Еврейский террор 22 страница

Наряду со сказанным, не излишне, пожалуй, указать и на следующее. Русская золотопромышленность имеет в Петербурге свой орган, именуемый постоянной совещательной конторой. В его работах принимают участие и представители местных съездов. Однако, по странной иронии судьбы большинство членов конторы евреи. Председатель – Грауман, члены – Оссяндовский, Захер, Литауэр и т. п. Сверх того, эти евреи являются, повидимому, лишь ставленниками иудейской же затеи, “Лензото”, иначе говоря, “ленского золотопромышленного товарищества”.

“Оно родилось на свет 29 марта 1896 года, – говорит Марков 2‑й в государственной думе, – ну, разумеется, преемником его был никто иной, как министр финансов Сергеи Юльевич Витте, а в столь полезной деятельности ему содействовал и тогдашний министр земледелия г. Ермолов. Громадные золотоносные владения отдавались новым учредителям, каковыми объявлялись барон Гораций Иевзелев Гинцбург и торговый дом “Мейер и К'”, т. е. махровый жид и коллективный жид. Далее, хотя в Сибири жиды не имеют права и проживать, особым законом того же 1896 года двум названным жидам, коллективному и единоличному, были отданы громадные сибирские земли с разными иными недвижимостями и, сверх того, предоставлено приобретать столько земель, сколько заблагорассудится. И они своим правом воспользовались… Теперь даже ораторы из кадетской партии, правда – сибиряки, на собственной шкуре испытывающие эту прелесть, заявляют, что чуть ли не вся Лена с Вилюем и Витимом принадлежат тем же жидам без остатка. В параллель со сказанным трудно не напомнить, что русское благородное дворянство и до сих пор не может настоять на исполнении священной воли Императора Александра III, повелевшего отводить в Сибири необходимые угодья дворянам, нуждающимся в земле…”

Надо ли прибавлять, что в защиту русских рабочих от еврейской эксплуатации, а также и вообще о рабочем законодательстве в горнозаводской промышленности С. Ю. Витте отнюдь не заботился, ни будучи всесильным министром финансов, ни в качестве премьера даже в 1905 году…

С этой точки зрения, следует привести жалобы в государственной думе сибирского депутата Чиликина.

“В прениях о ленских событиях осталась не освещённой одна сторона. Дело в том, что в самой основе событий лежит отсутствие рабочего законодательства по отношению к рабочим, занятым в горных промыслах. Такое отсутствие попечения государства о жизни, здоровье и положении рабочих, занятых золотопромышленностью, и явилось главным побудителем к тому, что ленские рабочие взялись за столь бедственное орудие в борьбе с предпринимателями, как стачка. Между тем, уже 7 лет назад правительство признало невозможным охранять существующий порядок во взаимных отношениях рабочих с золотопромышленниками, а в 1908 г. министерством торговли и промышленности был разработан целый ряд проектов о рабочих на горных промыслах. Но эти проекты так и остались не внесёнными в думу, не смотря на то, что съезд золотопромышленников проектировал даже создание особых промысловых судов из рабочих и предпринимателей, и примирительных камер. Когда же депутат Волков сам внёс предложение о распространении закона о страховании на Сибирь, государственная дума по настоянию Литвинова‑Фалинского отклонила его предложение, хотя съезд золотопромышленников ещё в 1907 г. признал возможным распространить этот закон на Сибирь. Ныне от имени сибирских депутатов я предлагаю думе принять следующую формулу перехода: “Принимая запрос, государственная дума считает необходимым внесение правительством проекта, устанавливающего правила о найме рабочих на золотые и платиновые прииски, нормирующего рабочее время и жилищные условия на этих приисках, а также распространение на приисковые районы в Сибири законов о страховании от несчастных случаев, болезней, инвалидностей и т. д.”.

