Свобода печати и журналистская деятельность.

В первое послевоенное десятилетие сформировалась американская концепция свободы печати. В ее основание легла первая поправка к Конституции США 1787 года – одна из десяти поправок, прозванных американским Биллем о правах, принятых 21 декабря 1791 года. Первая поправка гласит: «Конгресс не будет издавать законов, ограничивающих свободу слова, или печати, или права народа мирно собираться». Отличительная особенность американской концепции свободы печати в полном отделении печати от государства: печать и государство независимы друг от друга. Государство не может иметь свою прессу. В первой поправке впервые появляется термин свобода печати. Как и английская, американская концепция рассчитана на индивидуальную свободу. Права и свободы, приобретенные американской печатью в конце XVIII века, начали воплощаться в жизнь сразу, без препятствий со стороны государства и привели к процветанию журналистики в последующие столетия.

Как всякая деятельность, развивающаяся в соприкосновении с обществом в целом и его разнородными элементами, журналистика не может не подчиняться определенным нормам и правилам. Она оказывает сильное влияние на течение социальных процессов, а также на жизнь конкретных людей, и именно поэтому необходимы механизмы, более или менее строго регулирующие ее активность. Регулирование осуществляется как извне, так и изнутри системы СМИ. Ключевым понятием для решения вопроса о том, что дозволено прессе и что не допускается, является свобода печати—в такой формулировке данный вопрос уже не одно столетие ставится в литературе и общественной практике.

Свобода печати принадлежит к числу необычайно сложных и противоречивых явлений, она стоит в одном ряду с такими великими ценностями цивилизации, как свобода духа, мысли, совести. Все завоевания культурной эволюции человечества реализуются при участии средств информации. Данная взаимосвязь отражена в ст. 19 Всеобщей декларации прав человека, принятой ООН в 1948 г.:

«Каждый человек имеет право на свободу своих убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ».

Сходное положение включено и в ст. 10 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, к которой Россия присоединилась как член Совета Европы. Свобода печати производна от изложенных в этих документах прав личности, в известном смысле она — средство их реализации. Однако конкретным поводом для дискуссий и даже вооруженного противоборства чаще всего оказывается именно она. Одна из причин состоит в том, что в проблеме свободы печати находят концентрированное выражение как взгляды на гражданские права, так и социальные интересы. Другая причина заключена в том, что пресса на любом отрезке времени существует в конкретном социальном контексте, который оказывает решающее влияние на способы журналистской деятельности и меру ее свободы. Наконец, имеются различные подходы к анализу данного явления (философский, политический, экономический и др.).

Мы рассмотрим несколько концептуальных подходов к свободе печати, порожденных разными социально-историческими обстоятельствами и факторами. Подчеркнем, что перед нами, прежде всего, теоретические построения, ни одно из которых не может быть директивно запрещено или, наоборот, возведено в ранг господствующего. Неверно также полагать, будто какой-либо способ рассуждении окончательно отмирает по истечении своего времени. Нет, любой из них остается в научном багаже, более того — в общественном сознании одновременно существуют и противостоят друг другу полярные суждения о свободе деятельности СМИ.

Исторически лозунг свободы печати возник на исходе средних веков, фактически — синхронно со становлением журналистики как особого социального института. Специалисты считают рубежным этапом самый конец XVII в., когда английский парламент отменил закон о выдаче королевской властью лицензий на издательскую деятельность, — так была ликвидирована база и для монархической монополии на печать, и для цензуры, и для взяток чиновникам. Но этому акту предшествовала глубокая, идущая с античных веков традиция размышлений и споров об идейных и политических свободах, о правах личности и ее взаимоотношениях с обществом. Традиция не пресеклась и на последующих этапах истории. Корень вопроса выражен, например, в произведениях русского философа Г. П. Федотова, который писал:

«Наша свобода — социальная и личная одновременно. Это свобода личности от общества — точнее, от государства и подобных ему принудительных союзов. Наша свобода отрицательная — свобода от чего-то и вместе с тем относительная; ибо абсолютная свобода от государства есть бессмыслица. Свобода в этом понимании есть лишь утверждение границ власти государства, которые определяются неотъемлемыми правами личности».

Последовательными сторонниками ограничения всесилия государства выступали идеологи молодой буржуазии в период ее борьбы с изжившим себя феодализмом. В их среде сформировался революционно-демократический взгляд на свободу печати. Образцом выражения идей данной концепции является статья К. Маркса «Дебаты шестого Рейнского ландтага о свободе печати и об опубликовании протоколов сословного собрания» (1842). В это время автор занимал младогегельянские, отличные от классического материализма, позиции в философии и революционно-демократические — в социальной теории. Статья написана в условиях абсолютистского правления в Пруссии накануне буржуазно-демократической революции.

Исходным материалом для статьи послужила дискуссия в земельном парламенте (ландтаге), посвященная новой цензурной инструкции. Наблюдая за тем, как размежевывались ораторы в зависимости от их сословной принадлежности, автор делает вывод об острой социально-политической актуальности предмета дебатов. Он излагает свое понимание свободы печати. Прежде всего, печать революционна по настроению и целям. Революция народов совершается сначала не в материальной, а в духовной сфере, а пресса — «самое свободное в наши дни проявление духа». Основанием для данного утверждения послужил опыт буржуазно-демократических преобразований в ряде стран Европы, идейно подготовленных при участии прессы. Свободная печать исторична, она призвана честно отражать реалии своего времени и способствовать разрешению социальных противоречий.

Революционность и историчность объединяются понятием народности. Пресса является «зорким оком народного духа», «духовным зеркалом», служащим для познания народом самого себя. Маркс имел в виду демократическое большинство граждан и общегосударственные, а не узкие сословные интересы. Основным препятствием для осуществления этого идеала служит цензура в различных ее формах, которая отдает журналистику в монопольное распоряжение правителей, но не всего народа. Выдвигая этот тезис, автор спорит с представителями княжеского и дворянского сословий, выступавших против либерализации цензуры и тем самым — против расширения круга обладателей свободы. Их позиция объясняется тем, что вместе с королевской властью они фактически пользовались привилегией в области прессы. Революционно-демократическая концепция в данном случае противопоставлена авторитарной. Наконец, свобода печати должна быть абсолютной — в первую очередь, абсолютно независимой от власти. Свобода духа не терпит никаких ограничений.

