Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава пятая. Катакомбы — гробницы святых и колыбель христианства 3 страница

Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

Русский царь Николай I привнес алтари из малахита, а шесть огромных колонн из египетского алебастра около дверей были подарены хедивом Мохаммедом Али. И все же прежде всего притягивает взгляд именно эта великая арка с ее мозаикой и пологом внизу, накрывающим могилу святого Павла. Гробница находится там же, где ее нашли во времена Константина, и привилегированный посетитель, поднявшийся по ступенькам к алтарю и глядящий сквозь железную решетку, может осветить факелом священный камень, на котором вырезаны слова: PAVLO APOSTOLO MART… Посередине камня есть круглое отверстие, ямка, в которую ранние паломники бросали четки и части одежды, чтобы освятить их контактом с апостольскими реликвиями. В 846 году церковь была разграблена сарацинами. Они украли и бронзовый саркофаг, в котором Константин похоронил святого Павла.

Гробница не была исследована учеными перед тем, как церковь перестроили, но люди, которые опустились до фундамента, нашли то же самое, что и те, которые во время перестройки собора Святого Петра в XVI веке добрались до оснований тяжелых бронзовых колонн балдахина Бернини: они обнаружили, что пространство вокруг могилы апостола заполнено древними захоронениями. Несколько слоев: головы у всех повернуты к гробнице, все в длинных одеждах, потемневших от времени, и спеленуты, точно мумии, полосами льняной ткани.

Должно быть, для христиан IV века это был новый и странный опыт — увидеть, когда базилика с апсидой, ориентированной на восток, уже готова, как священник служит у алтаря, повернувшись спиной к прихожанам. Теперь-то, конечно, это считается нормальным, но тогда такое можно было увидеть только в соборе Святого Павла. Собор Святого Петра никогда не был переориентирован, и когда папа служит мессу у высокого алтаря, он стоит лицом к пастве и смотрит на восток, в лучших традициях раннего христианского богослужения. Я видел такое и в скромных маленьких коптских церквях в Египте, где священник все еще стоит лицом к прихожанам.

Я прошел в дверь и оказался в бенедиктинском монастыре, сверкающем зелеными, красными и золотистыми цветами узоров Космата. Здесь, возможно, декор даже тоньше, чем в Латеранском монастыре Святого Иоанна. Пройдя несколько ярдов, попадаешь из мрачного Рима в веселый, цветной мир Средних веков. В монастырях полно камней и надписей, уцелевших после пожара 1823 года. Над воротами я заметил герб аббатства Святого Павла, окруженный лентой ордена Подвязки. Это реликвия дореформаторских времен, когда английские короли являлись патронами и защитниками собора Святого Павла, короли Франции — Латеранского собора Святого Иоанна, короли Испании — церкви Санта Мария Маджоре.

В те времена Ватикан всегда обращался к европейским монархам, употребляя определенные формальные титулы: король Англии, например, назывался «Религиознейшим», король Франции — «Христианнейшим», король Испании «Католическим», а король Португалии — «Самым верным».

Однажды днем я сидел в прохладной тени базилики Сан-Клименте, снаружи белым пламенем жег зной. Я ждал брата Паскаля, ирландца, чтобы он показал мне церковь, а также храм Митры, который лежит под теперешним зданием. В церкви не было никого, кроме молодого мирянина, который шуршал чем-то в ризнице, готовя книжный прилавок к приходу послеобеденных прихожан.

Церковь Сан-Клименте — одна из самых красивых средневековых церквей Рима, но она кажется на несколько столетий старше, чем в действительности. Она выглядит прекрасно сохранившейся базиликой IV века, совершенной в каждой мелочи. Вы делаете шаг с Виа ди Сан Джованни, что неподалеку от Колизея, и оказываетесь в атриуме под открытым небом с фонтаном в центре; перед вами изысканная церковь из белого и цветного мрамора с мозаичным полукуполом. Кажется, что это старый собор Святого Петра в миниатюре, он действительно очень похож на древние базилики IV века.

Никто не задавался вопросом, та ли это первая церковь Сан-Клименте, которая, как известно, существовала еще в 350 году, но совсем недавно обнаружили под ней более раннюю постройку, чьи стены пострадали от брошенных в них булыжников во время разграбления Рима норманнами в 1084 году. Гвискара и его норманнов позвали на выручку Григорию VII, осажденному в замке Святого Ангела императором Генрихом IV, и ценой его освобождения стали дымящиеся развалины. Рим утопал в обломках церквей и домов. Три дня пожаров и резни подняли улицы во многих частях города на несколько футов.

