Президент Л. Джонсон

всесторонне участвовать в процессе ближневосточного урегулирования. Ныне отношения стали дружественными.

Замечу попутно об одном малоизвестном, но интересном факте. В конце 70-х годов Брежнев на одном из заседаний Политбюро неожиданно поднял вопрос о возможности постепенного восстановления отношений с Израилем, начиная с открытия консульств (в частной беседе с ним я высказал такое соображение в качестве одного из способов улучшения отношений с США). Политбюро в принципе согласилось поручить МИД проработать этот воп­рос. Однако на этом заседании не было Суслова и Громыко, которые были в отпуске. Вернувшись из отпуска они решительно выступили против любого изменения курса в отношении Израиля. Брежневу пришлось уступить.

Тем временем весной 1967 года обстановка на Ближнем Востоке стала сильно обостряться. Вспыхнул арабо-израильский военный конфликт.

5 июня Израиль начал военные действия против ОАР, Сирии и Иордании. Советское правительство немедленно заявило о своей поддержке этих стран. В тот же день оно, добиваясь прекращения военных действий, дало указание представителю СССР в ООН поставить вопрос о немедленном созыве Совета Безопасности. Одновременно оно обратилось по линии прямой связи к президенту Джонсону с призывом оказать соответствующее влияние на Израиль. Это был первый случай использования „горячей линии" между Кремлем и Белым домом с момента ее создания в 1963 году после кубин­ского кризиса.

10 июня СССР разорвал дипломатические отношения с Израилем (что в долгосрочном плане в контексте ближневосточного урегулирования оказалось серьезным просчетом).

В тот же день Косыгин обратился по „горячей линии" к Джонсону с настойчивым призывом, чтобы США потребовали от Израиля безого­ворочного прекращения в ближайшие часы военных действий в соответ­ствии с резолюцией Совета Безопасности. Советское правительство заявило, что если Израиль не выполнит этого требования, то с советской стороны будут предприняты необходимые санкции.

В обращении Косыгина содержался прямой намек на то, что СССР может предпринять даже „военные акции", что, конечно, встревожило Белый дом. Шестой флот США, находившийся в Средиземном море, получил приказ ускорить движение к району конфликта. Как признал в своих мемуарах президент США, ситуация заметно накалялась. Все это активизировало дальнейший оживленный обмен посланиями по „горячей линии" между Джонсоном и Косыгиным. В ходе решающих событий президент Джонсон вместе с Раском, Макнамарой и основными советниками постоянно находился в „ситуационной комнате" Белого дома. В Москве в Кремле непрерывно заседало Политбюро. Наличие „горячей линии" сыграло неоценимую роль в поддержании постоянного контакта между Москвой и Вашингтоном, оно позволило Белому дому и Кремлю держать руку на пульсе развития событий и предотвратить опасную неопре­деленность намерений и действий обоих правительств. Впрочем, в реальные планы Кремля не входило осуществление каких-либо конкретных военных акций против Израиля. Обсуждалась лишь возможность дальнейшей воз­душной переброски оружия арабским странам в связи с их просьбами.

Вечером 10 июня Израиль прекратил военные действия на всех фронтах. Были подписаны соглашения о прекращении огня. „Шестидневная война" завершилась сокрушительным поражением Египта, Сирии и Иордании,

СУГУБО
146 ДОВЕРИТЕЛЬНО

часть территорий которых оказалась оккупированной Израилем: египетский Синай, сирийские Голанскиё высоты, населенные палестинцами Западный берег реки Иордан и район Газы.

После поражения арабских стран авторитету СССР на Ближнем Востоке был нанесен немалый ущерб.

17 июля в Нью-Йорке открылась чрезвычайная сессия Генеральной Ассамблеи ООН, созванная по предложению СССР для рассмотрения вопроса о положении на Ближнем Востоке и в первую очередь о безотлагательном выводе войск Израиля с захваченных им территорий арабских стран за линию перемирия. Советскую делегацию на сессии возглавлял Косыгин. Надо сказать, что в своем основном выступлении на Ассамблее он, помимо резкой критики в адрес Израиля, четко сформулировал право Израиля на независимое существование, чем вызвал большое недовольство арабских делегаций. Ввиду упорного отказа арабских государств принять компромиссный латиноамериканский проект резолюции, который и США, и СССР считали приемлемым, 21 июля 1967 года чрезвычайная сессия Генеральной Ассамблеи прервала свою работу. Вопрос ближневосточного урегулирования был передан на рассмотрение Совета Безопасности ООН.

Надо сказать, что на первоначальном этапе конфликта и на самой Генеральной Ассамблее США и СССР действовали достаточно согласованно в поисках компромисса. Такой линии лично придерживался президент Джонсон. Однако со временем американская позиция постепенно стала ужесточаться в вопросе о полном выводе войск Израиля с захваченных арабских территорий. Немалую роль тут сыграли произраильские круги США и произраильское лобби в государственном аппарате страны.

