Массовые репрессии против советских и иностранных граждан

Массовые репрессии против партийного, советского, хозяйственного актива и во­енных кадров, начавшиеся после февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года, вскоре были распространены на широкие слои рядовых советских граждан, иностранных подданных, членов семей репрессированных и даже на заключенных, отбывавших наказание в исправительно-трудовых лагерях и тюрьмах.

С середины 1937 года огромный размах приняли репрессии по так называемым «лимитам», по социальному и национальному признакам.

Этот период характерен также наибольшим распространением различных форм внесудебной расправы. Наряду с существовавшим Особым совещанием при НКВД СССР, во всех областях, краях и республиках создаются «тройки», наделенные исклю­чительными полномочиями в применении наиболее суровых мер наказания к аресто­ванным по «лимитам», вводится в практику так называемый «альбомный порядок» рассмотрения дел, при котором судьба арестованных по национальному признаку ре­шалась комиссией в составе наркома внутренних дел и Прокурора СССР или их заме­стителей с участием в отдельных случаях председателя Военной коллегии Верховного суда СССР на основании кратких справок по следственным делам.

Военная коллегия Верховного суда СССР в то время по существу превратилась также в орган внесудебной расправы. Установлены факты, когда ею выносились при­говоры к расстрелу без вызова подсудимых и даже при отсутствии следственных дел.

Так, например, 2 февраля 1938 года НКВД СССР передал по телеграфу в УНКВД по Дальневосточному краю список на 127 человек, заочно осужденных Военной кол­легией к расстрелу, предложил привести приговоры в исполнение и выслать на осужденных следственные дела (Материалы проверки о нарушениях законности, т. 4, л. 22-25).

Весной 1938 года для рассмотрения уголовных дел на Дальний Восток выехала сессия Военной коллегии Верховного суда СССР под председательством бывшего за­местителя председателя Военной коллегии Никитченко, ныне генерал-майора в от­ставке. По прибытии в Хабаровск выяснилось, что уголовные дела и сами обвиняемые находятся на Камчатке, Сахалине и в Николаевске-на-Амуре. В связи с этим и ссыла­ясь на трудности выезда в эти отдаленные места в весеннее время, Никитченко запро­сил заместителя Прокурора СССР Рогинского и заместителя наркомвнудела Фриновского о порядке рассмотрения этих дел. 24 апреля 1938 года за подписью Фриновского, Рогинского и председателя Военной коллегии Ульриха ему направили телеграфный ответ следующего содержания:

«Предлагаем основании утвержденных Москвою рассмотрение сессии дел Нико­лаевске на Амуре Сахалине Камчатке тщательно рассмотреть имеющиеся Хабаровске данные разбить категории и отношении лиц включенных первую дать предписание ис­полнении подписями Никитченко Люшкова Калугина линии НКВД и Военной Проку­ратуры. Отношении второй категории передать рассмотрению местные трибуналы. Первые оформить приговорами сессии».

После получения такой телеграммы в спешном порядке были собраны некото­рые сведения об обвиняемых и составлены списки (альбомы) на 172 человека, на основании которых 171 обвиняемому сессия под председательством Никитченко заочно вынесла приговоры о расстреле. В 1940 году Партколлегией КПК при ЦК ВКП(б) Никитченко был объявлен за это строгий выговор (Архив Парткомиссии, д. № 7/480).

Прокурорский надзор за деятельностью органов НКВД в это время фактически был полностью ликвидирован. Более того, многие прокуроры, как свидетельствуют имеющиеся факты, являлись прямыми участниками фальсификации обвинений про­тив невиновных советских граждан.

а) Репрессирование по «лимитам»

Наиболее чудовищным произволом явилось массовое репрессирование совет­ских граждан по так называемым «лимитам». Под предлогом борьбы с антисоветски­ми проявлениями со стороны бывших кулаков и других враждебных элементов каж­дой области, краю и республике устанавливался «лимит» на арест и осуждение людей. Изучение архивных материалов показало, что никаких объективных причин для при­менения массовых репрессий в отношении этих лиц не было.

Еще в июле 1935 года заместитель наркома внутренних дел Прокофьев в письме на имя Сталина и Молотова указывал, что трудпоселенцы из числа бывших кулаков, расселенные в сельской местности, объединены в неуставные сельхозартели, ведут коллективное хозяйство, разработали и освоили земельные площади, обеспечивают себя продовольствием. В письме не отмечались какие-либо отрицательные факты в поведении или настроении трудпоселенцев, как занятых в сельском хозяйстве, так и в промышленности.

