Печать в период якобинской диктатуры.

Третий этап - начало июня 1793 г. до 9 термидора (27июля) 1794г. - характеризуется сложнейшей \ внутренней борьбой якобинцев, кордельеров, будущих термидорианцев и тяжелой внешней обстановкой Французской Республики. Не всем и не сразу стала понятна политика Робеспьера в этот период. Революционный террор, необходимость которого была вызвана жизнью, многими воспринимался как слишком жестокая мера. Ошибки по отношению к правительству Робеспьера совершили и Эбер, и Демулен. Трудность понимания обстановки усугублялась и действительнымипросчетами прави­тельства якобинской диктатуры.

В нюне 1793 г. демократическая печать понесла невосполнимую по­терю - был убит Марат. Не стало человека, который долгое время был признанным лидером революционно-демократической прессы. Всю своюжизнь он посвятил отечеству.

В это время возросло значение газеты Эбера «Папаша Дюшен». Следуя своему журналистскому методу, он искал врагов революции повсюду и смело разоблачал их. К недостаткам Эбера, особенно ярко проявившимся к концу 1793 г. и к началу 1794 г., следует отнести непонимание им ни экономического значения классовой борьбы, ни противоречивости интересов на том этапе революции. Еще в августе Эбер совершенно не­ожиданно поддержал в своей газете требование о проведении в жизнь одобренной народом конституции и о необходимости новых выборов, что могло привести к падению Горы.

Но тот же Эбер правильно ставил вопрос о необходимости ведения всенародной войны, приспособив к этому и экономику, видя неразрыв­ную связь политических и экономических проблем с проблемой нацио­нальной обороны страны. Во главу угла он поставил вопрос о продовольствии, критикуя торговцев и богачей с позиций, которые не могли не понравиться плебейским массам. Эбер отмечал в своей газете, что у тор­говцев нет отечества. Они поддерживают революцию до тех пор, пока она им приносит пользу.

Агитации Эбера и других революция обязана тем, что Конвент под давлением народных масс в начале сентября 1793 г. издал декрет о по­дозрительных, поставив, таким образом, террор в повестку дня и напра­вив его прежде всего против внутренней контрреволюции.

Ставя верно многие вопросы, Эбер не пытался смотреть в суть проб­лемы. Из номера в номер он писал о высоких ценах на продукты пита­ния, а у читателей складывалось впечатление, что в таком положении дел виновата Республика.

Серьезную опасность для революционного правительства представля­ла так называемая группа снисходительных с Дантоном во главе, куда входили Демулен и др. Они пытались «умерить» политику революцион­ного правительства, ослабить репрессии, отказаться от террора. Наконец, они ратовали за создание Комитета милосердия. К. Демулен через свою газету «Старый кордельер» выступал против массового террора и поли­тики якобинского правительства. Его исторические экскурсы никого не могли обмануть - слишком очевидной была реальная жизнь, которую Демулен пытался скрыть под исторической накидкой.

Если К. Демулен считал, что революция окончена и, следовательно, необходимо прекратить террор, то Эбер критиковал его, ставя вопрос таким образом: а чего, собственно, благодаря революции достигли пле­бейские массы? Он мог бы показать этим самым, что интересынарода требуют дальнейшего развития революции. Мог бы, но не поднялся выше защиты своих интересов, ведя борьбу с Демуленом.

Когда наступление крайне левых усилилось, грозя нарушить социаль­ное равновесие, на чем и держалось в своей деятельности правительство Робеспьера, Комитет общественного спасения сам перешел в наступле­ние. В ночь с 13 на 14 марта 1794 г. были арестованы руководители кор­дельеров и преданы Революционному суду. В их числе был и Эбер. Все они вскоре были гильотинированы.

За ними настала очередь и дантонистов. В начале апреля 1794 г. и они взошли на эшафот. Разгром двух группировок не привел, как этого следовало ожидать, к укреплению позиций революционного правительства. Не был преодолен и кризис якобинской диктатуры.

Со смертью Демулена и Эбера прекратился выпуск их газет. В фев­рале 1794 г. перестала выходить и газета Прюдома «Парижские револю­ции». Практически до конца якобинской диктатуры не было больше ни одной газеты, которая играла бы такую же роль, как прежние демокра­тические издания. Да и сама революция шла на убыль. Сен-Жюст очень точно выразил это состояние: «Революция застыла».

Гибель Робеспьера и его единомышленников стала и гибелью резо­люции. Через пять недель после термидорианского переворота (3 октяб­ря 1794 г.) Бабёф выпускает первый номер своей газеты «Газеты свобо­ды печати». Впервые после 1790 г., после «Пикардийского корреспондента», он осуществляет свою давнюю мечту - редактирует собственную газету, обращается ко всему Парижу, ко всей Франции. Бабеф качал свое издание в сложной политической обстановке. С 23-го номера газета стала называться «Трибун народа, или Защитник прав и народа».

Первые номера газеты были направлены против «робеспьеристского охвостья» и Якобинского клуба, но вскоре Бабёф убедился на деле, что падение Робеспьера не привело к желаемым изменениям, а послужило только укреплению власти буржуазии и ухудшению положения народ­ных масс. Через некоторое время Бабеф сам признал ошибочность своей первоначальной позиции: «Я чистосердечно признаю, что я очень зол на себя за то, что когда-то чернил революционное правительство, Робеспье­ра, Сен-Жюстаи других. Я считаю, что эти люди сами по себе стоили боль­ше, чем все остальные революционеры» вместе взятые, и что их дикта­торское правление было дьявольски хорошо задумано... Робеспьер имел полное право гордиться тем, что он один способен привести колесницу революции к ее истинной цели... воззвать к Робеспьеру - значит разбудить всех энергичных патриотов Республики, а с ними и народ... робеспьеризм — это демократия, и эти два слова совершенно тождественны, стало быть, восстанавливая робеспьеризм,вы уверены в том, что восстанавливаете демократию»[29].