Когда норманны ушли, Сан-Клименте представляла собой груду пепла, но строители возродили из руин колонны нефа и все, что могли спасти. Церковь была воссоздана из развалин с такой точностью, что ее принимали за строение не XI, а IV века.

Пока я сидел, оглядывая этот прекрасный храм, старая бедная женщина, похожая на маленькое черное привидение, покрытая рваной шалью, прошаркала в разношенных туфлях к распятию. Вся она напоминала груду пожухлых сухих листьев. Сначала старушка опустилась на колени и помолилась, потом подошла к распятию, поцеловала ноги Христа, прижалась к ним щекой и все время при этом что-то нашептывала. Я видел, как она приподняла конец своей Шали и приложила его к ногам Христа, как будто вытирая с них кровь. Потом она заглянула Спасителю в лицо и, протянув вперед руки — древнейшая молитвенная поза, которую до сих пор можно увидеть на стенах катакомб, стала с Ним разговаривать. Потом снова склонилась и поцеловала Его ноги. Она обращалась к Распятому и делала паузу, как будто ожидая ответа, потом снова заговаривала, время от времени прикладываясь губами к его ногам. Наконец она в последний раз облобызала ноги Спасителя, после чего просто стояла рядом, как будто на Голгофе, ожидая, когда Иисуса снимут с креста.

По ее поведению я понял, что она привыкла вот так разговаривать с Христом, возможно, поверяя Ему свои беды, рассказывая о том, что произошло в доме, где она живет. «Безграничный пафос человеческой веры», — подумал я, и мне показалось, что я слышу слова святого Павла: «ибо мы ходим верою, а не видением» (2 Кор 5:7), и еще вот какие строчки пришли мне на ум:

Вскричала Мудрость: «Ничего не знаю!»

И только Вера за собой вела.[75]

В конце концов, подумал я, нет никакой разницы между этим несчастным старым существом и великими мистиками. Святая Тереза, которая свободно общалась с Богом и даже однажды рассердилась на Него, поняла бы эту старую женщину. Помню, один ученый, теперь умерший, как-то сказал мне: «Мы ничего не знаем. Наука ведет нас к залитой солнцем вершине, но, оказавшись там и ожидая увидеть оттуда все, мы не увидим ничего, кроме непроглядного тумана».

Я поднялся и пошел к ризнице посмотреть, что там с братом Паскалем. Мне пришлось пройти мимо той старухи, и она протянула руку за подаянием. Я дал ей жалкие пятьдесят лир. Результат привел меня в замешательство. Она схватила мою руку и принялась покрывать ее поцелуями, прижималась к ней мокрой от слез щекой, и все говорила что-то, быстро-быстро, кивая на фигуру на кресте. Потрясенный ее благодарностью, стыдясь своего ничтожного дара, я дал ей еще одну банкноту, которой, как мне казалось, хватит ей на неделю жизни. Тут уж я попался, потому что она схватила меня за руки и повела к Распятию. И тогда я понял, что она благодарит Христа за то, что он внял ее молитвам. Взволнованный, чувствуя себя почти обманщиком, я поспешно высвободился и быстро прошел в маленькую комнатку рядом с ризницей, где молодой человек по-прежнему раскладывал открытки.

— Кто эта старуха? — спросил я.

— Не знаю, — ответил он с добротным ирландским акцентом, — но, кажется, бедняжка — слабоумная.

Такими, подумал я, многие считали святых.

Когда я вернулся с братом Паскалем, ее уже не было. Он зажег свет в церкви, и в глаза сразу бросилась одна из самых изысканных мозаик в Риме. Христианский вариант миниатюрных «гротесков», которые я уже видел в Золотом доме Нерона, но здесь птицы и животные — не просто живые существа, а символы. Центральная деталь — огромный Крест, протянувшийся от земли до неба. Там, где он касается земли, все цветет, зеленеет и разливаются реки, несущие жизнь. У основания креста щиплет траву олененок, символизирующий принявших Крещенье. Четыре взрослых оленя пьют из реки, которая берет начало у подножия Креста — «подобно тому, как олень стремится к источнику, так и моя душа стремится к тебе, Господи».

