Рукописи арабских сказок

Кни́га ты́сячи и одно́й но́чи (араб. كتاب ألف ليلة وليلة‎‎ kitāb 'alf layla va-layla; перс. هزار و يک شب‎ hazār-o-yek šab) — памятник средневековой арабской и персидской литературы, собрание рассказов, обрамленное историей о персидском царе Шахрияре и его жене по имени Шехерезада (Шахразада).

История создания[править | править вики-текст]

Вопрос о происхождении и развитии «1001 ночи» не выяснен полностью до настоящего времени. Попытки искать прародину этого сборника в Индии, делавшиеся его первыми исследователями, пока не получили достаточного обоснования. Прообразом «Ночей» на арабской почве был, вероятно, сделанный в X веке перевод персидского сборника «Хезар-Эфсане» («Тысяча сказок»). Перевод этот, носивший название «Тысяча ночей» или «Тысяча одна ночь», был, как свидетельствуют арабские писатели того времени, очень популярен в столице восточного халифата, в Багдаде. Судить о характере его мы не можем, так как до нас дошёл лишь обрамляющий его рассказ, совпадающий с рамкой «1001 ночи». В эту удобную рамку вставлялись в разное время различные рассказы, иногда — целые циклы рассказов, в свою очередь обрамленные, как например «Сказка о горбуне», «Носильщик и три девушки» и другие. Отдельные сказки сборника, до включения их в писанный текст, существовали часто самостоятельно, иногда в более распространенной форме. Можно с большим основанием предполагать, что первыми редакторами текста сказок были профессиональные рассказчики, заимствовавшие свой материал прямо из устных источников; под диктовку рассказчиков сказки записывались книгопродавцами, стремившимися удовлетворить спрос на рукописи «1001 ночи».

Гипотеза Хаммер-Пургшталя[править | править вики-текст]

При исследовании вопроса о происхождении и составе сборника европейские учёные расходились в двух направлениях. Йозеф фон Хаммер-Пургшталь стоял за их индийское и персидское происхождение, ссылаясь на слова Мас’удия и библиографа Ан-Надима (до 987 года), что старо-персидский сборник «Хезâр-эфсâне» («Тысяча сказок»), происхождения не то ещё ахеменидского, не то аршакидского и сасанидского, был переведен лучшими арабскими литераторами при Аббасидах на арабский язык и известен под именем «1001 ночи».

По теории Хаммера, перевод персидского «Хезâр-эфсâне», постоянно переписываемый, разрастался и принимал, ещё при Аббасидах, в свою удобную рамку новые наслоения и новые прибавки, большей частью из других аналогичных индийско-персидских сборников (среди которых, например, «Синдбадова книга») или даже из произведений греческих; когда центр арабского литературного процветания перенесся в XII—XIII века из Азии в Египет, 1001 ночь усиленно переписывалась там и под пером новых переписчиков опять получала новые наслоения: группу рассказов о славных минувших временах халифата с центральной фигурой халифа Гаруна ар-Рашида (786—809), а несколько позже — свои местные рассказы из периода египетской династии вторых мамелюков (так называемых черкесских или борджитских). Когда завоевание Египта Османской империей подорвало арабскую интеллектуальную жизнь и литературу, то «1001 ночь», по мнению Хаммера, перестала разрастаться и сохранилась уже в том виде, в каком её застало османское завоевание.

Гипотеза де Саси[править | править вики-текст]

Радикально противоположное воззрение высказано было Сильвестром де Саси. Он доказывал, что весь дух и мировоззрение «1001 ночи» — насквозь мусульманские, нравы — арабские и притом довольно поздние, уже не аббасидского периода, обычная сцена действия — арабские места (Багдад, Мосул, Дамаск, Каир), язык — не классический арабский, а скорее простонародный, с проявлением, по-видимому, сирийских диалектных особенностей, то есть близкий к эпохе литературного упадка. Отсюда у де Саси следовал вывод, что «1001 ночь» есть вполне арабское произведение, составленное не постепенно, а сразу, одним автором, в Сирии, около половины XV века; смерть, вероятно, прервала работу сирийца-составителя, и потому «1001 ночь» была закончена его продолжателями, которые и приписывали к сборнику разные концовки из другого сказочного материала, ходившего среди арабов, — например, из Путешествий Синдбада, Синдбâдовой книги о женском коварстве и т. п. Из персидского «Хезâр-эфсâне», по убеждению де Саси, сирийский составитель арабской «1001 ночи» ничего не взял, кроме заглавия и рамки, то есть манеры влагать сказки в уста Шехрезады; если же какая-нибудь местность с чисто арабской обстановкой и нравами подчас именуется в «1001 ночи» Персией, Индией или Китаем, то это делается только для большей важности и порождает в результате одни лишь забавные анахронизмы.

