Вести из загробной жизни

Говорили мне, что матушка с безыскусной простотой и твердостью отвечала на вопросы о загробной участи ближних. Но сам задать вопрос не решался. Удостоверился я: схимница ничего не говорит без особого извещения свыше. А все ж слишком невероятной казалась возможность живущему в бренном теле проникать ведением в тайны рая и ада, хотя о сем пишут жития. (Св. Иоанн Кронштадтский однажды сказал об умершей: «Она помилована». – «Батюшка, вы говорите, как получивший извещение свыше». – «А то как же иначе? Ведь о подобных вещах нельзя говорить без извещения, – этим не шутят».^[76])

Наконец я решился, спросил о родных, затем стал передавать сходные вопросы ближних. О ком-то старица говорила: ему хорошо. О тете моей – благословила читать 40 дней молитву («Живый в помощи», 12 раз в день). Келейница, обычно присутствовавшая и помогавшая посетителям, поинтересовалась: «Матушка, а как ей там?» – «Будет хорошо».

Однажды позвонила мне Елена Д., бывшая аспирантка и добрая знакомая из Минска, ревностно верующая, просила узнать у матушки о своей умершей маме Александре Александровне. Чтобы в сутолоке дел не забыть просьбу, я записал ее в компьютер, прямо в список телефонов. Матушка дала благоприятный ответ, но мы так и не созвонились. Следующая поездка в Минск состоялась через два года. Перед поездкой открываю телефонный файл, чтобы вспомнить все о Минске. Нахожу запись и сожалею, что забыл своевременно порадовать знакомую.

При встрече в Минске она рассказывает: через год после смерти мамы видела ее – светлую, спокойную, радостную – в утреннем сновидении, напоенном любовью и нежностью. Беседовали о загробном мире. Сон был настолько яркий и теплый, что помнился в мельчайших подробностях. В другой раз мама в символической форме предупредила о грядущей скорби, но и подала надежду, и когда сбылось то, легче было перенести горе. Являлась Александра Александровна и другим родственникам, всегда светлая. Я тогда рассказал знакомой об ответе схимницы – к ее большой радости.

Известно: таинственным снам безопаснее не верить. Но искренняя чистая любовь, овевавшая неземные встречи, и светлая легкая радость в душе дают надежду на то, что Александра Александровна, которую я тоже знал, действительно находится в месте светлом и имеет дерзновение свободы и радости.

И еще один рассказ на эту тему – из воспоминаний Ирины Р.

«Стал мне все чаще вспоминаться мой умерший в 1985 году двоюродный брат, с которым мы вместе росли. Возникла такая жалость к нему, как будто он просил моих молитв. Родители его были коммунистами, дали ему модное тогда имя Роберт и, конечно, не крестили. Но неожиданно я вспомнила, что в детстве с ними жила его верующая бабушка, и появилась надежда: может, она крестила его втайне от родителей? Поехала с этим к матушке Антонии. Она ответила положительно: «Крещен!» – «А как же мне его поминать, ведь у него имя неправославное?» Тут матушка вдруг «ушла» – погрузилась в такую глубокую молитву, что было ощущение полного отсутствия ее в келье (тело здесь, а ее самой, т.е. души, нет). Так продолжалось минуты 3–4, в келье было тихо-тихо, келейница и мы замерли, затаили дыхание. Наконец матушка «вернулась», вздохнула и выдохнула: «Василий». Это было непостижимо: как из глубины лет ей стало известно, с каким именем крестили брата?!

До того я ничего подобного не слышала и не читала, поэтому искала в книгах о современных старцах сходные случаи, показывающие, что «в Духе Святом духовный человек может видеть всю нашу жизнь!» – по слову св. Силуана Афонского. И в книге о карагандинском старце преподобном Севастиане (1966, прославлен в 1997 г.) такой случай нашла. Девушка Мария воспитывалась в детском доме и ничего не знала о своих родителях. Сказала батюшке, что скорбит о том, что не знает имени своих родителей и не может их поминать и молиться об их упокоении. На следующий день он подозвал ее и сказал: «Маруся, родители твои были русские, православные, высланные». Назвал их имена. Обрадованная Мария стала подавать за них поминания» («Карагандинский старец преподобный Севастиан». – М., «Православный паломник». 1998. С. 69). Так и матушка уже через 3 минуты сказала мне православное имя моего брата.

Еще подобный вопрос я задала ей о погибшем в 1937 году репрессированном мамином брате Николае. Для всей семьи это была незаживающая рана.

За несколько дней до кончины (по моему недосмотру) уже совсем тяжело больная мама услышала по радио передачу о том, какие страдания выпали на долю репрессированных в тюрьмах и лагерях. И так она горько плакала, сострадая любимому брату (а прошло уже 60 лет со дня его гибели), что мы никак не могли ее успокоить. Плач подкосил ее последние силы.