Посол Египта рассказал о красноречивом примере большого влияния произраильского лобби в Вашингтоне. Послы арабских стран в американ­ской столице оказались в весьма непростой ситуации. По словам египетского посла, им приходилось по служебным делам общаться в основном с амери­канскими официальными лицами еврейской национальности. В госдепар­таменте делами Ближнего Востока занимался заместитель госсекретаря Юджин Ростоу. В Белом доме всеми внешними делами ведал его брат Уолт Ростоу. Все попытки послов добиться более или менее сбалансированного, наравне с Израилем, рассмотрения ближневосточных проблем наталкива­лись на вежливый, но скрытый саботаж этих лиц. Во всяком случае так казалось послам.

Посоветовавшись между собой, послы этих стран выбрали делегацию и попросили президента Джонсона принять ее. Послы в дипломатичной, но ясной форме изложили ему сложившуюся деликатную для них ситуацию. Они попросили его выделить своего непредвзятого специального пред­ставителя, к которому они могли бы обращаться по сложным вопросам арабо-израильского конфликта. Джонсон сказал, что охотно подыщет тако­го человека.

Через несколько дней их известили, что президент назначил своего лич­ного представителя для контактов с послами арабских стран. Им оказался Катценбах, министр юстиции, который также симпатизировал Израилю.

В целом можно констатировать, что в результате арабо-израильской войны 1967 года Ближний Восток с этого момента становится одним из самых взрывоопасных районов мира и постоянным раздражителем в советско-американских отношениях.

В БЕЛОМ ДОМЕ-

ПРЕЗИДЕНТ Л.ДЖОНСОН 147

Встреча в Гласборо

23 и 25 июня 1967 года состоялась встреча Косыгина с Джонсоном в небольшом городке Гласборо (штат Нью-Джерси).

Вопрос об этой встрече был поднят американской стороной в самом начале в связи с тем, что Косыгин прибыл во главе советской делегации на чрезвычайную сессию Генеральной Ассамблеи. Несколько дней шли закулисные переговоры о конкретном месте такой встречи.

Дело в том, что Джонсон передал через посла Томпсона приглашение Косыгину приехать в Вашингтон. Находившийся в Нью-Йорке Косыгин срочно запросил мнение Москвы. Советское руководство прислало ему довольно сдержанный ответ: оно считает возможной организацию такой встречи, но чтобы она состоялась „в Нью-Йорке или в крайнем случае в окрестностях Нью-Йорка, что определенно указывало бы на приезд Джонсона к советскому премьеру, а не на поездку А.Н.Косыгина к прези­денту для встречи".

Джонсон, в общем, с пониманием отнесся к нежеланию Косыгина приехать в Вашингтон („с учетом возможной реакции арабов, не говоря уже о Пекине", как он сказал в разговоре с Томпсоном). Но президент сам тоже не хотел ехать в Нью-Йорк.

Американцы тогда предложили встретиться на базе ВВС „Маквайр", но Косыгин отказался, так как не хотел, чтобы встреча состоялась на американской военной базе. После упорных поисков с участием Томпсона, советского посла и губернатора штата Нью-Джерси и было найдено небольшое местечко Гласборо. Там в здании местного колледжа „Холлибуш" и состоялись двухдневные советско-американские переговоры. Так был достигнут компромисс о встрече „на полпути".

Директор колледжа д-р Робинсон, симпатичный хозяин места встречи, был, разумеется, взволнован таким необычным событием и огромным вниманием к этому прессы. Когда после окончания встречи я с ним разговорился, выразив озабоченность, что подобный большой наплыв людей может нанести известный ущерб помещениям колледжа, он, наоборот, высказал полное удовлетворение, что советско-американская встреча состоялась в его колледже. Помимо полезного огромного „паблисити" для их малоизвестного колледжа, признался он, правительство США произвело за свой счет капитальный ремонт помещений, где проходила встреча, а также установило дополнительные линии телефонной связи. Таких расходов сам колледж не смог бы выдержать. Короче, они без всяких оговорок приветствовали гостей.

Косыгин, сопровождаемый Громыко и мною, приехал утром 23 июля к дому директора колледжа. Мы задержались из-за большого потока авто­машин. Был жаркий и очень влажный день. У дома нас уже ожидала большая толпа жителей городка, представителей прессы и любопыт­ствующих из других мест. Тут же продавали сосиски и прохладительные напитки. Типичная американская картина, которую с интересом наблюдал наш премьер.

Косыгина встретил на крыльце дома президент Джонсон. С ним приехали Раек, Макнамара, Банди и У.Ростоу. Присоединились супруга президента и дочь Косыгина, которые имели свою отдельную программу. Последовали фотосъемки. Жители аплодисментами тепло приветствовали руково­дителей обеих стран. Джонсон и Косыгин обратились с краткими речами к

СУГУБО
148 ДОВЕРИТЕЛЬНО

собравшимся, после чего опять их фотографировали. Наконец, все участ­ники встречи вошли в дом.

Джонсон предложил вначале побеседовать какое-то время вдвоем. Косыгин сразу согласился. Однако в результате они так увлеклись, что фактически весь разговор до обеда прошел наедине в присутствии лишь переводчиков. Мы же в это время сидели в другом зале и вели свободный разговор между собой, дожидаясь окончания основной беседы.

