|
Читайте также: |
— Я вижу, как мы дарим друг другу свою любовь в минуты затишья между бурями. Для этого мы с тобой предназначены.
Наркотик снова взял над ним верх, и он подумал: Сколько раз ты уже утешала и прощала меня! На него опять накатило сверхозарение, высвечивая яркие полотна времени и превращая будущее в воспоминания. Он ощутил нежное сияние истинной любви, слияние и разделение их «я», нежность и страсть.
— Ты сильная, Чейни, — пробормотал Поль. — Останься со мной.
— Навсегда, — ответила она и поцеловала его в щеку.
КНИГА III
ПРОРОК
Ни с одной женщиной, ни с одним мужчиной и ни с одним ребенком мой отец никогда не был по-настоящему близок. Близкие отношения, переходящие порой в дружбу, связывали Падишаха-Императора только с графом Казимиром Фенрингом, спутником его детства. Плоды этой дружбы на первый взгляд могли показаться благоприятными: именно граф рассеял подозрения Ассамблеи по поводу истории с Аракисом. Более миллиарда солярий пряностями было истрачено тогда только на взятки, как рассказывала мне мать, а кроме того, масса денег ушла на всякие подарки: красивых рабынь, знаки отличия, новые титулы. Однако главное следствие дружбы с графом имело явно отрицательное значение. Он отказался убить человека, хотя вполне мог это сделать и, более того, таков был приказ моего отца. Я сейчас расскажу вам, как все происходило.
Принцесса Ирулан, «Очерк о графе Фенринге».
Барон Владимир Харконнен вне себя от ярости выскочил из своей опочивальни и понесся по коридору, мелькая в полосах закатного света, льющегося из высоких окон. От резких движений его болтало и раскачивало на поплавковых подвесках.
Он вихрем пролетел мимо своей личной кухни, мимо библиотеки, мимо небольшой приемной и ворвался в лакейскую, где прислуга уже собралась для вечернего отдыха.
Начальник охраны Иакин Нефуд лежал, развалясь на стоящей посреди комнаты кушетке, его плоское лицо выражало крайнюю степень семутного одурения. В воздухе тихонько ныла семутная мелодия. Его подчиненные сидели поблизости, готовые мгновенно выполнить любые приказания капитана.
— Нефуд! — взревел барон.
Люди суматошно повскакивали.
Нефуд встал, его отупевшее от наркотика лицо побелело, выдавая панический страх. Семутная музыка смолкла.
— Милорд барон, — выдавил он из себя. Только наркотик удерживал его голос от дрожи.
Барон обвел взглядом окружавшие его лица и в каждом увидел скрытый за безмятежным выражением ужас. Он снова повернулся к Нефуду и заговорил бархатным голосом:
— Давно ли ты стал моим начальником охраны, Нефуд?
Тот проглотил слюну.
— С Аракиса, милорд. Почти два года назад.
— И всегда ли ты думал о грозящих мне опасностях?
— Я только об этом и думаю, милорд.
— Ну-с, и где же тогда Фейд-Рота?
Нефуд смутился,
— Милорд?
— Ты считаешь, Фейд-Рота не представляет для меня опасности?
Нефуд облизнул губы. Его взгляд уже несколько прояснился.
— Фейд-Рота в кварталах рабов, милорд.
— Снова с женщинами, а? — голос барона задрожал от сдавленного гнева.
— Господин, он, возможно...
— Молчать!
Барон сделал еще один шаг в глубь лакейской, заметив при этом, как все отступили назад, освобождая пространство вокруг Нефуда, как бы отделяя себя от провинившегося.
— Разве я тебе не приказывал знать в любую минуту, где находится на-барон? — барон сделал еще шаг. — Разве я тебе не говорил, что ты обязан в любую минуту точно знать, о чем и с кем разговаривает на-барон?
Еще один шаг.
— Разве я тебе не говорил, что ты обязан докладывать мне всякий раз, когда он уходит к женщинам в кварталы рабов?