Революционно-демократические идеи о свободе и равенстве в реальной истории преобразовались в нормы буржуазной демократии, когда произошла смена общественных формаций. В частности, свобода слова закреплена в конституционных актах и специальных законах, действующих в развитых государствах. Буржуазно-демократический строй некоторое время существовал и в России, между Февральской и Октябрьской революциями 1917 г. На этом примере хорошо видно, как провозглашенные (хотя бы. формально) свободы дают оппозиции повод добиваться отмены привилегий. В ходе подготовки к выборам в Учредительное собрание (вариант парламента) В. И. Ленин, который отнюдь не был убежденным сторонником абсолютной свободы печати, потребовал, чтобы материальные средства производства газет были отняты у капиталистов и справедливо распределены между всеми организациями и гражданами. Случись подобное, реальный доступ к прессе получило бы большинство населения. «Вот это была бы "революционно-демократическая" подготовка выборов в Учредительное собрание» — так он обосновал свой тактический ход.

В противовес революционно-демократическому взгляду сформировался предпринимательский подход к свободе журналистской деятельности. Их различие выявилось в ходе тех же дебатов в Прусском парламенте. Когда оратор от городского сословия (то есть зарождающегося класса капиталистов) назвал свободу печати превосходной вещью и предложил приравнять ее к промысловой свободе, Маркс определил это как «оппозицию буржуа, а не гражданина». Собственник газеты подчиняет себе литераторов, которые привыкают смотреть на работу как на самоцель, а не средство выполнения обязанностей перед обществом. Поэтому тезис Маркса: «Главнейшая свобода печати состоит в том, чтобы не быть промыслом» — несет в себе пафос борьбы за идейное раскрепощение журналистики. Автор статьи вовсе не отрицал, что писатель должен зарабатывать, чтобы иметь возможность существовать и писать. Но он не должен существовать и писать для того, чтобы зарабатывать.

Подобные столкновения взглядов наблюдались не только на территории Германии. По свидетельству историков, лозунг свободы печати «в его буржуазном толковании русские предприниматели от журналистики... выдвинули сравнительно поздно... А. И. Герцен... вкладывал в него революционный смысл и содержание: он имел в виду свободу печати не для буржуазии, а для народа. А такие представители русской буржуазии, как Трубников, Краевский и другие, лозунг "свободы печати" стали употреблять лишь во второй половине XIX в., да и то сначала в официальных прошениях, а не в публичных выступлениях».

В действительности духовное и материальное начала в СМИ не могут не примиряться — мы видели это, когда рассматривали вопрос о социальных ролях прессы. Тем не менее и по сей день объективные противоречия между ними не только выявляются на теоретическом уровне, но и прорываются в текущую жизнь редакций. Несколько лет назад много шума в Австралии наделало увольнение талантливого редактора журнала «The Bulletin». Он позволил себе опубликовать список «плохих» австралийцев, среди которых оказались бизнесмены — партнеры хозяина издательской компании.

Конфликт между свободой творчества и коммерческими интересами в латентной форме сопровождает практику любой редакции, и мудрость руководителей журналистского коллектива заключается в том, чтобы не дать ему проявиться. Но решение проблем не всегда находится в руках самих журналистов. Отечественная пресса только начинает примиряться с этим обстоятельством, оно ей непривычно. В советское время начальником газеты безоговорочно признавался редактор (во всяком случае, в пределах редакционных кабинетов и коридоров). Поэтому как нечто чужеродное воспринимались истории про диктат собственника СМИ за рубежом. Так, писательница Н. Ильина, долгие годы после революции проведшая в Китае, рассказывала о нравах, которые царили в эмигрантской печати: «Ведущая роль в редакции, принадлежавшая этому плотному, крупному господину (управляющему конторой Теплякову. — С. К.)... объяснялась тем, что "Шанхайская заря" — предприятие чисто коммерческое, существующее на объявления. Политика и тут была подчинена коммерции... Тепляков кричал на редактора...» Наоборот, на исходе XX в. многие российские журналисты ощущали себя главными действующими лицами в своих редакциях.

Первый же год XXI в. показал, что столкновения между коммерцией и публицистическим самовыражением отнюдь не канули в прошлое. Имеется в виду, прежде всего, драма, разыгравшаяся вокруг судьбы общероссийской телекомпании НТВ. Совет акционеров компании принял решение о смене ее первых лиц — генерального директора и главного редактора, рассчитывая тем самым коренным образом повлиять на гражданско-политические установки канала. Наиболее известные журналисты НТВ выступили в защиту своего права определять и творческое лицо, и кадровую ситуацию в коллективе. По стране прокатились многолюдные «акции протеста против захвата НТВ», как называли эти мероприятия их организаторы; резко осудили ущемление свободы слова в России зарубежные политики и СМИ. В результате некогда единый профессиональный ансамбль компании раскололся на тех, кто остался при «новой власти», и «мятежников», вынужденных перейти на другой телеканал. Общество вместо одного сильного творческого коллектива получило два ослабленных. Однако решение собственников изменено не было. Если рассматривать его без всплесков избыточных эмоций, то другим оно и не могло быть при господстве рыночного подхода к свободе печати.

Классово-политический подход к свободе печати обычно выступает на передний план в моменты острых социальных столкновений. Как мы видели, в дебатах Рейнского ландтага отразилось нежелание представителей правящей аристократии делиться монополией на прессу с борющимися за политические права «низшими» сословиями. Тот же, если не более резкий, антагонизм присутствует в идеологии пролетариата, стремящегося отнять власть и собственность у буржуазии. Отчетливее и острее других теоретиков это выразил В. И. Ленин. В разгар революции 1905 г. он в статье «Партийная организация и партийная литература» заявил о принципиальной невозможности существования абсолютно свободной печати, как и иной духовно-творческой деятельности. Тогда же он потребовал, чтобы вся партийная литература (печать) была открыто подчинена партийному контролю. Здесь надо заметить, что, вопреки последовавшим позднее толкованиям, Ленин специально подчеркивал: речь идет именно о партийной литературе, а не о всякой печати вообще. Вскоре после Октябрьской революции в работе «Письмо Г. Мясникову» он уже в качестве руководителя правительства определил суть классового подхода к прессе как государственной политике: какая свобода печати? для чего? для для какого класса? Такое решение вопроса прямо было связано с идеями о диктатуре пролетариата, оно мотивировалось тем, что враги рабоче-крестьянского государства были в тот момент сильнее его — и внутри страны, и в мировом масштабе. Пока продолжается борьба классов, печать остается оружием, которым опасно было бы делиться с врагами. Водоразделом между противоборствующими сторонами в теории и практике прессы, согласно этой доктрине являются политические интересы, они же формируют и критерии оценки свободы: ее расширение для своей партии рассматривается как благо, особенно если оно достигается за счет оппонентов.