В начале беседы наедине с Джонсоном Косыгин поставил перед ним вопрос: в каком направлении правительство США намечает вести свою дальнейшую политику. В настоящее время, заявил он, США значительно увеличивают военный бюджет, расширяют военные действия во Вьетнаме, дестабилизируют обстановку на Ближнем Востоке - все это вызывает боль­шую тревогу за дело мира. Сейчас нет уверенности, что политика США не предусматривает создания обстановки, чреватой крупными военными кон­фликтами.

Премьер подчеркнул, что гонка вооружений, которую ведут США, вы­нуждает другие страны в интересах обеспечения собственной безопасности также увеличивать свои военные бюджеты, расширять военную промыш­ленность. Все это усиливает военную угрозу в мире, и нельзя исключить, что это может даже вызвать и ядерную войну.

Джонсон, внимательно выслушав, стал говорить о том, что США вовсе не хотят создания военной обстановки и что все, что они предпринимают, - это акции вынужденного характера. Он сказал также, что придает отношениям с СССР первостепенное значение и что им уже были предприняты конкрет­ные шаги, направленные на развитие мирных отношений между США и СССР. Джонсон подчеркнул, что он по-прежнему стремится не допустить военного конфликта с СССР и добивается мирного решения спорных вопросов.

Косыгин „принял к сведению" эти заверения американского президента.

Из конкретных вопросов обсуждалось положение на Ближнем Востоке, Вьетнам, нераспространение ядерного оружия, предотвращение создания системы противоракетной обороны, двусторонние отношения.

Именно на ближневосточной проблеме Косыгин делал особый упор. Джонсон не стремился как-то оправдать политику Израиля. Он повторил, что США выступают за отвод израильских войск с захваченных территорий и за территориальную целостность стран этого района. Вместе с тем должны найти решение и другие проблемы района. Косыгин осуждал Израиль, настаивал на скорейшем выводе его войск, но признавал его право на независимое существование.

Вьетнамский вопрос привлек наибольшее внимание Джонсона. Косыгин подчеркивал, что урегулирование вьетнамской проблемы возможно только при условии прекращения бомбардировок территории ДРВ и вывода американских войск из Южного Вьетнама.

Джонсон горячился. Он заявил, что если американцы сядут за стол переговоров, прекратив бомбардировки и не получив никаких гарантий об ответных шагах другой стороны, то Северный Вьетнам перебросит новые войска на Юг, и морская пехота США может быть уничтожена. Тогда он по­теряет в США весь свой авторитет. Поэтому он без каких-либо гаран­тий не может пойти на такой шаг.

Джонсон прямо спросил, можем ли мы помочь США в переговорах с вьетнамцами, если США все же сядут за стол переговоров. Он хотел, чтобы

В БЕЛОМ ДОМЕ -

ПРЕЗИДЕНТ Л.ДЖОНСОН 149

мы были третьей стороной, которая способствовала бы удовлетвори­тельному решению вопроса о самоопределении Южного Вьетнама с тем, чтобы США могли уйти оттуда. При этом он сказал, что США готовы будут вывести все войска из Вьетнама.

Косыгин никаких обещаний на этот счет Джонсону не дал, поскольку у него не было соответствующих полномочий. Он подчеркнул, что пере­говоры должны вестись непосредственно между США и Вьетнамом (в своих комментариях к этой части беседы Косыгин в телеграмме в Москву откровенно написал, что у него лично нет уверенности в том, что вьетнам­цы пойдут на переговоры, даже если можно было бы добиться согласия США на прекращение бомбардировок ДРВ). Тем не менее, на пресс-конференции в Нью-Йорке он заявил, что „для того, чтобы улучшить наши отношения, надо прежде всего Соединенным Штатам прекратить войну во Вьетнаме".

„У меня сложилось впечатление, - сообщал Косыгин в Москву о своем разговоре о нераспространении ядерного оружия, - что Джонсон, по-видимому, был бы действительно не прочь форсировать переговоры о заключении соответствующего договора".

Джонсон довольно активно развивал тему о противоракетной обороне. Он откровенно сказал, что хотел бы повременить у себя с развертыванием системы ПРО и объявить о том, что, скажем, через неделю начнется обмен мнениями по этому вопросу с советскими представителями. Джонсон сообщил, что уже в течение трех месяцев он откладывает принятие решения о развертывании ПРО в США, хотя многие военные и конгрессмены требуют принятия решения. Он подчеркнул, что если такой обмен мнениями не будет начат в ближайшее время, то, по-видимому, учитывая оказываемое на него давление в этом вопросе, он будет вынужден принять решение о развертывании в США системы ПРО.

В ответ Косыгин изложил советскую точку зрения. Разгорячившись по ходу дискуссии (что с ним случалось редко), Косыгин громко и убежденно заявил: „Оборона - это морально, нападение - безнравственно!" Его основной тезис: в принципе наилучшим путем для замораживания оборонительного вооружения было бы решение вопроса о сокращении наступательного вооружения или же рассмотрение вместе всего комплекса вопросов разоружения.