Директором‑распорядителем в “Лензото” состоит, разумеется, другой сын Горация Гинцбурга – Альфред. Что он мало способен к делам вообще, а к этому в частности, и что он больше занимается прожиганием жизни, нежели чем‑либо иным, это вовсе не мешает ему быть владыкой 6.000 рабочих, порабощённых ленским товариществом. Барону Альфреду достаточно носить фамилию Гинцбурга для того, чтобы повелевать неограниченно. Da schweigt alles!… Само собою разумеется, что как и барон Гораций, Альфред и Александр Гинцбурги являются, прежде всего великими во Израиле и в этом качестве состоят членами духовного правления Петербургской синагоги… Впрочем, черезполосность кагальной власти с правлением ленского товарищества, неизбежная, так сказать, теоретически, раскрывается и соучастием в обоих учреждениях кроме самих Гинцбургов ещё таких “золотоносных” иудеев, как Мейер, Мориц и другие. Столь же логическим результатом является как назначение высшим представителем товарищества на месте приисков иностранца Теппана, так и переход в товарищество со службы Правительству окружного инженера Амурэ. Не взирая на страшное впечатление кровавых событий 4 апреля по всей России, слуги Гинцбурга Амурэ и Теппан, стали вновь требовать у власти энергического воздействия на рабочих, а инженер Теппан даже заявил публично в присутствии окружного инженера Александрова, что нечего останавливаться на полумерах при защите интересов такого крупного, мирового дела как ленское предприятие… Возможно ли сомневаться, при этих условиях, что среди упомянутых вселенских забот чужеродцам аккомпанируют и доподлинные евреи? Действительно, подготовляя выступление на данную сцену англичан или, выражаясь проще, английских евреев, подкреплённых несколькими шаббесго‑ями‑лордами, занимался оборудованием драгоценнейшего Феодосиевского прииска еврей же, инженер Гассовер, а главным инженером товарищества и доныне оказывается Гирш Дувидов Гершберг, самое имя, отчество и фамилия которого лучше свидетельствуют, чем любое жизнеописание!…

Тем не менее, всё это – сравнительная мелочь. Главными поддужными Альфреда Гинцбурга являются два особых, русских шаббесгоя – Белозеров и Тимирязев.

Глубоко прозорливым являлся старый русский закон, которым бывшему крепостному, хотя бы и достигшему дворянства, запрещалось владеть своими бывшими односельцами, как и крепостными людьми.

Такой закон необходим и по отношению к бывшим рабочим, сколь бы они ни были воспеваемы биржей. “Трясётся земля и не может носить раба, когда он сделается царём!” (Притчи Сол., XXX, 21 и 22). Члену правления синагоги Альфреду Гинцбургу этот текст не может быть неизвестным. Ясно, что, назначая вершителем судеб приискового населения одного из бывших “старателей”, Белозерова, барон Альфред понимал, что делал. И мы видим, что непомерное возвышение размера “уроков”, наряду с принудительным понижением заработной платы и ухудшением всех условий жизни тружеников на приисках, отказы даже в медицинской помощи, удаление всякого из служащих, как только он дерзнёт выразить симпатию к рабочим, вообще крайняя жестокость их эксплуатации, выработанная его собственным опытом, как рабочего, проистекали от Белозерова. Увеличивая, стало быть, барыши товарищества, он не только приобретал репутацию “дельца” и непререкаемый авторитет на собраниях акционеров, но и, получая жалованья до 150.000 руб. в год, находил возможным переноситься с печальных, слезами и кровью залитых берегов Бодайбо, на Cote (L'Azur и целыми месяцами наслаждаться в Ницце, либо Монте‑Карло. Англо‑еврейская кампания, добывавшая груды золота из промёрзших ленских песков, ставила труд рабочих в крайне тяжёлые условия. На это указывали и правительственные обследования. Министерство торговли, к которому обращались руководители золотого дела во главе с Гинцбургом, советовало, к сожалению бесплодно, улучшить положение рабочих, пойти на встречу их материальной нужде…

Между тем, цены на ленские акции росли с головокружительной быстротой; на покупке и продаже этих бумаг наживались в короткое время миллионные состояния.

