I. ЭКОЛОГИЯ ДЮНЫ

Когда при ограниченном пространстве численность объектов возрастает, переходя за определенную критическую точку, свобода внутри системы уменьшается. Это положение так же справедливо по отношению к человеческой популяции в ограниченном пространстве планетарной экосистемы, как и по отношению к молекулам газа в герметическом сосуде. Причем вопрос для человека с точки зрения гуманности заключается не в числе человеческих особей, способных выжить в данной системе, но в том, какое существование смогут вести выжившие.

(Пардот Кинес, первый планетолог на Арракисе)

Обычно в первое время Арракис кажется новоприбывшему лишь колоссальной, бескрайней и безжизненной пустыней. Он, новичок, решит, конечно, что здесь под открытым небом не могут существовать ни животные, ни растения, что перед ним — вечная пустошь, которая никогда не была и никогда не будет плодородной — или хотя бы просто способной поддерживать жизнь.

Пардоту Кинесу же планета представилась воплощением чистой энергии, машиной, движимой солнцем. Но необходимо было преобразовать ее, приспособить к нуждам человека. И его мысли сразу обратились к кочевому населению планеты — к фрименам. Вот где был вызов этому-миру, вот где была настоящая задача! Каким инструментом могли стать фримены: мощным экологическим и геологическим фактором с почти неограниченными возможностями.

Пардот Кинес был человеком во многих отношениях простым и прямым. Мешают ограничения, введенные Харконненами?. Прекрасно. Все, что нужно, — это жениться на фрименке. Она рождает сына — Лиет-Кинеса, — и скоро можно начинать с ним и его фрименскими сверстниками изучение азов экологии, создавая новый язык, вооружающий разум символами, позволяющими ему управлять ландшафтом, климатом, сезонными изменениями… и наконец, можно суметь сломать старые представления о силах природы и прорваться к потрясающей воображение идее порядка.

«На каждой планете, чей облик не искажен человеком, существует естественная красота движения и равновесия, — говорил Кинес. — В этой красоте легко можно увидеть общий для всякой жизни динамический стабилизирующий фактор. Цель его проста: производить и поддерживать взаимодействующие системы все большей и большей сложности. Жизнь увеличивает способность данной замкнутой системы поддерживать жизнь; жизнь — всякая жизнь — служит жизни же. Необходимые питательные вещества поставляются одним формам жизни другими, и по мере развития и усложнения жизни в системе количество питательных веществ увеличивается. Наконец, жизнь со всеми ее сложными связями и взаимоотношениями заполняет среду».

Так говорил Пардот Кинес своим ученикам в сиетчах.

Правда, перед тем как он начал свои занятия, ему пришлось убедить фрименов. Чтобы понять, как ему это удалось, нужно сначала осознать ту невероятную сосредоточенность на единственной цели и то простодушие, с которым он подходил к любой проблеме. Нет, наивным он не был — просто не позволял ничему отвлечь себя от главного.

Однажды раскаленным арракийским днем он ехал по пустыне в одноместном вездеходе, изучая местность. Внезапно — это случилось за Барьерной Стеной, неподалеку от деревни Ветряной Мешок — он наткнулся на прискорбно обычную тогда для Арракиса сцену. Шестеро харконненских головорезов — при щитах и в полном вооружении — захватили врасплох трех фрименских юношей.

В первый момент стычка показалась Кинесу грубоватой забавой — но потом он понял, что харконненские солдаты явно намерены убить фрименов. К этому времени один уже лежал на песке с рассеченной артерией, правда, и двое из наемников вышли из игры, но все жедвоим юношам, почти подросткам, противостояли четверо хорошо вооруженных профессионалов.

Кинес не был смельчаком; но у него была цель, и он не мог позволить себе терять инструменты, при помощи которых собирался преобразить планету. Поэтому он немедленно включил собственный щит, вмешался в свалку и заколол слиптипом двух харконненцев прежде, чем они успели осознать, что сзади появился новый противник. Затем Кинес отбил меч развернувшегося к нему солдата и в ловком выпаде аккуратно перерубил ему горло. Последнего наемника он оставил двум молодым фрименам и наклонился к упавшему юноше, чтобы посмотреть, нельзя ли его спасти. И он спас парня — а меж тем его товарищи прикончили шестого харконненца.