Определенного ответа Джонсону относительно возможности начать в ближайшее время обмен мнениями по вопросу ПРО Косыгин, однако, не дал. У него не было на это согласия других членов советского руководства.

Затем в беседе были затронуты советско-американские двусторонние отношения. Джонсон говорил, что за годы его президентства было немало сделано, перечислил все соглашения, которые были заключены. Он подчер­кивал, что придавал и придает советско-американским отношениям перво­степенное значение. Косыгин подтвердил, что Советское правительство разделяет эту точку зрения.

Джонсон выразил пожелание провести дополнительную встречу в воскресенье в том же месте. Косыгин согласился на вторую встречу.

По ходу беседы Джонсон подробно излагал свою точку зрения, развер­тывал свою аргументацию. Косыгин был менее многословен, но достаточно четко излагал свои мысли.

25 июня - вторая встреча. В основном обсуждались те же вопросы. Особо пространно Джонсон говорил по Вьетнаму и о ПРО.

СУГУБО

150 ДОВЕРИТЕЛЬНО

Джонсон сказал, что он еще раз все обдумал и решил обратиться к ДРВ с новым предложением. США могли бы прекратить бомбардировки ДРВ при условии, что вслед за прекращением бомбардировок должны немедленно состояться переговоры между представителями США и ДРВ. Но если Ханой будет вести игру на затягивание переговоров, то США сохранят за собой полную свободу действий.

Косыгин совсем не был уверен в позиции северовьетнамцев, которые не делились с нами взглядами насчет компромиссного урегулирования. Поэтому он продолжал придерживаться известной советской точки зрения, а именно, что урегулирование вьетнамской проблемы возможно только при условии прекращения бомбардировок территории ДРВ и вывода американских войск из Южного Вьетнама.

Относительно ПРО Джонсон заявил о желательности организации встре­чи Макнамары с советскими представителями в любом приемлемом для нас месте. На такой встрече, по его словам, можно было бы рассмотреть как вопрос о сдерживании развития систем ПРО, так и о сокращении военных бюджетов в целом.

Косыгин не сказал ничего определенного на этот счет, не желая связы­вать себя какими-либо обязательствами.

Надо сказать, что вопрос о Макнамаре возник не случайно. За два дня до встречи в Гласборо Макнамара в беседе со мной высказал мысль, что хотел бы лично выступить перед Джонсоном и Косыгиным по вопросу ПРО, когда они будут вдвоем. Он подготовил для иллюстраций самые последние конфиденциальные технические данные и расчеты американских спе­циалистов на этот счет, чтобы подтвердить научную обоснованность подхода к проблеме ПРО. Джонсон дал на это согласие, но просил зару­читься одобрением и советского премьера на такую „презентацию" во время их личной встречи. Косыгин согласился с этим, о чем я сообщил Макнамаре.

Весь первый день встречи в Гласборо нервничавший Макнамара прождал в приемном зале вызова Джонсона для такого выступления. Однако его не пригласили. Сразу после первой встречи Джонсон устроил для Косыгина обед, на который были приглашены все сопровождавшие обоих руководите­лей лица, включая работников протокольной службы. Во время обеда Джон­сон увидел Макнамару и, вспомнив, что он забыл позвать его на совместную беседу с Косыгиным, пригласил его сделать сообщение прямо за обедом. Макнамара явно не был к этому готов, поскольку на обеде присутствовали многие, не имевшие доступа к столь конфиденциальной военной ин­формации.

Макнамара смешался, стал лихорадочно выбирать из пачки подго­товленных им схем и диаграмм наименее секретные документы и по ним стал¹ строить свое выступление. Главный его тезис: гонка в области обо­ронительного оружия только ускорит уже существующую гонку насту­пательных вооружений и таким образом дестабилизирует установившееся деликатное равновесие между двумя сверхдержавами, основанное на ядерном сдерживании. Однако выступление Макнамары, в силу отмеченных выше причин, получилось скомканным, малоубедительным и малоин­тересным. Косыгин был явно разочарован, о чем он мне и сказал вечером. Сам Косыгин ответил Джонсону и Макнамаре, что ракетные оборо­нительные системы вокруг Москвы и Таллинна строятся для того, чтобы спасти жизни советских граждан, и поэтому вместо обсуждения вопроса об

В БЕЛОМ ДОМЕ -
ПРЕЗИДЕНТ Л.ДЖОНСОН 151

их ликвидации надо в первую очередь заняться проблемой сокращения наступательных стратегических систем.

Позже, оправдываясь передо мной, Макнамара ругал президента за то, что он так „неуклюже провалил все дело". Видимо, в результате всего этого на второй день встречи с Косыгиным Джонсон и предложил встречу Макнамары с советскими специалистами. Хотя Косыгин и не был готов начать конкретные переговоры с США по вопросу об ограничении оборо­нительных стратегических систем (помимо прочего, Москва хотела сперва достичь ядерного паритета в наступательных вооружениях), дискуссия в Гласборо все же способствовала, хотя и с задержками, началу переговоров по ограничению стратегических вооружений, которые в конечном счете привели к заключению Договора по ПРО в 1972 году. Потенциально это был немаловажный результат.