В декабре 1935 года Ягода направил Сталину и Мол ото ву письмо с предложени­ем о передаче трудпоселенцев в ведение местных советов, мотивируя это тем, что они имеют успехи в сельском хозяйстве и в промышленности.

В обобщенном докладе о контрреволюционной деятельности на селе, разослан­ном начальником СПО НКВД СССР Молчановым 20 ноября 1936 года всем начальни­кам УНКВД для ориентировки, говорилось лишь об отдельных проявлениях со стороны враждебных элементов и не было никаких упоминаний о массовых волнениях или вооруженных восстаниях.

Однако, несмотря на такое состояние дел в местах поселения бывших кулаков и некоторых других социально-чуждых элементов, после февральско-мартовского Пле­нума ЦК ВКП(б) 1937 года отношение к этой категории лиц резко изменилось.

Так, 2 июля 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «Об антисовет­ских элементах». Этим решением предлагалось секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий и представителям НКВД на местах учесть всех уголовников и кулаков, возвратившихся из ссылки, наиболее враждебных из них немедленно арестовать и расстрелять по решениям «троек». В соответствии с этим решением 3 июля того же го­да Сталин направил в местные партийные органы телеграмму, в которой говорилось:

«Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, потом по истечении срока высылки, вернувшихся в свои области, - являются главными зачинщиками всякого ро­да антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности».

Как в телеграмме, так и в решении Политбюро предлагалось в пятидневный срок сообщить в ЦК ВКП(б) о наличии указанных выше элементов и о количестве лиц, под­лежавших расстрелу и высылке (Архив ЦК КПСС; материалы проверки о нарушени­ях законности, т. 19, л. 42).

Начиная с 9 июля 1937 года, решениями Политбюро ЦК ВКП(б) стали утверж­даться составы «троек» и «лимиты» на репрессирование по «первой» и «второй» кате­гориям по областям и республикам.

У некоторых партийных руководителей на местах возникали вопросы о создавае­мых «тройках». Так, секретарь Бурят-Монгольского обкома ВКП(б) Ербанов обратил­ся к Сталину с запросом о порядке работы «троек» и их компетенции. 21 июля 1937 го­да Сталин ответил ему, что «по установленной практике тройки выносят приговоры, являющиеся окончательными» (Архив ЦК КПСС, телеграмма № 1077-ш).

Одновременно с указаниями, направлявшимися Сталиным по линии партийных органов, Ежов давал директивы аналогичного содержания по линии органов НКВД.

30 июля 1937 года Ежовым издан оперативный приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов»²⁴. Этот приказ утвержден постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 31 июля 1937 года, подписанным Сталиным. В этом постановлении вместе с тем предусматри­валось ассигнование органам НКВД из резервного фонда СНК СССР 75 миллионов рублей на проведение операции и 10 миллионов - ГУЛАГу на организацию лагерей и подготовительные работы.

В приказе Ежова перед органами государственной безопасности ставилась зада­ча - «самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элемен­тов, защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционных происков и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлой подрывной работой против основ со­ветского государства».

Согласно приказу репрессированию подлежали бывшие кулаки, вернувшиеся по­сле отбытия наказания, бежавшие из лагерей и трудпоселков и скрывшиеся от раску­лачивания, если они продолжают вести активную антисоветскую деятельность; быв­шие кулаки и социально опасные элементы, состоявшие в повстанческих, фашист­ских, террористических if" бандитских формированиях, отбывшие наказание, скрыв­шиеся от репрессий или бежавшие из мест заключения и возобновившие свою антисо­ветскую преступную деятельность; члены антисоветских партий, бывшие белые, жандармы, чиновники, каратели, бандиты, бандпособники, переправщики, реэмигранты, скрывшиеся от репрессий и бежавшие из мест заключения; изобличенные следствием и проверенными агентурными материалами наиболее враждебные и активные участ­ники ликвидируемых казачье-белогвардейских повстанческих организаций, фашист­ских, террористических и шпионско-диверсионных формирований; содержащиеся в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях бывшие кулаки, каратели, бандиты, белые, сектантские активисты, церковники и прочие; уголовники, ведущие преступ­ную деятельность и связанные с преступной средой; уголовные элементы, находящи­еся в лагерях и трудпоселках и ведущие в них преступную деятельность. В приказе подчеркивалось, что «репрессии подлежат все перечисленные выше контингента, на­ходящиеся в данный момент в деревне — в колхозах, совхозах, сельскохозяйственных предприятиях и в городе — на промышленных и торговых предприятиях, транспорте, в советских учреждениях и на строительстве».