На бирже “Лена” оказалась сказочным талисманом, позволяющим извлекать золото шутя, играя в жмурки. Мри этих чудесных превращениях все, конечно, забывали о песках Бодайбо, мёрзлой пустыне, в которой создавались сказочные богатства. Тяжкий грех г. Гинцбурга и прочих заправил компании лежал в пренебрежении к тому фундаменту, на котором они возводили своё колоссальное золотое сооружение. Всё их внимание было обращено на лицевую сторону здания, а то, что совершалось в его отдалённых углах, они скрывали, пользуясь недоступностью края.

Для полноты же картины остаётся, разве, привести следующую выдержку из “Земщины”, обоснованную на сведениях “Нового Времени”.

“Непосредственное распоряжение всеми делами приисков возложено на некоего Белозерова, который является настоящим “царём тайги”. Хотя сам он вышел из простых рабочих, но их интересами не занимается, а хищнически эксплуатирует силы рабочих и всех причастных к делу.

Такие встречи и проводы, какие делаются Белозерову при его приездах и отъездах с приисков, устраиваются в России только членам Царской семьи. Флаги, триумфальные арки, венки, транспаранты, гирлянды зелени и сотни электрических ламп пестрят и сверкают на пути полновластного распорядителя судеб целых тысяч людей. Чиновники пред ним молчат, его служащие благоговеют. Умный, хитрый, прекрасно знающий местные условия, а главное характер местных людей, сибиряков, до мозга костей – в смысле эгоизма и настойчивости, он властной рукой ведёт ленское т‑во, заставляя всех подчиняться своей воле.

Тройка из такого Колупаева, Гинцбурга и “просвещенного” Тимирязева дружно “работала”, но и не менее дружно вела рабочих к взрыву… Кулак, жид и ка‑дэк – компания восхитительная!

Мудрено ли, что и деяния их кровавые…”

Но, поручив такое амплуа Белозерову, “директор‑распорядитель”, равным образом, не мог не сознавать надобности и в “заслуженном” агентстве среди петербургских сфер. Стремясь по иудейскому обыкновению к тирании и безнаказанности, барон Альфред должен был охранять как надлежащие условия положения в ленской тайге, так и гарантии их незыблемости. А что там проделывалось, тому показателем служит хотя бы следующее:[111]

“Здесь, только что, один из сибирских депутатов читал выдержку из газет о том, каково положение товарищества, положение совершенно исключительное, облеченное всеми атрибутами власти, которые должны быть только у правительства. Моё внимание остановила и перепечатка из “Сибирской Жизни”, воспроизведённая “Речью” в №95, от 8 апреля. Да, действительно, там сказано всё то, что нам здесь читали:

Ленское товарищество доставляет средства на содержание мировых судебных установлений, горно‑полицейской стражи, личного состава почтово ‑телеграфных учреждений, горных исправников и их канцелярий, квартирного довольствия чинов горного надзора; на оборудование Бодайбинской тюрьмы, на квартирное довольство чинов местного тюремного управления и надзора. Вся эта масса правительственных чиновников, за получением жалования, вынуждена обращаться в кассу ленского товарищества.

Возмутительное положение! Но ведь, господа, оно создалось не со вчерашнего дня. Ведь это – положение, установленное законом. Почему же до сих пор молчали гг. сибирские депутаты? Почему они ждали расстрела, чтобы заговорить об этих безобразиях”.

Наряду с такой картиной, знаменателен и дальнейший вызов “Земщины”.

Корреспондент “Нового Времени” также рисует порядки, воцарившиеся на ленских приисках. Указав на громадное государственное значение приисков, являющихся важнейшим колонизационным пунктом Сибири, он говорит, что вся власть над экономической жизнью его была сосредоточена в руках товарищества.

