Президент США

деньги и сколько конкретно. По словам Рокфеллера, когда он женился на ней, его не очень интересовало, сколько у нее было денег; однако сейчас -в связи с рассмотрением в конгрессе его кандидатуры на пост вице-президента - у него спрашивают и такие данные. Он добавил, что проверкой его биографии ныне занимается около 400 агентов ФБР, которые интервьюируют всех, кто с ним ранее встречался. Делается это по указанию лидеров конгресса, поскольку впервые в истории США создалось поло­жение, когда и президент (Форд), и вице-президент (Рокфеллер) занимают эти посты не в результате всеобщих выборов, а по назначению ввиду скандальных отставок их предшественников (Никсона и Агню).

Рокфеллер заметил, что в целом эта процедура „просвечивания" малоприятная, но приходится на нее идти с учетом настроений, созданных в стране „уотергейтом". Но бывало и хуже, добавил он. Например, в 1964 году, когда он соперничал с сенатором Голдуотером за право выдвижения кандидатуры на пост президента от республиканской партии, во время коктейля в его честь наиболее рьяные сторонники Голдуотера (без ведома последнего) подлили в коктейли какое-то зелье, в результате чего чуть было не произошло массовое отравление сторонников Рокфеллера. „Нравы у нас, порой, самые дикие, и к ним надо быть готовым, если выбираешь себе дорогу политического деятеля".

Рассказывая об этом и некоторых других случаях из своей жизни Рокфеллер, чувствовалось, делал это с заметным удовольствием, как бы подчеркивая, что он старый ветеран на политической авансцене США и что назначение его сейчас на пост вице-президента далеко не случайно.

Говоря затем о его отношении к СССР, он признал, что ему приходилось делать антисоветские заявления, особенно на должности губернатора штата Нью-Йорк, где он должен был считаться с сильным еврейским влиянием. Рокфеллер вместе с тем подчеркнул, что в Москве ныне не должно быть сомнений в том, что он будет поддерживать президента Форда в пользу развития отношений с СССР. Он будет продолжать поддерживать и деятельность в этом направлении Киссинджера, с которым его связывают узы долгой дружбы.

Для ознакомления с делами, связанными с отношениями с СССР, я и попросил Генри устроить мне встречу с советским послом, добавил он.

По ходу разговора мы кратко коснулись отдельных сторон советско-американских отношений, в которых он разбирался довольно поверхностно. Он вел беседу в дружественном тоне, как бы показывая своим видом и поведением, что с назначением его на пост вице-президента мы будем иметь дело „с новым Рокфеллером".

Когда пришел Киссинджер, мы приступили к обеду и продолжали беседу уже втроем.

Разговор начался с замечания Киссинджера о том, что они придают большое значение установлению личных контактов новых руководящих лиц администрации, президента Форда и вице-президента Рокфеллера с представителями Советского правительства, учитывая важный характер советско-американских отношений. Он сказал, что новая администрация не считает себя лишь „переходной ступенью" от одной власти к другой, а надеется быть в Белом доме по крайней мере 6 лет. В этой связи для новой администрации небезразличны те результаты в области советско-американских отношений, с которыми она придет на президентскую кампанию 1976 года.

сугубо

ДОВЕРИТЕЛЬНО

Киссинджер сказал, что хотел бы попросить меня кратко изложить лично для Рокфеллера суть советского подхода к отношениям с США и основным проблемам взаимоотношений как в международном, так и в двустороннем плане. Он тут же бросил реплику, что с Рокфеллером можно обсуждать самые доверительные детали наших отношений, ибо он обо всем этом уже информировал его для сугубо личной ориентировки.

Я в сжатой форме изложил наш подход к различным аспектам советско-американских отношений и международным проблемам.

Киссинджер не вмешивался в мое изложение, считая, видимо, что оно понятно Рокфеллеру. Лишь когда я коснулся тезиса о желательности совместных скоординированных усилий СССР и США в решении ближневос­точной проблемы, Рокфеллер вопросительно посмотрел на Киссинджера. Последний тут же бросил реплику о том, что „свобода действий Вашингтона в этой области имеет свои пределы".