В 1645 году церковь Сан-Клименте была передана Иннокентием X ордену доминиканцев, а в 1667-м — в вечное владение ирландским доминиканцам. Она построена на земле родового поместья Климента, который, как считают многие летописцы, третьим взошел на престол Святого Петра. Именно он мог быть тем самым помощником, которого упоминает апостол Павел в «Послании к Филиппинцам», и некоторые полагают, что святой Климент даже является автором «Посланий к Коринфянам».

Имя «Климент», кажется, было не менее популярно в Риме в I веке, чем фамилия «Робинсон» в современном Лондоне, но хотя огромное количество историй, связанных с этим святым, и позволяет предположить, что его образ может быть и собирательным, но его сущность, безусловно, имела огромное значение для ранней Церкви.

Брат Паскаль прошел к нижней церкви и рассказал мне, как в 1857 году отец Джозеф Малхули, впоследствии ректор ирландского доминиканского колледжа, убедился, что существующая церковь — не та, которая упоминалась ранними летописцами. Прорыв несколько пробных туннелей, он обнаружил, что его умозаключение верно и что церковь построена на множестве обожженных булыжников, заложенных в стены более раннего здания.

Дорогостоящая и трудная задача — найти булыжник и опоры, заняла полвека. Пий IX щедро финансировал раскопки, кроме того, изо всех частей света приходили взносы. Отец Малхули в конце концов увидел церковь IV века со стенами, покрытыми фресками, многие из которых носили следы норманнского разграбления 1084 года. Даже сама по себе проблема — как распорядиться сотнями тонн земли и булыжника — оказалась не из легких. Симпатичный маленький садик церкви Сан-Клименте, выходящий на Колизей, поднялся на несколько футов, и теперешние яблони, овощи и цветы преспокойно растут на развалинах, оставшихся после разграбления Рима норманнами.

В подземной церкви имелось электрическое освещение, и там было холоднее, чем в катакомбах. Нам было слышно журчанье воды многочисленных источников, текущих с Эсквилинского холма, и по мере того, как мы спускались, этот звук становился все громче. Темные глаза византийских святых смотрели на нас сквозь пелену сырости. Все эти фрески следовало бы снять на цветное фото, прежде чем они исчезнут.

На самом нижнем раскопанном уровне нам предстало удивительное зрелище: сводчатый храм Митры с алтарем в центре, на котором скульптурный Митра убивает быка. По обе стороны — каменные сидения, которые занимали посвященные, а в соседней комнате обучали новичков. Отделенные от языческого храма лишь коридором, мы вошли в помещение, которое считают оставшимся от дома святого Климента и относят к I веку. Это был большой и древний дворец, чья кладка принадлежит скорее периоду республиканского, чем имперского Рима. Это одно из зданий, без сомнения, знакомых святому Петру и святому Павлу.

Мы покинули это удивительное место — на мой взгляд, одно из самых неожиданных в Риме — и поднялись к Колледжу, где в зале, увешанном портретами, меня принял приор. Я заметил на стене портрет Карла Эдуарда в преклонном возрасте, когда его, к счастью, уже не называли Красавцем. Доминиканцы были тесно связаны с отправленным в ссылку английским двором: исповедник принца Чарли был доминиканцем, и приор церкви Сан-Клименте в 1766 году лишился своего звания за то, что воздавал принцу королевские почести, что противоречило инструкциям Ватикана. 0 Эта церковь имеет отношение и к образованию Нью-Йоркской епархии в первые годы прошлого века. Мне показали портрет святого отца Ричарда Люка Конканена, посвященного в римские католические епископы Нью-Йорка в 1808 году. Но наполеоновские войска удерживали все порты, и он два года не мог найти корабль, чтобы пересечь Атлантику. В день, на который наконец было назначено отплытие из Неаполя, он умер в возрасте семидесяти двух лет. Другой ирландец, отец Джон Конноли, прибыл в Нью-Йорк в ноябре 1815 года, после поездки в Дублин, которая Длилась шестьдесят семь дней. Будучи формально вторым епископом, он был первым, кто действительно, а не формально, занимал этот пост. Сохранилось интересное письмо, из которого ясно, насколько мала и бедна была в то время Нью-Йоркская католическая епархия. Когда епископ прибыл, он обнаружил лишь четырех священников, три церкви и тринадцать тысяч католиков, из которых одиннадцать тысяч были ирландцами или имели хотя бы одного родителя ирландца.