В целом надо сказать, что встреча в Гласборо проходила в благожела­тельной атмосфере. Джонсон хорошо играл роль хозяина. Косыгин сообщил в Политбюро, что „Джонсон и его окружение держались дружественно, оказывали нам всяческое внимание и старались показать, что они ищут решения важнейших вопросов".

В заключение Джонсон заявил, что он придает очень большое значение состоявшимся беседам и хотел бы, чтобы такого рода обмены мнениями вошли в практику советско-американских отношений и проводились бы по крайней мере один раз в год. Косыгин согласился, что встречи на высшем уровне действительно полезны.

Отсутствие конкретных результатов на встрече в Гласборо объяснялось объективными причинами: не было в тот момент реальной возможности „прорыва" на каком-либо важном направлении. Но сказывалось также, очевидно, и отсутствие у Косыгина достаточных полномочий от Политбюро, чтобы он мог вести масштабный и продуктивный разговор. Надо помнить, что это была единственная советско-американская встреча на высшем уровне, в которой не участвовал Генеральный секретарь ЦК КПСС. А Брежнев не очень-то хотел способствовать личному успеху Косыгина.

Примерно через месяц после встречи в Гласборо Раек от имени Джонсона спросил, было ли доведено до сведения ДРВ предложение, сделанное Джон­соном во время недавних встреч с Косыгиным, и была ли получена какая-либо официальная реакция из Ханоя. Ответ из Москвы гласил: просьба президента была выполнена, но в условиях продолжающегося расширения военных действий США во Вьетнаме вьетнамская сторона лишена возмож­ности положительно реагировать на это обращение правительства США.

В это время в Вашингтоне стали распространяться слухи о том, что ввиду непримиримости ДРВ и с учетом приближающейся предвыборной кампании раздраженный Джонсон может пойти на применение во Вьетнаме „чрезвы­чайных военных мер".

Я решил переговорить об этом с Гарриманом. Он заявил, что правитель­ство США по-прежнему готово к переговорам с ДРВ, но пока другая сторона не согласна с этим, Вашингтон будет продолжать усиливать военный нажим. Вместе с тем, подчеркнул он, президент „абсолютно исключает" применение тактического ядерного оружия, а также вторжение на территорию ДРВ.

С таким же вопросом обращался французский посол Люсе к своему давнему другу генералу Уиллеру, возглавлявшему Комитет начальников штабов. (Люсе сделал это в связи с запросом об этом из Парижа.) Посол поинтересовался у генерала, действительно ли Вашингтон планирует

СУГУБО
152 ДОВЕРИТЕЛЬНО

использовать во Вьетнаме ядерное оружие, как об этом пишут в прессе. Уиллер ответил, что „таких намерений нет", но что Белый дом и военное командование США полны решимости „как следует показать Ханою" и „не собираются капитулировать".

В середине сентября было опубликовано официальное сообщение о намерении правительства США приступить к частичному развертыва­нию ПРО.

Раек дал мне следующее объяснение такому их шагу: во-первых, речь идет об ограниченной системе ПРО, рассчитанной на нейтрализацию угрозы со стороны КНР, но не могущей играть значительную роль в плане взаимосдерживания ядерных сил СССР и США; во-вторых, нажим со стороны конгресса и республиканской оппозиции, обвиняющих Джонсо­на „в бездействии"; в-третьих, отсутствие какой-либо советской реак­ции на их предложение начать официальный обмен мнениями по этому вопросу.

Москва в ответ лишь ускорила строительство систем ПРО вокруг Моск­вы и Таллинна вместо того, чтобы попытаться договориться с Вашингтоном о взаимном отказе строить такие системы.

Потребовалось несколько лет, чтобы уже при следующей администрации приступить к таким переговорам, оказавшимся весьма трудным. Я лично убежден, что с Джонсоном по этому вопросу можно было договориться, особенно в период, когда он еще не заявил о своем решении не баллоти­роваться в президенты.

Вашингтонская дипломатия и Ближний Восток

Тем временем продолжался интенсивный обмен мнениями с США по ближневосточному урегулированию. Беседа с Раском (19 октября) доста­точно наглядно показала, что Вашингтон ужесточает свою позицию в воп­росе о Ближнем Востоке, отходит от собственных предложений, выдвинутых в период чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи и вообще не торопится с решением этого вопроса, стремясь „выжать" из арабских стран максимум уступок.

Я обратил внимание Раска на двусмысленное поведение постоянного представителя США Голдберга. Последний в ходе конфиденциальных консультаций с нами после чрезвычайной сессии официально предложил мне компромиссную формулировку. Однако затем, через месяц, когда мы после сложной работы с арабами заявили о готовности принять этот компромисс, он стал утверждать, что вообще не предлагал такой формулировки и что мы ^его „неправильно поняли". Тогда Раску был предъявлен случайно сохранившийся у меня лист бумаги, на котором Голдберг собственноручно написал текст такой формулировки. Раек признал руку Голдберга, но последний утверждал, что он „не помнит, когда он это мог написать". Тем не менее, Раек не согласился внести в Совет Безопасности проект резолюции, составленный в точном соответствии с теми пунктами, которые были переданы нам Голдбергом от имени правительства США.