Но ситуация сложилась непростая — как говорят фримены, вот так уха из песчаной форели! Фримены были в растерянности. Они, конечно, знали, кто такой Кинес. Не было еще такого, чтобы кто-то прибыл на Арракис, а его самое что ни на есть полное досье не попало во фрименские твердыни, скрытые в песках. Так что они его знали: то был слуга Империи.

Но он убил солдат Харконненов!

Будь на месте этих ребят взрослые фримены, они, конечно, пожали бы плечами и (не без некоторого сожаления) присоединили бы его тень к теням шестерых харконненских разбойников. Но неопытные юнцы знали только одно: этому слуге Империи они обязаны жизнью.

Дня через два Кинес объявился в сиетче, выходившем на Ветровой Перевал. Ему все казалось совершенно естественным. Он говорил фрименам о воде, о дюнах, закрепленных травами о рощах финиковых пальм, о широких открытых арыках, несущих воду через Пустыню. Он говорил и говорил без остановки.

А вокруг его особы в это время кипел спор, которого Кинес не заметил и о котором даже не подозревал. Что делать с этим ненормальным? Он узнал местоположение главного сиетча. Ну и что делать? И что значат его слова — этот безумный разговор о рае на Арракисе? Это просто болтовня. И он слишком много знает. Но он же убил тех харконненцев! Ну и что, всякий может убить харконненцев. Вот я, например, не раз это делал…

Да, но что значат его слова о цветущем Арракисе?..

Все очень просто; но где взять воду для этого?

Но он же говорит, что здесь есть вода! И он действительно спас троих наших!

Спас трех дурней, сунувшихся прямо под харконненский кулак! И он видел наши крисы!

Впрочем, решение было принято за несколько часов до того, как оно было объявлено. Тау сиетча извещает фрименов о том, что необходимо сделать. Исполнить положенное отрядили опытного бойца с освященным крисом; при нем состояли Хранители воды — добыть влагу из тела. Что поделаешь: жестокая необходимость.

Крайне сомнительно, чтобы Кинес вообще заметил своего будущего палача. Он в этот момент проповедовал перед группой фрименов, обступивших его — хотя и державшихся на почтительном расстоянии. Он ходил по кругу и, увлекшись, размахивал руками. «Открытая вода! — говорил он. — Вы будете ходить вне сиетча без дистикомба! Вы будете черпать воду ведрами прямо из открытых прудов! Апельсины!..»

И в этот миг перед ним возник человек с ножом.

— Отойди, — велел Кинес. — Ты мне мешаешь. — И, не обращая более внимания на убийцу, продолжал говорить о потайных ветровых ловушках. Отодвинув плечом фримена с ножом, Кинес прошел мимо. Теперь его спина была открыта для ритуального удара.

Сейчас, конечно, нельзя узнать, о чем думал человек, назначенный выполнять обязанности палача. Может быть, он наконец вслушался в слова Кинеса и уверовал? Кто знает… Но зато хорошо известно и занесено в анналы то, что он сделал. Его звали Улиет, что можно перевести как «Старший Лиет». И вот Улиет сделал три шага и преднамеренно упал на свой собственный нож и так перестал мешать Кинесу — самым радикальным образом. Самоубийство? Многие полагают, что сам Шаи-Хулуд двигал его рукой.

Вот и говори после этого о знамениях свыше…

С этого момента Кинесу было достаточно указать рукой направление и велеть: «Ступайте туда». И все племена фрименов шли, куда он велел. Умирали мужчины, умирали женщины, умирали дети. Но они шли.

Кинес вернулся к своей службе — он вплотную занялся Биологическими Испытательными Станциями. Среди персонала стали появляться фримены. Они начали постепенную инфильтрацию в «систему» — возможность, о которой раньше даже не задумывались. А в сиетчи начала перекочевывать техника со станций — и в первую очередь лучерезы, незаменимые при сооружении подземных водоемов и скрытых ветровых ловушек.

В водоемах начала скапливаться вода.

Фримены понимали теперь, что Кинес был по крайней мере не совсем сумасшедшим. Просто безумным ровно настолько, чтобы быть святым. Он был одним из умма — пророков. А Улиета признали саду — его тень причислили к лику небесных судий.