Позднее высокую оценку деятельности Робеспьера дал всвоей книге Ф. Буонарроти:«На этого знаменитого мученика во имя равенства так много клеветали, что долг каждого честного писателя посвятить свое перо тому, чтобы восстановить добрую память о нем»[30].

Начав выпускать газету под новым названием «Трибуна народа, или Защитник прав человека», Бабеф стал и мыслить по-новому. Те иллюзии, которые были у него первое время, исчезли. Раздумья Бабефа, поиски наилучших путей подлинного освобождения народа привели его к созда­нию теоретической программы под названием «Манифест плебеев», опуб­ликованной им в 35-м номере «Трибуны народа». Этот документ послу­жил основой для «Заговора во имя равенства». Открыто излагая свою коммунистическую доктрину, он видел в заговоре единственное сред­ство для преодоления апатии в народных массах. «Теперь не время медлить, - писал Бабеф. - Прошло то время, когда можно было выжидать. Говорят, что надо дать созреть общественному мнению. Оно уже доста­точно созрело. Народ слишком сильно страдает от своих бед, дошедших до крайности; он не может их больше терпеть. Самое верное средство помочь ему - это повести его на бой с его врагами, со всеми, кто причи­няет ему страдания». Отправной точкой для Бабёфа служит критика частной собственности. «Хотите ли вы искренне счастья народа? - спра­шивает он. - Хотите ли вы, чтобы он был спокоен? Хотите ли вы связать его неразрывными узами с успехом революции и установлением респуб­лики? Хотите ли Вы положить конец его беспокойствам и внутренним волнениям? Объявите сегодня же, что основой республиканской консти­туции французов будет ограничение права собственности... Пусть тира­ния испытает, способна ли она преградить нам путь... Говорят, народ не имеет руководителей,Пусть же они появятся, и народ сразу разобьет свои цепи и завоюет хлеб для себя и для своих потомков»[31].

Французская революция переживала в осенне-зимние месяцы 1795 - 1796 гг. один из переломных этапов. Началась, по выражению К. Марк­са, «буржуазная оргия» Директории. Бабёф уже давно призывал создать нелегальную организацию, так как новый поворот в политике Директо­рии вправо делал невозможным продолжение сколько-нибудь легальной деятельности. 31 марта 1796 г. по инициативе Бабёфа была создана «Тайная директория общественного спасения». Парижская организация «равных» была разделена на 12 округов, во главе каждого из них стоял тайный агент. В целях конспирации агенты не должны были знать членов «Тайной директории». Позднее был создан и военный комитет. Движе­ние «равных» по необходимости должно было носить нелегальный ха­рактер, но оно было связано с массами. Цель организации состояла в том, чтобы подготовить широкое народное выступление такого же ти­па, которое Париж знал на протяжении первых лет революции. «Я совер­шенно открыто занимаю боевые позиции, — писал Бабёф в одном из последних номеров «Трибуны народа». - Отныне мы можем и хотим победить не путем неожиданного удара, а способом, более достойным народа. Я говорю об открытом выступлении с оружием в руках». «Тайная директория» просуществовала лишь 40 дней. Полиции удалось напасть на след организации и через некоторое время Бабёф и другие руководители были арестованы.

Арест Бабёфа и его сподвижников прервал журналистскую деятель­ность и бабувистскуюпропаганду среди населения, которую вели члены тайной организации. Оценивая идейное наследие бабувизма, академик В.П.Волгин писал: «Игнорировать эту роль, которую сыграли Бабёф и бабувисты в развитии социалистической мысли, не приходится. Вопре­ки мнению некоторых исследователей следует признать, что без внимательного и пристального изучения Бабефа и бабувизма... невозможно правильно понять эволюцию коммунистическойидеологии от коммунистов XVIII в. к Марксу»[32].

Великая французская революция доказала важность печати для всех политических партии и группировок. Именно в эти годы можно говорить о массовой политической печати в нынешнем понимании этого значения. Демократическая печать не приспосабливалась к об­стоятельствам. С самого начала она делала свое дело, объединяя пат­риотов, разоблачая королевский двор, аристократию и других контр­революционеров. Усилия революционной печати не пропали даром. Это она научила определять народные массы своих друзей и врагов. Через демократическую прессу читатели знали настоящую цену многим лиде­рам революции. Печать революции оказала сильное влияние на француз­ский язык. Марат и Эбер обращаются к народу на его языке, таком понятном и близком. Характерно, что даже аристократические газеты взяли на вооружение язык простолюдинов и усваивали демократичес­кие замашки буржуазии. Печать в годы революции выполняла еще и роль просветителя, давая возможность огромному большинству населения страны приобщаться к французскомуязыку. Влияние печати было столь большим, что во время Конвента выходили армейские газеты. До этого времени ни одна армия на период боевых действий не имела своей газеты. Никогда до этого командование не способствовало распространению газет, предназначенных для солдат. Поощрял издание армейских газет и сам в них сотрудничал весьма активно на первых порах Бонапарт.

Но главной заслугой демократической печати было то, что свои надежды она связывала в революции с надеждами широких народных масс, которые являлись главным действующим лицом, толкая революцию все время вперед. Видя в народе главную действующую силу, демократическая печать стояла на защите его интересов.

Дата добавления: 2015-07-16