Тогда в Москве решили перевести диалог на более высокий уровень. По поручению советского руководства- я встретился 21 октября с президен­том Джонсоном и вручил ему послание Косыгина по ближневосточному вопросу.

В БЕЛОМ ДОМЕ -
ПРЕЗИДЕНТ Л.ДЖОНСОН 153

Джонсон заметил, что он несколько озадачен тем местом послания, где говорилось, что американская сторона после начала текущей сессии Генеральной Ассамблеи не только не пошла вперед в поисках полити­ческого урегулирования по Ближнему Востоку, но что у нее появилось какое-то иное отношение даже к собственным предложениям, выдвинутым США в ходе сессии (подразумевался инцидент с Голдбергом). „Тут, видимо, какое-то недоразумение", - заметил Джонсон.

Присутствовавший на беседе Раек попытался подправить президента, давая свою версию событиям. Он явно старался увести Джонсона от прямого ответа на вопрос, поставленный в конце послания Косыгина: „Готов ли президент на совместные усилия на базе компромисса, предложенного в начале сессии самой же американской стороной?"

В результате беседа с президентом осталась незавершенной и закон­чилась лишь договоренностью продолжить конфиденциальный обмен мнениями.

Президент старался держаться дружелюбно, показывал фото своего новорожденного внука, говорил о предстоящей свадьбе своей старшей дочери и о других семейных делах. Каких-либо резких или неодобрительных реплик по поводу нашей интерпретации событий он не сделал. Не ясно было, однако, осознает ли он сам, что американская дипломатия действительно сделала шаг назад.

Как рассказал мне впоследствии Р.Кеннеди, когда в Белом доме обсуждались ближневосточные дела, Джонсон поинтересовался, а нельзя ли все же попытаться найти совместно с СССР какую-то общую формулу резолюции в ООН, которая могла бы быть полезной. Ростоу тут же бросил реплику: почему США сейчас должны помогать СССР в ближне­восточных делах, когда СССР не помогает США во Вьетнаме. Джонсон все же дал указание попытаться выработать согласованный проект резо­люции.

Советско-американский обмен мнениями по ближневосточному урегули­рованию продолжался на разных уровнях (глав правительств, министров иностранных дел, постоянных представителей при ООН) вплоть до принятия известной резолюции Совета Безопасности от 22 ноября 1967 года, в кото­рой говорилось о выводе, при определенных условиях, израильских войск с оккупированных арабских территорий. Это была важная резолюция, кото­рая остается актуальной до сих пор в контексте ближневосточного урегули­рования. Коротко она формулировалась многими как „мир в обмен на возврат земель". Будучи однако продуктом сложных компромиссов, резо­люция допускала для сторон возможность по-разному ее интерпретиро­вать, чем и пользовались в дальнейшем противники урегулирования.

Макнамара уходит в отставку

Глубокие разногласия и раскол в американском общественном мнении вокруг войны во Вьетнаме стали проявляться и в настроениях официальных лиц на разных уровнях администрации Джонсона. В ходе сугубо личных бесед многие профессиональные сотрудники госдепартамента говорили о бесперспективности вьетнамской политики США.

На одном из приемов в конце ноября Макнамара сообщил мне в частном порядке, что собирается покинуть пост министра обороны и перейти в

сугубо

154 доверительно

Международный банк реконструкции и развития. Причину он сформули­ровал очень кратко: усталость, нежелание и дальше ассоциировать себя с войной во Вьетнаме, разногласия с высшим генералитетом.

Надо сказать, что отношение Макнамары к вьетнамской войне (как свидетельствуют „пентагоновские документы", опубликованные в 1971 году) пережило определенную эволюцию: от стадии „колебаний" зимой 1965 года он перешел к „растерянности" весной 1966 года и, наконец, к „разочаро­ванию" осенью 1967 года. В январе 1968 года, окончательно убедившись в полном провале затеянной с его активным участием военной авантюры США во Вьетнаме, он подал в отставку. Обо всем этом он сам откровенно рассказал в своей книге спустя 30 лет.

Лично я сожалею, что Макнамара не был на посту министра обороны тогда, когда начались серьезные советско-американские переговоры по ограничению стратегических вооружений. Он, несомненно, мог бы сыграть позитивную роль.

Свои сожаления по поводу ухода Макнамары высказал мне и Р.Кеннеди. Сам он переживал период „мучительных раздумий", т. к. должен был скоро окончательно решить - пытаться ли ему выставлять свою кандидатуру в президенты. Ждать 1972 года было слишком долго. За это время, как он мне сказал, „имя Кеннеди могут постепенно забыть". Как известно, в конце концов, он решил баллотироваться на пост сенатора от Нью-Йорка в 1968 году (что он с успехом и сделал).

Вместо Макнамары на пост министра обороны пришел Кларк Клиффорд, известный вашингтонский юрист. Он придерживался разумных позиций, но не мог держать в узде военных, как это делал Макнамара.

В середине декабря еще один видный член администрации решил уйти в отставку. На этот раз такое решение принял Колер, заместитель госсекретаря по политическим вопросам, бывший посол в СССР.