Киссинджер не стал при Рокфеллере расшифровывать свою реплику о „пределе" для возможных совместных действий с нами. Однако, когда после обеда мы с ним задержались для обсуждения некоторых текущих дел, Киссинджер сам вернулся к этому вопросу и сказал, что хочет сугубо неофициально пояснить свою точку зрения на этот счет, придав ей более расширенное толкование, а не только в рамках Ближнего Востока.

Он сказал, что „предел" возможностей США определялся в значитель­ной степени их взаимоотношениями с союзниками по НАТО и, как правило, „ревнивой и болезненной" реакцией последних на советско-американские совместные действия. Киссинджер развил далее мысль, что разрядка в отношениях между СССР и США влияла, конечно, одновременно на крепость союзов в рамках НАТО и Варшавского договора, но что Вашингтону, в силу ряда специфических моментов, гораздо труднее становилось контролировать НАТО, чем Москве - страны Варшавского договора. Разрядка в этом смысле бьет гораздо сильнее по НАТО, чем по блоку стран во главе с СССР.

Киссинджер, конечно, не случайно ушел от разговора насчет поднятого мною вопроса о желательности совместных скоординированных усилий СССР и США в решении ближневосточных проблем. Фактически суть его собственных дипломатических усилий исподволь всегда сводилась к тому, чтобы изолировать или исключить - по возможности без лишнего шума -Советский Союз из процесса ближневосточного урегулирования, руковод­ство которым он считал исключительной монополией самих США.

Красноречивое признание на этот счет сделал Форд в своих мемуарах. Рассказывая о своей подготовке к встрече с Громыко 20 сентября, он с удовлетворением отмечал, что Киссинджер добился значительного успеха в ослаблении влияния Советского Союза на Ближнем Востоке. Тогда же он сказал Киссинджеру о своем намерении продолжать придерживаться такого же курса в этом районе.

Надо признать при этом и то, что у Советского Союза тогда, по сущест-5 было действительно самостоятельной политики по ближневосточному Урегулированию. Наши союзники в регионе злоупотребляли готовностью учитывать и отстаивать их интересы и фактически очень часто -пользовали нас для блокирования тех или иных миротворческих инициа­тив, которые время от времени проявлялись, в том числе и с американской стороны. Все это мешало любому конструктивному советско-американскому сотрудничеству в вопросах ближневосточного урегулирования.

д форд -

ПРЕЗИДЕНТ США

Наряду с назначением Н.Рокфеллера на пост вице-президента Форд внес еще одно важное изменение в аппарате Белого дома. Он решил заменить генерала Хейга на посту главы этого аппарата своим человеком, Хартманном. Хотя Форд неплохо относился к Хейгу, он все же считал, что известная всем близость последнего к Никсону сохраняла нежелательный „никсоновский ореол" вокруг Белого дома. Уход Хейга развязывал Форду руки для кадровой реорганизации и создания собственного аппарата. К тому же Хейг слишком много знал о Форде как вице-президенте. Взаимная психологическая перестройка происходила непросто. Вот почему Форд предпочел держать Хейга подальше, предложив ему важный пост командующего войсками НАТО в Европе.

Избавился впоследствии Форд и от министра обороны Шлесинджера, который своим высокомерием и стремлением доминировать в военных вопросах с самого начала восстановил Форда против себя.

Форд принимает экипажи космических кораблей обеих стран

7 сентября президент Форд принял у себя в Белом доме трех советских космонавтов и трех американских астронавтов, которые готовились к стыковке в космосе в следующем году советского и американского космических кораблей. На соответствующих моделях кораблей, которые уже были в Белом доме, командир нашего экипажа полковник Леонов вызвался пояснить президенту процесс стыковки. Сделал он это на неплохом английском языке.

На встрече присутствовали также жены и дети космонавтов и астронавтов. Форд сфотографировался вместе с ними. Со мной и моей женой была 5-летняя внучка Катя, которая стояла в стороне вместе с нами, хотя ей очень хотелось сфотографироваться вместе с президентом. Но бабушка ее придерживала, чтобы не нарушать порядок. Форд, однако, заметил мою внучку и спросил, не хочет ли она сняться вместе с ним. Она храбро ответила: „Хочу". Он предложил ей тогда выбрать место в его кабинете, где ей хотелось бы сфотографироваться. Она подошла к большому красочному глобусу, который стоял на полу и был по размеру с нее ростом, обняла половину глобуса и сказала: „Давайте здесь фотографироваться". Форд рассмеялся, подошел к глобусу, обнял другую его половину, отметив, что они с ней поделили между собой земной шар поровну. У меня в кабинете до сих пор висит эта фотография с автографом президента США.

