас будет отмазочно болеть голова, а?

- Молчишь? Да ты сейчас кричишь, - заметил парень, которому нравилась эмоциональность девушки, но который маскировал свою любовь серьезностью и безэмоциональностью.

- Естественно. Ты меня раздражаешь, - с этими словами Ника погладила Кларского по волосам – она не могла долго не дотрагиваться до него.

- Раздражаю? Тогда, может быть, никуда со мной не поедешь?

- Нет уж, ты от меня теперь не отвяжешься! – девушка решила сделать Нику что-то вроде расслабляющего массажа, и ее рука касалась то его затылка, то шеи, то плеч.

- Нравится? – озорно спросила девушка Кларского, наслаждаясь возможностью касаться любимого Укропа.

- Нравится. Будешь моей личной массажисткой, - решил молодой человек, которого прикосновения Ники иногда даже заставляли его дыхание сбиваться.

- Если ты будешь мне хорошо платить, - прошептала девушка.

- Какой валютой?

- Телесной. Собой платить будешь, - фыркнула Карлова. – Раб мой.

Никита рабом быть не пожелал, и все то время, пока они ехали до работы Ники, они спорили, что, кстати говоря, нравилось им обоим.

- А где мы ночь проведем? - спросила Ника перед тем, как покинуть машину Кларского. Она представляла, что напридумывают коллеги на работе, когда увидят ее, пишущую заявление об уходе. А что скажет начальник…

- В моей квартире, - ответила парень. – Уедем из города только завтра поздно вечером.

- Но почему?

- Завтра кое-что случиться, - отозвался молодой человек, постукивая указательным пальцем по рулю. – Я не могу уехать из города, пока это не произойдет. Все, выходи, здесь нельзя долго стоять.

Ника покинула неприметный автомобиль Кларского и, стуча каблуками по асфальту, направилась по направлению к месту своей работы, в котором никогда не планировала больше появляться. Даже в качестве клиентки.

Никита смотрел ей вслед, незаметно для самого себя понимая, что у него в душе воцарилась долгожданная госпожа по имени Спокойствие – она грациозно села в вольфрамовый трон его души. И если раньше Ник спокойным выглядел только снаружи, сдерживая в себе десятки разнообразных эмоций, то сейчас спокойствие тихо и незаметно пробралось в его сознание. Чуть позже, анализируя всю эту ситуацию, Никита осознал, что если бы он отомстил за смерть брата и убил бы Макса, Смерчинского и еще несколько человек, попавших в зону взрыва, его душа чувствовала бы себя совершенно иначе.

Молодой человек подождал, пока его любимая девушка выйдет из офиса – своего бывшего офиса – и сядет в вызванное ею такси. Он проследовал за машиной, проводив Нику до самого ее подъезда, чтобы удостовериться, что с ней ничего не случиться по дороге, и только потом отправился по своим делам, в том числе и на встречу с человеком из органов правопорядка, с которым они обговаривали один из самых важнейших моментов в его жизни. Затем он позвонил Тане, сестре Насти, из автомата, чтобы узнать, как чувствует себя мама Полины. Оказалось, что более менее в порядке – ее состояние стабильное. Кларскому неожиданно захотелось увидеть свою мелкую племянницу, но он понимал, что не сможет этого сделать – девочку, как он и просил, увезли. Зато для себя он решил, что будет в курсе всех дел, творящихся с ребенком Марта. Иначе Андрей ему этого не простит. Попутно Никита думал о том, каким бы отцом был его странный брат-психопат с неоднозначным внутренним миром, и как бы вообще сложилась его жизнь, если бы он не погиб три года назад.

Он пришел к выводу, что, наверное, сейчас Март сидел бы в тюрьме вместо Макса, и ничего хорошего бы не было. Не мог его брат поменяться и после рождения Полины стать хорошим и добропорядочным человеком, живущим только ради семьи. Может быть, это изначально и было заложено в его природе, но постоянные ходки и та давешня травма головы, когда Андрей спасал каких-то девчонок от пожара, полностью изменили его.

«Значит, такова была его Судьба», - подумал Ник устало. Ему было жарко, а город стоял безветренный. Правда, голос внутри него вдруг добавил едва слышно:

«Или его выбор».