Нетрудно заметить, что подобной логики могут придерживаться лидеры не только социально-классовых организаций, но и общественных формирований, возникающих на иной базе: националистической, религиозной, экономической. Суть дела остается неизменной: во главу угла ставятся не равные права граждан и их объединений, а стремление к привилегиям одной социальной группировки в ущерб другим. Пресса и в самом деле способна до крайности углубить разделение общества по социально-политическим признакам, тем более когда она находится в чьем-то монопольном распоряжении. Но из этого не следует, что данная ее способность должна максимально полно реализовываться в любой исторической обстановке. Наоборот, признавая несовпадение интересов и целей у разных социальных групп, а значит, и политическую пестроту в журналистике, полезно бывает выдвинуть на первый план идею классового мира и согласия, поставить права личности выше партийных разногласий и т.д.

В современной общественной ситуации, в частности, на пространствах России и СНГ, классово-политическое решение вопроса о свободе печати нередко модифицируется в административно-политическое. Имеется в виду возвращение в практику привилегий для государственной власти. Для иллюстрации сошлемся на оценку, которую дает положению дел в журналистике своей республики украинский исследователь. По его наблюдениям, в регионах почти все газеты находятся под сильным влиянием местных администраций. Газеты и радиокомпании, которые отстаивают интересы коммерческих структур, находящихся в оппозиции к местной власти, постоянно ощущают давление. Во время президентских выборов к ним чаще всего применялись административные меры воздействия (проверки налоговой администрации, пожарной охраны, штрафы и др.), в судах против них возбуждались дела о защите чести и достоинства. В результате полностью прекращалась деятельность одних СМ И, менялся руководящий состав других. За последние несколько лет ситуация со свободой печати ухудшилась настолько, что в стране практически не осталось независимых СМИ. Это подчеркивалось в докладе американского Комитета защиты журналистов. В отличие от российских медиамагнатов, здесь почти все их коллеги не имеют «ни власти, ни воли оказывать сопротивление тяжелой руке» президента. В докладе отмечалось, что президент вынуждает должностных лиц всех уровней интересоваться оппозиционной прессой, а неожиданные налоговые проверки и другие административные меры воздействия используются для того, чтобы запугать спонсоров, рекламодателей и типографии. Все пресс-центры должны координировать подготовку материалов с пресс-службой президента.

Очевидно, ситуация и в самом деле сложилась тревожная. Совет Европы специально обсуждал положение со свободой слова в этой стране. Власти вынуждены реагировать на недовольство населения и общественности. Президент Украины в декабре 2000 г. издал указ о дополнительных мерах по беспрепятственной деятельности средств массовой информации и дальнейшем утверждении свободы слова. В частности, кабинету министров при участии ряда государственных и общественных организаций поручено было внести предложения по устранению правовых, административных, экономических и организационных препятствий для развития деятельности СМИ, обеспечить выполнение законов о недопустимости вмешательства в творческую практику журналистов, предварительного согласования материалов, контроля за идеологическим содержанием информации. Предусмотрены также меры экономической поддержки печати и телерадиовещания, обязанность должных лиц реагировать на критику в прессе и т.п..

Итак, классово-политический подход к свободе печати основан на объективной дифференциации общества, и его использование для анализа современной журналистики, следовательно, оправдано. Но он существует наряду с другими концепциями, среди которых отнюдь не занимает приоритетного положения.

В связи с данной темой коснемся запутанного вопроса о первом нормативном акте по вопросам прессы в России после Октябрьской революции — Декрете о печати (1917). Его содержание зачастую приводят в качестве примера тоталитарного притеснения оппозиционных изданий большевистскими властями. Обвинения строятся либо на неточном знании текста документа, либо на тенденциозном его прочтении.

У вопроса о Декрете есть две стороны — юридическое содержание и практика применения. С правовой точки зрения он соответствует тем нормам, которые можно было бы назвать естественными ограничениями, накладываемыми на деятельность прессы. Согласно Декрету, закрытию подлежали не буржуазные издания как таковые, а те, которые призывали к открытому сопротивлению или неповиновению правительству, сеяли смуту путем клеветнического извращения фактов или призывали к явно преступным, уголовно наказуемым деяниям. Для сравнения сошлемся на французский закон о печати, принятый в 1881 г. в результате многолетней, исполненной жертв борьбы за свободу слова и прессы. На рубеже XIX—XX вв. в других странах его воспринимали как образец для подражания, а в самой Франции он без принципиальных изменений действует по сей день. К преступлениям печати по этому закону относятся, во-первых, подстрекательство к убийствам, грабежам и т.п., а также возбуждение войск к неповиновению властям, во-вторых, преступления против общественных интересов, в-третьих, клевета и оскорбление частных лиц, а также глав иностранных государств и дипломатических представительств. Как видим, набор преступлений очень схож с теми, которые перечислены в Декрете. Подобные основания для санкций по отношению к СМИ включены и в современное российское законодательство.

Однако предусмотренный в Декрете механизм его действия допускал произвол в решении судьбы той или иной газеты, ибо оно принималось во внесудебном порядке, органами исполнительной власти.

В тексте документа резонно отмечалось, что он необходим лишь как временная форма регулирования в области журналистики и будет заменен самым широким и прогрессивным законодательством, когда новый порядок упрочится и наступят нормальные условия общественной жизни. Тогда всякие административные воздействия на печать прекратятся, для нее будет установлена полная свобода в пределах ответственности перед судом. Первый опыт гласного судебного разбирательства был предпринят в практике революционных трибуналов печати, введенных в начале 1918 г. особым декретом. Предполагалось, что в публичных слушаниях по вопросам об искажении прессой фактов будут на равных участвовать обвинители и защитники. Тем самым наметилась тенденция к изменению механизма контроля за деятельностью прессы.

Однако на практике дело обернулось совсем иначе. Во-первых, Декрет о печати попросту не успел стать нормативным документом общероссийского значения. Развернувшиеся через короткое время иностранная интервенция и гражданская война фактически лишили его силы. Кроме того, в отдельных районах страны (в Москве, на Дону и др.) были приняты собственные декреты о печати. Во-вторых, для подавления оппозиционной прессы использовались гораздо более мощные механизмы, чем нормы, записанные в Декрете: экспроприация типографий и запасов бумаги, введение государственной монополии на платные объявления и др.