Все репрессируемые разбивались на две категории. К первой категории относи­лись все наиболее «враждебные», которые подлежали «немедленному аресту и, по рассмотрении их дел на тройках — расстрелу». Ко второй категории — все остальные, «менее активные, но все же враждебные элементы», которые по определению «троек» направлялись в лагеря или тюрьмы на срок от 8 до 10 лет.

Приказ предусматривал ускоренный и упрощенный порядок следствия предо­ставлял «тройкам» право по своему усмотрению изменять категории, в том числе пе­реводить репрессируемых из «второй категории в первую», определял порядок рас­смотрения дел на «тройках». Решения «троек» обжалованию не подлежали и приводи­лись в исполнение немедленно.

В приказе был перечислен персональный состав «троек» по областям, краям и ре­спубликам. В состав «троек» входили первые или вторые секретари обкомов, крайко­мов и ЦК нацкомпартий, начальники УНКВД областей и краев, наркомы внутренних дел республик, прокуроры областей, краев и республик или другие ответственные ра­ботники. Если прокурор не входил в состав «тройки», приказом ему разрешалось при­сутствовать на ее заседаниях. Председателями «троек» назначались работники НКВД.

Для всех республик, краев и областей этим приказом устанавливались «лимиты» на репрессирование, причем указывалось, что они «являются ориентировочными». Так, в Белорусской ССР во исполнение приказа следовало расстрелять 2000 человек, заключить в лагеря и тюрьмы на срок от 8 до 10 лет - 10000 человек, в Азово-черно-морском крае соответственно 5000 и 8000 человек, в Западно-Сибирском крае - 5000 и 12000 человек. По лагерям НКВД намечалось репрессировать 10000 заключенных -всех по «первой категории».

Всего по приказу подлежало репрессированию 268950 человек, из них 75950 по первой категории.

Приказ предлагал «операцию» по репрессированию начать с 5 августа 1937 года, а в Средней Азии и на Дальнем Востоке с 10 и 15 августа того же года и закончить ее в четырехмесячный срок (Архив КГБ, ф. 6, оп. 1, дело с оперативными приказами).

В связи с этим приказом Прокурор СССР Вышинский 7 августа 1937 года напра­вил всем прокурорам телеграмму, в которой предложил им активно содействовать ус­пешному проведению операции и разъяснил, что санкция на арест и соблюдение про­цессуальных норм по этим делам не требуются (Материалы проверки о нарушениях законности, т. 3, л. 54).

О масштабах и темпах начавшихся репрессий свидетельствуют следующие дан­ные. На 15 августа 1937 года, то есть за первые десять дней после начала «операции», в Белорусской ССР было арестовано 7894 человека, в Западно-Сибирском крае - 13650, в Омской области- 5656. Всего же по стране за это время по неполным данным было арестовано 102702 человека и за это же время по решениям «троек» было рас­стреляно 11616 человек.

Выполняя задание о репрессировании по «лимитам», местные органы НКВД по своей инициативе арестовывали большое число людей и ставили вопрос о выделении им дополнительных «лимитов».

За десять дней перевыполнили установленные для них «лимиты» НКВД Дагес­танской, Чечено-Ингушской и Крымской АССР. Для Омской области «лимит» по пер­вой категории был установлен в количестве 1000 человек, но уже 13 августа, то есть через 8 дней после начала «операции», начальник УНКВД по Омской области Горбач сообщил Ежову, что по первой категории в области арестовано 5444 человека и просил увеличить «лимит» по первой категории до 8 тысяч человек (Материалы проверки о нарушениях законности, т. 5, л. 1—2). Запросы об увеличении «лимитов» поступали и от других периферийных органов НКВД.

Вскоре после начала «операции» Ежов направил Молотову письмо, в котором просил утвердить дополнительные «лимиты» на репрессирование 63270 человек, из которых 48420 человек по первой категории (Архив Парткомиссии, персональное де­ло Молотова, т. 19, л. 23-24).

Дополнительные «лимиты» давались на основании решений Политбюро ЦК ВКП(б) и по личным указаниям Сталина, Молотова, Ежова.