Правительственные учреждения города Бодайбо завалены исключительно делами, касающимися так или иначе ленского товарищества.

Все должностные лица, имеющие по закону право на получение определённых пособий от съездов золотопромышленников, получаю! таковые от товарищества, так как оно одно фактически представляет собой весь съезд. Даже местная, бодайбинская воинская команда, и та не избежала влияния всесильных ленцев. Часть этой команды отдельно проживает на Надеждинском прииске, при главной промысловой конторе, будучи занята охраной запасов ленского золота и сопровождением его, при перевозках с приисков в гор. Бодайбо, для сплава. Привлечение воинской команды к несению обязанностей охраны золота началось в период экспроприации, но продолжается и до нынешнего дня…[112]

Вполне очевидно, что столь безжалостная и, как об этом ныне кричат уже воробьи на крышах, опасная для спокойствия не только на приисках, а и по всей России, эксплуатация трудящегося населения иудейством обусловливала необходимость призвать на стражу его мероприятий в Петербурге, по крайней мере, бывшего министра. Честь этого рода выпала на долю В. И. Тимирязева, наперсника и креатуры Витте. Чтобы составить себе о нём понятие, необходимо прежде всего, остановиться на его письме в “Новое Время”, где министр ci‑devant, между прочим, говорит:

“По поводу событий на ленских приисках были в печати и в государственной думе высказаны резкие суждения о моей будто бы причастности к этим горестным событиям. Моё место – место председателя лондонского правления английского о‑ва “Lena‑Goldfields”, которое было основано лет пять назад, когда финансовое положение ленского т‑ва пришло в упадок, с единственной целью обеспечить русскому т‑ву лёгкую и постоянную форму кредита для оборотного капитала и вообще для развития дела, равно как содействовать при помощи английских инженеров более успешному изучению золотоносных площадей и их разработке. К самому управлению промыслами лондонское правление никакого отношения не имело, никаких вопросов из этой области к рассмотрению не принимало и никаких указаний не давало. Английское о‑во никогда не возбуждало ходатайства о допущении его в Россию, где оно являлось лишь простым акционером русского о‑ва. Я отнюдь не удивляюсъ тому, что без доказательств моей причастности ко всему, что происходило на приисках, даже без расследования дела, надо мной совершают моральную казнь. Мы живём в такое печальное время классовой ненависти и жестокого сведения счетов, что нравственный расстрел человека незапятнанной репутации, ни в чём не уличённого, никого как будто не смущает!… Но содеянное со мною является в сущности повторением приёма о стрелочнике, на которого стараются поскорей, не разобравшись в деле, свалить чью‑то вину. А это обстоятельство имеет уже более серьёзное значение, так как сенсационными, беспочвенными выпадами против меня только затемняется суть крайне серьёзною вопроса, и, быть может, внимание отклоняется в сторону от тот пути, на который его следовало поскорее направить для тщательного, беспристрастного и всестороннего выяснения обстоятельств глубоко прискорбного события”.

Таким образом, мы с утешением должны видеть, что г. Тимирязев – не более, как стрелочник в грандиозной ленской катастрофе. Но ведь и любой стрелочник способен причинить крушение неправильным переводом стрелки… С другой стороны, пословица “моя хата с краю, – я ничего не знаю”, не уместна, в данном случае, хотя бы потому, что сказки на эту банальную тему утратили даже свою новизну. Правда, наивная элементарность приёмов доброго старого времени отошла в вечность. Лихоимственность изворотов и ябедническое коварство стали в нынешние дни анахронизмами. Теперь в “священных”, глубоко таинственных областях Haute‑Banque всё, как всякому известно, совершается “на точном основании существующих узаконений”, т. е. по внешности ‑неуязвимо. Чтобы не ходить далеко за примерами, укажем хотя бы на маскарад с переодеваниями анонимных электрических сообществ, оперирующих в самом Петербурге, или на бухгалтерские опыты высшей магии датско‑шведско‑русского телефонного предприятия в Москве, у которого, как сейчас только обнаруживается, есть богатейшие монопольные права, но нет никаких обязанностей, потому что никакого имущества не имеется, вся же многомиллионная видимость ему не принадлежит, так как формально является собственностью других, в свою очередь, безымянных же заведений, либо в Швеции, либо в Дании.