Когда я поднимался на Целий по благородной лестнице, ведущей к церкви Святого Григория Великого, вдруг навстречу мне хлынула волна людей; потом, через мгновение, появилась хорошенькая изящная невеста под руку с женихом в синем костюме.

Старый обычай забрасывать молодых конфетти все еще соблюдается на римских свадьбах. Иногда их раздают гостям в коробочках. Нет, в данном случае это не цветная бумага, которая потом свисает с шеи жениха и месяцами валяется на сиденьях наемного автомобиля. Это засахаренный миндаль. Бросаться орехами на свадьбе — языческий обычай. Я вспомнил, как много лет назад бывший король Умберто женился на своей невесте — бельгийке; как на мраморных ступенях Квиринальского дворца стояли лакеи с серебряными мисками, полными засахаренного миндаля, который они щедро накладывали ложкой в сложенные лодочкой ладони гостей. Иногда орехи действительно разбрасывают, но сегодня, когда они стоят восемь шиллингов за фунт, их гораздо чаще раздают гостям в маленьких шкатулочках.

Подняться по ступеням церкви Святого Григория и оглядеться по сторонам — весьма полезный опыт для всякого англичанина. Отсюда, из самого сердца Рима, что в нескольких шагах от дворцов цезарей и от Форума, на котором Григорий заметил светловолосых англов, святой Августин весной 596 года отправился обращать англичан. С этих самых ступеней потянулась духовная нить к Тэнету и Кентербери. Взглянув вниз, мы увидим дорогу, ту самую Виа Триумфалис, по которой легионы шли завоевывать мир, а позже легионы Церкви отправлялись осуществлять свои духовные завоевания.

Святой Григорий жил во времена, когда люди, не видя и проблеска надежды, считали, что близок конец света. Это было как предчувствие второго Потопа. Монастыри стали тем Ковчегом, в котором остатки цивилизации спасались от приближавшейся бури. Богатые и образованные люди удалялись в монастыри к своим книгам, мужчины и женщины из лучших римских семей отказывались от своих денег и жили в пещерах и кельях. Три тысячи монахинь и отшельниц в Риме во времена Григория держали вечный щит молитв над умирающим городом, которому угрожали ломбардцы. Рим голодал, страдал от болезней и малярии, распространявшейся с болот из-за того, что акведуки были отрезаны. Однако жизнь продолжалась. Удивительный факт: поэты по-прежнему читали свои произведения на форуме Траяна!

В молодости Григорий носил драгоценности и шелка. Даже в самые трудные времена богатые римляне одевались очень хорошо. Но, получив в наследство свое состояние, он превратил семейное поместье в бенедиктинский монастырь, а его вдовствующая мать поселилась в келье поблизости. Она выращивала овощи, которые ежедневно посылала сыну. Когда он не постился, то ел их сырыми, и все это — в огромном доме, когда-то полном слуг. Такой образ жизни совершенно расстроил его пищеварение. В последние годы пребывания на папском престоле, страдая от невыносимых болей, Григорий поднимался с постели не более, чем на три часа, и тем не менее этот инвалид принес в Церковь незаурядный ум римского правящего класса и стал духовным наставником и основателем средневекового папства.

Он жил монахом в своем старом доме на Целии. Однажды, проходя по Форуму, Григорий увидел светловолосых английских мальчиков-рабов. Вряд ли его внимание привлекли их светлые волосы, потому что мало кто был столь привычен к светловолосым варварам, чем римляне в VI веке. Даже во времена первых цезарей велась бойкая торговля локонами германцев, которые носили римские модницы, а в более поздние времена Рим не раз грабили светловолосые дикари. Должно быть, мальчики еще чем-то привлекли внимание Григория и вызвали к себе его сочувствие.

Вскоре после того случая Григорий отправился в Англию в сопровождении нескольких монахов, но вскоре был отозван в Рим. Если бы его не отозвали, он мог бы стать первым архиепископом Кентерберийским. Когда он весьма неохотно первым из монахов стал папой, то, как сам он это сформулировал, подобно штурману тонущего корабля, решил привести Англию к истинной вере. Эта мысль никогда его не покидала. Для такой миссии он избрал Августина, приора монастыря на Целии. Августин отправился в путь весной 596 года, и с ним было примерно сорок монахов, но экспедиция оказалась весьма слабой и показала себя довольно нерешительной. Августин вернулся домой с просьбой освободить его от непосильной миссии. Григорий об этом и слышать не хотел и, подбодрив своего посланца, отправил его обратно.