Так, Политбюро ЦК ВКП(б) 28 августа, 26 сентября, 4 октября, 20 октября и 13 декабря 1937 года удовлетворило ходатайства Оренбургского, Дагестанского, Ар­хангельского, Калининского обкомов партии, Алтайского крайкома и ЦК КП(б) Казах­стана об увеличении им «лимитов» по первой и второй категориям (Архив ЦК КПСС).

В архиве ЦК КПСС хранится написанная рукой Сталина записка: «Дать дополни­тельно Красноярскому краю 6600 чел. лимита по 1-й категории. За. И. Ст[алин], В. Мол[отов]» (Архив Парткомиссии, персональное дело Молотова, т. 19, л. 22).

Молотовым и Сталиным было подписано постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) номер 612-132сс от 1 февраля 1938 года о дополнительном репрессировании по Дальне­восточным лагерям 12 тысяч заключенных, причем всех по первой категории.

К 1 декабря 1937 года размер выделенных «лимитов» на репрессирование соста­вил 509276 человек, в том числе на расстрелы -214326 человек. К 1 июля 1938 года по неполным данным по «лимитам» было репрессировано 699929 человек (Архив Парт­комиссии, персональное дело Молотова, т. 19, л. 19-21, архив ЦК КПСС, акт сдачи НКВД Ежовым, таблицы).

Выделение дополнительных «лимитов» и их реализация продолжались и в 1938 году.

8 августа 193 8 года Ежов шифртелеграммой потребовал от начальника УНКВД по Дальневосточному краю отчета о том, как идет «операция» по дополнительно пред­ставленному «лимиту» на 20 тысяч человек. При этом Ежов указывал, что «край очень засорен. Крайнем случае можно будет лимиты прибавить» (Материалы проверки о на­рушениях законности, т. 4, л. 35).

Территориальные органы НКВД, выполняя задания по реализации «лимитов», со своей стороны стремились проявить «инициативу» и, грубо попирая элементарные нормы законности, искусственно создавали всевозможные «антисоветские центры» и «подпольные организации» не только в республиках, краях и областях, но и в районах, поселках и деревнях.

Так, например, бывший начальник УНКВД по Донецкой области Чистов, получив информацию о том, что в той или иной области «вскрыт» какой-то «центр», разрабатывал схему аналогичного центра и по Донецкой области, намечал его состав, руково­дителей, филиалы и давал задания производить аресты и получать от арестованных соответствующие показания. Таким путем в Донецкой области были «вскрыты» наци­оналистический украинский, польский, ровсовский (белогвардейский), немецкий, махновский, сионистский центры и несколько троцкистских центров (Архив КГБ. Ф. 8. Оп. 1-1939 г., порядковый номер] 14, л. 123, 124, 138).

Бывший заместитель наркома внутренних дел УССР Лралянц, будучи арестован­ным, показал на следствии, что по заранее разработанным схемам «на следствии со­здавали несуществующие запасные, параллельные, областные и всякие иные центры» и, как образно выражались сотрудники НКВД Украины, «у нас все было, не хватало только вертикальных центров» (Архив ЦК КПСС, акт сдачи НКВД Ежовым, л. 134).

Как организовывалась работа на местах и за счет каких категорий населения вы­полнялись «лимиты», видно из доклада начальника УНКВД по Ярославской области Ершова, представленного им Ежову в январе 1938 года. Характеризуя имеющиеся, по его мнению, недостатки в проведении репрессий, Ершов в своем докладе писал:

«...2. Слабо разгромили эсеровские кадры и их а[нти]с[оветские] формирования в области.

3. Мы не добрались до контрреволюционных] формирований среди учащейся молодежи, среди интеллигенции (учительство, врачебный мир)...

4. Мы почти совершенно не работали по исключенным из партии, которых в об­ласти насчитывается свыше 7 тысяч.

5. Неудовлетворительно работали по вскрытию к[онтр]р[еволюционных] форми­рований в торгующих, заготовительных и кооперативных организациях.

6. Мы совершенно не работали по разгрому националистической к[онтр]р[еволю-ции] в области (татары, украинцы).

Мы совершенно не обслуживали так называемое неорганизованное население» (Материалы проверки о нарушениях законности, т. 24, л. 55).

Между тем, к этому времени в сравнительно небольшой Ярославской области ор­ганами НКВД только в 1937 году было арестовано 5159 человек. Этот же Ершов перед началом массовых операций заявлял своим подчиненным, что «если и будут лишние и необоснованные аресты, то в этом беды особой нет» (Материалы проверки о наруше­ниях законности, т. 2, л. 106; т. 24, л.3-5, 81).