Долг перед мамой подвигнул меня спросить у матушки о посмертной участи дяди. Меня тревожило, что он был коммунистом, т.к. за год до того мы хотели отпеть всех маминых братьев и сестер на их родине в Крыму, но молодой священник отказался: «Я коммунистов не отпеваю». Мы всех их отпели вместе с мамой в день ее похорон, а когда я спросила у матушки о них, ее ответ был: «Все в хорошем месте». Услышав о дяде Коле, матушка даже наклонилась ко мне, глаза ее засияли, вся она засветилась как-то по-особенному и сказала проникновенным и радостным голосом: «Он в раю!».

Все матушкины провидения и чудеса – светлые! Матушка не говорила людям плохого, дабы не испытывали они чувства угнетения, которое проникает в человека от дьявола. Либо, чувствуя необходимость подготовить людей к определенному для них Промыслом Божиим, говорила так, что не угнеталось сердце печалью, а раскрывалось доверием к любящему Богу. «У тебя есть родственница, которая не видит?» – «Бабушка». – «Скоро будет видеть», – говорит Сергею Б. Дней через десять бабушка отходит ко Господу. (А мы теперь ведь даже и из научной литературы, из новейших опытов реанимации людей с достоверностью знаем, что после смерти все ощущения и восприятия освобожденной от тела души – зрение в частности – обостряются, приобретают новые свойства: видеть далекое как близкое, а слепые от рождения прозревают.)

Таким же способом подготавливала нас матушка и к своей смерти. «Переведут ли в лучшую келью, разрешат ли всем людям приходить?» – «Все будет хорошо, переведут, разрешат». – «Когда?» – «Через два месяца». Через два месяца матушка отошла к Богу. А мы, опечаленные, в то же время были утешены чувством радости от близости нашей матушки ко Господу, Который ничего не таил от всецело преданной ему души.

Но иногда она плакала и ласкала людей, когда видела, что Промыслом Божиим уготованы им ради спасения тяжелые страдания.

Было ли что, что матушка не видела? Было. Не видела она залежей угля и нефти, наличия воды для рытья колодцев, не видела древние города, скрытые землей, – подобно удивительному афонскому старцу Порфирию (1991). Но это потому, что не было спрашивающего: не оказалось рядом с ней геолога и археолога, которым такое знание было бы нужно; и с водой в нашей стране нет таких проблем, как в Греции.

Очень важна была открытость матушке будущего, прошлого и всех внешних событий. Она укрепляла людей в правильном, истинном ощущении того, что все, абсолютно все, что касается обстоятельств жизни, – решается на Небесах, наглядно показывала нам действие Промысла Божия в мире, приучала жить в сознании абсолютной реальности духовного мира и производной реальности видимого мира. Ведь видимое – тень невидимого. Ограничивающие себя жизнью в видимом, сами становятся тенями. Зачем богозданной душе человека прилепляться к теням и становиться тенью? К тому ли он призван? Не к жизни ли с Богом? А матушка примером своим учила жить в сияющем мире заповедей Божиих. «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, но в законе Господни воля его» (Пс. 1, 1–2).

Голос Божий начинал звучать для нас в нашей личной и общественной жизни, в жизни всего мира. Так излечивались люди в присутствии матушки от тяжкой современной болезни ума – нелепой веры в случай, от иллюзии, будто все в мире движется через случайные переплетения тысяч причин и желаний людей. Нет у нас несомнительной веры в то, что над всем царит Промысел Божий, что и волос с головы не упадет без воли Божией. Не столько верим слову Господа, сколько робко подверываем... А матушкины свидетельства насыщали веру чувством достоверности. «Если посмотреть на жизнь внимательно, то вся она исполнена чудес, только мы часто не замечаем и проходим равнодушно мимо них»^[77]. Вблизи матушки эта чудесность жизни, несущей в себе постоянное Промышление Божие, становилась очевидной.

Даже окормление простых хозяйственных работ оборачивалось воспитанием чувства смирения пред Богом и всегдашнего ощущения Божьего руководства всяким делом в нашей жизни. Таким удивительным способом строила художница Татьяна А. дом близ Оптиной Пустыни.

«Матушка четко сказала: «Сначала проводка, потом пол, потом печка». Прям список выдала: как, что будет. А я торопливая. Я, думаю, лучше этих рабочих найму, пусть они сначала сделают печку. Ничего не получается! А идет все так, как матушка сказала. Только по ее списку. Я только проверяю и удивляюсь. Вдруг человек приходит и говорит: «Давай я проводку сделаю». А я-то там все бегаю, ищу себе рабочих. А они сами приходят и говорят: «Вот, мы это тебе сделаем». Ну, думаю, матушка послала. …Матушка всех видит, сидя в своей келейке... Она у нас последнее лето просто как прораб была. Этого бери, а этого не бери. Этот тебя обманет, а с этим, говорит, такие искушения будут, ооо-о. А этого вот возьми, он сейчас поможет».

Вот так и был построен дом – не по разумению Татьяны, а по провидению матушки, как и русская пословица говорит: человек предполагает, а Бог располагает.

Дата добавления: 2015-07-19