Гипотеза Лэйна[править | править вики-текст]

Последующие учёные постарались примирить оба взгляда; особенно важным в этом отношении оказался авторитет Эдварда Лэйна (E. W. Lane), известного знатока этнографии Египта. В соображениях о позднем времени сложения «1001 ночи» на позднеарабской почве индивидуальным, единоличным писателем Лэйн пошёл ещё дальше, чем де Саси: из упоминания о мечети Адилийе, построенной в 1501 году, иногда о кофе, один раз о табаке, также об огнестрельном оружии Лэйн заключал, что «1001 ночь» начата была в конце XV века и закончена в 1-й четверти XVI века; последние, заключительные фрагменты могли быть присоединены к сборнику даже при османах, в XVI и XVII вв. Язык и стиль «1001 ночи», по Лэйну, — обыкновенный стиль грамотного, но не слишком учёного египтянина XV—XVI века; условия жизни, описанной в «1001 ночи», специально египетские; топография городов, хотя бы они были названы персидскими, месопотамскими и сирийскими именами, есть обстоятельная топография Каира поздней мамелюкской эпохи. В литературной обработке «1001 ночи» Лэйн усматривал такую замечательную однородность и выдержанность позднего египетского колорита, что не допускал вековой постепенности сложения и признавал только одного, максимум, двух составителей (второй мог окончить сборник), которые — или который — в течение недолгого времени, между XV—XVI веками, в Каире, при мамелюкском дворе, и скомпилировал «1001 ночь». Компилятор, по Лэйну, имел в своем распоряжении арабский перевод «Хезâр-эфсâне», сохранившийся с X до XV века в своём старинном виде, и взял оттуда заглавие, рамку и, быть может, даже некоторые сказки; пользовался он также и другими сборниками персидского происхождения (сравни повесть о летательном коне) и индийского («Джильâд и Шимâс»), арабскими воинственными романами времен крестоносцев (Царь Омар-Номâн), наставительными (Мудрая дева Таваддода), мнимо-историческими Повестями о Гаруне ар-Рашиде, специально-историческими арабскими сочинениями (особенно теми, где есть богатый анекдотический элемент), полунаучными арабскими географиями и космографиями (Путешествия Синдбада и космографию Казвини), устными юмористическими народными побасенками и т. д. Все эти разнородные и разновременные материалы египетский составитель XV—XVI веков скомпилировал и тщательно обработал; переписчики XVII—XVIII веков внесли в его редакции только несколько изменений.

Воззрение Лэйна считалось в учёном мире общепринятым до 80-х годов XIX в. Правда, и тогда статьи де-Гуе (M. J. de Goeje) закрепляли, с слабыми поправками по вопросу о критериях, старый Лэйновский взгляд на компиляцию «1001 ночи» в мамелюкскую эпоху (после 1450 года, по де-Гуе) единоличным составителем, да и новый английский переводчик (впервые не побоявшийся упрёка в скабрёзности) Дж. Пэйн (J. Payne) не отступил от теории Лэйна; но тогда же, с новыми переводами «1001 ночи», начались и новые исследования. Ещё в 1839 году X. Торренсом (H. Torrens, «Athenaeum», 1839, 622) была приведена цитата из историка XIII века ибн-Саида (1208—1286), где о некоторых приукрашенных народных рассказах (в Египте) говорится, что они напоминают собой «1001 ночь». Теперь на те же слова ибн-Саида обратил внимание неподписавшийся автор критики[1] на новые переводы Пэйна и Бёртона (R. F. Burton).