Умывая руки в гибели нескольких сот человек на приисках ленского товарищества, г. Тимирязев, несомненно, забывает, что 75%, т. е. три четверти акций, а значит, и барышей сего последнего, принадлежат той же самой компании “Лена‑Гольдфильдс”, лондонское правление которого содержит, однако, его же, Тимирязева, своим председателем именно в Петербурге… Готовый, повидимому, расплакаться над залпами 4 апреля, Тимирязев повествует о ходе событий так, как будто он только что упал с Луны. Что же касается кредита, которым англичане по протекции бедного “стрелочника” благодетельствуют Россию, то и в этом направлении, поперёк дороги г. Тимирязева становится, как объяснено ниже, не одна операция с выпуском “малой Лены” – именно 14 апреля текущего же года, т. е. всего десяток дней после ужасов на р. Бодайбо, а и та же биржевая свистопляска, которой акции “большой Лены” были взмываемы раньше до десяти – и даже до одиннадцатикратной стоимости их номинала. С другой стороны, не совсем приличествует девичья скромность и самому председателю лондонского правления, когда, вопреки русскому закону, доставшиеся “англичанам” 75% акций “большой Лены” оказались, по крайней мере, на значительные суммы, для вовлечения в игру и мелкого люда в России, разбитыми на “шэры” – по одному фунту стерлингов, то есть, лишь по десяти рублей номинальных, причём их биржевая цена доходила до 50 руб., да и сейчас стоит не ниже 40 руб. за штуку. Игнорировать появление шэров г. Тимирязев не мог, а умалчивать о них теперь невправе, особенно в виду своих же ламентаций на тему, что “ни одно доброе дело безнаказанным не остаётся…”

По отношению к роли Государственного Банка, “воспособлявшего” ленскую игру, г. Тимирязев, равным образом, не может быть менее сведущ, чем М. О. Меньшиков из “Нового Времени”. А между тем, вот что повествует мужественный публицист:

“Опытные люди утверждают, что все явления нашей экономической жизни имеют паразитный в отношении государства характер. Биржевая спекуляция держится и теперь в значительной степени, как 30–40 лет назад, на участии Государственного Банка. Почему‑то считается полезным для страны давать евреям (в частности – еврейским банкам) дешевый кредит, который они превращают в дорогой кредит для обыкновенной публики. На разнице этих кредитов наживаются колоссальные состояния, уже не нуждающиеся затем в казенной поддержке для дальнейших ростовщических операций. В общем выходит так, что, взимая с евреев небольшой процент, государство как бы отдает им страну на откуп. За часть добычи уступается посредникам остальная часть. Эта недостойная государства зависимость от нехристианского народца, внедрившегося всюду в качестве паразита, заставляет смотреть на его губительные операции с терпимостью, ничем не оправдываемой. Как было бы хорошо, если бы гекатомба русских рабочих, принесённая в жертву еврейскому золоту, заставила, наконец, обратить серьёзное внимание и вообще на биржевой ажиотаж, свирепствующий в последние годы”.

