Читайте также:
|
В детстве, с почтением раскрывая исторические книги, я искренне
полагал, что работа ученого-историка выглядит примерно следующим образом. В
тихом архиве, где говорят шепотом из уважения к следам минувших веков и
ходят в мягких тапочках, стоят полки, помеченные ярлычками: "XI век",
"XII"... и так далее. На каждой полке лежат документы, написанные именно в
том самом времени, которым датированы. Задача же ученого -- трудолюбиво
овладев древнеславянским, прочитать сии раритеты, переложить их на
современное наречие и явить миру.
Впрочем, кое-кто, пребывая в зрелых годах, и сейчас именно так
полагает. Проверено на опыте. Люди склонны полагать, не вдаваясь в тонкости,
что основой для крайне безапелляционных суждений историков, для указания
точных дат и навешивания тех или иных эпитетов послужило нечто
достовернейшее.
Меж тем в жизни -- и в науке истории -- обстоит как раз наоборот.
Летописи, привычно относимые, скажем, к XII веку, на самом деле оказываются
либо позднейшими копиями, либо, что еще печальнее, плодами компиляции, а то
и самостоятельного творчества какого-нибудь книжника, полагающего, что ему,
высокомудрому, известно о тех или иных событиях прошлого гораздо больше, чем
непосредственным участникам этих событий, оставившим воспоминания. И не
подумайте, что я преувеличиваю. В следующих главах мы еще столкнемся с
многочисленными случаями, когда историк двадцатого столетия не допускающим
возражений тоном заявляет: "Летописец ошибается..." Вот так -- ни больше, ни
меньше. Из двадцатого века виднее.
Летописцы, конечно, были живыми людьми, а потому могли ошибаться, что
частенько и делали. Однако это еще не дает ни малейшего повода современным
историкам впадать в другую крайность -- объявлять святой истиной лишь одну
версию из множества, лишь одну старинную хронику, отвергая остальные,
которые иногда крайне многочисленны, но, вот незадача, напрочь опровергают
чью-нибудь концепцию. С концепцией, конечно, расставаться трудно -- ее
пестуешь, холишь и лелеешь, к ней привыкаешь. И все же...
Простой пример. Князь Олег, тот самый, которому посвящена "Песнь о
Вещем Олеге", умер, как принято считать, при весьма загадочных
обстоятельствах: "...гробовая змея, шипя, между тем, выползала..."
Упоминания о том, что князь умер от укуса змеи, в летописях имеются.
Однако мне, как детективу-любителю (сталкивавшемуся к тому же со змеями при
работе в тайге), представляется крайне сомнительным, что вышеозначенная змея
смогла прокусить сапог из грубой кожи. Не по плечу такой подвиг стандартной
русской гадюке, в буквальном смысле -- не по зубам. Быть может, наиболее
близка к истине, как ни возмутит это эстетов от академической истории,
версия, выдвинутая авторами журнала "Сатирикон", написавшими до революции
пародийную "Русскую историю": когда князь Олег потребовал у волхвов
финансового отчета о суммах, выделенных им на содержание любимого коня,
волхвы вместе с князем отправились на холм, а оттуда возвратились уже без
него, туманно поясняя что-то насчет "гробовой змеи"...
Это, конечно, шутка. Вернемся к вещам серьезным -- русским летописям,
повествующим о дате смерти князя Олега и месте его последнего упокоения. Так
вот, Лаврентьевская летопись сообщает, что произошло это в 912 г., а
похоронен князь во граде Киеве на горе Щековице. Чему противоречит
Новгородская летопись, уверяющая, что преставился князь Олег... в 922 г. в
городе Ладоге, где и похоронен.
Вот так. Обе летописи, несомненно, подлинные, что окончательно
запутывает дело: практически невозможно установить, какой из документов
отражает реальную дату и место княжеского погребения. Отсюда следует
многозначительный вывод: нет никаких оснований в подобной ситуации
безоговорочно отвергать один документ и столь же безоговорочно верить
второму. Очень прошу читателя хорошенько запомнить этот тезис: в дальнейшем
им не раз придется руководствоваться...
Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 58 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| КОРАБЛИ-ПРИЗРАКИ 1492 ГОДА? | | | КАК БЫЛА КРЕЩЕНА РУСЬ? |