Нефуд снова сглотнул. На лбу у него выступил пот.
Барон продолжал бесцветным голосом, стараясь говорить почти без выражения:
— Говорил я тебе все это?
Нефуд кивнул.
— А разве я не говорил, что ты обязан проверять всех мальчиков-рабов, которых посылают ко мне, что ты должен делать это сам... лично?
Нефуд снова кивнул.
— А может ты, случайно, не заметил пятнышка на бедре у мальчика, которого мне прислали сегодня вечером? Может быть, ты...
— Дядя.
Барон круто развернулся и уставился на стоящего в дверном проеме Фейд-Роту. То, что его племянник оказался здесь, сейчас, и та поспешность, которую молодой человек не сумел толком скрыть, говорили о многом. У Фейд-Роты была сеть собственных агентов, шпионивших за бароном.
— В моей спальне тело. Я хочу, чтобы его убрали, — сказал барон и положил руку на спрятанный под накидкой метательный дрот, благодаря небеса за то, что его щит включен на полную мощность.
Фейд-Рота бросил быстрый взгляд на двух охранников, прислонившихся к правой стене, и кивнул. Они отделились от стены, поспешно вышли и направились через залу к покоям барона.
Ах, значит, эти двое? подумал барон. Ну, змееныш, тебе еще долго надо учиться конспирации!
— Я полагаю, ты успел мирно закончить свои дела в квартале рабов, Фейд?
— Я играл со старшим надсмотрщиком В чеопсы, — ответил Фейд-Рота и подумал: Что же не сработало? Ясно, что мальчишка, которого мы подсунули дядюшке, убит. Но он идеально подходил для нашего дела. Даже Хайват не смог бы подыскать никого лучше. Мальчишка был просто идеальным!
— Играл, стало быть, в пирамидальные шахматы. Как мило! Ну, и кто выиграл?
— Я... да, я, дядя, — Фейд-Рота изо всех сил старался скрыть беспокойство.
Барон щелкнул пальцами.
— Нефуд, ты хочешь вернуть себе мое расположение?
— Господин, что я такого сделал? — проблеял Нефуд.
— Сейчас это неважно, — ответил барон. — Фейд побил старшего надсмотрщика в чеопсы. Ты это слышал?
— Да... господин.
— Возьми трех человек и отправляйся к надсмотрщику, Уничтожить. Тело принесете ко мне, чтобы я сам мог убедиться, что все выполнено как положено. Мы не можем позволить себе держать в услужении таких бездарных игроков... в чеопсы.
Фейд-Рота побледнел и сделал шаг вперед.
— Но, дядюшка, я...
— Позже, Фейд, — оборвал его барон и махнул рукой. — Позже.
Мимо дверей лакейской двое охранников пронесли из покоев барона тело мальчика-раба. Оно свисало мешком, руки волочились по полу. Барон наблюдал за ними, пока они не скрылись из виду.
Нефуд шагнул к барону.
— Вы желаете, чтобы я убил старшего надсмотрщика прямо сейчас, милорд?
— Прямо сейчас. А когда закончишь, прибавь в свой список и тех двоих, которые прошли сейчас мимо. Мне не понравилось, как они тащили тело. У них это получилось очень неопрятно. Их трупы я тоже хочу видеть.
— Милорд, может, я что-нибудь не так...
— Делай, что тебе приказано, — оборвал Нефуда Фейд-Рота и про себя подумал: Все, что мне остается, — это спасать свою шкуру.
Хорошо, подумал барон. По крайней мере, он умеет сжигать за собой мосты. Он усмехнулся про себя. Сорванец знает, как доставить мне удовольствие и старается изо всех сил, чтобы отвести от себя мой гнев. Он понимает, что мне нужно его сохранить. Кому еще я смогу передать вожжи, когда однажды мне придется выйти из игры? У меня нет никого другого с такими способностями. Но он еще должен учиться! А я должен поберечь себя, пока он учится.