С печатью крупных буржуазных партий, по существу, было покончено скоро, хотя мелкобуржуазные по ориентации издания еще существовали довольно длительное время. В период нэпа частные издательства стали возрождаться, в Москве их насчитывалось более двухсот, в Петрограде — около ста. В-третьих (и это самое главное), «нормальные условия» не складывались еще очень долго. С середины 1920-х годов в государстве стал утверждаться партийно-административный тип управления журналистской деятельностью, не опиравшийся ни на Декрет, ни на другие специальные юридические акты.

Нормативно-правовой подход к свободе печати предполагает точное определение взаимных обязательств, возможностей и ответственности прессы, государства, юридических лиц, граждан в процессе массово-информационной деятельности. Эти положения закрепляются в международных договорах, национальном законодательстве, административных решениях, этических кодексах и других регулятивных документах. Первое по значимости место среди них занимают законы. Такой подход принят в качестве главного в большинстве развитых стран, в том числе и в России.

Для нашей страны использование нормативно-правового подхода к свободе печати играет роль принципиального выбора в пользу демократии. Хотя нормативные акты, касающиеся прессы, появлялись в России регулярно и в течение долгого исторического периода, они скорее накладывали на журналистов обязанности, чем гарантировали им свободу. Такое законодательство получило название запретительного. Первым в этом ряду стоит указ Петра I об издании газеты «Ведомости», который предписывал государственным учреждениям снабжать редакцию сведениями. При всех следующих императорах, включая просвещенную Екатерину II, развивалось и множилось цензурное законодательство. Под цензурой понимается государственный надзор над прессой. Она может быть предварительной (в форме официального разрешения на публикацию материалов) и карательной (в форме наказания за нарушение границ дозволенного). По сравнению с другими государствами Европы в России эта практика не только сохранилась на чрезвычайно долгий срок, но и была особенно строгой и многообразной. Так, наряду с общей цензурой существовала ведомственная (духовная, военная и др.), вместе с внутренней — внешняя (разрешение на ввоз литературы).

Естественно, что прогрессивно настроенные общественные деятели выступали как за смягчение этого порядка, так и за его полную отмену. Например, в 1850-х годах общественность широко обсуждала записку Ф. И. Тютчева «О цензуре в России», направленную им канцлеру А. М. Горчакову. Тютчев сам служил по цензурному ведомству, но прежде он много лет прожил в европейских странах и убедился, что «нельзя налагать на умы безусловное и слишком продолжительное стеснение и гнет без существенного вреда для всего общественного организма». К сожалению, его мысли и предложения, направленные на то, чтобы изменить отношение властей к печати, не были услышаны правительством. Министр внутренних дел в докладе императору Александру II выразил свой взгляд на печать следующими словами: «Пресса по существу своему есть элемент оппозиционный...»

В дальнейшем предпринимались более или менее радикальные попытки создать правовую базу свободы слова. Энергичным толчком для этого служили революционные события. В 1905 г. они вынудили царя выступить с манифестом, где свобода слова провозглашалась вместе с другими либеральными обещаниями. Партия кадетов примерно тогда же разработала проект закона о печати, согласно которому цензура отменялась и печать объявлялась свободной. В 1913 г. уже правительство от своего имени вынесло на широкое обсуждение долгожданный проект закона о печати, но он так и не был принят. Новые законопроекты создавались после Февральской революции, когда Временное правительство объявило, что печать свободна. Однако нормативно-правовой подход к прессе не восторжествовал на практике.

На протяжении почти всего советского периода отечественной истории сохранялась служба цензуры, то есть материалы прессы, радио и телевидения проходили через жесткий административный контроль. Это не значит, что не существовало каких-либо законодательных положений, устанавливающих правовые рамки деятельности СМИ. Они зафиксированы в текстах конституций, которые на разных этапах действовали в нашей стране, причем буква и социальный смысл формулировок менялись в зависимости от юридического определения государственного строя. В конституции 1918 г. свобода печати гарантировалась, прежде всего, пролетариату и беднейшему крестьянству, в 1936 г. — трудящимся, а в 1977-м — гражданам, в соответствии с интересами народа и в целях укрепления и развития социалистического строя. Предусматривалась также передача в распоряжение народа материальной базы СМИ. Тем не менее фактически свобода слова реализовывалась в ограниченных пределах.

Первый в нашей стране закон о СМИ носил название «О печати и других средствах массовой информации». Он был принят в СССР в 1990 г. В основе его концепции лежали свобода массовой информации, отмена цензуры и правовое регулирование журналистской деятельности в различных ее видах. Так завершился долгий и трудный путь к нормативно-правовому разрешению вопроса о свободе печати. В начале 90-х годов собственное законодательство о СМИ начали разрабатывать некоторые тогдашние советские республики. В Российской федерации с 1992 г. действует, с дополнениями и изменениями. Закон «О средствах массовой информации». Он опирается на действующую Конституцию РФ, которая имеет приоритетное значение, хотя и была принята позднее. В Конституции закреплены принципиальные основы информационного права: свобода мысли и слова, запрет на антигуманную пропаганду в различных ее проявлениях, беспрепятственное движение информации, запрет на цензуру (ст. 29), идеологический плюрализм (ст. 13), неприкосновенность частной жизни (ст. 23 и 24) и др.

Закон «О средствах массовой информации» представляет собой объемный и комплексный документ. Самое существенное положение, отражающее современную трактовку взаимоотношений журналистики с социальным миром, изложено в ст. 1:

«В Российской Федерации

поиск, получение, производство и распространение массовой

информации,

учреждение средств массовой информации, владение, пользование и распоряжение ими,

изготовление, приобретение, хранение и эксплуатация технических устройств и оборудования, сырья и материалов, предназначенных для производства и распространения продукции средств массовой информации,

не подлежат ограничениям, за исключением предусмотренных законодательством Российской Федерации о средствах массовой информации».

Ограничение прав общества выражается, прежде всего, в том, что не допускается цензура СМИ, т.е. требование от редакции предварительно согласовывать сообщения и материалы, а равно —наложение запрета на распространение сообщений и материалов (ст. 3). Со стороны прессы не допускается использование СМИ в целях совершения уголовно наказуемых деяний, для разглашения сведений, составляющих государственную или иную специально охраняемую законом тайну, для призыва к захвату власти, насильственному изменению конституционного строя и целостности государства, разжигания национальной, классовой, социальной, религиозной нетерпимости или розни, для пропаганды войны (ст. 4).

Общество и пресса как бы заключили между собой договор. обязуясь взаимно соблюдать интересы друг друга. Общество определяет санкции, которые вводит в действие, если журналисты нарушают поставленные условия. Но никто не решает за редакцию, какие материалы ей следует публиковать. Такое решение принимают редактор, редколлегия, автор — и они несут за него полную ответственность. С отменой предварительной цензуры резко возросли и профессиональный риск, и требования к эрудиции журналистов в специальных вопросах, особенно в правовых.