По мере расширения вмешательства США в военные действия во Вьет­наме многие советники президента стали заблаговременно отмежевываться от гибельного курса администрации Джонсона, который быстро терял свою популярность. Лишь Уолт Ростоу, один из главных вдохновителей эскалации войны во Вьетнаме, да госсекретарь Раек до последнего дня оставались - в числе немногих - с президентом.

5. ПОСЛЕДНИЙ ГОД ПРЕЗИДЕНТСТВА

ДЖОНСОНА. НЕУДАЧА СО ВСТРЕЧЕЙ

НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ

В 1968 году внутренние и внешнеполитические трудности США (вьетнамская война, расовые конфликты, инфляционные процессы и т. п.) достигли наибольшей остроты в результате как объективных причин, так и ошибок, и просчетов в политике администрации Джонсона. Следствием этого явилось решение Джонсона не баллотироваться в президенты, а

В БЕЛОМ ДОМЕ -
ПРЕЗИДЕНТ Л.ДЖОНСОН 155

затем поражение кандидата правящей партии Хэмфри на президент­ских выборах в ноябре 1968 года и приход к власти республиканца Никсона (при сохранении все же большинства демократов в обеих палатах конгресса). Усугубление трудностей стимулировало активизацию массовых антивоенных выступлений, движения за гражданские права, забастовок и др.

По мере расширения войны во Вьетнаме и порожденной ею напряжен­ности в американской экономике к лету 1968 года лозунг „великого общества" полностью исчез из лексикона президента. Война во Вьетнаме стала „персональной войной Джонсона".

В области разоружения и контроля над вооружениями усилия админи­страции Джонсона направлены на завершение выработки договора о нерас­пространении ядерного оружия и диалога с СССР по вопросу о ПРО. Этот договор был подписан 1 июля 1968 года. Однако чехословацкие события и оппозиция республиканцев блокировали его ратификацию, которая была проведена лишь 5 февраля 1969 года уже при новой администрации Никсона.

Администрация Джонсона несколько раз возвращалась в контак­тах с советской стороной к вопросу о необходимости переговоров между двумя странами о противоракетной обороне. Она согласилась затем обсуждать его в комплексе с вопросом об ограничении гонки стратегических наступательных ракет, на чем настаивала Москва. Эта проблема была урегулирована в ходе переписки между президентом США и премьером СССР. I июля было опубликовано официальное сообщение обоих правительств об их согласии на проведение соответствующих переговоров.

Однако Джонсон затем предложил начало переговоров по стра­тегическим ракетам обязательно приурочить к личной встрече с советским премьером.

Советское правительство согласилось с этим предложением. Но чехосло­вацкие события 21 августа практически торпедировали возможность такой встречи. Поэтому вопрос о начале переговоров по стратегическим проблемам вновь повис в воздухе.

На протяжении всего года правительство США вело с советской стороной обмен мнениями, в том числе и в доверительном плане на высшем уровне, прежде всего в целях поиска урегулирования вьетнамского конфликта, а также ближневосточного кризиса, инцидента с американским разведывательным судном „Пуэбло" и т. д.

Вместе с тем острая предвыборная борьба, переплетавшаяся на ее заключительном этапе с антисоветской пропагандистской кампанией вокруг чехословацких событий, собственные колебания Джонсона, а также идеологическая скованность советского руководства привели к тому, что советско-американские отношения не получили своего должного развития.

Правда, к концу года, после президентских выборов в США адми­нистрация Джонсона попыталась активизировать отношения с СССР. Однако к этому времени она - в свете предстоящей смены правительства -уже не обладала достаточной полнотой власти. Этим не преминули воспользоваться республиканцы и вновь избранный президент Никсон, помешав реализации идеи Джонсона: встречи с советскими руководи­телями.

СУГУБО
156 ДОВЕРИТЕЛЬНО

Раек предлагает Москве взаимное сокращение войск в Европе и роль посредника во Вьетнаме

В начале января 1968 года мы с Раском провели очередную встречу вдвоем для неофициального обзора „международных горизонтов". Гос­секретарь в конфиденциальном плане рассказал о последней сессии НАТО, на закрытом заседании которой он выступил с оценкой общего между­народного положения. В ходе беседы Раек высказал следующее предложение: США в принципе не возражали бы, если бы два блока -Варшавский договор и НАТО - на основе взаимности сократили бы свои войска. Правительство США было бы готово пойти на значительное (Раек дважды подчеркнул это слово) сокращение своих войск в Западной Европе, если СССР сделал бы то же в Восточной Европе. Обязательным условием должна быть взаимность: „Если вы не захотите или не готовы, по своим соображениям, сокращать свои войска, то и мы будем держать свои войска в Европе; если бы вы были готовы к сокращению, то и мы были бы готовы сделать это", - подчеркнул Раек.

Он добавил, что США не придают особого значения формам договоренности о сокращении войск. Необязательно подписывать согла­шение, достаточно будет просто определенной договоренности или ясного взаимопонимания на этот счет между обоими правительствами. Кроме того, сокращаемые войска США не будут перебрасываться во Вьетнам, т. е. Китай не сможет критиковать СССР за такую договоренность.

