Соображения доктора Курпатова. «деньги — это чеканная свобода».

«Деньги — это чеканная свобода».

Мне кажется, что этой фразой Федор Михай­лович ответил на вопрос о комплексах, связан­ных с деньгами. Он так ответил на этот вопрос самому себе, и так, вероятно, следует отвечать на него нам, если мы хотим покончить с собствен­ными «денежными» заморочками.

Мы мало об этом знаем, у нас же неприлич­но говорить про деньги. О деньгах в жизни До­стоевского рассказывают нам западные иссле­дователи — «для них-то ничего святого нет!» Правда, говорят с уважением, но все одно — под­лецы, это понятно. А у нас эдакий романтизм, зна­ете ли... Если послушать россиян, то складыва­ется впечатление, что «великие люди» ни про­блем с желудком никогда не испытывали, ни в деньгах никогда не нуждались — питались воз­духом, видимо, а костюмы у них где-то на спе­циальных деревьях росли, и те их снимали как яблоки с яблони — по мере надобности. Но это же чушь...

Впрочем, может быть, как раз от этого роман­тизма мы считаем, что труд писателя, ученого, художника может не оплачиваться?

Федор Михайлович Достоевский — первый коммерческий или, если угодно, профессиональ­ный писатель в России. То есть первый писа­тель в России, который отважился жить только за счет своих авторских гонораров — ни поме­стий, ни приисков своих, как у Толстого, Турге­нева да Некрасова, у него не было. И надо было зарабатывать. Сейчас как-то странно даже пред­ставить, что такое вообще могло быть, но Федор Михайлович искренне сокрушался: «Умел бы я писать, как Тургенев! Ему по четыреста рублей за лист дают, а мне — двести».

Всю жизнь Достоевский писал, чтобы зарабо­тать на жизнь. Это буквально, даже если не рас­сматривать всю эту ужасную эпопею, связанную с казино (он же мечтал разбогатеть на казино, «схемы» разрабатывал и так далее). Федор Ми­хайлович писал фельетоны, переводил для за­работка Бальзака... А все эти сюжеты его рома­нов! «Преступление и наказание» — оно же за­думывалось как коммерчески успешный детек­тив: убийство, расследование — разоблачат или не разоблачат?

...Уже очень скоро хоронить его выйдет чуть ли не весь Петербург. А сейчас Федор Михайло­вич сидит в тишине своего кабинета, который служит ему и столовой, и спальней. Сидит вели­кий русский писатель и высчитывает на листке бумаги количество своих потенциальных чита­телей — с учетом уровня образования российс­кого народонаселения, его читательской актив­ности и покупательной способности. Результа­ты расчетов неутешительны...

А эти бесконечные повторы, целые страницы текста, где проговаривается и переговаривается одна и та же тема, ситуация?.. Он же сдавал «ав­торские листы». Он обязан был сдать определен­ный объем текста. Причем кусками сдавал, что­бы в журнале литературном печататься, и надо было поэтому нагнать определенный объем каж­дой главы, а не только книги целиком. А в жур­нале печатался — потому что это выгоднее было в три-четыре раза, чем отдельной книгой изда­вать. Мы же этого ничего не знаем.

А как он от своих кредиторов скрывался? Как договор с издателем Стелловским подписал и чуть в абсолютной кабальной зависимости от него не оказался? Если бы не сдал роман к сро­ку, то Стелловский получил бы все авторские пра­ва на прежние книги писателя и на десять буду­щих. Потом Федор Михайлович в полицейском участке документировал, что вовремя «Игрока» закончил, чтобы санкции по договору на него не обрушились (тогда Стелловский сбежал, чтобы сдачу романа сорвать, а Достоевский утром услов­ленного дня пошел в полицию и справку взял, удостоверяющую, что роман готов).

Достоевскому советовали и «негров литера­турных» нанять, как это теперь называется, по­тому что он никак не поспевал к сроку. Но, к счастью, в его жизни появилась Анна Григорь­евна — стенографистка, которая впоследствии женой его стала, и успел. А Анна Григорьевна по­том, кстати сказать, книгами мужа прямо на квар­тире Достоевских торговала, чтобы книжной лав­ке (перепродавцу, как бы мы теперь сказали) не переплачивать! Представляете — приходите вы на квартиру Достоевского, что рядом с Кузнеч­ным рынком, и покупаете у жены Федора Михай­ловича книжку со скидкой. А за стеночкой гений пишет следующую...

Но мы же этого ничего не знаем. У нас все ка­кой-то туман, дурной романтизм в голове! «Да, были люди в наше время, не то что нынешнее пле­мя...» Они о деньгах не думали, они вот, понима­ешь, великую литературу взращивали, днями и ночами о душе думали. Это от безграмотности весь романтизм. И что, Достоевский — плохой писатель от всего этого, продажная душонка?! О душе не думал?..

Думал, но чтобы хоть какую-то финансовую стабильность получить, решился занять долж­ность редактора в позорном журнале «Гражда­нин» у князя Мещерского, за двести пятьдесят рублей в месяц. Работа в этом правительствен­ном журнале считалась постыдной. А что делать? Жить-то надо, детей кормить надо.

И только уже в зените славы (которая боль­ших денег так Федору Михайловичу и не при­несла, но независимость некоторую обеспечила) он написал свои знаменитые рассказы из «Днев­ника писателя». Не для читателя писал, потому что больше не нуждался в его благосклонности, а для себя, свои собственные. И надо признать, что ничего более трагического в его творчестве нет. Эти его собственные рассказы, личные — такой болью, таким страданием проникнуты... И что они такие получились, разве не деньги отча­сти виноваты?

А с другой стороны, напиши он такое рань­ше — самую больную правду о человеке, стра­дающую правду, — его бы просто не напечатали, а если бы и напечатали, то читать бы не стали, а это голодная смерть для коммерческого писа­теля. Вот и получается, что всю жизнь Федор Ми­хайлович должен был выслуживаться — перед читателем, перед публикой, а в конечном счете— просто бороться за деньги, чтобы выжить...

В своем последнем в жизни письме, адресо­ванном издателю Любимову, Федор Михайлович писал не о своих творческих планах; он интере­совался, когда же наконец тот выплатит ему 4000 рублей за последний роман.

Так что эта фраза о «чеканной свободе» — это у него из глубины души шло. Не для красного словца. И есть в деньгах эта свобода, эти воз­можности. Хотя, конечно, и боли в них столько, что и не сосчитаешь... Впрочем, может быть, мы усвоим уже этот урок?..

Мы мало знаем, а вот комплексовать науче­ны, пребываем в романтизме и выводов для себя не делаем.

Мы должны научиться жить с деньгами. И хо­тя объективно они являются «неизбежным злом», нам, вероятно, следует думать о них проще. Не заслуживают они такого пафосного к себе отно­шения. Деньги — «чеканная свобода». С горечью, трудом, потом и кровью заработанные, но понят­но — ради чего. Ради свободы. Впрочем, если ее внутри нет, то и чекань не чекань — толку от них не будет.

Дата добавления: 2015-07-19