Данное положение соответствует нормам, принятым в мировом сообществе. Международный пакт о гражданских и политических правах, вступивший в силу в 1976 г., предусматривает, что пользование свободой слова

«налагает особые обязанности и особую ответственность. Оно может быть, следовательно, сопряжено с некоторыми ограничениями, которые, однако, должны быть установлены законом и являться необходимыми:

а) для уважения права и репутации других лиц,

б) для охраны государственной безопасности, общественного порядка, здоровья или нравственности населения».

Заметим, что в интересах государственной безопасности может временно возрождаться и институт цензуры — в случае введения чрезвычайного или военного положения. Такая практика встречается за рубежом. Например, во время войны в Персидском заливе США ввели военную цензуру на видеоинформацию с театра боевых действий, подобным образом поступал Тель-Авив и т.д.

Содержание информационного права. Чтобы разобраться в тексте Закона «О средствах массовой информации», надо выделить те отношения, которые складываются между участниками информационного обмена и нашли отражение в документе. Структура отношений такова: общество и государство — СМИ; учредитель и издатель — редакция СМИ; редакция — автор; редакция и автор — «действующие лица» публикации (граждане и юридические лица);

редакция и автор — источник информации; СМИ — население (граждане) и др. В каждой «паре» стороны нагружены взаимными обязанностями и наделены правами.

В связи с темой свободы печати рассматриваются, в первую очередь, отношения, которые складываются у журналистов с обществом в целом. Однако и другие «пары» ничуть не менее важны для обеспечения свободного и ответственного функционирования прессы.

Одним из важнейших является вопрос о взаимодействии редакции и учредителя средства информации. Действующее законодательство предусматривает, что учредитель имеет возможность влиять на содержание СМИ в пределах, допускаемых уставом редакции и (или) договором с ней. Этими документами может быть предусмотрено утверждение программы редакции, назначение и освобождение от должности главного редактора, участие учредителя в распределении прибыли, приостановка и прекращение выпуска издания. В остальном редакция работает на основе профессиональной самостоятельности. Какое-либо прямое вмешательство в ее производственную деятельность недопустимо и карается по закону.

Правда, полная независимость печати от учредителей не только лишена логики, но и чревата конфликтами. Основывая издание, любая организация стремится с его помощью защищать свои интересы. Учесть их, не нарушая суверенитет СМИ, удается в тех случаях, когда учредители не вмешиваются в мелочи производственной жизни, а действуют через людей: заинтересованно относятся к подбору руководителей и ведущих сотрудников, регулярно информируют и ориентируют журналистов, поддерживают с ними отношения товарищеского взаимодействия.

Особые отношения с учредителями складываются у тех средств массовой информации, которые учреждены государственными органами федерального или регионального уровней. Эти СМИ обязаны публиковать официальные сообщения и иные материалы своих учредителей, а также освещать деятельность других государственных органов в специально установленном порядке. Кроме того, государственные региональные СМИ должны по просьбе депутатов Федерального Собрания от своего региона предоставлять им возможность выступлений в телерадиоэфире. По настоянию депутата передача осуществляется в прямом эфире.

В Закон включены положения, определяющие отношения редакции с аудиторией: граждане имеют право на оперативное получение через средства массовой информации достоверных сведений о деятельности государственных органов и организаций, общественных объединений, должностных лиц (ст. 38). Оформляя подписку на газету или журнал, читатели рассчитывают, что будут регулярно получать издание в том виде и с той периодичностью, которые были анонсированы редакцией. Подобные ожидания резонно возникают и у зрителей телевидения — как платного, кабельного, так и государственного, существующего на средства налогоплательщиков. Однако нередко возникают конфликты из-за того, что у СМИ в течение короткого времени меняются хозяева, политическая и творческая платформа, тематическая ориентация.

Другая часть вопроса заключается в отступлении журналистов от принципа правдивости. Законодательство освобождает редакцию от ответственности за распространение ложных сведений только в тех случаях, когда они были получены из официальных источников, от информационных агентств и пресс-служб, являются дословным воспроизведением выступлений на официальных собраниях или были опубликованы без предварительного редактирования (например, в прямом эфире), а также если воспроизводят выступления других СМИ.

Закон защищает права тех людей, кто становится объектом журналистского интереса. Усиление внимания к вопросам такого рода — заметная тенденция развития правовой базы деятельности прессы. Ст. 152 Гражданского кодекса гласит, что гражданин или организация вправе требовать по суду опровержения порочащих их честь и достоинство сведений, если распространитель не докажет, что они соответствуют действительности.

В документах специально оговариваются ситуации, когда честь граждан задевают средства информации. Во-первых, граждане или юридические лица имеют право на публикацию своего ответа в том же органе печати или эфирной программе, где вышел в свет материал, ущемляющий их права или охраняемые законом интересы. Во-вторых, если доказано, что порочащие сведения не соответствуют действительности, это должно быть признано в опровержении, которое публикуется в такой же форме, что и прежнее, ложное сообщение.

Не только журналистам, но и опытным юристам бывает сложно разобраться, что именно следует считать порочащими сведениями. Согласно разъяснению Верховного Суда России, таковыми признаются не соответствующие действительности сведения, которые содержат утверждение о нарушении гражданином действующего законодательства или о нарушении моральных принципов (совершение бесчестного поступка, неправильное поведение и т.п.). Но нельзя путать такую дезинформацию с критикой действительных недостатков в работе и образе жизни человека. С другой стороны, умаление чести и достоинства в крайней форме может служить основанием для возбуждения уголовного, а не гражданского дела, если обнаруживаются признаки такого преступления, как клевета.

Запрет на распространение порочащих сведений является одним из случаев защиты частной жизни, неприкосновенность которой гарантируется Конституцией РФ и рядом специальных правовых актов. Под частной жизнью понимаются все вопросы бытия конкретного человека, которые он вправе решать самостоятельно, без вмешательства кого бы то ни было, включая средства информации. Лишением свободы, например, карается разглашение тайны усыновления, нанесение психической травмы человеку, чреватое доведением до самоубийства, разглашение содержания личной переписки и телефонных переговоров. Бесшабашность и бестактность, которые, к сожалению, свойственны многим журналистам, приводят именно к таким последствиям.