Кинес же — прямой, полный поистине варварской решительности — понимал, что формальные исследования не могут принести ничего по-настоящему нового. Поэтому он начал серию небольших экспериментов с регулярным обменом данными для реализации эффекта Тэнсли и позволил каждой исследовательской группе идти своим путем. Нужно было накопить миллионы внешне незначительных фактов. Сам Кинес проводил время от времени изолированные и достаточно грубые «сквозные», тесты, позволяющие оценить перспективы.

По всей Пустыне отбирались пробы почвы, бурились скважины, изучались долговременные изменения погоды, составлялись климатические карты. Кинес выяснил, что существует достаточно широкий пояс между северной и южной семидесятыми параллелями, где в течение тысячелетий температура держалась в диапазоне 254-332 градуса по абсолютной шкале, иначе говоря, от 19 до 59°С. В этом поясе наблюдались длительные периоды сравнительно активной (для Пустыни) вегетации — в это время значения температур колебались от 284 до 302°К, или 11-29°С. Поистине благодатные условия для земных форм жизни… если только решить проблему воды.

— Когда мы решим эту проблему? — спрашивали Кинеса фримены. — Когда увидим мы Арракис, ставший раем?

Кинес отвечал им тоном учителя, объясняющего малышу, сколько будет два плюс два: «Через двести— триста лет». Какой-нибудь другой народ при таком ответе, наверное, взвыл бы от разочарования. Но это были фримены, которых плети угнетателей приучили к терпению. Да, это был больший срок, чем тот, на который они рассчитывали, — но каждый из них своими глазами видел, что благословенный день приближается. Так что фримены затянули кушаки и вернулись к работе. Странным образом разочарование сделало перспективу грядущего рая более реальной.

На Арракисе проблемой была не вода, а — влага. Домашних животных тут практически не знали, хозяйственных — держали редко. Некоторые контрабандисты использовали одомашненных пустынных ослов-кулонов, но расход воды на них все-таки был слишком велик, даже несмотря на специальные дистикомбы для животных.

Кинес подумывал о создании заводов-регенераторов, извлекающих кислород и водород из расщепляемых скальных пород. Но эта идея не оправдала бы себя энергетически. В полярных шапках (хотя пейоны возлагали на них большие надежды) не хватило бы воды на осуществление проекта… но Кинес уже подозревал, где вода должна быть. При определенных ветрах на средних высотах отмечалось существенное повышение влажности. Важен был и состав атмосферы: 23% кислорода, 75,4% азота и 0,23% углекислоты, остальное — редкие газы.

В северной умеренной зоне на высоте от двух с половиной тысяч метров встречалось, правда редко, растение с мощным корнем — в его двухметровых корнеклубнях содержалось по полулитру воды. Встречались также и пустынные растения земного происхождения: самые засухостойкие прекрасно чувствовали себя в низинах и впадинах, выложенных влагосборниками.

Наконец Кинес наткнулся на солончак.

Как-то в глубокой Пустыне, на пути от одной станции к другой, его топтер попал в бурю и сбился с курса. А когда буря прошла, Кинес увидел солончак — огромную овальную впадину более трехсот километров по большой оси. Сверкающий белый сюрприз Пустынь. Кинес спустился, вышел из топтера и лизнул чисто выметенную бурей поверхность.

Соль.

Теперь его предчувствия превратились в уверенность. Когда-то на Арракисе была открытая вода — очень давно. Он начал проверять все свидетельства о сухих колодцах, где появлялись, а затем исчезали навсегда капли и тоненькие струйки воды.

Он приставил к делу только что обученных фрименов-лимнологов (Лимнология — дисциплина, изучающая водоемы); главной ниточкой для них стали ошметки кожистой ткани, которые часто встречались в меланжевой массе после выброса. Их приписывали «песчаной форели» — существам из фрименских сказок. Постепенно факты складывались в гипотезу о том существе, которому должны были принадлежать эти ткани, — некое «плавающее» в песке животное, которое, блокируя воду, образовывало плодородные «карманы» в нижнем пористом слое почвы при температуре ниже 280 градусов по абсолютной шкале (то есть 7°С). И она подтвердилась.