Может быть, это был выбор, который сделал Андрей Март. Может быть, его Судьба. А, может быть, жизненные обстоятельства, посланные Судьбой, которые открывали перед человеком несколько дорог, одну из которых своим поведением и своими поступками тот выбирал.

К Нике домой Кларский приехал, как и обещал, в восемь часов вечера. Он вновь подстраховался – во двор к ней заехал на новом, вновь взятом напрокат автомобиле, и вновь в обличие этакого мальчика-неформала с черными, несколько удлиненными волосами, уложенными в модную прическу, зашел в подъезд. Кларский понимал, что это мало возможно, но вдруг кто-то засечет его рядом с Никой, и тогда она, или ее родители пострадают. В подъезде парень избавился от парика и быстро переоделся из молодежной свободной черной футболки с изображением падающего крылатого человека и названием какой-то русской рок-группы в привычную рубашку-поло, которая подчеркивала подтянутую фигуру и в меру крепкие плечи. После он пешком поднялся до квартиры Карловых, где его с нетерпением ждали. Если честно, до встречи с родителями Ники парень был занят решением куда более важных вопросов, а потому даже и не парился по поводу того, как он будет разговаривать с ними и убеждать, что их единственная и драгоценная дочурка будет рядом с ним в безопасности. Но вот тогда, когда Кларский, надавив на звонок, вошел в квартиру семейства Карловых и натолкнулся на грозный взгляд исподлобья, принадлежащий забавному невысокому кругленькому субъекту с бородкой и залысинами, который в первую и единственную встречу с Ником чуть нечаянно не огрел его ботинком, летящим с антресолей, то как-то задумался по поводу линии поведения с родителями любимой девушки.

- Так вот ты какой, северный олень, - вместо приветствия изрек папа Ники, мрачно разглядывая наглеца, который посмел помешать свадьбе его дочери на таком замечательном парне, как Саша – а ведь они планировали вместе с ним в августе съездить на охоту! – Помню я тебя, помню. Ты приходил к Николетте три года назад.

И Владимир Львович упер руки в боки, встав в позу сахарницы. Ник с усмешкой подумал, что все, кому не лень, обзывают его оленем. Впрочем, отцу любимой он это спустил.

- Здравствуйте, - негромко, но твердо поздоровался Никита.

- Добрый вечер. Мы ждали вас, - поздоровалась с ним мама Ники, появляясь из кухни в фартуке – она готовила ужин для гостя. В отличие от мужа Людмила Григорьевна была настроена куда более миролюбиво. Она помнила, как смотрела три года назад на этого статного серьезного и очень повзрослевшего юношу ее дочь. И если сейчас Ника готова все бросить и уехать с ним, это что-то да обозначает. Наверняка, дочь влюблена в Никиту, да и он, судя по всему, к ней хорошо относится. Внимательная женщина видела и беспокойство в его серых глазах, и то, какой едва заметный огонек зажегся в них, когда к Никите выбежала Ника и неожиданно обняла.

- Я тебя так ждала, - прошептала взволнованно девушка на ухо Кларскому, касаясь губами его щеки под очень неодобрительный взгляд отца, который никак не мог понять, почему дочь так поступает. Если честно, Владимир Львович дулся, не желая, чтобы любимая дочурка его покидала и «сматывалась непонятно к кем в непонятно какую дыру». Да и Сашу ему было жалко – мужчина даже звонил ему и разговаривал по поводу того, как поступила его дочь. Александра разговаривал сухо, но спокойно и поблагодарил Владимира Львовича за заботу, что даже растрогало папу Ники. Правда, если бы он знал, что в это время парень находится около его любимой племянницы Марты, которая выбирает кольца на фиктивную свадьбу, он бы, мягко говоря, удивился, и стал бы возмущаться.

- Проходите, - улыбнулась, правда, не слишком весело, но искренне Людмила Григорьевна. – Проходите, Никита, вы вас очень ждали.

- Очень, - многозначительно подтворил ее муж, сверля умника взглядом голубых глаз.

- Я приготовила ужин, - бросила быстрый взгляд на супруга мама Ники. – Ника мне помогала. Она хорошо готовит, кстати говоря.

- Моя дочь – вообще сокровище, - гордо изрек Владимир Львович, явно намекая, что это сокровище кому попало отдавать он не желает.