(Я немедленно доложил советскому руководству об этих важных выска­зываниях Раска, тем более, что всего пару лет назад мы сами предлагали США пойти на некоторое взаимное сокращение войск в Германии. Однако Москва никак не реагировала на первое столь четкое предложение госсек­ретаря о сокращении войск в Европе; впоследствии мне сказали, что Совет­ское правительство стало опасаться за стабильность обстановки в Восточной Европе в случае вывода оттуда значительной части своих войск и что именно в этом плане оно рассматривало инициативу правительства США.)

Переходя к вьетнамской проблеме, Раек спросил: почему бы Москве не пойти на „второй Ташкент", но теперь в отношении Вьетнама? Он стал далее более подробно обосновывать свою мысль о целесообразности совет­ского посредничества, подчеркивая серьезность своего предложения.

Не мог же я ему прямо ответить, что вьетнамцы отвергают наше посред­ничество, как и посредничество других. Поэтому я повторил нашу формулу о том, что переговоры должны вести сами США и ДРВ.

Москва никак не среагировала и на эту часть нашей беседы, ибо ей нечего было сказать. Наша дипломатия оказалась в тупике.

Примерно в эти же дни Гарриман с возмущением говорил мне: „Трудно поверить, но после нескольких лет войны у Джонсона нет ясного плана выхода из войны". По его словам, у президента вообще осталось только три человека, которые что-либо понимают в советско-американских делах, — Томпсон, Болен и он, Гарриман. Вместе с тем появилось много людей вроде Уолта Ростоу, Бжезинского и др., которые считают себя большими специалистами по коммунизму и, имея доступ к президенту, „запутывают его своими теориями, концепциями и советами".

Фулбрайт рассказал, что он отговаривает Джонсона от опасного намере­ния - официального объявления войны ДРВ. На этот шаг его толкают „партийные советники". Это позволило бы, по их мнению, придать войне во

В БЕЛОМ ДОМЕ -
ПРЕЗИДЕНТ Л.ДЖОНСОН 157

Вьетнаме патриотический характер, а значит, и выиграть президентские выборы. Джонсон колеблется, спрашивая совета у старых друзей.

В середине февраля у меня состоялась еще одна беседа с Раском. На этот раз речь шла об американском корабле „Пуэбло", захваченном северокорейцами у берегов Северной Кореи. Раек, опасаясь серьезных осложнений, попросил, чтобы Советский Союз как-то посодействовал урегулированию этого инцидента. Выполняя эту просьбу, мы оказали содействие, хотя это было далеко не просто. Госсекретарь попросил тем временем ускорить советское согласие хотя бы на предварительный обмен мнениями по ПРО. В Москве все еще не могли прийти к окончательному решению по этому вопросу.

Закладка фундамента американской интервенции во Вьетнаме началась, по сути дела, с середины 50-х годов. Фактически президенты Трумэн, Эйзенхауэр и Кеннеди вели дело к открытой интервенции США в Индокитае. Возможно, они не осознавали это полностью в свое время, предпринимая те или иные политические, военные и психологические акции в этом районе, но суть была именно в этом. Джонсон, по существу, продолжал и привел к кризису государственный курс США в Индокитае. Если к концу 1963-го число „военных советников" США в Южном Вьетнаме достигло 25 тысяч человек, то к декабрю 1965 года во Вьетнаме действовала 400-тысячная американская армия.

Надо сказать, что с самого начала интервенции США во Вьетнаме существовало двухпартийное согласие на ведение военно-силового внешне­политического курса. Однако по мере того, как военная авантюра во Вьет­наме терпела крах, в самих США набирало силу антивоенное движение. Обстановка в стране в 1966-1967 годах свидетельствовала об углублении политической поляризации во всех слоях общества в вопросе о войне во Вьетнаме. В середине 1967 года впервые с начала войны большинство опрошенных институтом Гэллапа не одобрило политику правительства Джонсона во Вьетнаме. Это большинство непрерывно росло. Запомнились пожары и беспорядки в университетах и гетто, уклонения от воинской повинности значительной части молодежи, дезертирство из армии, бурные демонстрации и митинги протеста, национальные гвардейцы и танки на улицах американских городов. Надо сказать, что нараставший „вьетнамский синдром" проявлялся не только в выступлениях молодежи, но и в недоволь­стве широких общественных кругов и значительной части политического „истэблишмента" в стране. Короче, во второй половине 60-х годов быстро набирала силу оппозиция политике США в Индокитае.

Между январем и мартом 1968 года резко упала популярность президента в стране. „Национальному согласию" на ведение войны пришел конец. Война во Вьетнаме стала „войной Джонсона". Жизнь еще раз показала, насколько нестабильна подчас в США судьба и популярность политических деятелей.

Важная встреча с Джонсоном

31 марта я неожиданно получил от президента срочное приглашение посетить его в Белом доме.

Когда я приехал около 6 часов вечера, меня провели на третий этаж, где размещались жилые апартаменты президента. Это было довольно необыч-

Дата добавления: 2015-07-19