Форд затем предложил нам всем слетать с ним на президентском вертолете в город Александрия (пригород Вашингтона), где он жил последние 25 лет до того, как переехал в Белый дом.

Жители города, а также пожарная и полицейская ассоциации города устроили там в честь президента Форда, их соседа по старому местожитель­ству, так называемый „крабник" (по аналогии со словом „пикник", только угощали здесь местными крабами с пивом). Многочисленные жители, присутствовавшие на встрече, дружно приветствовали президента и его советских гостей. Все это передавалось по телевидению на всю страну.

Когда мы летели на вертолете обратно, Форд поинтересовался, как я оцениваю первые дни его пребывания в Белом доме. Я сказал, что, как мне кажется, внесено явное успокоение „в общественное сознание Америки,

СУГУБО ДОВЕРИТЕЛЬНО

которое долгое время было взбудоражено спорами и дискуссиями вокруг „уотергейта". Страну явно лихорадило, особенно в последние месяцы. Сейчас это все больше остается позади и страна возвращается к повседневным, насущным делам. Заметил при этом, что, по моему мнению, он, как президент, сыграл большую положительную роль во всем этом внутреннем процессе. Выразил надежду, что такую же положительную роль он сможет вскоре активно играть и во внешнеполитических делах, в том числе и в советско-американских отношениях.

Форд сказал, что таково и его желание, но сначала надо обязательно сделать все, чтобы преодолеть глубокий раскол и разногласия среди миллионов американцев, добиться „внутреннего мира". Сейчас „кошмар уотергейта" позади, хотя отголоски его будут давать о себе знать еще долго. Форд подтвердил сведения о том, что одним из первых его актов как президента было распоряжение очистить Овальный кабинет в Белом доме от всяких записывающих устройств.

Президент отметил, что ему необходимо теперь основательно заняться внешними делами. Ему потребуется еще некоторое время, чтобы хорошо разобраться в них. Он очень надеется на свою предстоящую рабочую встречу с Брежневым в ноябре месяце и рассматривает ее как начало конкретного делового сотрудничества с СССР и лично с Генеральным секретарем.

Форд особо подчеркнул значение, которое он придавал необходимости достижения договоренности по ограничению стратегических вооружений. Важно это и для отношений между нашими странами, и для хода президентской предвыборной борьбы 1976 года. Он добавил, что возлагает определенные надежды на поездку в Москву Киссинджера в октябре месяце.

С 18 сентября по 5 ноября в Женеве проходили очередные советско-американские переговоры по ОСВ, но, как и раньше, ключевые вопросы рассматривались по конфиденциальному каналу и во время поездки Киссинд­жера в Москву.

Интересны свидетельства самого Форда. Накануне принятия присяги на пост президента в связи с уходом Никсона он имел длительный разговор с Киссинджером по международным делам с упором на наиболее важные вопросы. Перспективы их решения оставались неопределенными. Лишь одним „светлым пятном" в ходе этого обсуждения, вспоминает он, была возможность достижения соглашения с Советским Союзом по ограничению стратегических вооружений. Никсон и Брежнев уже договорились о встрече с этой целью осенью текущего года. Киссинджер спросил Форда, должен ли он добиваться реализации этой советско-американской договоренности. Форд решительно подтвердил свою заинтересованность в такой встрече.

Проблема еврейской эмиграции из СССР

В середине октября во время очередной встречи с Киссинджером я

поднял, в частности, вопрос о публикации писем, которыми обменялись

госсекретарь и сенатор Джексон относительно эмиграции из СССР в связи с

рассмотрением конгрессом вопроса о предоставлении советской стороне

режима наибольшего благоприятствования.

Я сказал Киссинджеру, что он нарушил негласную договоренность с Громыко о том, что никаких конкретных уровней эмиграции из СССР, а тем

д.форд-.