- Согласен, - кивнул Ник серьезно.

- А сокровище должно лежать в сокровищнице, а не в кармане у бродяги, - выдал патетически мужчина и первым пошел на кухню. Никита тяжелым взглядом посмотрел ему в спину – вообще-то он тоже считал, что сокровище нужно хранить там, где ему место. И своему сокровищу он решил сделать отличное хранилище, защищённое и доступное только ему.

- Не обращайте на него внимание. Поужинаем и поговорим, - продолжала Людмила Григорьевна. – Ника сказала, что у вас мало времени, и что сегодня вечером вы уезжаете в Питер.

- Да, это так. Я… - Ник, глядя на высокую худую женщину с волевым лицом, хотел что-то объяснить ей по поводу себя и Ники, но мама девушки не дала этого ему сделать.

- Сначала ужин, потом разговор. На кухню, дети, - сказала она и поманила их за собой.

- Мы не дети, - вздохнула ее дочь.

- Для кого как, - отвечала Людмила Григорьевна.

Карловы и отчего-то несколько смущенный Никита оказались в знакомой ему светло-розовой кухне с круглым столом, вокруг которого стояли четыре стула с высокими спинками. Над столом висели все те же тикающие часы с кукушкой. В воздухе, как и в тот раз, носились ароматы вкусной домашней еды: какого-то мяса и выпечки.

Нику вновь тут очень понравилось – от подобной кухни в своем собственном доме парень бы не отказался. Уют вообще ему очень нравился, но его в жизни Никиты почти не было – только в детстве, когда были живы бабушка и дед.

Ужин прошел в напряжении. Ника почти ничего не ела и виновата смотрела то на отца, то на мать, то принималась легонько пинать под столом Никиту, пытаясь таким образом его подбодрить, но он только начинал недоумевать и даже злиться – считал, что перед родителями нужно вести себя не так по-детски. Владимир Львович сердито жевал и все так же неодобрительно косился в сторону гостя, изредка что-то бурча, а Людмила Григорьевна пыталась поговорить на нейтральные темы. Наверное, если бы не она, то Владимир Львович совсем бы не сдерживался. Никите, который хоть и поддерживал беседу, все же было как-то неловко – нет, страха он, естественно, не испытывал, но вот чувство вины, что он забирает из такой теплой, хорошей и крепкой семьи Нику, начинало осаждать крепость его сознания с вилами.

- Мне нужно руки вымыть, - перед десертом сказала Ника и потащила за собой Кларского в ванну – чтобы и он тоже вымыл. Девушка видела что кк Укропу нелегко. Знакомство с родителями второй половинки – дело и так нелегкое, а тут еще столько событий произошло. Фактически из-за Никиты не состоялась свадьба Ники, а теперь он и вовсе увозит ее в другой город. Понятное дело, что родители девушки, особенно отец, были в шоке.

- Ну? – недоумевающе посмотрел на нее молодой человек.

- Что ну?

- Зачем ты меня сюда привела?

- Я собрала вещи, - сказала Ника, включая воду. – Родители не против, что я уеду, хоть папа и злиться. Ты, если что, будь с ним подобрее… - вдруг попросила она, и парень понял, что глаза ее покраснели, а голос подозрительно изменился. Он тотчас заволновался, но вида не показал.

- В смысле?

- Ну, я прямом… Если папа начнет кричать или что-то еще, ты не делай ему ничего, ладно? – стоя спиной к Нику, попросила девушка севшим голосом. Если честно, когда она вернулась домой и лихорадочно собирала вещи, то проплакала почти час – так не хотела расставаться с родителями, которые, как она видела, очень переживают. Днем девушка умудрилась на такси съездить в квартиру к тете, чтобы попрощаться с ней, бабушкой и Мартой. Правда, тетя Эля была на работе, а Марты куда-то ускакала, что Нику очень расстроило, и она попрощалась только с бабушкой – сказала ей, правда, что уезжает на какое-то время по работе, чтобы не шокировать старушку.

Ника пыталась дозвониться до кузины, но не смогла этого сделать, а уезжать, не попрощавшись с Мартой, ей очень не хотелось. Она и не знала, что в это время кузина готовится стать лже невестой ее бывшего парня.