Нефуд подал знак своим людям сопровождать его и вышел.
— Не проводишь ли ты меня в мою опочивальню, Фейд? — спросил барон.
— Я к вашим услугам, — поклонился Фейд-Рота и подумал: Попался!
— После тебя, — и барон жестом указал на дверь.
Фейд-Рота выдал свой страх только едва уловимым замешательством. Неужели окончательно пропал? Теперь он воткнет отравленное лезвие мне в спину... медленно... через щит. Неужели он нашел другого преемника?
Пусть помучается немного от страха, думал барон, идя позади племянника. Он станет моим наследником, но я сам выберу час, когда это произойдет. Я не желаю, чтобы он начал разбрасываться тем, что я так долго собирал.
Фейд-Рота старался не идти слишком быстро. Он чувствовал, как по спине бегают мурашки, словно тело гадало, куда придется удар. Мышцы то напрягались, то расслаблялись.
— Ты слышал последние новости с Аракиса? — спросил барон.
— Нет, дядя.
Фейд-Рота заставил себя не оглядываться. Он свернул в зал, расположенный на выходе из служебного крыла.
— У них там появился новый пророк, что-то вроде религиозного вождя вольнаибов. Они называют его Муад-Диб. Правда, забавно? В переводе это значит «мышь». Я приказал Раббану оставить их религию в покое. Она их отвлечет.
— Это очень интересно, дядя, — Фейд-Рота свернул в коридор, ведущий в личные покои барона, недоумевая про себя: Почему он заговорил о религии? Может, это какой-то тонкий намек?
— Правда? — переспросил барон.
Они прошли через приемную барона в его спальню. Там они заметили едва уловимые признаки борьбы: поплавковая лампа не на месте, маленькая подушечка на полу, крышка магнитофона с убаюкивающей музыкой не закрыта.
— Умный был план, — сказал барон. Он оставил свой щит включенным на полную мощность и встал лицом к лицу с племянником.
— Но все же недостаточно умный. Скажи мне, Фейд, почему ты не нанес мне удар собственной рукой? У тебя же было предостаточно всяких возможностей.
Фейд-Рота нашел глазами поплавковое кресло и, совершив над собой усилие, уселся в него, не спросив позволения.
Я должен держаться смело, сказал он себе.
— Вы учили меня, что мои руки должны всегда оставаться чистыми, — ответил он.
— Ну да, — кивнул барон. — Когда ты предстанешь перед Императором, то сможешь честно сказать, что ты этого не делал. Ведьма, которая будет стоять возле Императора, на слух определит, правду ты говоришь или врешь. Да. Я предупреждал тебя об этом.
— Почему вы так никогда и не купили себе бен-джессеритку, дядя? — спросил Фейд-Рота. — Будь рядом с вами свой Судья Истины...
— Ты знаешь мои вкусы! — отрезал барон.
Фейд-Рота изучающе смотрел на дядю.
— Тем не менее она могла бы пригодиться для...
— Я им не доверяю, — перестав сдерживаться, рявкнул барон. — И хватит уходить от темы.
— Как вам будет угодно, дядя, — мягко ответил Фейд-Рота.
— Я припоминаю один случай на арене несколько лет назад. Тогда всем показалось, будто раб подослан убить тебя. Так это было или нет?
Фейд-Рота покосился на дядю и подумал: Он все знает, иначе бы не спрашивал!
— Это была небольшая подтасовка, дядя. Я специально все так подстроил, чтобы убрать твоего надсмотрщика.
— Умно придумано. И к тому же смело. Он ведь чуть не одолел тебя, этот раб?
— Да.
— Если у тебя достало тонкости и мастерства, чтобы выказать такую отвагу, то ты действительно можешь быть опасен, — барон покачал головой. И, как уже много раз после того ужасного дня на Аракисе, он почувствовал, что ему не достает Питтера, его прежнего ментата. Воистину, утонченность замыслов у него была непревзойденной, просто дьявольской. И барон опять покачал головой. Но судьба порой поступает непредсказуемо.
