Сугубо доверительно. Надо сказать, что советское руководство с самого начала переговоров интересовали

Надо сказать, что советское руководство с самого начала переговоров интересовали лишь первые две „корзины" (безопасность и торговля). Особое значение при этом придавалось признанию совещанием закончен­ности послевоенных европейских границ. Вместе с тем оно стремилось всячески ослабить третью „корзину", по-прежнему считая гуманитарные вопросы своим внутренним делом, а не международными вопросами, по которым Москва должна была дать определенные обязательства; в противном случае западные страны отказывались идти навстречу в вопросах о границах и по некоторым другим аспектам первых двух „корзин". Борьба вокруг всего этого и продолжалась с 1973 года вплоть до самого совещания в Хельсинки.

По мере того как приближалась намеченная дата встречи в Хельсинки, в Политбюро разгорались горячие дискуссии по поводу документов, которые предстояло подписать там Брежневу от имени Советского правительства. Все поддерживали первую „корзину", а также вторую, хотя оставалось еще немало несогласованных вопросов. Упорный спор шел вокруг третьей „корзины". Многие члены Политбюро считали неприемлемым принятие на себя международных обязательств по вопросам, которые до сих пор Москвой рассматривались как чисто внутренние. Речь действительно шла о принятии Кремлем нелегкого для него принципиального решения.

В конце концов, на заключительном заседании в Политбюро восторжест­вовала „компромиссная" точка зрения Громыко. Его аргументация своди­лась к следующему. Главным вопросом для СССР является вообще признание послевоенных границ и сложившейся политической карты Европы. Такое признание было бы большой политической и пропаган­дистской победой для СССР. Кроме того, открывались пути для разнообраз­ного сотрудничества и переговоров по разным вопросам с западными участниками совещания в Хельсинки. Что касается гуманитарных вопросов, то регулирование степени их выполнения по конкретным делам, говорил Громыко, все равно оставалось бы в руках Советского правительства. „Мы хозяева в своем собственном доме". Короче, заранее негласно признавалась возможность игнорирования отдельных гуманитарных обязательств.

Решающую роль сыграл Брежнев, который активно поддержал Громыко. Брежневым двигало амбициозное стремление участвовать в подписании важных международных документов в таком представительном форуме, как совещание в Хельсинки. Он хорошо понимал, что получит очень большое „паблисити" прежде всего дома, когда советский народ узнает об „окончательном" решении вопроса о послевоенных границах. Что касается гуманитарных вопросов, то о них можно будет и не говорить дома сколько-нибудь подробно (по существу, такого подхода придерживалась советская пресса после Хельсинки). Правда, пришлось опубликовать текст принятых в Хельсинки документов в официальной прессе, и они были взяты на вооружение диссидентами, но положение последних внутри страны еще долго оставалось неизменным, хотя их отъезд за рубеж стал более свободен, он даже „поощрялся" властями в отдельных случаях.

В другой ситуации оказался президент Форд. „Ни один из моих визитов за

рубеж в годы президентства, - писал он в своих мемуарах, - не вызывал

такого широкого непонимания". Подписывая хельсинкские соглашения, он

рассчитывал на поддержку в США прежде всего потому, что Советское

правительство давало наконец важные обязательства по нашумевшим на

Западе гуманитарным вопросам, включая эмиграцию и права человека.

Д.ФОРД-
ПРЕЗИДЕНТ США 333

Кроме того, в обмен на признание общих послевоенных границ СССР признавал право изменения национальных границ в Европе „мирными средствами", что сохраняло перспективы германского объединения.

Однако правые круги в США, особенно эмиграция из стран Восточной Европы, встретили участие Форда в Хельсинки шумной критикой. С резкими заявлениями выступили Рейган и сенатор Джексон. Недовольны были и в конгрессе. Часть прессы усматривала во всем этом „руку Киссинджера" (хотя хочу засвидетельствовать, он большого энтузиазма в отношении встречи в Хельсинки не проявлял). Суть критики сводилась к тому, что США в лице Форда санкционировали „ялтинский раздел" Европы и советское господство в Восточной Европе.