Известную историю о прибытии Августина в Кент и обращении им короля Этельберта и десяти тысяч его подданных по-новому воспринимаешь здесь, на Целии, где под теперешней церковью все еще стоят стены того монастыря, в котором жил Августин. Возможно, в Риме нет другого такого уголка, где раскопки настолько оправдались бы. В 1890 году комитет под председательством кардинала Мэннинга обследовал подвалы соседнего монастыря и обнаружил, что «дом великого понтифика и монастырь, из которого Августин отправился проповедовать Евангелие в Великобританию, сохранились в прекрасном состоянии и легко могут быть раскопаны без малейших повреждений устойчивости современной церкви над ними». Такой вердикт вынес Ланчиани, который был одним из членов комитета, но по той или иной причине проект провалился, и с тех пор ничего не делалось. Возможно, когда-нибудь в доме святого Григория проведут раскопки. А пока — это просто еще одно чудо, которое все еще хранит здешняя пропитанная историей земля.

В церкви мало интересного, она современная, но рядом есть небольшой садик с тремя часовнями, которые старый монах отпер для меня. Они заброшенные, пыльные, и некоторые фрески отваливаются от стен. Одна часовня посвящена святой Сильвии, матери святого Григория, вторая — святому Андрею, и в ней фрески Доменикино и Гвидо Рени — в печальном, впрочем, состоянии. В третьей — часовне Святой Варвары — мне показали длинный римский стол, за которым святой Григорий, говорят, каждый день угощал дюжину нищих, и легенда гласит, что однажды он накормил и нежданного тринадцатого гостя, который оказался ангелом. На фреске здесь изображен святой Григорий, беседующий с английскими мальчиками на Форуме.

Я проходил через двор к выходу, когда мое внимание привлекли два английских имени на мемориальных табличках, вмурованных в стену. Первое — Роберт Пекхэм, умерший в Риме в 1569 году, а второе — Эдуард Карне, умерший здесь же в 1561 году. Оба были англичанами-католиками и предпочли лучше умереть в Риме, чем вернуться в протестантскую Англию. Сэр Эдвард Карне владел поместьями в Гламорганшире и был хорошо известен в Ватикане. Впервые он появился в 1530 году как представитель Генриха VIII, которого приглашали лично или через доверенное лицо предстать перед папой в связи с его разводом с Екатериной Арагонской. Через двадцать пять лет Карне вновь приехал в Рим как посол Филипа и Марии, реставрировавших католическое вероисповедание в Англии. Во время правления Елизаветы он наконец попросил позволения вернуться домой по причине преклонного возраста и чтобы увидеться с женой и детьми. Королева отпустила его, но папа ему отказал — между Римом и Елизаветой существовала враждебность. Карне очень сочувствовали из-за его «заключения», а Павла VI критиковали за такое обращение с несчастным стариком. Когда папа умер и его сменил Пий IV, Карне возобновил попытки вернуться на родину, но Пий IV тоже отказал старику в позволении покинуть Рим. Много лет спустя стало известно, что хитроумный старый рыцарь сам устраивал так, чтобы оба папы его не отпускали, так как решил жить и умереть католиком. Он боялся, что если вернется домой, его поместья конфискуют, а семью будут преследовать.

Я спустился по ступеням к дороге. Ежедневно, пока жил в Риме, и до того, как переселился в Латеранский дворец, став папой, святой Григорий, вероятно, видел Колизей. В нескольких шагах был Circus Maximus, уже заросший сорняками и заброшенный. Над ним высились имперские дворцы, пустовавшие столетиями, но способные приютить экзарха из Равенны. В последний раз они принимали императора в 629 году, когда Гераклий посетил Рим и был коронован в тронном зале на Палатине. Какой, должно быть, это был важный момент — начало Средневековья.

Я пошел назад, к Колизею, потом через Форум и арку Тита к памятнику Виктору Эммануилу, где взял такси. Я думал о том, что легче воссоздать Рим цезарей, чем тот Рим, который знал святой Григорий.

Маршрут католика-паломника в Рим шлифовался веками. Он пролегает через четыре базилики: Латеранский собор Святого Иоанна, собор Святого Петра, собор Святого Павла «за стенами» и собор Санта Мария Маджоре. Произнеся положенные молитвы в каждой из церквей, паломник также может посетить церкви Сан-Лоренцо, Санта Кроче, и наконец, Святого Себастьяна, таким образом завершив известный со Средних веков круг «Семи церквей Рима».