Фейд-Рота мельком оглядел спальню, изучая следы борьбы и удивляясь, как дяде удалось одолеть так хорошо подготовленного раба.
— Как я его одолел? — спросил барон. — Ну, дорогой Фейд, позволь мне иметь в моем возрасте свои маленькие секреты. Давай-ка проведем время с большей пользой — заключим сделку.
Фейд-Рота уставился на него. Сделку! Ну, значит, он собирается оставить меня своим наследником. Иначе почему сделка? Сделку заключают на равных или почти на равных!
— Какую сделку, дядя?
Фейд-Рота с гордостью отметил, что его голос остался спокойным и рассудительным, никак не выдав переполнявших его эмоций.
Барон тоже заметил это. Он кивнул.
— Ты хороший материал, Фейд. Я никогда не разбазариваю хороший материал. Однако ты отказываешься признать ту ценность, которую для тебя представляю я. Ты упрям. Ты не понимаешь, почему именно о моей безопасности тебе следует заботиться, как о ничьей другой. Это... — он указал на беспорядок в спальне, — это была глупость. А я не заслуживаю глупого обращения с собой.
Ближе к делу, старый дурак! подумал Фейд-Рота.
— Ты думаешь, что я старый дурак, — сказал барон. — Придется мне тебя в этом разубедить.
— Вы говорили про сделку.
— Ах, нетерпение молодости! Ну, тогда к делу. Ты прекращаешь свои глупые покушения на мою жизнь. А я, когда ты будешь для этого готов, уступлю тебе свое место. Я уйду в отставку и займу место советника, предоставив тебе полную власть.
— Вы в отставку?
— Ты все еще считаешь меня дураком. А теперь, пожалуй, и еще больше в этом убедился? Думаешь, что я тебя упрашиваю. Осторожнее, Фейд! Этот старый дурак разглядел прикрытую щитом иголочку, которую ты встроил в бедро мальчишке-рабу. Прямо там, куда я бы положил руку, а? Чуть нажать и — щелк! — отравленное острие в руке старого дурака! Ах, Фейд, Фейд...
Барон покачал головой, рассуждая про себя: Так бы и случилось, если бы Хайват меня не предупредил. Ничего, пусть думает, будто я сам раскусил заговор. А, собственно, так оно и было. Это ведь я спас Хайвата с Аракиса. Мальчишка должен чувствовать побольше уважения к моей власти.
Фейд-Рота молчал. В его душе шла борьба: Правду он говорит или нет? Неужели он в самом деле собирается в отставку? А почему бы и нет? Все равно я буду наследовать ему рано или поздно, нужно только действовать аккуратнее. Не будет же он жить вечно. Может, и в самом деле глупо торопить события?
— Вы говорили о сделке, — повторил Фейд-Рота. — Какими обязательствами мы ее скрепим?
— То есть, как мы сможем доверять друг другу, да? — спросил барон. — Что ж, Фейд-Рота, что касается тебя: я поставлю Хайвата присматривать за тобой. В этом деле я доверяю ему как ментату. Понятно? А что до меня, тебе придется поверить мне на слово. Но я ведь не могу жить вечно, верно, Фейд-Рота? Возможно, теперь ты догадываешься, что есть кое-что, о чем тебе было бы интересно узнать?
— Я дам вам свои обязательства, а что дадите мне вы?
— Я позволю тебе жить.
Фейд-Рота снова всмотрелся в дядюшкино лицо. Он поставит надо мной Хайвата! Что бы он сказал, если я открыл бы ту, что как раз Хайват и придумал штуку с тем гладиатором, из-за которого он лишился своего старшего надсмотрщика? Наверное, сказал бы, что я вру, чтобы очернить Хайвата. Нет, наш славный Суфир, как истинный ментат, все это предвидел.