Но, и помимо всего уже изложенного, “лондонская” экстерриториальность новоявленного стрелочника мало гармонирует с его петербургским антуражем. Разве не председательствует тот же Тимирязев в Русском банке для внешней торговли, где директорами состоят два Рафаловича, Гаммель, Гротек, Поммер, Банг, Пинхус, Таубвурцель и Юргенсон? Разве не сидит ещё раз тот же Тимирязев председателем в “Саламандре”, где директорами Каплан, Мориц, Мейер из ленского товарищества, и Гротек из Русского банка для внешней торговли?…

Правда, ка‑дэки Некрасов, Скороходов, Аджемов etc. преисполнены негодованием. Но разве вся прогрессивная компания, заседающая в ленском золотопромышленном деле, не связана прочно и крепко с целым рядом столь же “культурных” и “прогрессивных” предприятий? Разве капельмейстером не является бывший министр Тимирязев, о пламенно‑освободительных взглядах которого знают и грудные младенцы? Разве, наконец, не в бытность его же, Тимирязева, русским министром торговли и промышленности проводился и преуспел новый устав ленского товарищества именно в виду его слияния, говоря просто, с “Леной‑Гольдфильдс”?!…

Sapient sat!

Посему только ради апофеоза мы по одной из московских газет возобновляем следующий вопрос, разрешению которого до сих пор, очевидно, помешала лишь неизречённая скромность доблестного “стрелочника”.

“Позвольте напомнить обществу о следующем.

Не далее, как в октябре 1911 годя, В. И. Тимирязев, полемизируя с гр. С. Ю. Витте, печатно заявил, что оставил его кабинет “вследствие чрезмерного расширения военно‑полевой юрисдикции”. В апреле 1912 года, на ленских промыслах, застрелено 150 человек. Это довольно чрезмерное расширение военно‑полевой юрисдикции. Министром торговли В. И. Тимирязев получал 18.000 рублей в год. Тогда он ушел, не стерпел расстрелов. Сейчас в качестве заправилы ленского товарищества он получает 50.000 рублей в год.

Уйдёт ли он из ленского правления, не стерпев расстрелов, или “стерпит”?…

IV. Не напрасно акулы и удавы “Большой Лены” именуют своё дело мировым. Действительно, если бы с количеством добываемого здесь золота могли покушаться на сравнение прииски в Северной Америке либо в Трансваале, то не иначе, как отметив, что тамошние добычи требуют соучастия целых синдикатов, между тем как нет нигде компании, кроме ленской, которая самостоятельно промывала бы 1.000 пудов золота ежегодно. Её владения – крупное государство, а одно наименование её приисков вызывает напряжение памяти. Таковы: Андреевский, Утёсистый, Александровский, Прокофьевский, Васильевский, Личаевский, Покровский, Ильинский, Надеждинский, Феодосьевский… и т. д. Et ubi solitudinem fecerunt – pacem appelant. Внутри никто пикнуть не смеет, кругом безграничная, ледяная тайга. До ближайшего уездного городка Киренска 300 верст, до Иркутска – почти 2.000 верст, до Петербурга – 8.000 верст. Временами же, например, при разливе рек, это государство отрезается от всего мира. Владычество иезуитов некогда в Перу – ничто перед самовластием евреев на Лене. Единичных жалоб нет и быть не может под страхом изгнания на голодную смерть. Местные власти зависят от товарищества. Белозеров знает, кого и как среди рабочих согнуть в бараний рог. В Петербурге, бывший министр оплачивается товариществом же десятками тысяч рублей жалованья…

Помещения для рабочих грязны, недостаточны по объёму, сыры, даже неосвещенны. О соглашении между рабочими и хозяином говорить смешно. Потеря рабочего времени на переходах между приисками не считается вовсе. Задание “уроков” и самый заработок преданы на произвол администрации товарищества. Труд рабочих опасный, каторжный – либо в мёрзлой от века земле, либо в воде по колена. Медицинская помощь мнимая, ибо нельзя же считать двух врачей там, где и шестерым не управиться, ведь рабочих несколько тысяч человек. Болезнь, увечье, инвалидность рабочего влекут за собой изгнание. Пища неимоверно дорога, а подчас и отвратительна. Мука с отрубями, непросеянная. Мясо часто несвежее, а то и гнилое. Деньгами товарищество не платит, а выдаёт талоны[113] на свои же склады, помимо которых деваться некуда, если не считать винных лавок того же товарищества, где рабочим предоставляется пропивать остатки заработка, какие не были отняты раньше грабительскими ценами за провизию. Ростовщичество достигает пышного расцвета тем безжалостнее, чем дерзновеннее удерживаются товариществом их платы рабочим триста и даже четыреста тысяч в год. Чтобы выслать денег для уплаты податей на хлеб семье, рабочему надо продать талон, гиены же и шакалы во образе местных иудеев – “благодетелей” отнимают в свою пользу 50, а то и 75 процентов номинальной цены талона…