Конечно, по мере расширения и детализации законодательства о личных правах работать журналистам становится все сложнее. Возрастает количество исков к редакциям, в том числе и необоснованных. Но несмотря на издержки, создание прочной правовой базы под отношениями прессы с обществом и гражданами — это благотворный процесс. Его основное содержание заключается в том, что снимается налет субъективизма, пренебрежения интересами людей со всей журналистской деятельности. Заметим, кстати, что под защитой правовых норм могут оказаться и сами редакции, если претензии к ним лишены веских оснований.

Закон «О средствах массовой информации» является центральным звеном сложной системы правового регулирования в области СМИ. Его содержание конкретизируется и развивается в других законодательных актах, которые затрагивают относительно частные аспекты журналистского производства. К их числу относится Закон «Об авторском праве и смежных правах» (1993), описывающий нормы взаимоотношений по поводу использования текстов произведений, включая их публикацию в прессе. На отношениях, регулируемых авторским правом, надо остановиться подробнее, поскольку они постоянно возникают в редакционном производстве, на различных его стадиях — и при сборе информации, и при изложении материала на бумаге или в виде аудиозаписи, и при обнародовании текстов и т.д.

Редакция и автор связаны сложнейшей сетью взаимных обязательств. В Законе «О средствах массовой информации» перечислены права журналиста. В частности, он может отказаться от подготовки за своей подписью сообщения, противоречащего его убеждениям, излагать личные суждения и оценки в материалах, предназначенных к распространению за его подписью, использовать либо собственное имя, либо псевдоним и т.д. Детально отношения внутри редакции регламентируются трудовыми договорами, контрактами и иными соглашениями производственно-трудового характера.

Закон РФ «Об авторском праве и смежных правах» существенно дополняет и расширяет эти положения. Его действие распространяется не только на произведения журналистов, но и на другие материалы, включенные в редакционный производственный оборот. В общем плане в объект авторского права включаются произведения науки, литературы и искусства, являющиеся результатом творческой деятельности, независимо от назначения и достоинства произведения, а также от способа его выражения. Упоминаемые здесь признаки заслуживают специального комментария, поскольку их смысл не очевиден при беглом знакомстве с определением.

Во-первых, хотя журналистские произведения не называются отдельно в детальном перечне объектов авторского права (в законе фигурируют лишь кино-, теле- и видеофильмы и другие кино- и телепроизведения, а также фотографические произведения), они, несомненно, включены в него. Ученые-юристы считают, что термин «литературное произведение» здесь используется «в более широком значении, когда им охватывается любое произведение, в котором выражение мыслей, чувств и образов осуществляется посредством слова в оригинальной композиции и посредством оригинального изложения. В этом своем значении литературное произведение охватывает не только литературно-художественные, но и научные, учебные, публицистические и иные работы».

Во-вторых, под словами «результат творческой деятельности» надо понимать любые оригинальные произведения, не повторяющие созданные ранее. Этот признак свойствен и журналистским материалам, от заметки до эфирной программы, и читательским письмам, приходящим в редакцию, и личным архивным документам, которые корреспондент использует при подготовке очерка или статьи. В данном выше определении как раз подчеркивается, что назначение и достоинства произведения не играют роли, т.е. в одинаковой мере охраняются и блистательные плоды творческого гения, и самая заурядная, по мнению редакции, работа студента-практиканта.

В-третьих, не принимается в расчет способ выражения произведения, то есть оно может быть как обнародованным (опубликованным), так и не увидевшим света. Закон требует лишь, чтобы произведение существовало в объективной форме: в письменной, устной (публичное произнесение и др.), в виде звуко- и видеозаписи, изображения и т.п. Следовательно, к числу объектов охраны в равной мере относятся и напечатанная в журнале статья, и рукопись, и любительская видеосъемка. Но авторское право не распространяется на идеи, методы, открытия, факты. Постановка вопроса кажется нелогичной, если мы забываем, что речь идет о произведениях, но не об их содержании. Ни у одного корреспондента нет монополии на происшествие — о нем без риска нарушить закон будут рассказывать многие репортеры, что и происходит ежедневно. Однако текст, в котором отражается открытие или факт, подпадает под действие данного законодательства. То же касается идей. В судебной практике регулярно возникают такие, к примеру, коллизии: истец заявляет, что замысел опубликованного произведения (кинофильма, книги, очерка) был противозаконно заимствован у него. Иск будет удовлетворен только в том случае, если удастся доказать, что идея каким-то образом была зафиксирована в объективной форме: автор публично поделился своим замыслом, у него имеются наброски сценария и т.п.

В свою очередь, не все произведения относятся к объектам авторского права. Из их числа исключаются официальные документы (законы, судебные решения, тексты административного характера и др.), государственные символы и знаки, произведения народного творчества, а также сообщения о событиях и фактах, носящие информационный характер. В практической работе это означает, что не требуется, например, согласия разработчиков закона на его публикацию. Несколько тоньше решается проблема с информационными сообщениями. Правовую норму не надо толковать так, что целый выпуск теленовостей не является оригинальным авторским произведением. Да, элементарное по форме известие («Вчера состоялась встреча губернатора с руководителями промышленных предприятий области») не несет в себе признаков литературно-творческой деятельности. Однако обычно хроника событий предстает перед зрителем в виде текста, в котором факты препарированы, «заключены» в специально подобранные корреспондентом слова и выражения, снабжены комментарием, — и благодаря этому возникает полноценное авторское произведение.

Во избежание путаницы надо сказать о том, что авторское право не тождественно праву собственности на материальный объект:

оно распространяется на видеозапись или литературный текст, но не на физический носитель информации — видеокассету или стопу дорогостоящей бумаги, на которой зафиксировано сочинение нашего корреспондента.

Об охране своих прав автор может известить, поместив на экземпляре сочинения специальный знак © (копирайт), с указанием имени обладателя прав и года первой публикации. Копирайтом принято сопровождать статьи в толстых журналах, телевизионные фильмы и передачи, а также номера печатных изданий. Газетные материалы, как правило, не содержат этого символа, так же, как и, по понятным причинам, передачи в радиоэфире. Ясно, что его лишено и большинство личных документов. Но отсутствие знака вовсе не свидетельствует о том, что права не защищены. Они возникают по факту создания произведения и не требуют формальной регистрации.