На деле же итоги Хельсинки во многом содействовали процессам либерализации внутри Советского Союза и восточноевропейских стран, что ъ конечном счете привело к коренным переменам в этих странах. Этого явно недооценили Брежнев и его сподвижники.

1 августа состоялась церемония подписания Заключительного акта. 30 июля и 2 августа в Хельсинки прошли две встречи Брежнева и Форда. В основном обсуждались вопросы ограничения стратегических вооружений.

После встречи в 1974 году во Владивостоке делегации обеих стран в Женеве старались найти решение спорных вопросов. Кое в чем они добились успеха. Однако в связи с быстрым развитием военной техники, которая явно опережала ход переговоров, появились новые сложные проблемы.

В США быстро развивалось производство крылатых ракет, которые при определенных условиях становились новым видом наступательных стратеги­ческих вооружений. Именно в массированном развертывании крылатых ракет американские военные и связанные с ними правые круги видели возможность - за счет технического превосходства США - получить преимущество над СССР в стратегической области. Соответственно совет­ская сторона стала настаивать на ограничении и учете крылатых ракет в рамках владивостокской договоренности.

В Советском Союзе тем временем был создан новый бомбардировщик, названный, по терминологии НАТО, „Бэкфайер". Советская сторона заявляла, что этот самолет среднего радиуса действия, так как он не достигал территории США. Американская же сторона доказывала, что при дозаправке горючим в воздухе этот самолет мог долететь до США, а значит, он становился стратегическим бомбардировщиком, который должен был включаться в уровни, установленные договоренностью во Владивостоке. До 1979 года проблема „Бэкфайера" в значительной степени искусственно подогревалась в переговорах такими американскими противниками разору­жения, как Перл, Роуни, и др. Это впоследствии признал в беседе со мной Киссинджер.

Длительная беседа в Хельсинки между Брежневым и Фордом не привела к компромиссному решению этих вопросов (Форд признает в своих мемуарах, что определенную роль в этом сыграла ужесточившаяся позиция министра обороны Шлесинджера и начальников штабов, которые были решительно против каких-либо ограничений на крылатые ракеты, а также уступок по самому „Бэкфайеру").

Были, правда, достигнуты некоторые договоренности по отдельным вопросам, но они не устраняли принципиальное разногласие.

В результате было решено, помимо дальнейшего обсуждения всех вопросов обеими делегациями в Женеве, вернуться к главным проблемам во

сугубо

ДОВЕРИТЕЛЬНО

время предстоящей поездки Громыко в США в сентябре на Генеральную Ассамблею, а также намечаемой поездки Киссинджера в Москву в декабре.

Соответственно в Хельсинки не нашел своего решения главный вопрос о конкретных сроках визита Брежнева в США (мы не хотели фиксировать дату встречи, пока не будет ясности с договором по ОСВ). Но в принципе была достигнута договоренность о значительной закупке в США зерна.

Разгул антисоветской кампании в США

Через неделю после встречи Форда и Брежнева в Хельсинки состоялась моя беседа с Киссинджером.

Президент Форд, сказал он, хотел бы в неофициальной форме просить Брежнева все же определиться с его визитом в США, так как президент хотел бы внести ясность в свое собственное политическое расписание на ближайшие 5-6 месяцев. Если Генеральный секретарь по каким-то причинам считает целесообразным вообще отложить пока свой визит в США, то президент готов будет принять и это его решение без какой-либо обиды. Политика есть политика. Но президент просит определиться относительно визита.

Разговор зашел о пропагандистской обстановке в США, а именно о разгуле антисоветизма, раздуваемого средствами массовой информации и определенными политическими кругами.

Киссинджер признал, что эта разнузданная пропаганда начинает тревожить и саму администрацию. Президент и он сам перед поездкой в Хельсинки для подписания Заключительного акта общеевропейского совещания предвидели, что этот шаг президента вызовет определенную негативную реакцию консервативных кругов, но в целом, взвешивая плюсы и минусы, они считали, что администрация во внутриполитическом плане (с учетом предвыборной кампании) все же получит больше плюсов.