По основательному замечанию автора, многие культурно-исторические намёки и другие данные, на основании которых Лэйн (а за ним Пэйн) отнёс составление «1001 ночи» к XV—XVI векам, объясняются как обычная интерполяция новейших переписчиков, а нравы на Востоке не так быстро меняются, чтоб по их описанию можно было безошибочно отличить какой-нибудь век от одного—двух предыдущих: «1001 ночь» могла поэтому быть скомпилирована ещё в XIII веке, и недаром цирюльник в «Сказке о горбуне» начертывает гороскоп для 1255 года; впрочем, в течение двух следующих веков переписчики могли внести в готовую «1001 ночь» новые дополнения. А. Мюллер[2] справедливо заметил, что если по указанию ибн-Саида «1001 ночь» существовала в Египте в XIII в., а к XV веку, по довольно прозрачному указанию Абуль-Махâсына, успела уж получить свои новейшие наращения, то для прочных, правильных суждений о ней необходимо прежде всего выделить эти позднейшие наращения и восстановить, таким образом, ту форму, какую имела «1001 ночь» в XIII веке Для этого нужно сличить все списки «1001 ночи» и отбросить неодинаковые их части как наслоения XIV—XV веков. Обстоятельно такую работу произвели X. Зотенберг[3] и Ричард Бёртон в послесловии к своему переводу, 1886—1888; краткий и содержательный обзор рукописей есть теперь и у Шовена (V. Chauvin) в «Bibliographie arabe», 1900, т. IV; сам Мюллер в своей статье также сделал посильное сличение.

Оказалось, что в разных списках одинакова преимущественно первая часть сборника, но что в ней, пожалуй, вовсе нельзя найти тем египетских; преобладают повести о багдадских Аббасидах (особенно о Гаруне), да ещё есть в небольшом количестве индийско-персидские сказки; отсюда следовал вывод, что в Египет попал уже большой готовый сборник сказок, составившийся в Багдаде, вероятно, в Х веке и сосредоточенный по содержанию вокруг идеализированной личности халифа Гарун Аль-Рашида; эти сказки были втиснуты в рамку неполного арабского перевода «Хезâр-эфсâне», который был сделан в IX веке и ещё при Мас’удии был известен под именем «1001 ночи»; значит, создана она, как думал Хаммер — не одним автором сразу, а многими, постепенно, в течение веков, но главный её составной элемент — национальный арабский; персидского мало. На почти такую же точку зрения стал араб А. Сальхâний[4]; кроме того, основываясь на словах Надима, что араб Джахшиярий (багдадец, вероятно, X века) тоже взялся за составление сборника «1000 ночей», куда вошли избранные персидские, греческие, арабские и другие сказки, Сальхâний высказывает убеждение, что труд Джахшиярия и есть первая арабская редакция «1001 ночи», которая затем, постоянно переписываемая, особенно в Египте, значительно увеличилась в объёме. В том же 1888 году Нёльдеке[5] указал, что даже историко-психологические основания заставляют в одних сказках «1001 ночи» видеть египетское происхождение, а в других — багдадское.

Гипотеза Эструпа[править | править вики-текст]

Как плод основательного знакомства с методами и исследованиями предшественников, появилась обстоятельная диссертация И. Эструпа[6]. Вероятно, книгой Эструпа пользовался и новейший автор истории араб. литерат. — К. Броккельманн[7]; во всяком случае, предлагаемые им краткие сообщения о «1001 ночи» близко совпадают с положениями, разработанными у Эструпа. Содержание их следующее:

нынешнюю свою форму «1001 ночь» получила в Египте, больше всего в первый период владычества мамелюков (с XIII в.).

Вся ли «Хезâр-эфсâне» вошла в арабскую «1001 ночь» или только избранные её сказки — это вопрос второстепенный. С полной уверенностью можно сказать, что из «Хезâр-эфсâне» взята рамка сборника (Шехрияр и Шехрезада), Рыбак и дух, Хасан Басрийский, Царевич Бадр и царевна Джаухар Самандальская, Ардешир и Хаят-ан-нофуса, Камар-аз-заман и Бодура. Эти сказки по своей поэтичности и психологичности — украшение всей «1001 ночи»; в них причудливо сплетается действительный мир с фантастическим, но отличительный их признак — тот, что сверхъестественные существа, духи и демоны являются не слепой, стихийной силой, а сознательно питают дружбу или вражду к известным людям.

Второй элемент «1001 ночи» — тот, который наслоился в Багдаде. В противоположность сказкам персидским багдадские, в семитском духе, отличаются не столько общей занимательностью фабулы и художественной последовательностью в её разработке, сколько талантливостью и остроумием отдельных частей повести или даже отдельных фраз и выражений. По содержанию это, во-первых, городские новеллы с интересной любовной завязкой, для разрешения которой нередко выступает на сцену, как deus ex machina, благодетельный халиф; во-вторых — рассказы, разъясняющие возникновение какого-нибудь характерного поэтического двустишия и более уместные в историко-литературных, стилистических хрестоматиях. Возможно, что в багдадские изводы «1001 ночи» входили также, хоть и не в полном виде, Путешествия Синдбада; но Броккельман полагает, что этот роман, отсутствующий во многих рукописях, вписан был в «1001 ночь» уже позже.