президент сша 311

более увеличение этих уровней по сравнению с 1973 годом не будет упоминаться в этой переписке, поскольку Советскому правительству трудно юридически заранее фиксировать число желающих выехать из СССР. Подчеркнул, что именно нарушение этой договоренности дало Джексону повод утверждать, что мы чуть ли не соглашаемся на „ежегодную квоту в 60 тыс. эмигрантов", что вводит в заблуждение общественность. Сказал в заключение, что мы оставляем за собой право выступить с публичным разъяснением своей позиции. Вскоре Громыко прислал Киссинджеру офи­циальное письмо, в котором „категорически отклонялась интерпретация" советской позиции в указанной переписке.

Киссинджер чувствовал себя явно неловко, поскольку такая договорен­ность действительно имела место.

На следующий день Киссинджер сообщил, что он переговорил с прези­дентом Фордом относительно публичного заявления сенатора Джексона и передачи в печать текста писем, которыми в личном плане обменялись сенатор и госсекретарь по вопросу об эмиграции из СССР.

Президент просил передать Брежневу и Громыко, что он возмущен поведением Джексона и считает, что сенатор „поступил как свинья". Во время личного разговора Форда с Джексоном было лишь условлено, что сенатор может сказать прессе, что была достигнута в принципе договорен­ность между конгрессом и Белым домом о предоставлении Советскому Союзу режима наибольшего благоприятствования на основе компромисса по эмиграционному вопросу в СССР. Джексону не давалось согласие на публикацию писем, носивших конфиденциальный характер. Однако Джек­сон, едва выйдя из кабинета президента, тут же в Белом доме устроил пресс-конференцию и передал в печать тексты самих писем. В этой связи Белый дом намерен опубликовать свое разъясняющее заявление.

В целом весь этот эпизод лишь укрепил мое личное убеждение в том, что сенатор Джексон не стремился к поиску компромисса, а предпочитал подогревать этот вопрос для того, чтобы привлечь внимание обществен­ности к своей персоне. Администрация же, хотя и стремилась к такому компромиссу (к чему в определенных пределах была готова и советская сторона), побаивалась проеврейской оппозиции в конгрессе и пыталась всячески маневрировать. В целом же вопрос об эмиграции - и догматическое упорство в этом вопросе советского руководства - продолжал все больше осложнять наши отношения.

Подготовка к встрече глав двух стран

Накануне отлета Киссинджера в Москву я коснулся в беседе с ним 20 октября вопроса о влиянии нынешней обстановки в США на внешнепо­литический курс администрации Форда. Киссинджер сказал, что президент, продолжает встречаться со своими многочисленными друзьями-конгрес­сменами. В результате этого, Форд незаметно для себя постоянно подвер­гается большому психологическому воздействию со стороны этих конгрес­сменов. А последние на все внешнеполитические вопросы смотрели прежде всего через призму внутриполитических дел, т. е. под углом того, как это будет расцениваться в тех мелких избирательных округах, которые они представляли в палате представителей и от которых они, безусловно, хотели бы быть избранными и на следующих выборах.

сугубо доверительно

Этот „местечковый подход", сказал госсекретарь, пока оказывал в известной степени сковывающее воздействие на внешнеполитическое мышление Форда, хотя последний и уделял все больше внимания более глубокому изучению проблем внешней политики. Форд твердо заявил ему, что намеревается баллотироваться в президенты в 1976 году.

По его словам, президент понимает важность достижения договорен­ности с СССР по наиболее важным вопросам в течение следующего года с тем, чтобы предвыборный 1976 год прошел под флагом уже имеющихся достижений в этой области и необходимости следовать этому курсу на будущее.

22 - 27 октября Киссинджер провел в Москве подробное обсуждение основных элементов возможного соглашения (с использованием обеими сторонами конкретных цифровых данных по разным типам вооружений), с тем, чтобы при встрече во Владивостоке достичь принципиальной договоренности по этому вопросу. Обсуждение проходило сложно.

Суть расхождений сводилась к следующему. Мы настаивали, чтобы в новом соглашении учитывались американские ядерные средства передового базирования и соответствующие ядерные средства союзников США по НАТО - Англии и Франции. Американская же сторона по-прежнему упорно возражала против этого. Более того, под нажимом военных администрация Форда добивалась включения в новое соглашение ограничений на советские тяжелые межконтинентальные баллистические ракеты (МБР) наземного базирования, в частности, запрета на оснащение их разделяющимися головками индивидуального наведения (РГЧ).