— Ну, что ты на это скажешь? — спросил барон.
— Что я могу сказать? Конечно, я принимаю.
И Фейд-Рота подумал: Хайват! Он, похоже, ведет двойную игру... в пользу кого-то третьего? Может, он переметнулся в лагерь моего дядюшки из-за того, что я не рассказал ему о своей затее с мальчишкой-рабом?
— Ты еще ничего не сказал о моем решении поставить Хайвата присматривать за тобой.
Раздувшиеся ноздри Фейд-Роты выдали его ярость. В течение стольких лет одно имя Хайвата было для Харконненов сигналом опасности... а теперь оно приобретало еще одно значение, столь же опасное.
— Хайват — опасная игрушка, — сказал наконец Фейд-Рота.
— Игрушка! Не будь глупцом! Я знаю, что таит в себе Хайват и как этим управлять. Он очень подвержен эмоциям, Фейд. Бояться следует того, у кого нет эмоций. А эмоции... их всегда можно направить себе на пользу.
— Я не понимаю вас, дядя.
— По-моему, здесь все ясно.
Только взмах ресниц выдал нетерпение Фейд-Роты.
— Ты просто не понимаешь Хайвата.
И ты тоже! подумал Фейд-Рота.
— Кого обвиняет Хайват в своем нынешнем положении? Меня? Конечно. Но ведь он был орудием Атрейдсов и всегда одерживал верх надо мной в течение стольких лет, пока не вмешалась Империя. Вот как он это видит. Его ненависть ко мне — вещь вполне осознанная. Он считает, что может взять верх надо мной в любую минуту. И считая так, он-то и оказывается побежденным. Потому что я направляю его внимание туда, куда мне надо — против Империи.
Новые смыслы замаячили вдруг перед Фейд-Ротой, лоб его напряженно сморщился, а рот вытянулся в тонкую линию.
— Против Императора?
Пусть мой милый племянничек распробует, каково это на вкус. Пусть он мысленно произнесет: «Император Фейд-Рота Харконнен!» Пусть спросит себя, чего это стоит. Это, несомненно, стоит жизни старика дяди, который может обратить эту мечту в реальность!
Фейд-Рота медленно облизнул губы кончиком языка. Возможно ли то, о чем заикнулся сейчас этот старый хрыч? В этой истории таится что-то большее, чем кажется на первый взгляд.
— А какую роль должен сыграть во всем этом Хайват? — спросил Фейд-Рота.
— Он думает, что использует нас как орудие своей мести Императору.
— А как он будет вести себя потом?
— Он не задумывается о том, что выходит за пределы мести. Хайват — человек, который должен служить другим, хотя он об этом и не догадывается.
— Я многому научился у Хайвата, — согласился Фейд-Рота и почувствовал, что сказал правду. — Но чем больше я учусь, тем больше чувствую, что нам придется его убрать... и достаточно скоро.
— Тебе не нравится, что он будет наблюдать за тобой?
— Хайват наблюдает за всеми.
— И он может посадить тебя на трон. Хайват — натура тонкая. Он опасен, дьявольски опасен, И все же пока я не буду убирать противоядие из его пищи. Меч — опасная штука, Фейд. Но для этого меча у нас есть ножны — яд, который внутри Хайвата. Когда мы уберем противоядие, смерть надежно упрячет наш меч.
— Вроде как на арене, — задумчиво сказал Фейд-Рота. — Обманный финт, чтобы скрыть финт, чтобы скрыть финт. И все время приходится следить, как гладиатор наклоняется, как смотрит, как держит меч.
Он кивнул своим словам, отметив, что его речь понравилась дяде, и подумал: Да! Как на арене! А каким мечом я ударю — это я попридержу про себя!
— Ну, теперь ты видишь, насколько я тебе нужен, — хмыкнул барон. — Я еще могу приносить пользу, Фейд.