От всесильного же товарищества в этом царстве еврейского золота зависят чины всех ведомств, начиная с мировых судей или горного надзора и до почтальона либо урядника включительно. Разве это не государство в государстве? Разве мыслимо было мириться со столь безобразным положением вещей?…

Какова при обыденных условиях могла быть защита рабочих у приисковых властей, можно сообразить по тому, что учинялось ими, когда терпение униженных и оскобленных, наконец, истощилось и, когда осмотрительность повелевалась сугубо. Мировой судья Хитуп постановлял выселять рабочих в тайгу под предлогом нарушения договора даже вопреки иркутскому горнозаводскому управлению, которое, согласно с истиной, признавало, наоборот, что договор нарушен товариществом. Только благоразумием губернатора исполнение таких решений, а значит, и сопряженных с ним беспорядков было предотвращено. В пояснение же сего, правительственный инженер Тульчинский 17 апреля телеграфировал горному управлению, что расследованием установлены пока в общих чертах такие противозаконные действия ленской компании. Нарушение в договоре пункта одиннадцатого, расплатой вместо денег товарами из, магазина даже и не по таксе; пункта девятого – несоблюдением дней отдыхов; нарушение правил 8 декабря 1897 г. о продолжительности рабочего времени, равно как обязательных постановлений 12 июня 1908 г. и 18 марта 1910 г., а также выдачей талонов на магазин для получения товаров в счёт заработка наряду с отпуском плохого мяса и непросеянного хлеба.

С другой стороны, отсутствие политических тенденций в среде рабочих и вынужденность забастовки экономической тиранией ленских заправил наряду с мирным характером течения забастовки удостоверяются: а) фактом, что, имея возможность одним лишь пассивным бездействием затопить шахты, то есть нанести товариществу огромные убытки, рабочие до принятия крутых мер им во вред продолжали откачивать воду, б) отзывами иркутских губернатора Бантыша и генерал‑губернатора Князева.

Тем не менее, вопреки государственной прозорливости, судебный следователь заключил под стражу до 70 выборных рабочего населения на приисках по обвинению в деянии, предусмотренном 125 ст. Угол. Улож., хотя закон этот едва ли относится к делу. Результаты же отсюда не трудно было предвидеть на всём пространстве России. Возможно, конечно, что сосланные по уголовным приговорам и оказавшиеся risum teneatis среди выборных евреи (участник латышской революции Думке и член “бунда” Индрик Розенберг) старались использовать замученную их же соплеменниками рабочую массу, однако, судебная власть повинна была не спешить, в особенности, когда на удовлетворение большинства заявленных рабочими требований товариществом было изъявлено согласие и дело стало налаживаться к миру. 1905 год должен был кое‑чему научить. Нельзя было не предусматривать, особенно в настоящую – предвыборную эпоху, что в связи с ленскими, беспорядки возникнут и в других местах, как бывало раньше. Ведь уже Аристотель заметил, что человек есть животное стадное, а для кого же в настоящее время это ещё может быть тайной?!…

Действительность не замедлила сказаться вслед за событиями 4 апреля 1912 г. близь Феодосийского прииска.