Субъектами авторского права могут выступать как непосредственный создатель произведения, так и другие лица и организации. Имеется в виду соавторство (совместное творчество двух или нескольких лиц), переход прав по наследству и передача части из них по договору. Типичным для журналистики случаем является использование своих правомочий составителем (сборника или иного составного произведения) и издателем периодических изданий. В выходных данных, например, популярного журнала значится:

© ОАО «Сельская новь», 2000. Это надо понимать так, что за корреспондентами, художниками, изготовителями рекламных обращений сохраняются права на их собственные, отдельные материалы. Но исключительное право на использование номеров как целостных произведений принадлежит издателю. Специальное внимание законодатель уделил аудиовизуальным произведениям. Это имеет под собой основания, поскольку, например, в телевизионной передаче, изначально синтетической по своей природе, теснейшим образом переплетаются результаты различных видов творческого труда. Ее авторами признаются режиссер-постановщик, сценарист, композитор (специально писавший музыку к данному произведению), а также создатель литературной основы для сценария (к примеру, писатель при экранизации романа), оператор-постановщик, художник-постановщик и другие участники коллективного творческого процесса. В действительности плоды их совместных усилий сливаются в единое целое, выделить вклад каждого участника иногда бывает так же трудно, как отделить воды моря от потоков впадающих в него рек.

Сами по себе права образуют несколько групп. К личным неимущественным правам относятся: право авторства, право на имя, на обнародование произведения, на защиту репутации автора. Некоторые из них не переходят по наследству и не передаются другим лицам. Так, независимо от того, как сложилась судьба произведения, даже после кончины его создателя, он всегда будет признаваться автором и будет исполняться его воля — публиковать сочинение под своим именем, под псевдонимом или анонимно (без имени). Значит, поэтические и литературно-критические сочинения Николая Васильевича Корнейчука будут снова и снова переиздаваться за подписью Корнея Ивановича Чуковского, в великолепном писательском дуэте Илья Ильф останется соавтором Евгения Петрова, а не Евгения Петровича Катаева, брата другого, не менее знаменитого литератора и фельетониста В. П. Катаева, который в молодости выступал в газете «Гудок» как Старик Саб-бакин, в книгах, статьях и телепередачах Константина Симонова никогда не появится его настоящее имя Кирилл. Ссылка на автора обязательна при цитировании и воспроизведении текстов и изображений, даже когда не требуется его согласие на использование уже обнародованного произведения.

В журналистской практике, где постоянно приходится обращаться к чужим материалам, к этому положению следует относиться особенно скрупулезно и ответственно. Никто, например, не запрещает собственному корреспонденту общероссийской газеты перепечатывать фрагменты публикаций из местной прессы, но он должен упомянуть, из какого источника берутся прямые или косвенные цитаты. Студентам полезно помнить об этом и при выполнении учебных заданий: контрольных и курсовых работ, дипломных сочинений и т.п. Покушение на чужое творчество, между прочим, затрагивает не только репутацию и самолюбие автора, но и его материальные интересы. В профессиональном мире в этой связи используется понятие плагиата. Правда, отечественное законодательство не знает этого термина — в нем говорится о присвоении прав авторства, но суть дела от этого не меняется. Закон «Об авторском праве и смежных правах» предполагает, что от нарушителя могут потребовать признать авторство, возместить убытки, выплатить незаконным образом полученные доходы и компенсацию в весьма внушительных размерах и др. Уголовный кодекс предусматривает еще более строгие меры наказания: крупные штрафы, обязательные работы, лишение свободы и т.д.

В мировой массово-информационной практике дела такого рода приобретают шумную известность, причем сами нарушения могут выступать не только в привычных формах. Так, американский актер Дастин Хоффман выиграл процесс против иллюстрированного журнала, который использовал в качестве фотомодели созданный артистом сценический образ. С помощью компьютера Хоффмана «одевали» в рекламируемые наряды, которые в жизни он никогда не носил. Подобные трюки не редкость и в российской прессе. Однако «цена» выигранного дела — 3 млн долл. — способна заставить задуматься любителей без спроса манипулировать фотографиями «звезд» кино, эстрады и политики. Санкции против плагиаторов предусмотрены и в этических кодексах журналистов разных стран. Наконец, даже пользователи Интернета стали разрабатывать меры наказания для похитителей чужих текстов. Сетевое общение в целом построено на гораздо более либеральных принципах, чем деятельность традиционных СМ И, к тому же на него не в полной мере распространяется законодательство о массовой информации. По этим причинам, а также в связи с ростом доступа к фактически любым сайтам часть журналистов стала использовать Интернет как главный источник бесплатной информации. В ответ на пиратство появились карательные сайты и «доски позора» для плагиаторов, а некоторые провайдеры стали отключать недобросовестных пользователей от вожделенной «паутины».

Имущественные права включают в себя право на воспроизведение (повторную публикацию и др.), на распространение, на импорт, на передачу в эфир, на перевод, на вознаграждение (если таковое предусмотрено договором с редакцией), на переработку произведений и др. Последнее положение имеет для журналистов важнейшее производственное значение. Строго говоря, любому объекту авторского права гарантирована неприкосновенность, если не получено согласие автора на внесение изменений. Но в журналистской работе без редактирования не обходится ни один оригинал, причем времени на согласование правки, как правило, крайне мало или нет совсем. «Спасительным» для редакции является такое толкование закона, которое допускает внесение изменений без искажения смысла произведения — мыслей, оценок, фактических обстоятельств, изложенных автором. Исказить же их можно добавлением одного слова или неосторожным сокращением, постановкой «интригующего» заголовка или неудачным монтажом различных текстов в эфире или на полосе. Даже невинная вроде бы замена подписи под фотографией иногда «переворачивает» ее содержание. Особенно часто такое случается с читательской корреспонденцией, которую журналисты наспех подгоняют под какой-нибудь привычный стандарт. Обиженный автор имеет право добиваться восстановления произведения в прежнем виде или публикации сообщения о допущенном нарушении смысла.

Авторское право действует в течение всей жизни создателя произведения и еще 50 лет после его смерти. Это общее положение, но кроме него в законодательстве предусмотрены различные частные случаи. По истечении данного срока произведение переходит в общественное достояние и им можно свободно пользоваться, соблюдая права на имя, авторство и защиту репутации автора.

Закон «О средствах массовой информации» находится в тесной координационной связи и с другими нормативными правовыми актами. Так, Закон «Об обязательном экземпляре документов» обязывает редакции бесплатно доставлять экземпляр своей продукции в библиотеки, фонотеки и другие хранилища. Без этого невозможно обеспечить регулярное накопление социально значимой информации и, следовательно, процесс познания обществом самого себя. Закон «О порядке освещения деятельности органов государственной власти в государственных СМ И» определяет порядок использования средств информации официальными лицами и учреждениями, от президента до отдельного депутата.