Позиции Форда на переговорах осложнялись тем обстоятельством, что внутриполитическая обстановка складывалась для администрации неблаго­приятно. Несмотря на усилия президента Форда, промежуточные выборы в конгресс 5 ноября закончились плачевно для республиканской партии. Она потеряла сорок мест в палате представителей и четыре в сенате. Все это предвещало немалые трудности для Форда с новым конгрессом в 1975 году, в том числе и в отношениях с СССР.

Тем временем в Москве и Вашингтоне шла интенсивная подготовка к встрече на высшем уровне во Владивостоке. В ходе моих нескольких встреч с Киссинджером в середине ноября удалось подготовить основные материалы к встрече во Владивостоке, хотя и не по всем вопросам имелось согласие. Трудности продолжались по ОСВ. Пентагон стремился ужесточить американскую позицию, пользуясь и тем, что Форд еще не полностью владел тематикой переговоров.

Касаясь намеченной поездки Форда в Японию (18 22 ноября), Киссинджер сказал мне, что ее цель - „подтянуть Японию к США". По его словам, главная опасность для Японии - возрождение национализма. Японцы, как муравьи: каждый в отдельности не производит на нас большого впечатления, сказал он. Однако, когда муравьи собираются вместе, они могут сделать многое, и картина получается впечатляющая.

Мы, продолжал госсекретарь, провели в правительстве США негласную

прикидку насчет готовности Японии к восстановлению.своего военного

потенциала. Мы держим это в тайне. Она показала, что японцы по ключевым направлениям военной техники подошли к ситуации, когда в случае необходимости они смогут в течение 3-5 лет снова стать первоклассной военной державой. При этом японцы делали все это под прикрытием гражданский промышленности с помощью тщательно продуманных мер,

Д.ФОРД-
ПРЕЗИДЕНТ США.313

явно рассчитанных на возможность указанной выше ситуации. США не могут не учитывать это. Поэтому мы весьма внимательно следим за развитием японского национализма и возможного образования на этой основе японо-китайского союза. В конечном счете такой союз был бы направлен не только против СССР, но и США. В то же время США стремятся развивать дружественные отношения и с Японией, и с Китаем.

2. ВСТРЕЧА ВО ВЛАДИВОСТОКЕ (23 - 24 НОЯБРЯ 1974 ГОДА)

Переговоры и итоги

Церемония проводов Форда, вылетавшего с визитом в Японию и СССР состоялась на лужайке Белого дома. Из дипломатического корпуса были: посол Японии и я. Форд стал по очереди прощаться с провожающими его официальными лицами. Когда он подошел ко мне, я обратил внимание, что он был без головного убора, как это часто принято в США даже зимой. Я сказал ему, что надо для Сибири запастись хорошей меховой шапкой. Такой добрый совет дают сами сибиряки, ибо с морозом там шутки плохи.

Форд несколько растерянно сказал, что у него вообще нет никакой шапки, поскольку он их никогда не носил. Я тут же сделал ему „сибирский подарок": снял свою меховую шапку, купленную в Москве, и вручил ему. Он ее примерил - она подошла по размеру. Он носил ее все время, пока был в СССР. В ней же он снят на всех фотографиях тех дней.

В тот же день я вылетел в Москву, чтобы успеть попасть на спецсамолет, на котором во Владивосток вылетали Брежнев и Громыко. Я впервые физически ощутил огромные размеры своей страны. Оказалось, что расстояние от Нью-Йорка до Москвы действительно несколько меньше, чем от Москвы до Владивостока. Когда мы были в воздухе, то выяснилось, что из-за снежной бури в районе Владивостока посадка там запрещена и надо ночевать в Хабаровске. Тем временем во Владивостоке по тревоге подняли одну из дислоцированных там дивизий, которая и расчистила от огромных сугробов аэродром для нашего самолета.

Для нас и американской делегации были приготовлены отдельные дачи в поселке, где обычно отдыхали руководители Дальневосточного региона (примерно в 20 км от Владивостока).

Брежнев попросил меня осмотреть дом, приготовленный для Форда: все ли там в порядке и все ли там „на должном уровне". Я сходил туда. Там уже был и американский персонал, который осваивал хозяйство. Зашел я и в спальню президента, охраняемую уже морским пехотинцем. Оттуда я проверил прямую телефонную связь с Вашингтоном, позвонив жене в наше посольство. Все было, как говорится, о'кей. Лишь разница во времени была 12 часов.