В каждом выбросе эти «водокрады» умирали миллионами. Их убивали изменения температуры всего в пять градусов. Немногие выжившие впадали в своеобразную полуспячку, закукливаясь в цисте и через шесть лет выходили из нее в виде небольших (около трех метров длиной) песчаных червей. Из этих последних лишь единицы избегали своих старших собратьев и гибели в полных воды карманах премеланжевой массы — и вырастали в гигантских Шаи-Хулудов. (То, что вода ядовита для Шаи-Хулуда, фрименам было известно давно, и они пользовались этим: топили редко встречающихся малорослых «чахлых червей» — подвид, обитающий в Малом Эрге, — и получали действующий на психику и восприятие наркотик, называемый ими Водой Жизни. «Чахлый червь» — примитивный подвид Шаи-Хулуда, достигающий не более девяти метров в длину.)

Так им удалось восстановить весь цикл, всю систему взаимосвязей: «маленький податель», он же «песчаная форель» — премеланжевые массы: «маленький» — Шаи-Хулуд; Шаи-Хулуд, рассеивающий Пряность, которой питаются микроскопические существа, известные как песчаный планктон; тот, в свою очередь, служит пищей Шаи-Хулуда, его организмы растут и уходят все глубже в почву, превращаясь в «маленьких подателей».

Выяснив это, Кинес и его ученики переключили свое внимание с отношений столь гигантского масштаба на микроэкологию. Прежде всего — на проблему микроклимата. На поверхности песка температура зачастую достигала 35° К (71 — 77° С). Футом глубже — и температура падала на 55°, и на 25° на уровне одного фута над поверхностью. Листва или густая тень снижали ее еще на 18°.

Затем они занялись питательными веществами. Как выяснилось, арракийский песок — это в основном продукты пищеварения песчаных червей, а пыль (воистину вечная и вездесущая) — результат непрекращающегося движения песка. Для подветренной стороны дюн оказались характерны более крупные зерна, наветренная же более гладкая и плотно утрамбована ветром. Старые дюны — вследствие окисления, — как правило, желтые, молодые — того же цвета, что и базовая скальная порода, чаще всего серого.

Подветренные склоны дюн стали первыми опытными плантациями. Для начала фримены высаживали низкорослую редкую траву с реснитчатым краем листа и крепкими нитевидными корнями, которые, переплетаясь, образовывали бы дерновое покрытие, связывающее дюны и уничтожающее главное оружие ветра — подвижные песчинки.

На дальнем юге, подальше от харконненских глаз, были созданы акклиматизационные зоны. Мутированную траву высевали сначала по подветренным склонам дюн, стоявших на пути преобладавших — западных — ветров. При закрепленной подветренной стороне наветренная стала быстро нарастать — и с той же скоростью подсаживали траву. Так поднимались высокие — до полутора километров! — длинные дюны с волнистым гребнем, называемые обычно «сифы». И когда наконец барьерные дюны поднялись на нужную высоту, наветренную сторону засеяли еще более упрямой и крепкой травой с гладкими острыми листьями, известной как «меч-трава». Так были закреплены все сифы — дюны, чье основание превышало шесть высот.

Пришел черед более глубоких посадок. Сначала они высаживали эфемеры (камнеломки, маревые и амарант), затем шотландский ракитник, низкорослый люпин, стелющийся эвкалипт (этот вид первоначально был выведен для северных районов Каладана), карликовый тамариск и цепкую, или береговую, сосну; наконец, чисто пустынные растения — канделлиллу, или «пустынную свечку», сагуаро и бис-нага, или бутылочный кактус. Там, где было возможно, посадили еще и солончаковую верблюжью полынь, дикий лук, гобийский ковыль, дикую люцерну, пырей, песчаную вербену, вечерний первоцвет, ладанник, дымное дерево, креозотовый куст.

После этого можно было обратиться и к животному миру, прежде всего к норным — их задачей было насытить почву азотом и разрыхлить ее: лисица-фенек, кенгуровая мышь или песчаный тушканчик, пустынный заяц, песчаная черепаха… и, разумеется, для контроля численности популяции требовались хищники: пустынный ястреб, карликовая сова, филин и пустынная сова; свободные экологические ниши заняли насекомые:, скорпионы, сороконожки, тарантул, кусачая оса и наездники. Численность насекомых регулировала летучая мышь — пустынный нетопырь.

И вот подошло время решающих испытаний. Финиковые пальмы и хлопок, дыни и кофе, различные лекарственные растения — более двухсот видов съедобных растений было отобрано, испытано и адаптировано к условиям Арракиса.