Подробное изучение правового обеспечения деятельности СМИ предусмотрено в рамках других дисциплин учебного плана. Сейчас нам важно уяснить, что ценность нормативно-правового подхода к свободе прессы измеряется не наличием самих по себе законодательных актов, а совокупным результатом их действия. Система юридических документов и судопроизводства должна обеспечивать духовную независимость личности и баланс интересов всех социальных субъектов, причастных к деятельности СМИ, — и тогда она действует во благо. В конечном счете, даже не так существенно, из каких элементов она состоит в том или ином государстве, как она внутренне устроена, все ли «обязательные» компоненты в нее включены.

Вот как, например, характеризуют свое национальное законодательство британские юристы: «В Великобритании нет закрепленной на бумаге конституции и, следовательно, нет и конституционных гарантий свободы слова. Отсутствует и всеобъемлющий закон о печати, устанавливающий права средств массовой информации и налагающий на них ограничения. Концепция свободы слова имеет запретительный характер. Законодательство изобилует ограничениями, установленными парламентом или прецедентным правом (правовая система, основанная не на едином законе, а на аналогии, на имевшем место в прежней судебной практике решении, прецеденте. — С. К.). Свобода слова существует лишь в рамках этих запретов... Хотя в Великобритании и нет конституции, суды часто упоминают о конституционных принципах, включая и такие, как свобода слова и свобода печати. Одним из объяснений того, что права граждан так и не были оформлены в Основной Закон, является доктрина о том, что каждый волен делать все, что не запрещено законом, и, следовательно, в билле о правах нет надобности». Авторы этого обзора отнюдь не считают сложившийся порядок идеальным, они видят преимущества более ясных и точных правил регулирования, принятых в других европейских странах. Однако при всем при том Великобритания по заслугам пользуется репутацией оплота классического либерализма, и упреки в притеснении печати к ней относятся в гораздо меньшей степени, чем ко многим другим государствам, в том числе имеющим конституцию и законы о СМИ.

Наоборот, в стопроцентном соответствии с буквой законодательства может быть установлен такой режим, при котором духовные свободы фактически умерщвляются. Тотальная зарегламентированность всей общественной жизни ничем не лучше, если не хуже отсутствия каких-либо ограничений. Чтобы избежать этого, нормативно-правовое мышление должно сочетаться с теми идеями, которые составили ядро гуманистических концепций свободы печати. Как раз в истории Англии мы встречаемся с наиболее резкими выступлениями против всепроникающего контроля над гражданской сферой и личным бытием человека. Великий трибун свободы Джон Мильтон в памфлете, обращенном к парламенту и получившем известность под названием «Ареопагитика» (1644), так изобразил развитие идеи контроля над прессой:

«Если мы хотим регулировать печать и таким способом улучшать нравы, то должны поступать так же и со всеми увеселениями и забавами, — со всем, что доставляет человеку наслаждение. В таком случае нельзя слушать никакой музыки, нельзя сложить или пропеть никакой песни, кроме серьезной дорической. Нужно установить наблюдателей за танцами, чтобы наше юношество не могло научиться ни одному жесту, ни одному движению или способу обращения, кроме тех, которые этими наблюдателями считаются приличными... Понадобится труд более двадцати цензоров, чтобы проверить все лютни, скрипки и гитары, находящиеся в каждом доме; причем разрешение потребуется не только на то, что говорят эти инструменты, но и на то, что они могут сказать... Следует также обратить внимание на окна и балконы; это — самые лукавые книги, с опасными фасадами... Далее, за какой национальный порок более, чем за наше домашнее обжорство, повсюду идет о нас дурная слава? Кто же будет руководителем наших ежедневных пиршеств? И что нужно сделать, чтобы воспрепятствовать массам посещать дома, где продается и обитает пьянство? Наше платье также должно подлежать цензуре нескольких рассудительных портных, чтобы придать ему менее легкомысленный покрой».

Тогда, в XVII в., подобная конструкция общества представлялась автору нереальной — «атлантидской и утопийской», по его словам. Ее изображение потребовалось для того, чтобы рельефно показать депутатам парламента, как сильно они заблуждаются, вводя ограничения для печати, и как мало преуспеют в своих намерениях. Однако в XX в. другой английский литератор, Дж. Оруэлл, опубликовал роман «1984», в котором описана страна, пронизанная надзором за тем, как люди слушают музыку, одеваются и едят, что говорят и о чем думают (не совершают ли «мыслепреступлений»). «На каждой площадке со стены смотрело все то же лицо. Портрет был выполнен так, что, куда бы ты ни стал, глаза тебя не отпускали... Вдалеке между крышами скользнул вертолет, завис на мгновение... Это полицейский патруль заглядывал людям в окна... Телеэкран работал на прием и на передачу. Он ловил каждое слово, если его произносили не слишком тихим шепотом...» Вот, стало быть, и окна не остались без внимания, и технические средства для наблюдения нашлись...

Столица описанной страны называлась Лондон. Это не случайный для автора выбор. Роман «1984» в жанровом отношении принадлежит не к утопиям (повествование о несбыточном идеально хорошем), а к антиутопиям. В произведениях этого плана обычно шаржирование отражаются неблагоприятные тенденции, которые реально обозначились в жизни, в опыте и умах человечества. Оруэлл показал те угрозы личной независимости человека, которые в бюрократизированном и технизированном обществе ощущает на себе житель благопристойной Англии, как и население других стран. Российские читатели его книги с полным основанием находят в ней прямые параллели со своей национальной историей и видят предостережение на будущее.

Какой бы подход к свободе печати ни преобладал в теории и общественной жизни, на практике решение этого вопроса предстает как перманентный процесс, а не разовая акция. Реализация даже самой взвешенной и гармоничной концепции оборачивается столкновением интересов, конфликтами, поиском компромиссов и т.п. Вот как, например, характеризует этот процесс заместитель председателя Комитета Госдумы по информационной политике Б. Резник:

«...Правительство многократно пыталось ограничить свободу слова финансово... Во-первых, пытались прекратить действие Закона о государственной поддержке СМИ. Мы в Думе отстаивали его дважды и в итоге отстояли. Более того, добились, чтобы в Налоговом кодексе навечно записали, что СМИ освобождаются от уплаты НДС. В Законе о господдержке СМИ мы также добились, чтобы не облагались пошлинами импортируемые из-за границы запчасти, комплектующие, которые используются в издании прессы. Иначе пришлось бы еще больше увеличить подписные цены. За последние десять лет подписки на газеты уменьшились в двадцать раз. Но я не слышал, например, чтобы кому-то запретили что-то печатать. Сегодня власть не любит прессу, но она все-таки боится проявить эту нелюбовь, боится резонанса и в стране, и в мире».

Дата добавления: 2015-11-30