Это, разумеется, требует времени, и часто так случается, что самые благочестивые паломники вынуждены покидать Рим, так и не взглянув на эти уникальные маленькие церкви, которые построены на месте частных домов за века до собора Святого Петра. Именно в верхней комнате такого частного дома Иисус собрал своих учеников на Тайную Вечерю, и именно в частных домах Рима и других местах читали Евангелия и творили евхаристию, пока для этой цели не были построены специальные здания.

«Приветствую Прииску и Акилу, — писал святой Павел, — и церковь, которая есть их дом». Употребляя слово «церковь», он имел в виду не здание, но людей, которые в нем встречались. «Приветствую Нимфию, — писал он, — и церковь, которая в ее доме». Ранним христианам место, где они собирались на молитву, крещение, евхаристию, когда их посещал епископ для этой цели, было известно по титулу или по имени владельца — titulus Pudentis, titulus Lucinae… По мере того как церковь становилась все лучше организована, определенные места собраний с определенным названиями — tituli — стали закреплены за постоянными священниками, которые назывались кардиналами — от cardo — ось, стержень, на котором все держится. Эти tituli стали приходскими церквями в Риме, и по сию пору каждый кардинал считается покровителем одной из них.

И первое, что он делает, став членом Священной Коллегии, — вступает во владение своей церковью. Он прибывает туда одетый в алые одежды, у входа его встречает приходский священник и предлагает ему святую воду. Поднимаясь по ступеням, кардинал трижды преклоняет колена, а затем, усевшись в свое кресло, выслушивает прихожан и отвечает на их вопросы. Церемония заканчивается тем, что все люди духовного звания поднимаются к креслу один за другим, чтобы обнять кардинала и приложиться губами к его кольцу.

По всему Риму можно распознать подобные «титульные» церкви по кардинальским гербам, висящим над входом. Портрет кардинала можно будет увидеть внутри, в рамке, в укромном уголке, а с крыши в часовне свисает запыленный старый красный головной убор бывшего кардинала, который останется там, пока не рассыплется в прах или пока не умрет нынешний кардинал-покровитель, и тогда в церкви вывесят его головной убор.

Эти удивительные церкви все были перестроены в разные периоды, но самые старые из них очень похожи друг на друга. Часто за ними стоит колокольня красного кирпича, а на крыльце — ряд античных мраморных колонн, поддерживающих плоский архитрав, несущий черепичную крышу с уклоном назад, к главному фасаду здания. Неф обычно держат колонны из античных храмов, а за алтарем — апсида и мозаичный купол. Все это напоминает дома в Геркулануме — если центральные атриумы были покрыты крышей, эти дома тоже могли бы выглядеть как церкви. Самое интересное — вас могут провести в подземную часовню, где покажут те самые стены, которые, согласно традиции, скрывали апостолов.

Эти древние церкви можно разбить на группы, которые любой способен обойти пешком. Церкви Санта-Пуденциана и Санта-Прасседе расположены по обе стороны от собора Санта Мария Маджоре и находятся очень близко друг от друга; церкви Сан-Клименте и Санти Куаттро Коронати (церковь «Четырех Увенчанных Святых») — тоже рядом друг с другом, на пересечении улиц к востоку от Колизея; церковь Святого Григория и церковь Святых Иоанна и Павла — тоже недалеко друг от друга, на Целии; затем, рядом с Тибром, на Палатинском мосту — церковь Санта-Мария-ин-Космедин, а в трехстах ярдах от нее — церковь Санта-Сабина, а еще через триста ярдов — церковь Санта-Приска. Есть еще много церквей, но эти — мои любимые; и я думаю, всякий, кто увидит их, получит представление о византийских средневековых церквях, которые развились из tituli, или церковных домов, Древнего Рима.

Двадцать четыре ступеньки ведут вниз, к церкви Санта-Пуденциана. Снизу я смотрю, как, подобно геологическим кастам, футами и ярдами залегает Время, постепенно достигая уровня современной улицы. Церковь не очень впечатляет, она не самая красивая из ранних церквей, но это колыбель западного христианства. Под ней руины дома I века, в котором, говорят, жил, совершал таинства и собирал верующих святой Петр. Такая традиция восходит к временам Пия I, к 145 году, когда еще живы были старики, слышавшие рассказы об апостолах от тех, кто видел их своими глазами, или от тех, чьи родители видели их семьдесят восемь лет назад. Считается, что и святой Павел жил здесь и что здесь святой Марк написал свое Евангелие.