— Главное, чего не понимают экологически неграмотные люди, — говорил Кинес, — это то, что экосистема есть прежде всего система. Система! Она находится в состоянии подвижного равновесия, которое легко разрушить ошибкой всего лишь в одной нише. Для системы характерен определенный порядок, который можно представить как поток, движение от точки к точке. И если что-то блокирует этот поток — порядок в системе нарушается. Неподготовленные экологически могут не заметить этот момент, пока не станет слишком поздно… Вот почему главная задача экологии — оценка возможных последствий.

А они — сумели ли они создать систему?

Кинес и его люди ждали и наблюдали. Теперь фримены понимали, что он имел в виду, говоря о «неопределенных сроках, примерно лет в пятьсот».

В это время поступило известие из пальмовых рощ: на границе посадок и Пустыни песчаный планктон погибает, отравленный взаимодействием с новыми формами жизни. Причина — белковая несовместимость. В этих местах возникает отравленная вода, которой не может коснуться жизнь Арракиса. Вокруг посадок возникают пустоши — и даже сам шаи-хулуд не смеет пересекать эти отравленные пояса.

Кинес отправился в пальмовые рощи лично — за два десятка манков (в паланкине, точно раненый или Преподобная Мать, потому что так и не стал наездником). Он исследовал пустоши (а они, надо сказать, воняли неописуемо) и понял, что Арракис преподнес нежданный дар.

Связанный азот и сера, поступившие в грунт, превращали пустоши в почти идеальную почву для земных форм растительной жизни. А это означало, что посадки можно расширить в любой момент!

— Может, это позволит сократить сроки? — спросили его фримены.

Кинес вернулся к своим формулам. К этому времени статистика по ветровым ловушкам накопилась вполне достаточная, и цифры были надежны. Разумеется, Кинес делал щедрые допуски, всюду накидывая дополнительное время, — экология не слишком точная наука. Столько-то растений потребуется для закрепления дюн; столько-то. — в пищу людям и животным; столько-то — чтобы запасали влагу в корневой системе, оживляя выжженные солнцем земли. Нанесли на карты подвижные холодные точки в открытой Пустыне. Даже Шаи-Хулудам нашлось место в таблицах, картах, диаграммах и схемах! Ведь Шаи-Хулуда нельзя уничтожать, иначе исчезнет главное богатство Арракиса — Пряность. А биохимическая «фабрика» червя, его пищеварительная система, в свою очередь, — основной источник кислорода на планете. Средний червь, метров двухсот в длину, выделяет в атмосферу столько же кислорода, сколько десять квадратных километров среднестатистической растительности, создающей его путем фотосинтеза!

Нельзя было исключать из расчетов и Гильдию. Ведь на подкуп ее — чтобы не допустить в арракийское небо погодные спутники и прочих наблюдателей — уже требовалось весьма существенное количество Пряности.

Наконец, сами фримены — фримены с их ветровыми ловушками и нерегулярным земледелием вблизи источников воды; фримены, обретшие экологическую грамотность и мечту о превращении значительной части планеты сперва в прерии, а затем и в леса!..

И вот из расчетов и диаграмм встала цифра: три процента. Всего три процента растительности необходимо было вовлечь в образование соединений углерода, чтобы они создали самоподдерживающийся цикл. Систему.

— Так как долго все-таки? — настаивали фримены.

— А, сроки?.. Пустяк: всего лет триста пятьдесят или около того.

Итак, дело обстояло именно так, как этот умма говорил с самого начала: никто из живущих ныне не застанет исполнения их мечты и никто из их внуков — и из потомков до восьмого колена… но время придет.

И работа продолжалась: они строили, сажали, копали, учили детей.

Но вот Кинес-Умма погиб при обвале пещеры в Тип совой. Котловине.

К этому времени его сыну, Лиет-Кинесу, было уже девятнадцать лет, и он уже был наездником, и число убитых им людей Харконненов перевалило за сотню. Назначение Лиета на имперскую государственную службу, о котором Кинес-старший уже ходатайствовал, не заставило себя долго ждать: жесткая классовая система, Фафрелах, сослужила свою службу, ибо ее основная идея и заключалась в том, чтобы готовить сына как преемника дела и места отца.

Курс к этому времени был уже задан, фримены, воспринявшие свет экологического учения, готовы следовать ему. Лиет-Кинесу оставалось лишь наблюдать, иногда слегка подталкивать, да еще вести разведку в стане Харконненов… пока на планету не обрушился удел стать местом действий Героя.

Дата добавления: 2015-11-30