Когда «1001 ночь» начала переписываться в Египте, в неё вошёл третий составной элемент: местные каирские сказки, del' genero picaresco, как говорит Эструп. Каирских сказок два типа: одни — бытовые фаблио, в которых излагаются ловкие проделки плутов (например, искусного вора Ахмеда ад-Данафа) и всякие забавные происшествия, причём бросаются камешки в огород нечестных и подкупных властей и духовенства; другие — сказки с элементом сверхъестественным и фантастическим, но совсем иного рода, чем в персидских сказках: там духи и демоны имеют среди людей своих любимцев и нелюбимцев, а здесь играет роль талисман (например, волшебная лампа Аладдина), слепо помогающий своему владетелю, кто бы он ни был, и стихийно обращающийся против своего прежнего владетеля, если попадет в другие руки; темы таких сказок, вероятно, унаследованы арабским Египтом от классического, древнего Египта[8].

В Египте же с той целью, чтобы сказочного материала хватило как раз на «1001 ночь», некоторые переписчики вставляли в сборник такие произведения, которые прежде имели совершенно отдельное литературное существование и составились в разные периоды: длинный роман о царе Номâне, враге христиан, Синдбадова книга (о женском коварстве), быть может, Приключения Синдбада-морехода, Царь Джильâд и министр Шимас, Ахыкâр Премудрый (древнерусский Акир), Таваддода и др. В 1899 году В. Шовен («La récension égyptienne des 1001 n.», Люттих), рассмотрев египетские сказки «1001 ночи» с точки зрения художественности, отметил, что между ними есть талантливые (вроде «Сказки о горбуне» со вставленными историями «Молчаливого цирюльника»), а остальные — бездарные. По соображениям Шовена (требующим, впрочем, ещё проверки), первая группа составилась раньше второй. Так как во второй (объёмистой) группе рассыпано много рассказов об обращении евреев в ислам и есть много прямо заимствованного из литературы еврейской, то Шовен заключает, что последним, заключительным редактором «1001 ночи» был еврей, принявший Ислам; по его мнению, таким евреем мог бы быть псевдомаймонид, автор еврейской книги «Клятва», напечатанной в Константинополе в 1518 году[9]

Содержание[править | править вики-текст]

Персидские иллюстрации середины XIX века

Столкнувшись с неверностью первой жены, Шахизамон казнил ее и отправился к своему брату Шахрияру поделиться горем. Однако жена брата оказалась ещё более распутной, чем жена Шахизамона. А вскоре братья встретили женщину, которая носила ожерелье из 570 перстней. Столько раз она изменила своему мужу-джинну прямо в его присутствии, пока тот спал. Братья вернулись домой к Шахрияру и казнили его жену и наложниц. С тех пор, решив, что все женщины распутны, Шахрияр каждый день берёт невинную девушку, овладевает ею, а на рассвете следующего дня казнит её. Однако этот страшный порядок нарушается, когда очередь доходит до Шахерезады — мудрой дочери визиря Шахрияра. Каждую ночь она рассказывает увлекательную историю и каждый раз Шахерезаду на самом интересном месте «застигало утро» и она «прекращала дозволенные речи»[10]. Каждое утро он думает: «Казнить её я смогу и завтра, а этой ночью услышу окончание истории». Так продолжается тысячу и одну ночь. По их прошествии Шахерезада пришла к царю с тремя сыновьями, рождёнными за это время, «один из которых ходил, другой ползал, а третий сосал». Во имя них Шахерезада попросила царя не казнить её. На что Шахрияр ответил, что помиловал её ещё раньше, до появления детей, потому что она чиста, целомудренна и богобоязненна.

Строится «Тысячи и одна ночь» по принципу обрамленной повести, позволяющей включать в сборник все новые, имеющие самостоятельное значение тексты. Один из героев говорит «с тем-то случилось то-то», а его собеседник спрашивает «А как это было?», после чего начинается новый рассказ или вставная новелла[11].