Рутиной отличаются и стачки рабочих. Один за другим забастовывают в том же апреле сперва маленькие, а затем и более крупные заводы за несколько тысяч вёрст, в самом Петербурге. Общее же число бастующих поднимается до многих десятков тысяч. Забастовали заводы Розенкранца и Эриксона, Крейтона, Нобеля, Пинша, Круга, Шове, Чешера, Леснера, Коппеля, Кирхнера, Кана. По обилию таких, чисто‑русских, фамилий приходишь к гипотезе, не лишенной вероятия: одни ли рабочие бастуют и нет ли в этом отношении “директив” со стороны инородческой администрации петербургских заводов? Полиция, как и Плеве, делает своё дело, т. е. опять арестовывает уличных агитаторов, производит обыски, отбирает “нелегальную литературу” и “шапирографы” (аппарат для прокламаций, изобретенный Срулем Шапирой)…

Рутинерам правится, что и нынешние беспорядки идут по установившемуся шаблону. Рутинеры из рабочих и учащейся молодёжи страшно гордятся своими репетициями буква в букву того самого, что проделывали “товарищи” эпохи Сипягина и Плеве… Они выкрикивают те же самые лозунги, поют те же давно составленные песни: “Мы жертвою пали…”, “Вставай, подымайся” и т. п.

Одним словом, как всегда, когда жизнь принимает толповой характер, исчезает творчество и устанавливается своего рода староверие…

Не мешало, далее, властям на Лене памятовать, что в своей дьявольской ма'аруфии[114] сыны Иуды постараются все ими же содеянное направлять во вред правительству, а себя стушевать. Так и случилось. Единомышленные с евреями революционные партии в гос. думе – и разумеется, кадеты обрушились как раз в эту сторону, а связанные с банками и биржей октябристы не осмелились даже назвать Гинцбурга. Этого мало. Как бы случайно, но именно в Киеве, оставшееся безнаказанным за смерть П. А. Столыпина, еврейство поспешило выдвинуть ряд кагальных агитаторов, а иудейская пресса не упустила момента на свой лад позабавиться над ним, как явствует хотя бы из следующей заметки в “Земщине”:

“Жидовские (а таких у нас, как известно, большинство) газеты старательно замалчивают о том, что может повредить иудейству во мнении читателей. Недавний пример. Телеграмма с.‑петербургского агентства: Киев: Задержаны 17 агитаторов‑евреев, подстрекателей к забастовкам. Большинство из них социал‑революционеры. При обыске найдены прокламации Бунда”.

Издающийся же в Вильне иудеем Адамовичем “Северо‑Западный Телеграф” передаёт эту телеграмму так: “Киев. Задержаны 17 агитаторов‑подстрекателей к забастовкам. Большинство из них социал‑революционеры. При обыске найдены прокламации”!

Со своей стороны, Альфред Гинцбург в беседе с корреспондентом “Нового Времени” не затруднился уверять, что характер забастовки политический, а руководит де ею член первой думы. В свою очередь Меньшиков раскрыл еврейские карты, правда в форме вопроса, но достаточно вразумительно: “Из публики мне пишут, что забастовка на Ленских приисках подготовлялась ещё в прошлом году, и вот почему. В панический на бирже день 19 сентября, г‑да Гинцбург и К" распродали свои акции по высокой цене, нажив до 9 февраля сего года более 10.000.000 рублей. Начиная же с 9 февраля, пошли дурные слухи, что на приисках готовится что‑то неладное. С 29 февраля, появились первые известия о рабочей забастовке. Не вызвана ли эта забастовка искусственно, через евреев же провокаторов? У еврейской и еврействующей компании уже не было акций и было важно уронить их, чтобы начать новую биржевую потеху. На этой неделе готовится последний понижательный натиск на “ленские”. Публика в панической растерянности отдаст их по дешевой цене, и тогда, помимо прибыльного возврата прежних, счастливая компания приобретёт ещё новые акции, подписка на которые лишь до 14 апреля. После этого акции снова будут раздуты, а игра в общем даст “золотопромышленникам” прибыли не менее 50.000.000 рублей…”

Дата добавления: 2015-11-30