На следующий день Брежнев и члены делегации на пригородном поезде поехали на военный аэродром, где обычно размещались истребители-перехватчики ПВО и куда должен был сесть самолет Форда. К аэродрому

сугубо

.314 ДОВЕРИТЕЛЬНО

подъехали на автомашинах. Зрелище сюрреалистическое: огромное снежном поле, без деревьев и почти без строений (они вместе с ангарами были укрыты под землей). Все засыпано глубоким снегом, лишь одна расчищенная ночью посадочная полоса. Когда Форд вышел из самолета, он был явно поражен этим белым безмолвием вокруг, точно как в рассказах Джека Лондона об Аляске.

После взаимных приветствий, без каких-либо протокольных церемоний все сели в автомашины и поехали к поезду, который стоял в двух-трех километрах в лощине. Когда поезд тронулся, Брежнев пригласил Форда в свой вагон „на чай", который был „разбавлен" несколькими рюмками коньяка. Разговор носил обычный характер. Оба они вспоминали свое спортивное прошлое. Форд пожаловался, что в Вашингтоне даже небольшой снег вызывал значительные трудности. Брежнев в шутливой форме пообещал прислать ему русские снегоочистители. Затем Форд вернулся е свой вагон для краткого отдыха.

В этот момент у Брежнева случился спазм сосудов мозга. Усилиями про­фессора Чазова и других врачей удалось восстановить состояние здоровья, но они советовали отложить переговоры с Фордом. Брежнев, однако, категорически отказался и настоял, чтобы о случившемся никому ничего не говорили. Переговоры начались в назначенное время на следующий день.

Брежнев испытывал сильное, нервное напряжение. Предстояло вести сложные переговоры, причем Брежнев и Форд впервые встречались друг с другом. Вопросы ограничения стратегических вооружений не были заранее согласованы до конца, т. е. надо было принимать решения на месте, в ходе переговоров, что представляло трудности для Брежнева (впрочем, как и для Форда). К тому же у Брежнева начали проявляться первые признаки атеросклероза сосудов мозга (хотя в тот момент, кроме его лечащих врачей, об этом никто не знал)*.

Итак, 23 - 24 ноября 1974 года недалеко от Владивостока в небольшом местном районном клубе состоялась рабочая встреча Брежнева и Форда. С советской стороны в ней принимали участие Громыко, министр гражданской авиации Бугаев, посол Добрынин, помощник Брежнева Александров, член коллегии МИД Корниенко, с американской стороны - Киссинджер, посол США в СССР Стоссел, помощник президента Рамсфелд, советник госу­дарственного департамента Сонненфелдт, заместитель государственного секретаря Хартман, заместитель помощника президента по национальной безопасности генерал Скоукрофт.

Два дня шли интенсивные напряженные переговоры. Это была поистине Деловая встреча без обычных протокольных формальностей, целиком заполненная переговорами.

Главное место в переговорах с Фордом в ходе, в общем-то, весьма непродолжительной встречи заняли вопросы, касавшиеся выработки нового долгосрочного соглашения по ограничению стратегических наступательных вооружений. Обсуждение этих вопросов заняло весь первый день встречи.

Переговоры по этим вопросам были нелегкими. Помимо крайней сложности обсуждавшихся вопросов самих по себе достижение взаимо-

После Владивостока Брежнев поездом отправился с визитом в Монголию. По дороге у него произошло сильное нарушение мозгового -кровообращения. Он впал в невменяемое состояние. С трудом врачам удалось поставить его на ноги, но он настоял на продолжении поездки.

Д.ФОРД-

ПРЕЗИДЕНТ ГИГА

приемлемой договоренности по ним затруднялось еще и тем, что позиция Белого дома в этих вопросах во многом определялась не только соображениями существа дела, но и привходящими моментами, связанными с внутриполитической борьбой в США.

Американская делегация несколько раз уединялась для уточнения своей позиции. В интересах конспирации обсуждение происходило во дворе. Лидирующую роль в переговорах играл Киссинджер, так как Форд не знал еще всех деталей, но зато президент лучше своего госсекретаря ориенти­ровался в трудностях защиты той или иной договоренности с СССР в американском сенате.