Сказки Шахразады могут быть разбиты на три основные группы, которые условно можно назвать сказками героическими, авантюрными и плутовскими.

Героические сказки[править | править вики-текст]

К группе героических сказок относятся фантастические повести, вероятно составляющие древнейшее ядро «Тысячи и одной ночи» и восходящие некоторыми своими чертами к её персидскому прототипу «Хезар-Эфсане», а также длинные рыцарские романы эпического характера. Стиль этих повестей — торжественный и несколько мрачный; главными действующими лицами в них обычно являются цари и их вельможи. В некоторых сказках этой группы, как например в повести о мудрой деве Такаддул, отчетливо видна дидактическая тенденция. В литературном отношении героические повести обработаны более тщательно, чем другие; обороты народной речи из них изгнаны, стихотворные вставки — по большей части цитаты из классических арабских поэтов — наоборот, обильны. К «придворным» сказкам относятся, например, «Камар-аз-Заман и Будур», «Бадр Басим и Джаухар», «Повесть о царе Омаре ибн-ан-Нумане», «Аджиб и Гариб» и некоторые другие.

Авантюрные сказки[править | править вики-текст]

Иные настроения — в «авантюрных» новеллах, возникших, вероятно, в торговой и ремесленной среде. Цари и султаны выступают в них не как существа высшего порядка, а как самые обыкновенные люди; излюбленным типом правителя является знаменитый Харун ар-Рашид, правивший с 786 по 809 год, то есть значительно раньше, чем приняли свою окончательную форму сказки Шахерезады. Упоминания о халифе Харуне и его столице Багдаде не могут поэтому служить основой для датировки «Ночей». Подлинный Харун ар-Рашид был очень мало похож на доброго, великодушного государя из «Тысячи и одной ночи», а сказки, в которых он участвует, судя по их языку, стилю и встречающимся в них бытовым подробностям, могли сложиться только в Египте. По содержанию большинство «авантюрных» сказок — типичные городские фабльо. Это чаще всего любовные истории, героями которых являются богатые купцы, почти всегда обречённые быть пассивными исполнителями хитроумных планов своих возлюбленных. Последним в сказках этого типа обычно принадлежит первенствующая роль — черта, резко отличающая «авантюрные» повести от «героических». Типичными для этой группы сказок являются: «Повесть об Абу-ль-Хасане из Омана», «Абу-ль-Хасан Хорасанец», «Нима и Нум», «Любящий и любимый», «Аладдин и волшебная лампа».

Плутовские сказки[править | править вики-текст]

«Плутовские» сказки натуралистически рисуют жизнь городской бедноты и деклассированных элементов. Героями их обычно являются ловкие мошенники и плуты — как мужчины, так и женщины, например, бессмертные в арабской сказочной литературе Али Зибак и Далила-хитрица. В этих сказках нет и следа почтения к высшим сословиям; наоборот, «плутовские» сказки полны насмешливых выпадов против представителей власти и духовных лиц. Язык «плутовских» повестей близок к разговорному; стихотворных отрывков, малопонятных неискушенным в литературе читателям, в них почти нет. Герои плутовских сказок отличаются мужеством и предприимчивостью и представляют разительный контраст с изнеженными гаремной жизнью и бездельем героями «авантюрных» сказок. Кроме рассказов об Али Зибаке и Далиле, к плутовским сказкам относятся великолепная повесть о Маруфе-башмачнике, сказка о рыбаке (по имени) Халифа, стоящая на грани между рассказами «авантюрного» и «плутовского» типа, и некоторые другие повести.

Издания текста[править | править вики-текст]

Неполное первое калькуттское (1814—1818), полное второе калькуттское В. Макнотена (1839—1842), булакское (1835; часто переиздаваемое), бреславльское (современный Вроцлав в Польше) М. Хабихта и Г. Флейшера (1825—1843), очищенное от скабрезностей бейрутское (1880—1882), ещё более очищенное бейрутское-иезуитское, очень изящное и дешёвое (1888—1890). Тексты изданы с рукописей, значительно отличающихся одна от другой, да и не весь ещё рукописный материал издан. Обзор содержания рукописей (старейшая — Галлановская, между 1425 и 1537 годами) см. у Зотенберга, Бёртона, а вкратце — у Шовена («Bibliogr. arabe»). В 1984—1995 годах в Лейдене вышло принципиально новое издание Мухсина Махди по старейшим рукописям, в том числе Галлановской.