Однако совершенно неожиданно и для Белого дома, и для него самого все средства массовой информации, все консерваторы и либералы обрушились с тенденциозных, откровенно антисоветских позиций на документ, подписан­ный в Хельсинки, и осудили факт подписания его Фордом. Критика продолжается и сейчас, добавил Киссинджер.

Усиление вообще антисоветских выступлений в США и нападок на политику разрядки озадачивает Белый дом. Президент собрал специаль­ное совещание по этому вопросу. Администрацию Форда обвиняли в том, что она „слишком мягка и уступчива" в отношении Москвы (и междуна­родного коммунизма в целом) и что вообще политика разрядки выгодна СССР, а не США.

Подобная линия - обвинения в излишней „мягкости" администрации в отношении Москвы - объединяла и консерваторов, и либералов, которые в то же время враждовали между собой по остальным вопросам. Консерва­торы осуждали все, что было связано с переговорами по ограничению стратегических вооружений. Поэтому они обвиняли администрацию в том, что она „слишком много уступает русским на переговорах". Либералы осуждали администрацию за то, что она недостаточно твердо защищала „гуманитарные вопросы", особенно вопросы эмиграции из СССР, а также не осуждала преследование там диссидентов. И те, и другие подняли шумиху по поводу того, что Форд не принял Солженицына.

Д.ФОРД-ПРЕЗИДЕНТ США

Даже вопрос о продаже зерна Советскому Союзу стал предметом антисоветской кампании (хотя продажа была выгодна американским фермерам) - население запугивали грядущим ростом цен на хлеб в самих США.

Как сказал в заключение Киссинджер, президент все же уверен, что его курс на разрядку в целом пользуется поддержкой рядовых американцев и он намерен его продолжать, хотя борьба в этом плане в ходе предвыборной кампании и будет нелегкой.

Надо сказать, что высказывания Киссинджера и содержащиеся в них оценки общего сложного внутреннего положения в США, отличавшегося резким всплеском антисоветской кампании, достаточно точно характеризо­вали положение вещей. Главный вопрос заключался, однако, в том, насколько администрация Форда в рамках надвигающейся сложной предвы­борной кампании в США сумеет сохранить свой нынешний курс в отношении СССР и не поддаться искушению скорректировать его вправо в тех или иных аспектах с учетом внутреннего давления, которое на нее оказывается и будет оказываться в предстоящие полтора года. У меня были опасения на этот счет. Ведь не случайно министр обороны Шлесинджер в одном из своих выступлений договорился до „возможности применения Соединенными Штатами ядерного оружия против СССР" (мы заявили протест, Киссинджер ответил, что высказывания этого министра „не соответствуют позиции самого президента").

В своей телеграмме в Москву об этой беседе с Киссинджером я настойчиво рекомендовал определиться с датой новой встречи на высшем уровне, ибо отсутствие нашего конкретного ответа по этому вопросу стало вызывать раздражение в Белом доме, да и нам самим, видимо, следовало бы продумать перспективу отношений с администрацией до новых президент­ских выборов в США.

Эта телеграмма обсуждалась на Политбюро и подтолкнула советское руководство конкретно определиться в вопросе о встрече. При этом учитывался тот факт, что на февраль 1976 года намечался съезд партии, и Брежневу важно было добиться накануне съезда продвижения на американском направлении. Немалые надежды связывались с тем, что в ходе новой встречи с Фордом будет подписано соглашение по ОСВ.

13 августа я передал послание Брежнева Форду, в котором, в частности, указывалось: „Мы предлагаем сейчас, чтобы визит состоялся либо в конце ноября, либо в первой половине декабря, если это приемлемо для президента".

Президент тут же предложил начать официальную часть визита Брежнева в США с 16 ноября или с 15 декабря.

Сложности в отношениях США и СССР

Казалось бы, вопрос о новой встрече на высшем уровне был оконча­тельно улажен. Однако на пути к этой встрече оказались непреодолимые препятствия.

Ближний Восток продолжал оставаться предметом раздора между Москвой и Вашингтоном. Соглашение между Египтом и Израилем о частичном отводе израильских войск из Синайской пустыни было достигнуто при одностороннем посредничестве США. В этой связи Брежнев

---

Дата добавления: 2015-07-19