Дом принадлежал высокопоставленному человеку — Корнелию Пуденсу, который, говорят, был римским сенатором. Некоторые полагают, что он и есть тот самый друг, которого упоминает апостол Павел во Втором послании к Тимофею «Приветствуют тебя Еввул, и Пуд, и Лин, и Клавдия, и все братия» (2 Тим 4:21).

Две реликвии, связанные со святым Петром, хранили здесь столетиями. Одна — стул, который считается сенаторским креслом Пуденса. Его использовал святой Петр как епископский трон. Теперь он хранится в тайнике под кафедрой в соборе Святого Петра. Вторая реликвия — деревянный стол, за которым святой Петр причащал верующих. Он столетиями хранился внутри высокого алтаря в Латеранском храме Святого Иоанна, и только одна часть его оставалась в церкви Санта-Пуденциана.

Когда кардинал Уайзмен был титуларом церкви Санта-Пуденциана, он заинтересовался этим алтарем и поручил ученым сравнить куски дерева в Латеранском соборе Святого Иоанна и в церкви Санта-Пуденциана. Было доказано, что оба фрагмента — одного возраста и от одного и того же стола. Вы можете увидеть этот кусок дерева за зеркальным стеклом в боковом алтаре церкви Санта-Пуденциана, где кардинал Уайзмен выставил ее на обозрение.

Красивее всего в этой церкви — мозаика купола, старейшая в Риме. Это сияющее произведение искусства предстает перед нами таким же свежим, каким оно, вероятно, казалось первым паломникам. Мы видим Господа нашего сидящим в окружении учеников. Все одеты в тоги, как римские сенаторы. По обе стороны от Иисуса — святой Петр и святой Павел. А за ними стоят две женщины в зеленых с золотом одеяниях — две дочери Пуденса, Пуденциана и Пракседа, и держат венки над их головами. На заднем плане — уличная сценка. Это может быть Рим того времени (то есть примерно 390 год) или, возможно, Иерусалим. За спиной Спасителя возвышается гора, вероятно, символизирующая Голгофу, из которой, подобно бьющему источнику, поднимается вверх огромный, покрытый драгоценностями византийский крест. Облака на небе расступаются, чтобы видны были эмблемы четырех евангелистов.

Когда церковь реставрировалась в XVI веке, рабочие обнажили древнеримский фундамент, на котором обнаружили великолепную мраморную статую Лаокоона. Говорили, что она больше, чем Ватиканская статуя. Но так как рабочие работали a cottimo[76] по контракту, они побоялись, что не получат дополнительной оплаты за откапывание скульптуры, и закопали ее обратно. Так она и лежит там до сих пор.

Я прошел к церкви Санта-Прасседе, которую часто посещал. Мне захотелось увидеть самую знаменитую маленькую византийскую часовню в Риме, тесное, похожее на склеп помещение, украшенное позолоченной и цветной мозаикой и построенное папой Пасхалием I около 800 года как гробница для его матери Теодоры. Теодору можно увидеть среди сурово застывших фигур с квадратными нимбами. Такой нимб означал, что она была еще жива, когда закончили мозаику. В Риме не много столь же византийских по духу мест, как эта часовня, таких же сияющих и свежих, где, кажется, ничего не изменилось с того далекого дня, когда Рим был полон греческих монахов и папа все еще оставался под юрисдикцией константинопольского императора. Святая Пракседа была сестрой святой Пуденцианы, и обе приходились дочерьми Пуденсу. Они были так потрясены ужасами первых преследований христиан, что молились о мученичестве. Преодолев несколько ступенек вниз от алтаря, вы можете увидеть их саркофаги в склепе, куда Пасхалий I перенес их из катакомб более тысячи лет назад.

Прекрасное представление о том, как выглядела титульная церковь в ранние времена, дает храм Санта-Мария-ин-Космедин, первоначально представлявший собой нечто вроде амбара, где в античные времена лишнее зерно раздавалось населению. Этот хлеб называли panis gradilis, или «лестничный хлеб», так как его выдавали не в пекарнях, а на ступенях какого-нибудь всем известного общественного здания. Здесь, вероятно, был оживленный центр распределения, рядом с доками и зернохранилищами.


Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.014 сек.)