Дело доходило до того, что в проведении арестов организовывали соревнование. Вот что говорилось, например, в приказе наркома внутренних дел Киргизской ССР Лоцманова от 9 марта 1938 года «О результатах социалистического соревнования Тре­тьего с Четвертым отделом УГБ НКВД Кир[гизской] ССР за февраль месяц 1938 го­да»:

«Четвертый отдел в полтора раза превысил по сравнению с 3-м отделом число арестов за месяц и разоблачил шпионов, участников контрреволюционных] органи­заций на 13 человек больше, чем 3-й отдел.

На тройке рассмотрено дел по объектам 3-го отдела (включая периферию) на 25 чел. меньше, чем по объектам 4-го отдела, однако 3-й отдел передал 20 дел на Военколлегию и 11 дел на спецколлегию, чего не имеет 4-й отдел. Зато 4-й отдел превы­сил количество законченных его аппаратом дел (не считая периферии), рассмотрен­ных тройкой, почти на сто человек (95).

...По результатам работы за февраль месяц впереди идет 4-й отдел» (Материалы проверки дела «Право-троцкистского блока», т. 5, л. 106).

Тот же Лоцманов, находясь в Москве, в январе 1938 года послал своему замести­телю шифртелеграмму, в которой требовал максимально активизировать аресты, мобилизовать на эту работу «все возможное», так как Киргизия в «разгроме врагов всех мастей» якобы чрезвычайно отстала от других областей и республик (Материалы про­верки дела «Право-троцкистского блока», т. 5, л. 102).

Для того, чтобы выполнить «лимиты» по расстрелам, работники УНКВД по Во­логодской области выехали в исправ[ительно]-труд[овую] колонию, изготовили там вымышленные протоколы допросов 84 заключенных с признаниями ими своей вины в антисоветской деятельности и обманным путем, выдавая себя за комиссию по отбору заключенных на работу в другие лагеря, получили подписи заключенных на этих лож­ных протоколах. На основании сфальсифицированных материалов все 84 заключен­ных по решению «тройки» были расстреляны (Материалы проверки о нарушениях за­конности, т. 5, л. 49-61).

Бывший работник УНКВД по Московской области Шупейко составил вымыш­ленные справки на арест 36артистов эстрады, а затем сфабриковал на них дело, как на участников шпионско-террористической организации (Архив КГБ, ф. 8, оп. 1-1939 г., порядковый номер] 14, л. 35).

В декабре 1937 года охрана лагеря Беломорско-Балтийского комбината в целях выявления и устранения недочетов в конвоировании заключенных составила акты на тех из них, кто был расконвоирован. Работники же оперчасти НКВД использова­ли эти акты для фальсификации следственных дел на заключенных по обвинению их в побеге. На основании таких сфальсифицированных дел по решению «тройки» бы­ли расстреляны 15 заключенных (Материалы проверки о нарушениях законности, т. 5, л. 62).

По единоличным распоряжениям начальника УНКВД по Житомирской области Вяткина в 1937-1938 годах расстреляно свыше четырех тысяч арестованных, среди которых были беременные женщины и несовершеннолетние дети. В момент расследо­вания этого факта выяснилось, что более чем на две тысячи расстрелянных протоколы членами «тройки» не подписаны и на многих из расстрелянных не оказалось следст­венных дел (Архив ЦК КПСС, акт сдачи НКВД Ежовым, л. 139-140; Архив КГБ. Ф. 8. Оп. 1-1939 г., порядковый номер] 14. Л. 100-112).

В Ленинграде в августе-ноябре 1937 года по одному делу арестовали 53 человека, в том числе 51 глухонемого, обвинив их в подготовке террористических актов против Жданова, Молотова и Сталина. По решению «тройки» все эти лица осуждены, причем 34 - к расстрелу. В настоящее время это дело прекращено как сфальсифицированное (Материалы проверки о нарушениях законности, т. 23, л. 18).

Работниками ДТО НКВД Северо-Донецкой железной дороги за короткий срок арестовано свыше 1000 человек руководящего состава железнодорожного транспорта. Их необоснованно обвиняли в диверсионно-вредительской деятельности и подверга­ли избиениям, вследствие чего ряд арестованных покончили жизнь самоубийством (Архив КГБ, ф. 8, оп. 1—1939 г., порядковый номер] 8, л. 85).

Дата добавления: 2015-11-14