Переводы[править | править вики-текст]

Бульварное американское издание

В Европе впервые цикл получил известность благодаря неполному французскому переводу Антуана Галлана. Этот перевод был издан в 1704—1717 годах и в продолжение XVIII века был переведён на многие языки Европы.

Галлан дополнил сборник несколькими сказками, источник которых не известен; среди них — знаменитая история про Али-Бабу и сорок разбойников. Перевод Галлана далёк от буквальности; это обработка согласно вкусам двора Людовика XIV. Труд Галлана был продолжен Казоттом и Шависом (1784—1793) в том же духе. С 1899 года издавался буквальный (с булакского текста) и не считающийся с викторианскими приличиями перевод Ж. Мардрю.

Немецкие переводы делались сперва по Галлану и Казотту; общий свод с некоторыми дополнениями по арабскому оригиналу дали Хабихт, Хаген и Шалль (1824—1825; 6-е издание, 1881) и, по-видимому, Кёниг (1869); с арабского — Г. Вейль (1837—1842; 3-е исправленное издание 1866—1867; 5-е издание, 1889) и, полнее, со всевозможных текстов, М. Хеннинг (в дешёвой Рекламовской «Библиотеки классиков», 1895—1900); неприличия в немецком переводе удалены.

Английские переводы делались сперва по Галлану и Казотту и получали дополнения по арабским оригиналам; наиболее известен перевод Джонатана Скотта (1811), но последний (6-й) том, переведённый с арабского, не повторялся в последующих изданиях. «Две трети 1001 ночи, с исключением мест неинтересных или грязных, с арабского» перевел В. Лэйн (1839—1841; в 1859 году вышло исправленное издание, перепечатано с издания 1883). Полные английские переводы, вызвавшие много обвинений в безнравственности: Дж. Пэйна (1882—1889), и сделанные по многим редакциям, со всевозможными разъяснениями (историческими, фольклорными, этнографическими и др.) — Рич. Бёртона[12].

На русском языке еще в XVIII веке появились переводы с французского[13]. В России, как и в других странах Европы, в преддверии романтизма именно «Арабские сказки» с их аурой экзотического ориентализма стали излюбленным чтением подростков. Вот как об этом рассказывает Сергей Тимофеевич Аксаков в книге «Детские годы Багрова-внука»:

«При первом удобном случае начал я читать арабские сказки, надолго овладевшие моим горячим воображеньем. Все сказки мне нравились; я не знал, которой отдать преимущество! Они возбуждали моё детское любопытство, приводили в изумление неожиданностью диковинных приключений, воспламеняли мои собственные фантазии. Гении, заключенные то в колодезе, то в глиняном сосуде, люди, превращенные в животных, очарованные рыбы, чёрная собака, которую сечёт прекрасная Зобеида и потом со слезами обнимает и целует… Сколько загадочных чудес, при чтении которых дух занимался в груди!»

Из числа изданных в XIX веке наиболее научным считался перевод Ю. Доппельмайер[14]. Английский перевод Лэна, «сокращённый вследствие более строгих цензурных условий», перевела на русский язык Л. Шелгунова в приложении к «Живописному обозрению» (1894): при 1-м томе есть статья В. Чуйко, составленная по де-Гуе. Первый русский перевод непосредственно с арабского выполнен Михаилом Александровичем Салье (1899—1961) в 1929—39; на основе этого перевода в 1986 году было выпущено издание, составленное И. М. Фильштинским[15].

Прочие переводы указаны в вышеупомянутых работах А. Крымского («Юбилейном сборнике В. Миллера») и В. Шовена (т. IV). Успех Галлановой переделки побудил Петиса де ла Круа напечатать «Les 1001 jours»[16]. И в популярных, и даже в фольклорных изданиях «1001 день» сливается с «1001 ночью». По словам Пети де ла Круа, его «Les 1001 jours» — перевод персидского сборника «Хезâр-йäк руз», написанного по сюжетам индийских комедий исфаханским дервишем Мохлисом около 1675 года; но можно с полной уверенностью сказать, что такого персидского сборника никогда не существовало и что «Les 1001 jours» составлен самим Петисом де ла Круа, неизвестно по каким источникам. Например, одна из наиболее живых, юмористических его сказок «Папуши Абу-Касыма»[17] отыскивается по-арабски в сборнике «Самарâт аль-аурâк» ибн-Хиджже.

Дата добавления: 2015-07-16