Меч пускают в ход, пока он не затупится окончательно, подумал Фейд-Рота.
— Да, дядя, — сказал он вслух.
— А теперь, — продолжал барон, — мы пойдем в кварталы рабов вместе. Я хочу посмотреть, как ты своими собственными руками перережешь всех женщин в доме развлечений.
— Дядя!
— Найдутся другие женщины, Фейд. Но я уже говорил, ты должен исправить свою ошибку.
Лицо молодого человека потемнело:
— Но, дядя...
— Ты примешь это наказание и извлечешь из него урок.
Фейд-Рота увидел, что глаза барона горят, как угли. Мне придется запомнить эту ночь, подумал он. А запомнив ее, я буду помнить и другие ночи.
— Ты не откажешь мне, — сказал барон.
А что ты сделаешь, если я откажусь, старый хрыч? спросил про себя Фейд-Рота. Но он знал, что тогда последует другое наказание, возможно, еще более утонченное, более жестокое средство сломить его.
— Я знаю тебя, Фейд. Ты мне не откажешь.
Ладно, подумал Фейд-Рота. Пока ты мне еще нужен. Я это понимаю. По рукам. Но ты не всегда будешь мне нужен. И... однажды...
Человеческое подсознание глубоко пронизано потребностью в существовании логически ясной Вселенной, построенной по законам здравого смысла. Но реальная Вселенная, всегда на одну ступень выше логики.
Принцесса Ирулан, «Избранные высказывания Муад-Диба».
Я не раз сидел лицом к лицу с главами Великих Домов, но никогда не видывал такого огромного и опасного борова, говорил себе Суфир Хайват.
— Ты можешь говорить со мной открыто, Хайват, — прорычал барон. Он откинулся в поплавковом кресле, сверля Хайвата заплывшими от жира глазками.
Старый ментат посмотрел через стол на барона Владимира Харконнена и отметил про себя, из каких благородных пород сделана столешница. Даже это следовало учитывать при разговоре с бароном, так же как и то, что стены его личного кабинета были красного цвета, что в воздухе висел сладковатый аромат трав, маскирующий тяжелый мускусный запах.
— Ты не позволил мне отправить последние распоряжения Раббану с обычной почтой, — начал барон.
Морщинистое лицо Хайвата оставалось бесстрастным, ничем не выдавая отвращения, которое он испытывал.
— Я всегда что-нибудь подозреваю, милорд.
— Да. Хорошо, сейчас я хотел бы знать, какое отношение имеет Аракис к твоим подозрениям относительно Сальюзы Секунды. Мне недостаточно твоих слов о том, что есть какая-то связь между Императором с его таинственной планетой-тюрьмой и Аракисом. Я спешно посылаю свои распоряжения Раббану, чтобы мой курьер успел попасть на этот суперлайнер. Ты сказал, что не должно быть никакой задержки. Прекрасно. Но теперь я требую объяснений.
Он слишком много болтает, подумал Хайват. Не то, что Лето, умевший сказать все, что надо, одним движением бровей или взмахом руки. Или старый герцог, который в одно слово вкладывал смысл целой фразы. Просто говорящий ком грязи! Его смерть будет благом для всего человечества.
— Ты не уйдешь отсюда, пока я не получу полное и подробное объяснение.
— Вы слишком пренебрежительно относитесь к Сальюзе Секунде, — сказал Хайват.
— Это исправительная колония. Последнее отребье со всей галактики ссылают на Сальюзу Секунду. Что еще нужно о ней знать?
— Условия жизни на планете-тюрьме более жестокие, чем в любом другом месте. Вы слышали, что уровень смертности среди вновь прибывших превышает шестьдесят процентов. Вы знаете, что Император использует там все известные формы угнетения. Вы знаете все это и не задаете себе никаких вопросов?
— Император не позволяет Великим Домам инспектировать свою тюрьму, — буркнул барон. — Но в мои тюрьмы он тоже ведь не суется.