Потом Карлова встретилась с Дашкой – заехала к ней буквально на пятнадцать минут. Подруга находилась в депрессивном состоянии по поводу того, что ее вдруг бросил парень, и слова Ники о том, что она уезжает, еще больше огорчили несчастную Дашу, которая после поступка своего Олега, кажется, перестала доверять людям.

- Ничего страшного, - успокаивала ее Ника. – Все, что не делается, все к лучшему! Может, нужно было, чтобы этот мудак с тобой расстался! Может, ты другого парня, по-настоящему хорошего найдешь!

- Не кого я не найду, - плакала, обнимая ее, Даша. – Я никому не нужна… И вообще, кругом они идиоты.

- Нужна! – горячо заверяла ее Карлова. – Очень! Тут один дурачок все время до… - Она замолчала, вспомнил, что доставучий младший брат Саши до сих пор просит у нее телефончик то Марты, то Дашки.

- Что до? – шмыгнула носом расстроенная Дарья.

- Ничего, - сказала Ника, и когда уезжала домой, послала Джимми сообщение с номером телефона подруг. Может быть, мальчишка начнет писать и звонить Дашке, которая очень любит внимание со стороны противоположного пола, и это ее хоть как-то развлечет?

Дома девушка долго разговаривала с матерью, которая, казалось, понимает ее, и с отцом, обидевшимся и взволнованном, и Нике было страшно, что она или Никита смогут еще больше обидеть Владимира Львовича, искренне переживающего за дочь. Поэтому она и предупредила на всякий случай Кларского.

- Я уважаю твоего отца, - хмуро сказал ей Ник в ванной. Может быть, о любви ему было известно мало, но что такое уважение он отлично понимал. Девушка, моющая руки в ледяной воде, слабо улыбнулась.

- Или ты считаешь, что я бесчувственная скотина?

- Нет, я так не считаю. Просто…

- Просто?

- Просто вдруг ты вспыхнешь, и вы поссоритесь... Я этого боюсь. – Ника встала на цыпочки и нежно и очень легко поцеловала его в губы, а после умудрилась засунуть холодные-прехолодные руки ему под футболку и коснуться ими живота, мышцы на котором тут же напряглись от неожиданности и ощущения холода.

Возликовав, Карлова убежала от Ника, зная, что в доме родителей он за ней не погонится. А парень лишь улыбнулся и некоторое время смотрел а себя в зеркало, словно видел впервые: даже голову склонил, рассматривая себя. Он вдруг задался совершенно странным вопросом: а кто он, собственно такой? Никогда в жизни Никита не задавал себе такого вопроса: «Кто я и ради чего живу?», а сейчас вдруг, в совершено неподходящей обстановке его живо это заинтересовало. Он взглянул на свою правую ладонь, как будто бы и ее видел впервые. Раньше в этой руке очень часто было оружие, в последние часы – рука Ники, которая сейчас что-то говорила родителям. Рука теплая, тонкая, приятная на ощупь и нежная.

Кларский стал умывать лицо водой, словно приходя в себя, и вновь уставился в зеркало. То, что всегда казалось ему своим, стало отдаляться и меньше его беспокоить. А то, о чем он почти не думал, осторожно шагнуло в его голову и скромно устроилось у трона со Спокойствием.

Сквозняк осторожно коснулся его волос, хотя Ник мог поклясться, что ему неоткуда было взяться в ванной комнате дома Карловых. Свет в ванной несколько раз мигнул, и Нику, в глаза которого попала вода, показалось, что за его спиной кто-то стоит – кто-то, похожий на брата.

Никита усмехнулся. Вода в глазах способна творить чудеса. Впрочем, почувствовал он себя очень уверенно, как будто бы умылся не просто водой, а живой.

После ужина все четверо переместились в зал. Ники сели близко - в мягкие кресла, расположенные подлокотник к подлокотнику, касаясь друг друга локтями, а супружеская чета Карловых разместилась на диване напротив. Между ними стоял столик с фруктами, десертом и сладким вином, от которого Никита отказался, сказав, что за рулем. Ника тоже отказалась, помня, что Кларский как-то отрицательно относится к алкоголю, даже к самому легкому. Она просто ела желе, приготовленное мамой

Дата добавления: 2015-07-16