Были свои сложности внутреннего порядка и у советской делегации. Дело в том, что американская позиция - в период между визитом Киссинджера в Москву и встречей во Владивостоке - заметно ужесточилась. Пришлось искать новые компромиссы уже по ходу переговоров. Брежнев несколько раз звонил в Москву, чтобы согласовать с ведущими членами советского руководства свою позицию. У него состоялся даже крупный разговор с министром обороны Гречко, который совместно с Подгорным резко высту­пал против дальнейших уступок американцам. Брежнев вынужден был употребить весь авторитет Генерального секретаря, чтобы отстоять свою позицию. Для этого ему пришлось звонить в Москву, в том числе Косыгину, Устинову и Андропову, чтобы заручиться и их поддержкой.

Несколько слов о сути самих переговоров по ОСВ, не вдаваясь глубоко в подробности. При длительных многолетних переговорах по ОСВ (которые закончились затем подписанием соответствующего соглашения в Вене в 1979 году) перед обоими правительствами стояла фундаментальная задача: как договориться по стратегическим наступательным вооружениям, структура которых у обеих стран была совершенно различна (второй трудной задачей стала договоренность о действенном контроле за выполнением заключен­ных соглашений).

Надо сказать, что начиная с 50-х годов американцы строили свой стратегический арсенал по принципу триады, т. е. на земле, на море и в воздухе. Советский Союз на начальной стадии концентрировал свои усилия на строительстве крупных ракет наземного базирования. В 1974 году речь, по существу, шла о нахождении непростого компромиссного баланса между количественно превосходящим числом советских ракет наземного базирова­ния с большим забрасываемым весом боеголовок и качественно (и коли­чественно) превосходящими американскими стратегическими ракетами „триады" США с разделяющимися боеголовками повышенной точности, которых у СССР в тот момент было мало.

Во Владивостоке на первом же заседании Брежнев предложил достичь так называемую рамочную договоренность на 10 лет, которая предусматривала бы равные максимальные числа, за которые обе стороны не могли выходить, но имели бы свободу действий в структурах своих стратегических сил в рамках этих общих чисел. Такая договоренность не снижала уровень уже имевшихся стратегических вооружений, но ставила все же предел их дальнейшему росту (до этого предела обе стороны могли еще „добирать" некоторое количество ракет разного базирования).

Американская делегация попросила устроить перерыв. Интенсивность и напряженность переговоров нарастали. Форд и Киссинджер несколько раз садились в американскую автомашину и по закрытому радиотелефону говорили с ключевыми людьми в Вашингтоне.

СУГУБО

доверительно

В конечном итоге все же удалось найти развязку по наиболее трудным вопросам нового соглашения.

Суть развязки: советская сторона пошла на существенную уступку, согласно которой американские ядерные средства передового базирования, как и ядерные средства Англии и Франции, снова не учитывались. В ответ США отступились от своего требования об ограничениях на советские тяжелые МБР, в том числе на их оснащение РГЧ. Поскольку на советских тяжелых ракетах можно было разместить значительно большее число РГЧ, чем на существовавших типах американских МБР. Это позволяло советской стороне в значительной степени компенсировать указанную выше уступку.

Были установлены равные суммарные количественные уровни стратеги­ческих вооружений обеих сторон на период до конца 1985 года: по 2400 но­сителей стратегического оружия (на земле, на море и в воздухе), а также равное количество ракет, которые стороны имеют право оснащать разделяющимися головными частями индивидуального наведения - не более 1320 единиц. Таким образом устранялся основной недостаток договора по ОСВ-1, который признавал неравенство суммарных уровней носителей ядерного оружия.

В сочетании с некоторыми другими элементами, касающимися, в частности, стратегической авиации, достигнутая договоренность должна была обеспечить выработку такого соглашения, которое отвечало бы принципу равенства и одинаковой безопасности сторон. Этот важный принцип, как известно, был официально зафиксирован в опубликованном документе по этому вопросу.

По ходу обсуждения Брежнев прямо заявил Форду, что далеко не все члены Политбюро считают ограничение вооружений хорошей идеей и что если он, Брежнев, сделает слишком много уступок, то потеряет их поддержку и сам окажется в трудном положении.

Надо сказать, что первый рабочий день встречи затянулся до полуночи. Делегации решили отказаться от ужина, обошлись бутербродами.