— А любопытство к Сальюзе Секунде... гм... — Хайват прижал костлявый палец к губам, —...не поощряется.
— Значит, ему нечего особо гордиться тем, что там происходит!
По лицу Хайвата пробежала едва заметная улыбка. Когда он поднял взгляд на барона, его глаза блеснули в свете поплавковых ламп.
— И вы никогда не задумывались над тем, откуда Император берет своих сардукаров?
Барон оттопырил толстые губы. Это придало его лицу выражение обиженного ребенка. Он сказал с оттенком досады:
— Почему же... Он их вербует... есть специальные вербовщики, и они набирают...
— Ха! — прервал его Хайват. — А рассказы, которые вы слышали о том, каковы они в деле, это ведь не выдумки тех немногих, кому удалось выжить, сражаясь с сардукарами?
— Сардукары в самом деле превосходные бойцы, в этом никто не сомневается. Но я думаю, что и мои легионы...
— Простые хилятики по сравнению с ними, — фыркнул Хайват. — Думаете, я не знаю, почему Император обрушился на Дом Атрейдсов?
— Это та область, куда тебе со своими рассуждениями лучше не соваться!
А может, он до сих пор не знает, чем руководствовался Император в этой истории? подумал Хайват.
— Моим рассуждениям открыта любая область, если она касается той работы, ради которой вы меня наняли. Я — ментат. Вам не следует перекрывать каналы информации для ментата.
Барон долго смотрел на него и наконец произнес:
— Говори то, что ты должен сказать, ментат.
— Падишах-Император ополчился на Дом Атрейдсов за то, что военачальники герцога, Джерни Халлек и Дункан Айдахо, подготовили группу бойцов — небольшую группу бойцов, которые, может, лишь на волосок уступали сардукарам. А некоторые были и получше. К тому же положение герцога позволяло ему увеличить эту группу и сделать ее такой же сильной, как у Императора.
Барон некоторое время обдумывал заявление Хайвата и наконец спросил:
— А какое отношение ко всему этому имеет Аракис?
— Аракис обеспечил бы море рекрутов, уже приученных к жизни в самых жестоких условиях.
Барон покачал головой.
— Неужели ты имеешь в виду вольнаибов?
— Я имею в виду вольнаибов.
— Ха! Зачем же мы тогда посылали такие распоряжения Раббану? После его правления и сардукарских погромов от них почти ничего не осталось.
Хайват продолжал молча смотреть на него.
— Какая-нибудь жалкая горстка! Только в прошлом году Раббан поубивал не меньше шести тысяч!
Хайват не отводил взгляда.
— И за год до того тысяч девять. И сардукары, перед тем как уйти, погромили тысяч двадцать.
— А каковы потери в войсках Раббана за последние два года?
Барон потер подбородок.
— Ну, в последнее время он проводил основательный дополнительный набор. Его вербовщики, обещали золотые горы и...
— Скажем, тридцать тысяч для ровного счета, — перебил Хайват.
— Ну, это, пожалуй, многовато...
— Наоборот. Я, как и вы, умею читать между строк донесений Раббана.К тому же вы должны быть знакомы с донесениями наших агентов.
— Аракис — лютая планета. Одни песчаные бури...
— Мы оба знаем, какие потери обусловлены бурями.
— Ну и что? Если он и потерял тридцать тысяч? — грубо спросил барон, и его лицо побагровело.
— По вашим собственным расчетам, он уничтожил пятнадцать тысяч человек, а потерял вдвое больше. Вы говорите, что сардукары добавили еще двадцать тысяч, возможно немного больше. Я видел накладные на их доставку с Аракиса. Если они убили двадцать тысяч человек, то заплатили за это пять к одному. Почему вы игнорируете эти цифры, барон, и не хотите понять, что они значат?
Барон, холодно чеканя каждое слово, ответил:
— Это твоя работа, ментат. Так что они значат?
