Обращение к бессоннице

Мне было семнадцать лет, и я верил в философию. Все, что к ней не относилось, казалось мне грехом или просто мусором. Поэты? — Паяцы для увеселения пустых бабенок. Деятельность? — Глупость, перешедшая в бред. Любовь, Смерть? — низкопробные отговорки, не желающие превращаться в категории. Тошнотворная вонь вселенной, недостойной ароматов духа... конкретность — что за дела! Наслаждаться или страдать — какой позор! Мне казалось, что только в абстракциях есть истинная жизнь: я предавался покупной «любви» из страха, как бы какая-нибудь более благородная страсть не заставила меня изменить собственным принципам и не бросила меня в пучину сердечных треволнений. Я повторял себе: «Только бордель совместим с метафизикой», — и, спасаясь от поэзии, ловил взгляды горничных и слушал вздохи шлюх.

...И вот пришла ты, Бессонница, чтобы встряхнуть мою плоть и мою гордыню; ты, преображающая неразвитого юнца, оттеняющая инстинкты и воспламеняющая грезы; ты, за одну ночь наделяющая человека большим знанием, чем дни покоя; ты, отяжелевшим векам дарующая откровения поважнее безымянных недугов или катастроф времени! Благодаря тебе я услышал здоровый храп, храп людей, погруженных в звучное забытье, тогда как мое одиночество охватывало окрестную темень, становясь еще более необъятным, чем она сама. Все спало, все спало вечным сном. Никакой больше зари: так я буду бодрствовать до скончания веков, когда меня попросят отчитаться о моих бессонных ночных грезах... Каждая ночь была похожа на другие, и каждая из них была вечной. И я чувствовал себя солидарным со всеми, кто не может спать, со всеми моими неведомыми братьями. У меня была своя тайна, как бывают тайны у развратников и фанатиков; я мог бы, как и они, организовать сообщество, сообщество неспящих, чтобы все ему отдавать, все ему жертвовать и все ему прощать. Я считал гением первого встречного с отяжелевшими от усталости веками и относился безо всякого почтения к людям, если они спали ночью, даже к тем, кто, отличаясь большим умом, составлял славу Государства, Искусства или Литературы. Я бы преклонился перед таким тираном, который, мстя за свои бессонные ночи, запретил бы отдых, наказывал бы за забытье, узаконил бы горе и нервное возбуждение.

И тогда я вновь обратился к философии; но нет такой мысли, которая утешила бы в темноте, нет такой системы, которая выдержала бы ночные бдения. Выводы бессонницы разрушают даже самые достоверные постулаты. Устав от такого распада, я в конце концов сказал себе: все, больше никаких колебаний; уснуть или умереть... вернуть себе сон или исчезнуть...

Но это обретение утерянного оказалось делом нелегким: когда что-то начинает получаться, замечаешь, до какой степени ночь накладывает на все свой отпечаток. Например, вы влюбились?.. А оказывается, на ваших поры-

вах уже лежит печать разложения: из каждого «экстаза» вы будете выходить в сладострастном испуге. Когда на вас посмотрит ваша слишком близкая соседка, ваше лицо покажется ей лицом преступника. На ее искренние чувства вы ответите раздражением отравленного сладострастия, на ее невинность — поэзией виновного, ибо для вас все станет поэзией, но поэзией проступков... А вдруг появятся кристально чистые идеи, блаженное течение мыслей? Нет, больше вам мыслить не придется: произойдет самое настоящее извержение, хлынет лава непоследовательных и бессвязных понятий, понятий изрыгаемых, агрессивных, утробных, похожих на наказания, на которые плоть обрекает сама себя, когда дух становится жертвой настроений и выводится из игры... Вы будете страдать от всего, и притом чрезмерно: ветерок покажется вам шквалом, легкое прикосновение — кинжальным ударом, улыбка — оплеухой, пустяк — катаклизмом. И все это из-за того, что ночные бдения могут прекратиться, но их свет будет в вас жить: нельзя безнаказанно вглядываться во мрак, поскольку наука мрака сопряжена с опасностью. Есть такие глаза, которые уже ничему не научатся у солнца, и есть души, больные ночами, от которых они никогда не исцелятся...

Дата добавления: 2015-07-19