На второй день с 10 часов утра обсуждались международные проблемы. Достаточно подробно была рассмотрена ситуация на Ближнем Востоке.

Совместное итоговое коммюнике вновь подтвердило „практическую ценность советско-американских встреч на высшем уровне и их исключи­тельную важность в формировании новых отношений" между США и Советским Союзом.

По окончании встречи Брежнев провез Форда и Киссинджера - по дороге

на аэродром - по Владивостоку. Американские гости почему-то были удив-

лены, не увидев в городе китайских фанз - все строения были типично евро-

пейские. Они находились, видимо, под впечатлением китайской пропаганды, предъявлявшей тогда претензии на обширные дальневосточные территории Советского Союза, и думали увидеть характерные черты китайской архитек­туры в городе. Но ничего этого, разумеется, не было. Форд признался, что

ожидал увидеть Владивосток более азиатским городом, а не европейским.

Кисинджер пошутил, что уж он-то сам не будет говорить об этом китайцам при встрече с ними, чтобы не вызвать у них излишних эмоций.

В момент прощания на аэродроме Форд подарил Брежневу свою меховую

шапку, сделанную из волчьих шкур, которую он получил во время

поездки на Аляске. Брежнев тут же ее надел. Фоторепортеры получили

хороший материал. Вообще говоря, в личном плане оба руководителя сошлись достаточно близко.

д.Форд-президент сша 317

В целом обе стороны - учитывая краткость встречи во Владивостоке и ее определенную продуктивность - остались довольны итогами этой встречи.

По прибытии домой 24 ноября на военно-воздушную базу „Эндрюс" около Вашингтона Форд заявил, что его встреча с Брежневым прошла „очень, очень хорошо" (впоследствии в своих мемуарах он записал, что результаты встречи превзошли его ожидания).

Брежнев в своем докладе Политбюро дал высокую оценку итогам встречи во Владивостоке, особенно договоренности по ограничению стратегических вооружений. Он высказал также свое впечатление, что с президентом Фордом установлен неплохой личный контакт и что „с ним можно будет в дальнейшем иметь дело".

После встречи во Владивостоке

Однако в Вашингтоне президент столкнулся с сильной критикой противников разрядки, усмотревших в достигнутой во Владивостоке договоренности „печальный итог политики уступок давлению русских". Особенно им не понравился принцип равенства уровня ядерных вооружений и их ограничений определенными пределами. С резкой критикой выступили представители крайне правого крыла республиканской партии во главе с Рейганом, а также сенатор Джексон и его сторонники.

Надо сказать, что все это совпадало с ситуацией, когда эйфория вокруг объявленного президентом Фордом конца „общенационального политичес­кого кризиса, вызванного „уотергейтом", стала сходить на нет после подписания Фордом 8 сентября 1974 года указа о „полном, безусловном и абсолютном прощении вины" бывшего президента Никсона.

Начались спекуляции насчет сговора между Никсоном и Фордом: президентство в обмен на прощение - американцы в большинстве своем не одобряли выдачи индульгенции Никсону. „Самоограничение", наложенное вначале прессой на критику личности нового президента и деятельности возглавляемой им администрации, было снято. Стали широко цитировать неудачные высказывания президента, фоторепортеры и телеоператоры, казалось, задались целью снимать президента лишь в крайне неловких для него ситуациях.

Все это ослабляло уверенность президента в себе и в проводимой им политике.

И все же, оглядываясь. назад, надо прямо сказать, что встреча во Владивостоке была наивысшей точкой советско-американского сотрудничества и взаимного поиска договоренности за весь период президентства Форда. Сам Владивосток стал значительным рубежом, который постоянно фигурировал в последующих переговорах по ядерному разоружению.

Киссинджер рассказал мне, когда я вернулся в Вашингтон, что он обсуждал с президентом Фордом итоги советско-американской встречи во Владивостоке. Президент высоко оценивал свою первую встречу с Генеральным секретарем прежде всего с точки зрения установления с ним хорошего личного контакта и доверия.

Президент придавал особое значение достигнутой во Владивостоке договоренности по ОСВ, считая, что она является хорошей и важной основой на оставшийся двухгодичный срок его нынешнего президентства для

сугубо

Дата добавления: 2015-07-19