— Я предоставлял вам данные Дункана Айдахо о сиче, который он посещал. Это все объясняет. Если у них есть хотя бы двести пятьдесят таких сичей, их население уже около пяти миллионов. Но по моим данным, у них таких общин вдвое больше. Такое население может легко рассеяться на планете вроде Аракиса.
— Десять миллионов?
От удивления челюсти барона заходили ходуном.
— По крайней мере.
Барон снова растопырил губы. Бусинки-глаза не мигая смотрели на Хайвата. Неужели это настоящий ментатный расчет? Возможно ли, чтобы никто до сих пор не подозревал об этом?
— Мы даже не повлияли серьезно на их естественный прирост населения. Мы только слегка их проредили, выполов наименее удачливых индивидов, предоставив сильным становиться еще сильнее — совсем как на Сальюзе Секунде.
— На Сальюзе Секунде! — взорвался барон. — При чем здесь императорская планета-тюрьма?
— Тот, кто сумеет выжить на Сальюзе Секунде, становится выносливее многих других. Если вы добавите к этому хорошую военную подготовку...
— Чушь! Если следовать твоим рассуждениям, так я мог бы вербовать себе солдат среди вольнаибов, после того как мой племянник подержал их в черном теле.
Хайват мягко ответил:
— А свои войска вы разве не держите в черном теле?
— Ну... я... но это...
— Давление— вещь относительная. Ваши гвардейцы гораздо лучше, чем у многих других, не правда ли? Они хорошо понимают, насколько неприятно было бы стать простыми солдатами барона, а?
Барон замолчал, его взгляд утратил сосредоточенность. Перед ним замаячили новые возможности — неужели Раббан невольно выковал для Дома Харконненов могучее оружие?
Наконец он сказал:
— Но разве можно быть уверенным в преданности таких новобранцев?
— Я бы разбил их на маленькие отряды, не больше взвода. Я бы освободил их от всякого угнетения и поместил на учебные базы. Я бы позаботился, чтобы те, кто ими командует, хорошо представляли их прошлое, а еще лучше — сами когда-то прежде находились в угнетенном положении. Затем я вселил бы в них убеждение, что на самом деле их планета представляет собой специальную секретную базу для подготовки таких суперменов, как они. И все время показывал бы им, чего достойны такие выдающиеся воины: роскошную жизнь, прекрасных женщин, богатые дома... все, что они пожелают.
Барон закивал головой:
— Все, чем располагают сардукары у себя дома.
— Да. Их новобранцы очень быстро понимают, что Сальюза Секунда просто нарочно создана, чтобы выращивать их — избранных. Самый низший чин у сардукаров может позволить себе то, что доступно только людям из Великих Домов.
— Потрясающий план! — прошептал барон.
— Вы начинаете разделять мои подозрения, — ответил ему Хайват.
— Интересно, откуда все это пошло?
— То есть откуда произошел Дом Коррино? Жил ли кто-нибудь на Сальюзе Секунде, когда Император отправил туда первую партию своих узников? Даже герцог Лето, кузен по материнской линии, ничего не мог точно сказать. Расспросы на эту тему не поощрялись.
Глаза барона загорелись.
— Да, тайна охранялась очень тщательно. Они окружили...
— Да и чего здесь особенно скрывать? Что у Падишаха-Императора есть своя планета-тюрьма? Об этом каждый знает. Что у него есть...
— Граф Фенринг! — выпалил барон.
Хайват запнулся и озадаченно посмотрел на барона.
— Что граф Фенринг?
— На дне рождения моего племянника, несколько лет назад. Этот императорский петух, Фенринг, прибыл к нам в качестве официального наблюдателя и... заодно, чтобы уладить некоторые дела между Императором и мной.
— И что?
— Я... в общем, в одной из наших бесед, я обмолвился о том, что хотел бы сделать из Аракиса планету-тюрьму. Фенринг...
— Что он сказал дословно?
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав