Два письма оттуда

исьмо, полученное мною в июле 1989 года, начи­налось так:

«Пишет Вам ученик восьмого класса Роман Метлов. С большим интересом прочитал статью «У избушки на курьих ножках» о событиях в Заполя­рье в прошлом году. В конце статьи Вы говорите, что возвращение снежного человека в окрестно­сти села Л. после прочесывания местности, посе­щения ее работниками телевидения и прочими «туристами» стоит под вопросом. И опасения эти не лишены основания.

Я хочу сообщить Вам... Но все по порядку. В нашем поселке много рыбаков и охотников. Поблизости же (в 10—15 километрах) у нас осталось лишь несколько озер, где есть еще настоящая рыба. Но и там скоро ее не будет, потому что в их районе хотят строить кое-что. Так что многие рыбаки ездят за десятки километров, на еще не тронутые деятельностью человека участки природы. Многие из них облюбовали окрестности поселка У., там тоже есть озера, богатые рыбкой. Места красивые.

И вот в недавние дни, то есть 24—25 июня сего года, один из наших рыбаков находился в тех местах. Идя по лесу, он почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернувшись, никого не заметил, но посмотрев вперед, вдруг увидел прямо перед собой странное существо. Рост его был по словам очевидца 2,5—3 метра. Шерсть сероватая. Короче, это был снежный человек. Мне известно, что оба они стояли, смотря друг на друга, несколько минут, после чего гоминоид развернулся и спокойно ушел...

Рыбак отметил, что тот был немного сутулым, руки у него были полусогнуты в локтях. Уходил гоминоид бесшумно, слегка размахи­вая руками. Принять его за медведя и рыбак, и кто-либо другой не могли. Да от встречи с медведем еще никто сразу не седел. А он вернулся с рыбалки заметно поседевшим. Расстояние от тех мест, где Вы работали в прошлом году, сравнительно небольшое. И к тому же именно места в районе У. самые теплые у нас в Заполярье. Так что перекочевать туда гоминоиду особого труда не составляло.

Что касается меня, то в существование снежного человека я верю. И настроен оптимистически».

Хотя рассказ вторичен, он содержит важные сведения, подтвер­ждая мою мысль о том, что применительно к этим местам можно начертить треугольник обитания реликтового человекоподобного зверя.

Кроме того, автор июльского письма нарисовал подробную схему полуострова и отметил на ней места событий. Все сориентировано по сторонам света. Показаны направления движения существа, огово­рены обстоятельства встречи.

Что можно сказать о таком благодарном читателе?

В его рассуждениях только одно сомнительное предположение. Это, скорее всего, было не то же самое существо, которое взволно­вало в 1988 году не одного человека, хотя бы судя по окраске шерсти. Я знаю серьезного исследователя, занимающегося много лет этой проблемой, который, узнав о недавних событиях в Ленинградской области и проверив сведения на месте, воскликнул: «Наверное, Ваш экземпляр перекочевал туда!» Даже зная о том, какой великий путе­шественник снежный человек, я не склонна так рассматривать вопрос. Ибо уже убеждена, что на этом европейском севере бело­вато-серебристо-сероватая окраска шерсти преобладает, а в нашем приблизительном треугольнике обитает, быть может, не менее десятка особей.

В материале «У избушки на курьих ножках» шла речь о собы­тиях, свидетелями которых стала группа ребят, охотовед и два егеря (журнал «Техника молодежи» № 4, 1989).

Я рассматриваю тот случай как уникальный. Контакт длился почти восемь дней (с несколькими многочасовыми перерывами, когда участники событий днем ездили на рыбалку на острова, возвра­щались со страху в село, а также собирали в другом месте грибы и ягоды). Содержание контактов было продиктовано поведенческими особенностями зверя. Двое суток он бродил вокруг избушки и ребят, греющихся у костра, потрескивал сучками, иногда явно быстро пере­бегал, то тут, а то уже там. А затем вдруг якобы объявился, не скрываясь.

Через месяц после столь бурных событий В. Рогов, М. Гаврилов и я оказались в той же избушке. Мне удалось особым криком вызвать далеко откочевавшего зверя. Он ответил. Это слыхала не только я, но и Дима К., биолог, окончивший МГУ, случайно находившийся там же и включившийся сразу в мой эксперимент. Более того, спустя часа три существо подошло к избушке. Тут-то мы втроем, лежащие на верхних нарах, и увидели его в верхнее окошко. Утром нашли следы, глубоко отпечаталась передняя часть стопы — именно в том месте, где он прыгал на крышу и с нее. Мы успели обследовать местность. Нашли многое, заинтересовавшее нас. Затем появились признаки шторма, что в этой местности очень серьезно, и вернулись

в село, как оказалось, для того, чтобы выслушать не один десяток свидетельских показаний о встречах в разные годы с таинственным существом. Будто прорвалась плотина, будто начался период гласно­сти на тему гоминоида. Особенно сильное впечатление на нас произ­вел рассказ потомственного оленевода Алексея Ивановича Артиева, приведенный в предыдущем разделе.

Тема снежного человека предполагает волнующие воображение встречи, необычные ощущения, ожидание чего-то ни на что не похожего. Так для большинства людей. А реалисту все видится в свете дня и абсолютной трезвости оценок. По-разному воспринима­ются новые сообщения о животном. Ну, и чего они шумят, никак не успокоятся, ищущие снежного человека? Да потому именно и чувствуют себя дискомфортно, признавая материальность всего сущего и.уважая земную логику, что зверь вроде бы есть, и сам ты, и хорошо известные тебе люди видели его! А «доказать» (хотя далеко не все так потребительски формулируют вопрос) пока невозможно. Даже такие прекрасные рассказы, как у Леонова и Артиева, оста­ются только рассказами очевидцев.

Горько сожалею, что в 1989 году моим коллегам В. Рогову и М. Гаврилову не удалось сей раз поехать в Заполярье. Л. В. Ершо­вым и мною сюда были приглашены другие люди, давно занимаю­щиеся проблемой: М. Попович, И. Немеш, И. Бурцев, М. Андрю-щенко, также О. Лебедев, О. Ласточкин, хотя многим из них хватило терпения всего на неделю...

Пока были светлые ночи, ярких происшествий, сродни прошло­годней сенсации, не наблюдалось. Объективно выявили, где живут норка, белка, заяц, пасутся куропатки со своими выводками. Ходили по оленьим и медвежьим тропам, видели отходы жизнедеятельности представителей фауны. Навещали нас сойки, вороны, сороки, чайки, Трясогузки.

Наконец появились и скромные свидетельства прихода к базе интересующего нас животного. С южной стороны леса к нам протя­нулась знакомая по прошлому году цепочка следов. Трижды слы­шали необыкновенные крики на болоте (на вдохе). Затем цепочка тех же следов за палаткой. Потом еще следы за палаткой, причем не только ступней, но и рук: пальцы погружались в торф (это напоми­нает мартовские следы за селом, исследованные Л. В. Ершовым).

Когда потемнело, не только мы, но и посещавшие нас местные жители стали отмечать признаки пребывания на нашей базе истин­ного хозяина леса. Это и замеченные еще ребятами поскрипывания-похрустывания с молниеносным перемещением — он буквально кру­жил возле костра и избушки. И тяжелые шаги на рассвете, когда глаза от ночных бдений и прогулок в лес уже слипаются, и 38-сантиметровые пятипалые следы. (Пусть никого не смущают разли­чия с прошлогодними данными в несколько сантиметров. Во-первых, из-за невозможности их досконально измерить — практически в большинстве случаев пальцы ног погружаются в торф, над ними непременно образуется «козырек» почвы. Во-вторых, не обязательна встреча с тем же экземпляром.) Повторяю самое важное, о чем страшно подумать, если в 1988 году летом видели вместе четыре особи практически одинаково окрашенных, то в апреле этого — пять, а затем — три. Можно верить или не верить (наиболее распространенное словоупотребление) этим свидетелям, но из песни слова не выкинешь! Надо записывать всё.

Особенно выразительными оказались следы в местах преодоле­ния ручья: одним прыжком с берега на берег. Хотя и мысль об отроческих шутках небезразлична мне. В одном месте, где большой палец ноги удачно пришелся на плотный грунт, рукой можно было ощутить узоры, оставленные пальцами. Нам дорого, что потом­ственный охотник-карел однажды сурово сказал: «Таких следов не знаю». Самое поразительное — расстояние между следом одной и другой ноги — около трех метров. А чего стоит вид перевернутых, вынутых из земли камней (до шестидесяти килограммов весом) в четырех—восьми метрах от избушки, шуба мха, снятая с неподъем­ных камней вместе с маленькими деревцами.

Да, грунт, как мы убедились еще и еще раз, не подходит для заливки следов. Даже для фотографирования. Это нам сказал спе­циалист высокого класса О. Ласточкин. С этим человеком было связано много надежд.

Замечено и нечто новое в поведении интересующей нас особи. Еще раз проверены нетерпимые для зверя факторы. К сожалению, обнаруженные в прошлом году пещерки оставлены были владель­цем-строителем после нашего посещения. Сразу и насовсем. Ненару­шенной оказалась и контрольная полоса, оставленная еще в прош­лом году В. Роговым.

Мне сегодня нужно не «открытие» давно уже «открытого» неиз­вестного зверя, а только контакт с ним. Именно проблеме контакта и были посвящены те два месяца, проведенные под непрерывными дождями (с тремя солнечными днями) в избушке, которая светится изнутри всеми своими отверстиями — в потолке, в стенах и в полу.

Итак, интересующее нас животное появлялось возле базы в ночи со второго на третье и с третьего на четвертое августа. На никем не любимом, унижающем почему-то большинство людей уровне духа. Но реальные следы выдали его.

Он приходил, о чем мы узнали, благодаря собакам, днем 16 и 18 августа, а 22 и 23 августа позднее — в 20 часов 45 минут. Днем его обнаружила сторожевая собака Белка, когда мы остались с ней на базе. Сначала Белка неопределенно поскулила, что довольно странно для суровой взрослой собаки, а затем как-то заметалась, будто занимая круговую оборону. Судя по ее быстро перемещающе­муся взгляду, видимый ею объект, видимо, тоже перемещался довольно быстро по земле.

18 августа дымчато-голубой красавец Дик (чистопородная лайка), глубоко и старательно разевая пасть, беззвучно облаял южную сторону леса, так же быстро перемещая голову, как и Белка, двумя днями раньше. Но почему — беззвучно?..

А затем события разворачивались, как говорится, при всем честном народе. Тот же Дик и только что прибывший на базу Шарик подали слабенькие, как бы не свои голоса. Их туго скрученные в бублик царственные хвосты вдруг сразу поникли и спрятались меж ног. Собаки прошли вперед не более чем на пять-шесть шагов и остановились, пребывая в таком униженном состоянии достаточно долго — около получаса. Когда их тревога улеглась, мы все последо­вали в том направлении и обнаружили бесспорные, хорошо различи­мые глазом пятипалые следы человеческого типа длиной 38 сантиме­тров. Цепочка их шла к нам и от нас. После этого мы весь вечер и ночью вглядывались в ту часть леса; вспоминали, что в прошлом году нам рассказывали, будто собаки совсем не реагируют на зверя. Мы были в этом убеждены, ибо сами наблюдали такое поведение, когда собака еще крепче прижалась к своему спящему хозяину в момент прихода гоминоида. Надо всегда помнить, что поведение собак сильно различается, даже собак, живущих в одной местности.

А до этого днем Валерий Тепляков, которого случайно прибила штормовая погода к нашему берегу вместе с двумя родственника­ми — двумя Александрами,— сам обнаружил цепочку следов, веду­щих от ручья в горы. Он видел такое впервые: природные скепсис и юмор дали осечку. Страстный охотник, человек образованный, в полном смысле слова таежник, он никогда прежде не задумывался о реальности мифического существа. Рассмотрев следы, он повторил (не ведая того) слова рыбинспектора Я. М. Сафронова: «Однако кто-то у вас тут неведомый ползает...»

Так вот, вечером Валерий и увидел в бинокль зверя или его родственника. Тот недолго стоял метрах в двадцати пяти, слегка развернувшись в профиль, и рассматривал нас, собак и костер. Потом и Юра Губенко, тоже припав к биноклю, воскликнул: «Вижу!» Как и лесничий И. Павлов, видевший здесь зверя в прошлом году (почти в тот же день), ребята хорошо рассмотрели в бинокль верх­нюю часть светлого туловища, литые плечи и мощную грудь. Он был огромен! Жаль, не было поблизости удачного ориентира, чтобы точно отметить рост.

Утром очевидцы вдвоем «проиграли» весь спектакль на природе. И ведь именно там, за этим деревом, нашли следы «топтания» на месте. Совсем человечьи. Но сколь огромны!

Как и в прошлом году, тут же всплыла мысль: «Может быть, их было двое?» Ибо почти в то же время Дима Ринглер и Роман Ковалев утверждали, что заметили молниеносно промелькнувшую в противо­положной стороне серовато-белую фигуру двуногого.

Валерий нашел' сброшенное птичье гнездо из оленьих волос и птичьих перьев. Поверх него лежал длинный необычный волос, заставивший Валерия наклониться и поднять его (при этом он не задавался никакой целью и ничего не собирался исследовать). В тот же день он нашел такой же волос меньшего размера — на пеньке. А Сергей Филиппов, рассматривая слепок следа, обнаружил такой же волос, не просто приставший к нему, а почти припечатанный. Знали

бы эти люди, сколь бесполезны попытки узнать, кому они принадле­жат! А тем более те из необычных волос, которые не имеют эта­лона. Например, в прошлом году специалисты классифицировали их как относящиеся к животному, которое в тех краях не водится. Но получен и более квалифицированный ответ из учреждения, имею­щего на вооружении несколько видов микроскопов с высокой разре­шающей способностью. Был сделан вывод: представленные нами волосы не имеют аналогов. А главное, бесспорно можно исключить оленя, косулю, лося, грызунов и проч. И в то же время пока зага­дочно молчат зарубежные коллеги, которые судя по их же завере­ниям незадолго до находок, так хотели по исследовать. Уж такая опасная тема! Для меня ясно: в мире пока нет специалиста, который был бы готов всерьез работать с таким материалом, но человек жив надеждой.

23 августа вечер сложился, как и предыдущий. Без четверти девять зверя почуяли собаки. Он выдал свое присутствие. Сначала стоял, рассматривал. Потом мелькал среди деревьев. Конечно, все это не просто так. Мы предприняли все свои уловки, чтобы он пришел. Валерий протянул мне бинокль, не веря своим глазам. Я сказала: «Так и должно быть!» Он ответил: «Не знаю, как должно быть», а спустя минуту добавил: «Но, пожалуй, нам пора зайти в избушку». Когда он закрыл за собой дверь, на крышу упал камень! Размер вышедшего на контакт существа поразил воображение и заставил меня содрогнуться.

Чтобы выйти и пойти такому животному навстречу, нужна не просто решимость. Нужна еще и оправданность подобного шага со стороны человека разумного. В данном случае ее не было: сфотогра­фировать мы не могли. Как нередко случалось и прежде, аппаратура была уже увезена, а человек, сменивший фотомастера высокого класса, именно в тот вечер остался ночевать на другом берегу.

Думаю, что главным в дальнейшей работе по-прежнему остается наблюдение. Детальное изучение местности, маршрутов его передви­жений и, может быть, использование фотоловушек, хотя понимаю, что никто не оставит «Никон» на ночь на земле в лесу.

Основание для надежды на съемки есть. Должен сработать мой удавшийся вызов животного в течение двух сезонов подряд. Есть по три очевидца этого события. Конечно, можно надеяться на случай­ную встречу. Тем более что пошли годы неспокойного солнца, уро­жайные в смысле контактов. Но хочется строить работу на более прочной методике задуманного опыта. Освоенные и проверенные мною приемы, два из которых получили подтверждение в 1988 и 1989 годах, должны послужить и в дальнейшем.

Третий прием, который мне нравится,— запаховые приманки. Например, как ни странно, вечерняя заварка кипятком особо души­стого меда или определенных лекарственных и эфиромасличных трав, а также сушеных фруктов высокого качества, в запахе которых нет примесей гнили и гари. Да и мы сами, представители отряда приматов, обладаем всем естественным набором феромонов обоих полов, на которые, позволю себе смелость утверждать, он не реаги­ровал так, как можно было бы предположить теоретически.

Конечно, трудно брать обязательства снять животное даже перед самим собой. Если во всем цивилизованном мире люди, технически оснащенные как положено, не смогли сделать того, о чем я мечтаю, то, казалось бы; на что рассчитывать? Тем не менее фотодоказатель­ство для безучастного большинства стало мерилом успеха в проблеме контакта.

В предыдущий сезон 1988 года по не зависящим от нас обстоя­тельствам непродуманными действиями со стороны части обществен­ности все же была нанесена психологическая травма животному. Оно видело ружья, оно испытало преследования.

А поздней осенью, когда кончилась на озере навигация, я полу­чила письмо от Юры Губенко:

— Я, Сергей Б., Андрей П. и Саша У. пошли в горы посмотреть ₍на озеро сверху, по сталкивать с каменных языков валуны. Дошли до 'основания гор. Я остался внизу, а они двинулись вверх. Вот их уже не стало видно. И тут я почувствовал чей-то взгляд позади. Обернулся, но никого не увидел. Там я посидел еще минут пять, как бы что-то доказывая себе. А потом не выдержал и побежал к ребятам до водопада, где они уже сбрасывали огромные камни. Присоединился к ним. Минут через пятнадцать говорю: «Пошли к избушке!» Но они не захотели. В конце концов, я пошел вниз с Сергеем. Андрей и Саша остались. Когда мы спустились в долину, до нас еще доносилось падение камней. Потом оно прекратилось. Минут через пятнадцать или даже десять их привезли на лодке Сергей В. и Рома П. Оказа­лось, что они подобрали Андрея и Сашу напротив острова «Н. О.». Они бежали от водопада вниз эти пятнадцать или десять минут, где расстояние, как Вы знаете, не менее трех километров. Когда их привезли, их лица были красные, как вареные раки. Одежда оказа­лась насквозь сырой. Руки и ноги у Саши были разодраны. Было заметно, что он плакал. Они оба с ужасом стали рассказывать, что когда перестали бросать камни, то пошли за куртками, сброшен­ными чуть ниже. Саша рассказывает: «Я стал надевать шапку и обернулся, чтобы посмотреть на горизонт повыше горы. И вдруг увидел метрах в тридцати зверя. Он стоял и задумчиво смотрел туда, откуда мы скатывали камни. А потом повернулся в нашу сторону. Я говорю Андрею: «Давай спрячемся, так как ноги у меня подкоси­лись». Но Андрей рванул, а я за ним. Мы бежали очень быстро. Несмотря на неровности и обрывы. Часто падали, но бежали дальше. Могу Вас заверить, Майя Генриховна, все это было на самом деле. Я им поверил. И я хочу им верить, Юра

 

Страхи детства человеческого

ере и религии противостоят не только атеизм, но и понятие суеверия, то есть ложных знаний, при­обретенных в суете мирской жизни, мире обытовленном. Выполнение задачи немедленного и массового возрождения культуры в двадцатые и другие годы текущего века привело в нашей стране к тому, что два из этих мировосприятий были объединены в негативное понятие одного толка. Говоря о чем-либо неприемлемом, мы через запятую писали, как часто и до сих пор, эти слова рядом: вера, суеверие...

Если в области веры все негативное сосредоточено в универсаль­ном образе черта, то мир суеверий обладает целым арсеналом обра­зов подобного толка. Но и в них есть общее. Враг человеческий антропоморфен, человекоподобен. Правда, черт рисуется с несвой­ственными людям атрибутами рогов и копыт. В этом его необыч­ность, представление о принадлежности миру ада. В остальном же — голова, туловище, пятипалые руки и т. д.— все, что положено и человеку, Существа суеверного плана еще антропоморфнее, более очеловечены, «понятнее», «земнее».

Богатый мир суеверий,, зародившийся без научных дотаций, вли­ваний и вспомоществований организаций любой формации являет собой мощный пласт человеческой культуры. Периодически такие реплики мелькают в этнографической и фольклорной литературе. Но так и остаются вкраплениями редкоземельных элементов в сплошной руде, являющейся самой сутью Земли.

Есть и еще одно представление столь же затерянное (а посему загадочное) среди привычных словосочетаний — как элемент роскоши в будничной обстановке,— но так и не получившее дальней­шего развития: очевидно, за образами разных антропоморфных существ и загадочных чудищ кроется нечто вполне реальное, послу­жившее прототипом.

Когда-то страх перед переползающим дорогу скарабеем сковы­вал волю полководца и двигал армию в незапланированном напра­влении. И случалось такое еще до прихода к землянам, например, христианства.

Можно ли соединить такие разные понятия, как вера и суеверие? И соединимы ли они в принципе?

Казалось бы, вот случай подхватить на щит одно в борьбе с другим. Но нет, в суете сиюминутных интересов, в свете ложных солнц поступили вопреки земной же логике: пустили по следу ша­риковых в кожанке, чем, как надолго показалось, сбросили со счетов истории и веру, и суеверия (вычеркнули из ряда явлений, достойных осмысления как образы религиозные, так и населяю­щие мир суеверия). Идея заглянуть в эту кладовую принадлежит доктору исторических и доктору философских наук Б. Ф. Порш-неву.

Итак, чем же суеверие привлекло мое внимание. Прежде всего тем, что, рисуя разные антропоморфные сути, оно одарило каждого персонажа деталями, часто неповторимыми, подробностями, кото­рые трудно сочинить, навыками, которые можно приобрести лишь в определенной экологической среде. Уж если ты водяной... Но самое главное — отсутствие речи и практически полная обволошенность, если это не сказочная проза.

К тому же выясняется, что и леший, и русалка, и домовой, и водяной, и сусейка, и банный, и кикимора, и овинный с рижным — все они что-то непременно любят, чего-то на дух не терпят, из-за чего-то норовят прогнать человека с исконных мест своего обитания. И тут уж на них одна управа — заговор. Кроме заговоров, их можно в ответ усмирить действиями, заветными приемами. Что-то в их при­сутствии можно делать, чего-то делать ни в коем случае нельзя. А кое-что вроде бы и можно, но с опаской — не разбудить бы окаян­ного! Следовательно, можно осознанно вызвать огонь на себя, а можно и, наоборот, защититься. В зависимости от поставленной цели.

Даже сегодня трудно найти человека, который бы, не дрогнув, прошел по тропе, пересеченной черным котом. Вспомните эффект от встречи со скарабеем!

Вот уж, казалось бы, истинно суетное представление об опасно­сти, а на тебе! Так вот, перейти такое место, не дрогнув, может лишь верующий, ибо именно он в глубине подсознания обрел опору в крестном знамении (и в тот самый момент, как осенил себя крестом, отдавая дань суеверию). Конечно, переступить черту может и чело­век, равнодушный ко всему окружающему, кому сам черт не брат, не то что жук или кошка. Но ведь о таком и сказано однажды: «Бойтесь равнодушных!»

Все вышесказанное — шутливое отступление. Но в дремучем лесу ночью вспоминается всё — и пережитое, и когда-то читанное, услышанное. Мир темноты (особенно на севере зимой), мир замкнутого тайгой пространства, «память предков» все еще услужливо рисуют нам и саблезубых тигров, и горынычеподобных существ, хотя они вымерли до появления человека. А вот поди ты, они невольно заставляют задуматься о возможном соседстве. Быть храб­рым — не означает никогда не вздрагивать, не размышлять о при­роде страха. Конечно, можно дать себе слово не бояться... И все же есть она, завидная неколебимая способность к «воспоминаниям» о страхах детства человеческого!

В измятом, искаженном виде, траченные материалистической молью, с мышиными погрызами здравого смысла такие воспомина­ния, к сожалению, входят с нами в XXI.век. Например, порожденный шорохами в ночи таежной не совсем определенный страх не меркнет даже на фоне такого творения ума и рук человеческих, как черно­быльский дракон (плутониедышащий!).

Получается, что плоды мифотворчества с равным успехом могут преследовать и предков и потомков. Преследовать и сегодня, с завид­ным упорством — столь долгое время. Долгий исторический период.

Представьте себе человека, который не может успокоиться, не узнав, что кроется за старыми суеверными запретами — не пересе­кать черту, не выносить вечером на окраину села мусор, не шуметь в лесу ночью, не укладываться в тайге спать на тропе, не разводить на дороге нодью (Нодья, или нодьё,— костер в лесу, в Чисте ночлега. Это пни, поставленные шатром или два кряжа один на другом с выемкой в середине места соприкосновения и т. д.) Ведь в противном случае ты можешь увидеть непривычное, незнаемое, неведомое. Так вот, из этого арсенала мне интереснее всего те запреты, кото­рые ведут к встрече с антропоморфным героем, полностью обволошенным, лишенным дара речи, чаще очень высокого роста, пропорционально сложенным, с втянутой в плечи головой, горя­щими красным угольком глазами, огромными пятипалыми рука­ми и ногами, после прохода которого остаются реальные следы-вмятины, с необычной складкой перед пятью же пальцами без когтей.

Как показывает практика, встречи с ним никак нельзя отнести на счет того, что наши предки якобы были такими уж темными, заби­тыми, неразвитыми, отсталыми по сравнению с нами, обременен­ными верой и суевериями. Прямо в духе Ивана Васильевича, кото­рый «меняет профессию».

Что отмечают в минуты раздумий специалисты, записывавшие когда-либо народные легенды, сказания, былички, досюлыцины, бывальщины и т. п.?

Вот как говорит, суммируя собранные данные о лешем, С. Максимов: «В Ярославском Пошехонье лешего называют даже просто «мужичок»... И далее, что сведущие люди признают в лешем, как и в домовом, «нечисть», приближающуюся к человеческой при­роде...» Э. Померанцева оценивает вырисовывающийся образ лешего: «Это скорее человек...» Е. Вирсаладзе утверждает, что

фольклорные образы не являются лишь пережитком, а звучат как представления, еще совсем недавно игравшие роль в жизни и обы­чаях народов. И далее о том, что вера в них еще совсем недавно была очень сильна.

Думаю, что всё, о чем рассказывает народ, имеет или имело место на земле. Поэтому для встречи со своим героем я решила воспользоваться суеверными запретами. Поступила от обратного. Осознанно нарушила табу. Благодаря чему, а также навыку опреде­ленного крика (не претендующего на полную имитацию крика суще­ства, безосновательно именуемого как «снежный человек», так и «реликтовый гоминоид») мне удалось несколько раз увидеть это животное. (Думаю, здесь не стоит приводить экспедиционную рабо­чую часть программы; оставлю кое-что для себя в надежде на про­должение исследований.)

Животное мне удалось увидеть впервые в 1987 году в Западной Сибири на Красной заимке вместе с семьей Вейкиных. Для них это не было дивом. Они давно знали о нем. Любопытство к нему испыты­вали, но относились спокойно и никогда к встрече с ним лицом к лицу не стремились. Считали «своим». Постукивания в окно относили скорее к предупреждению — нежеланию самого животного стол­кнуться с ними ночью на лесном подворье. Я же, как человек не привыкший к этому ритуалу и стремящийся только к одному — уверенности и его реальности, отреагировала непосредственно — на стук сразу выскочила из избы к нему. А за мной и хозяева. Так три человека оказались в пяти метрах от лесного великана. Мысли были совершенно ясными. Сердце как бы «старалось» выскочить из груди. Казалось, что его биение слышит весь лес, и было стыдно перед животным. В области живота все как бы втянулось внутрь в ожидании некоего дискомфорта, а колени превратились в нечто ватное, из-за чего ногу (чтобы как-то взрыхлить уплот­ненные иголки дворового покрова — оставить метку, где мы стояли) пришлось поднять рукой. Рассматривали друг друга около минуты.

Затем последовало наблюдение в следующем году за этим же животным, охотящимся на болоте. Через месяц поездка в Заполярье вместе с двумя товарищами и история с вызовом существа — он вспрыгнул на крышу, а затем обратно и прошел мимо окошка, в которое мы втроем его и увидели.

Сезон 1989 года мы провели рядом с этим прекрасным лапланд­цем (см. «Два письма оттуда»).

Следующие сезоны впервые будут посвящены попытке фото­съемки существа. Ставить перед собой такую сложную и желанную для всех задачу не просто. В мире удача сопутствовала лишь однажды непрофессионалу Роджеру Паттерсону. Было это более двадцати лет назад. Единственные документальные кадры Паттерсона, которые, как показала практика, все же не послужили документом для оппонентов и недооцениваются другими исследователями в силу жесткой конкуренции, служат в большей мере развлечению скучающей публике нежели дальнейшим исследованиям. Основная же масса людей, занимающихся этим вопросом, даже близко не подступилась к достижению Паттерсона. И это, например, при необыкновенных возможностях зарубежного киноснаряжения.

Трезвая оценка нашей аппаратуры не дает оснований брать на себя какие-то обязательства. Было бы странно преуспеть в мировой гонке за сиюминутный успех. Все же сначала — продвинутый контакт, а затем съемка. Даже если впереди еще десятилетия поиска.

 

Большак — природа — человек

ринадцатого марта 1986 года журнал «Нейчур» опубликовал статью Джона Эрика Бэкджорда. В ней упоминается бигфут, известная Нэсси и менее популярная Чэсси в качестве энергоформ, кото­рые человек видит время от времени, но никак не может осуществить над ним такое чистое челове­ческое кровавое действо, как поймать или убить (позволю себе называть «бигфута» — снежного человека — по-русски — «большаком» (от слова большой, крупный) или лесным человеком, а то получается, будто в Саратовской области водится йети, и того гляди, появится йови или сасквач).

После публикации Бэкджорд, не имея собственных полевых наблюдений или достаточно убедительных заимствованных сведе­ний, рвется в бой за высказанное. Он стал персоной нонграта даже среди так называемых гоминологов, которые во всем мире нужда­ются в любой поддержке (а Бэкджорд, можно предположить, даже отнюдь не беден!), так как их область интересов самая гонимая и не обеспеченная никакими дотациями. Причина такого положения состоит в том, что, как и в биологии, медицине, сельском хозяйстве, в ней разбираются все. Вот почему в этих областях науки всё обстоит так чинно, благородно и очень плачевно. Мне это напоминает оленье стадо на убое. Никто не кричит. Не потому, что не больно, а потому, что олени не могут кричать. Их гортань устроена так, что не получа­ется крика.

А ведь проблема существования бигфута или большака это вам не явление неопознанного техногенного объекта, параметры кото­рого практически' любому инженерному уму нетрудно вычислить, как и скорость или схему полета.

Подчеркиваю, что многие авторы, пишущие на занимательные темы, поступают, как Бэкджорд. Не имея своих полевых наблюде­ний, они торопятся выдвинуть какую-либо идею, а далее наработка идет уже только в заданном направлении.

У нас за примером и ходить недалеко. Уверена, что никого не оставили равнодушным сообщения о событиях в М-ском треуголь­нике. Одним они доставили огромный материал для праздных рассу­ждений, а других здорово повеселили. Сама редакция газеты «Совет­ская молодежь» не могла остановиться, несколько месяцев она печа­тала материалы вокруг да около. Так вот, известный теперь коррес­пондент Павел Мухортов в одном из августовских номеров 1989 года сообщил читателям об увиденных полупрозрачных фигурах, похо­жих на... снежного человека. И тут же многозначительный вывод: «...то есть йети можно соотнести с явлениями НЛО». Нонсенс. Дальше — больше. Вот уже и «Советская торговля» от 5 октября того же года, ничтоже сумняшеся, утверждает: «Пришельцы ростом от одного до четырех метров, а также существа, схожие по описа­ниям со снежным человеком, расхаживали по территории пионер­ских лагерей и вокруг...»

Стоп! Не пора ли усомниться! Корреспонденты не рассмотрели как следует «пришельцев», а уже сравнивают их якобы для того, чтобы стало понятнее читателю, со снежным человеком — с тем самым таинственным существом, которого видело еще меньшее число людей на земном шаре. Надо помнить и то, что снежного человека, большака или лесовика никто из очевидцев никогда не описывал как существ полупрозрачных! Уж он-то всегда появлялся весомо, грубо, зримо. Откуда же такие сопоставления, сравнения, заведомая профанация? Не с кем больше сравнить? Или снежный человек — единственное, что приходит в голову в шоковом состоя­нии? То есть уже наработанный словом образ — ведь ясного изобра­жения пока все еще нет. Такое восприятие впервые прозвучало еще в середине шестидесятых годов при описании случая из области уфоло­гии в Пенсильвании. И вот неосторожное сравнение кочует теперь как выводы (из чего?) ленинградца Ельцина, а также без ссылок на, чьи-либо наблюдения в других безосновательных публикациях.

Практика свидетельствует о невозможности сравнения любого уфологического образа с так называемым снежным человеком. Например, минувшей осенью с Кольского полуострова (Кандала­кшский р-н) мне сообщили о случае с трактористом Колычевым: как-то в конце октября около 20 часов, находясь в поле, он никак не мог завести трактор. Естественно, он и думать не думал ни о при­шельцах, ни о прочих отвлекающих от работы вещах. И все же отвлекся — кто-то, подойдя сзади, вначале положил ему на плечо руку, а затем развернул его к себе лицом. Колычев распрямился и от ужаса отступил назад, при этом ударился о трактор. Но нашел в себе силы побежать, не оглядываясь и не выясняя, преследуют ли его. С места встречи бежал мужчина (и в этом нет ничего позорного), человек не трусливый, тракторист с монтировкой в руках. Слушав­шим эту историю он четко сказал: «Это был снежный человек». Обрисовал он его вполне традиционно — ростом около двух метров, глаза красные и т. д. Практика показывает, что это существо ни с кем не спутаешь. Для его описания можно привлечь чаще всего «сравнение с самим человеком. Тут тебе никаких трех пальцев, никаких рогов, а тем более скафандров.

Да, не всегда большак прост, понятен. Появление его неожи­данно и не всегда логично. Вот уж действительно как в сказке: «Стань передо мной, как лист перед травой». Да никто и не просит его так. Недаром мой информатор из Заполярья А. Комаров сказал: «Он мне не нужен такой. Лучше бы его не было. Теперь мысль о нем будет мне мешать в тайге».

И, очевидно, большак обладает многими свойствами, заставляю­щими, если не признать за ним нетрадиционные энергоинформацион­ные возможности, то хотя бы задуматься о них. Что же конкретно позволяет так судить о нем? Начну с вывода, сделанного мною на основании анализа сообщений из разных стран, а также областей нашей страны в разные годы. Если встреча случайна, а человек и объект наблюдения находятся на большом расстоянии друг от друга, она может окончиться нейтрально для человека, легкий испуг, напряжение в связи с желанием немедленно узнать, кто это. Порыв убежать, ватные ноги, сердцебиение. То есть психологический и физиологический дискомфорт очевиден. И все же человек преодоле­вает его, практически всегда уходит. Если встреча не случайна и инициатива исходит от человека, результат может быть плачевным: обездвиживание, спазм лицевых мышц, ощущение окостенения челюстей, медвежья болезнь и прочее. Продолжительность такого состояния от нескольких суток до нескольких месяцев. Тут терапевт не поможет. Врачей, обладающих навыками дегипнотизации или выведения из состояния последействий суггестии, в районах обитания нашего зверя пока не встречали. Хотя ясно, что речь здесь идет не буквально о гипнозе — о суггестии, волевом внушении с его стороны. В случае суггестии самого низкого уровня (наш случай) ее содержа­ние элементарно — несет в основном защитные функции. Здесь не следует искать передачи знаний, о чем навязчиво думают уфологи в своем случае. (На вопрос, почему же человечество до сих пор не обогатилось ни малейшим новым знанием, обычно ссылаются на строгий запрет или на какой-то особый момент, когда эти знания вдруг всплывут и т. д.)

Если встреча произошла по инициативе большака-лесовика, она практически всегда кончается благополучно для человека. Так как таких встреч в процентном отношении больше всего, то сведения о них и порождают мысли, что на зверя можно устраивать чуть ли не облавы, что, мол, на него можно охотиться или в него можно бросать камни. Он, дескать, беззащитен. И вообще, стоит выехать на при­роду, как он уже тут как тут. Ну, и сразу сфотографируешь или запечатлишь на кинопленке, а то и на цепь возьмешь, будешь демон­стрировать в зоопарке, на ярмарке. Такие представления частично породила пресса. Ее интересует остро занимательная сторона сюже­тов: я его увидел, он бросился от меня, я закричал, он спрятался и т. п. Мнение и выводы исследователя по поводу развивающегося сюжета тщательно вытравляются из текста, а тема профанируется.

Есть и худший вариант, когда газета призывает всех, особенно уча­щихся, в поход за неведомым, видя в таком мероприятии опять же лишь занимательную сторону и не представляя, сколь это опасно.

Если в области социальных и прочих преобразований уже давно остались в прошлом такие залихватские утверждения, как «нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца пламенный мотор», то в реальной жизни на природе этот фокус не проходил и, конечно, не пройдет в будущем.

Толчком для дальнейших рассуждений послужила, казалось бы, очень далекая от нашей темы фраза В. Бабенко из предисловия к книге фантастики «Венок из звезд»: («Мир», 1989) Боба Шоу: «...подлинная научность добротной научной фантастики вовсе не в том, что в центре произведения.—' техника, или открытие, или научная идея, а в том, что автор обязан быть вооружен научным методом познания; должен быть хорошо знаком с парадигмой своего времени, но, пользуясь художественным инструментарием отраже­ния действительности, в системе «человек — общество — цивилиза­ция — мироздание» на первый план обязан выдвигать человека» (выделено мною. — М. Б.).

В действительности человек в своем зазнайстве уже давно подме­нил собою такие великие понятия, как Природа и Космос. Сам же в большинстве остается таким же невежественным, агрессивным, эле­ментарно некоммуникабельным, как и в тот момент, когда он возом­нил о себе как о «царе природы» (это не относится к нашим предкам, жившим в согласии с окружающим миром). По интеллекту человече­ство далеко не однородно. И что можно думать о способностях человека к восприятию и обмену информацией в природе и обще­стве, если на земле есть такие огромные духовные миры, как Вернад­ский или Сахаров, в то же время существуют противостоящие им?

Задача общества в целом, человеческой общины не выдвигать безосновательно абстрактного человека из массы только за то, что он человек, а ненавязчиво воспитывать и совершенствовать нра­вственность каждого, выявлять индивидуальную неповторимость каждой личности, как правило, порабощенной бытом и социально нивелированной, запрограммированной на выживание в то время, когда даже такой великий инструмент природы, как инстинкт само­сохранения, уже не срабатывает! Не декларирование нравственно­сти, а жизнь по правде. Человек, поставленный обстоятельствами только перед проблемами «накормить—прокормить», не нуждается в иной информации и, естественно, не может быть ее носителем. Все, кто выше этого,— набор элитарных единиц. Можно предположить, что естественная ориентация в природных обстоятельствах всеми индивидами с высоким и низким уровнями безвозвратно утрачена.

Всё, настраивающее человека на непонятное, таинственное, заставляющее приписывать человекоподобному существу фантасти­ческие возможности и даже необоснованно «сажать» его в кабину НЛО, можно объяснить двумя свойствами незнакомца. Во-первых, животное ведет ночной образ жизни, во-вторых, подчеркиваю, молниеносно передвигается, внезапно появляясь и также исчезая. Отсюда истоки популярных в народе предположений, которые род­нят его с представлениями о нечистой силе, категорией, измышлен­ной человеком на основе наблюдений за каким-то прототипом, до которого И по сей день не удалось добраться...

Рассмотрим истинные, а также и некоторые приписываемые лес­ному человеку свойства.

Лично я предполагаю, что большак может затаивать то, что люди, безудержные в смелости, называют биополем, а другие — суммой электромагнитных полей. Вот где простор для экстрасенсор­ных исследований! Вместо того, чтобы налево и направо ставить непроверяемые диагнозы, экстрасенсам следовало бы заинтересо­ваться хотя бы этим затаиванием, проверив догадку хотя бы на том же человеке. Глубоко убеждена, что девяносто, если не больше, процентов людей, претендующих на нетрадиционные методы лече­ния, мягко говоря, заблуждаются. Они, как дети, очень хотят это уметь! А легковерные индивиды, давно отвыкшие от элементарного внимания к их персонам, охотно поддерживают это их приятное заблуждение. Безвредно и не лишено позитивной окраски.

В применении же к человеку и к большаку явление затаивания сводится к тому, что ясно различимый объект, не привидившийся во сне и отнюдь не полупрозрачный наяву, вдруг ^исчезает — оказыва­ется невидимым для человека. Пример? Горная тропинка, на кото­рой человек едва умещает ступни, да и то поочередно. Справа — каменная стена, слева — обрыв. Человек медленно продвигается по карнизу. И в одном месте оказывается пройти почему-то еще труд­нее. Что-то как бы выпирает из стены — выступ не выступ, но что-то мешает пройти. Человек становится к «выступу» лицом и, прижима­ясь, обходит его... Сделав несколько шагов, опоминается: «Я столько лет здесь хожу, но никогда никакого выступа не замечал». Оглядывается. От него уходит по тропе обволошенный, без одежды человек!.. Откуда он здесь? Как разминулись?

Такой особенностью, по моему предположению, обладают воры-профессионалы. Им, даже преследуемым толпой, достаточно при­сесть за двумя эфемерными прутиками, почти лишенными листвы, чтобы бегущие по следу гневные безумцы промчались мимо, не заподозрив присутствия объекта преследования. Иного талантливого конокрада за всю жизнь так ни разу и не побьют разгневанные преследователи: вот он, был только что тут — и нет его... Можно добавить, что лошадей уводил чаще всего лихой цыган, именно талантливым представителям этого народа даны особые свойства натуры.

Могут ли не задумываться над вопросами внезапного появления или исчезновения нашего героя люди, которые значительно чаще, чем, например, мы, жители средней полосы России, видят объекты наших чаяний? И как это перекликается с чисто эмпирической рус­ской догадкой-идеей сокрытия им своего биополя с целью стать невидимым? Конечно, да. Вот, например, как расшифровывают сущность происходящего при встрече с реликтом тибетские монахи, «красношапочники». Монахи и сами достигли больших успехов в подобных делах, в овладении волевым контролем, а точнее и кон­кретнее в попытках останавливать деятельность мозга именно для невидимости. Совершенная способность растворяться, становиться невидимым, по их мнению, сохранил только йети — так называемый снежный человек, которого европейцы не раз встречали, рассматри­вали как вполне реальный объект, затем преследовали. Именно на этом этапе и случался конфуз. Он каждый раз исчезал, словно растворяясь. Хотя на самом деле оставался на месте.

То есть речь идет все о той же суггестии, но направленной на самого себя (самопроизвольный аутотренинг, как впадание в летар­гический сон в случае стрессовой ситуации?), а не только на окру­жающих, как думали те немногие, которые читали книгу Б. Ф. Поршнева «О начале человеческой истории» («Мысль», 1974). И в этом новизна и моего подхода к теме. Поршневская мысль, что потеря такого и подобных ему свойств — результат усложнения человеческой психики, созвучна народным представлениям. Что-то приобретая (в частности речь) на каком-то этапе развития, человеку приходилось и от чего-то отказываться.

Вот почему реликт, и не пытавшийся отказаться от этих свойств, так и не достигший речи, — параллельное человеку существо, сопут­ствующий вид, одна из проб природы, но никак не шаг вперед по сравнению с человеком.

Вообще же на данной почве появилось много фиктивных «дога­док-прозрений», догадок-спекуляций, высказываемых людьми, нико­гда не занимавшимися проблемой, особенно почему-то контакте­рами, лекарями-экстрасенсами. Основываясь только на входящее в название объекта слове «человек», в чем-то бесстрашные, а в чем-то бессмысленные деятели начинают рассуждать о том, что описывае­мое существа, либо выше человека по всем параметрам, либо про­дукт деградации неких латиноамериканских племен. И это по поводу существа, не имеющего представления о социуме! Никакие доводы о невозможности такой деградации не принимаются. В ответ слышишь унылое: «Ах, так вы не знаете об этом!»

(А то еще некий экстрасенс Николаева, не выезжавшая из своей глуши даже за околицу, начинает утверждать, причем безапелляци­онно, что «снежный человек» не имеет якобы вовсе половых орга­нов. Но и этого мало. Оказывается — он размножается вегетативно, почкованием! Так его, несчастного, руганого-переруганого. Уж бить, так где больнее. И так далее. Всё явная ложь. И некому остановить.)

Появляется он обычно в темноте и неизвестно откуда. Даже временные одноразовые лежки встречаются крайне редко. Похож на человека общим контуром до такой степени, что далеко не каждый может решиться выстрелить в это существо, хотя на практике воз­можно убийство человека человеком. Знакомство с фактами его поведения показывает, что отвлечь его от «задуманного» легче, чем человеческого детеныша, да и сам он часто без видимых причин не доводит «свое решение» до конца. Отсутствие речи позволяет думать о его правополушарности, как и всех животных (исключим здесь намеки на проявление левополушарных элементов у дельфинов). Очевидно, у него физиологически несостоятельна гортань, и далее односложных и однообразных «ба-ба-ба», «бу-бу-бу» он не идет.

Почему же очевидцы утверждают, что это существо говорит? Похоже на то, как, ссылаясь на встречу с чертом, информатор при углубленном опросе вдруг спохватывается, что рогов и копыт не было. Так и в нашем случае при выяснении подробностей вдруг всплывает некая тайна механизма речи снежного человека. Оказыва­ется, никто не видел ни того, как открывается его рот, ни артикуля­ции. Даже слог «Кхе!», который вырвался у особи, наблюдаемой мною вместе с двумя таежными жителями на достаточно близком расстоянии, был произнесен без размыкания губ. Попробуйте это сделать! Спустя два года после этого события вышла книга А. Нью­мена «Легкие нашей планеты». В интересном разделе «Говорите по-обезьяньи?» сказано, что при встрече с высшими обезьянами: «Лучше всего произнести двойное хрюканье. Так, как вы прочи­щаете горло. Этот вокализ двойным рыком свидетельствует о вашем местонахождении и добрых намерениях». Нервическую (как я ее сразу назвала) прочистку горла звуком «Кхе!» я тоже отношу в адрес определения его собственного местонахождения, ибо ему было «понятно», что мы, приспосабливаясь к смене освещения, ищем его глазами.

И все же иногда встречавшие его утверждают, что разговор как бы происходит: «Он мне сказал, чтобы я уходил выше по ручью... Он попросил у меня мясо... Он спросил у меня...» Итак, сказал, попро­сил, спросил! На каком языке? Да вроде, объясняют, половина слов на русском, половина на менгрельском. «Я его понял...» — «Каким же был голос? Писклявым? Грубым?» — «Нет, средним».— «Да я вроде голоса не слышал. Но понял». И почти никогда свидетель не приводит саму речь во всем объеме, как это должно быть при общении, но лишь глаголы повелительного наклонения.

Конкретную тему «беседы» с таким существом и дословное ее изложение я слышала от очевидца редкой профессии — летчика-испытателя I класса Марины Лаврентьевны Попович, кандидата технических наук, инженер-полковника ВВС, президента Всемирной ассоциации женщин-ученых. Вот оно: «В 1984 году я была в составе экспедиции Киевского государственного университета на Памире. Руководил ею психолог О. Румянцев. На основании тестов меня отнесли к категории людей, ведущих наблюдения днем. Поэтому, к сожалению, я была лишена возможности наблюдать природу и животных ночью. Когда я поделилась своей неудовлетворенностью с О. Румянцевым, он предложил мне придумать какой-нибудь тест, чтобы вызвать снежного человека на общение, чтобы хоть как-то прикоснуться к этой загадке. Я придумала такой тест: разложила на земле карточки — красную, зеленую, желтую и других цветов радуги. И мысленно задумала, что он обязательно должен выбрать ту карточку, что ему люба. В ту ночь я осталась ночевать рядом с палаткой под открытым небом. Лежу, сна никакого. Смотрела на звезды. И вдруг ощутила, будто кто-то соломинкой стал буравить мне щеку (потом, когда включили фонарики, все увидели, что на щеке осталась некая красноватая окружность диаметром 10 мм). Это действие сопровождалось будто бы проникающими внутрь меня сло­вами: «Я един с природой, я люблю зеленый цвет». Потом я уже разобралась, что звука никакого не было. Была мысль, переданная не голосом, а каким-то иным способом. Я испугалась откровенно, закричала. И в этот же момент увидела, как дочь Оксана (спавшая в палатке) медленно и плавно стала появляться из палатки и выдвину­лась из нее примерно на треть, будто кто ее за ноги потащил. Румянцев молниеносно «вытряхнулся» из спального мешка. Весь лагерь сбежался. И самые первые успели заметить темную массу, удалявшуюся от нашей палатки. Я пыталась сразу вскочить от нелов­кости за происходящее, но не смогла даже сесть — все тело одереве­нело. Мы с Оксаной не смогли сами спуститься с тех трех тысяч метров вниз. Нас спускали товарищи на руках». Помимо разбирае­мого здесь аспекта мы не можем не отметить и некоторое «натягива­ние», помимо воли автора воспоминаний, ситуации на некоторую «уфологичность».

 

И. С. Староверов из Вологды пишет: «Случай свел меня с «лешим», как я его тогда назвал, в 1966 году. Произошло это киломе­трах в пятидесяти севернее Вологды. Я в это время был студентом последнего курса института, гостил у матери во время каникул. Был конец августа. Почти каждый день ходил в лес за грибами. В тот день пошел после обеда, прихватив с собой ружье, надеясь, что попадутся рябчики. Лес был не далее, чем в двух километрах от городка. Обойдя хорошо знакомые места, направлялся домой. Надвигалась гроза. Решил переждать ее в лесу. Зачехлил ружье и повесил под елку, сам же расположился в мелколесье метрах в десяти—пятна­дцати.

Поднялся шквалистый ветер, деревья гнулись. Разразилась гроза. Внезапно меня охватил ужас: я почувствовал на себе взгляд. Бро­сился к ружью, расчехлил его и зарядил оба ствола дробью. Прошел метров пять-шесть и вышел к обочине лесной дороги. Все время осматривался. Остановился в месте, где во все стороны можно было окинуть взглядом местность метров на двадцать — тридцать.

При очередном шквале ветра обратил внимание на березку метра три высотой, которая росла перед большой елью. От меня метрах в двадцати с лишним. При одном из порывов ветра она наклонилась так, что я увидел за ней странное существо, от которого уже далее не мог оторвать глаз. Первое, что мне пришло в голову: леший! Хотя в него я, конечно, не верил и никогда о нем не думал. Существо стояло под елкой в метре от ствола. Правым боком ко мне. Хорошо была видна рука, вытянутая вдоль туловища, и плечо. Голова находилась в ветвях елки. Ноги были скрыты травой и кустами. Ростом до двух метров.

Из ветвей меня буравил взгляд. Он как бы «предлагал» мне покинуть территорию. Было видно, как ветер трепал шерсть на нем. Цвет его серо-бурый.

Взяв ружье в правую руку, я двинулся далее по дороге. Она подводила меня все ближе к существу — всего восемь—десять метров разделяло нас. До этого места и еще немного я старался не смотреть на него прямо. Лишь фиксировал его фигуру боковым зрением, направив ствол ружья в сторону елки. По мере же удаления от него поворачивался в его сторону, а под конец шел задом. Существо не пыталось выйти из-под елки. Как только дорога пошла сквозь густой лес, я побежал. Перешел реку и только после этого оглянулся — нет ли погони. Никто меня не преследовал. Метрах в трехстах на покосах нашел стог и переждал в нем грозу. Уснул и спал часа полтора. До этого года (1990) никому об этом не рассказывал. А недавно услы­шал, что километрах в двадцати—двадцати пяти от того места, где я видел «лешего», старушка встретила «лохматого человека». Место это по реке С. в настоящей глухомани.

Уверен, что в нашей области места для обитания этого скрытного существа вполне благоприятны, людей практически здесь совсем нет. А зимовать он может в моренах, которых много».

В художественной литературе и в не сказочной прозе — быличках, досюлыцинах, бывалыцинах — это антропоморфное волосатое существо разговаривает. Я еще понимаю сказку, например «Алень­кий цветочек», где волосатое чудо заморское ведет диалог. Еще бы, молчун не может быть героем, а речь его — всего-навсего дань жанру.

Что же происходит в жизни при реальных встречах?

В научной литературе подход к этой теме сегодня намечен. И если наш зверь имеет хотя бы какие-то зачатки левотюлушарных функций (что признано за дельфинами), то можно говорить о внеречевом входе в сознание. У нас в прессе он впервые заявлен В. В. Налимовым (МГУ, лаборатория математической теории экспе­риментов) в статье «Непрерывность против дискретности в языке и мышлении» («Бессознательное: природа, функции, исследования». Труды международного симпозиума. 1978. Том III). В ней рассматри­вается медитация как прямое обращение к континуальным потокам сознания, на основе чего, например, построены призывы восприятия мира (вселенной), человека тем же Буддой, Рабиндранатом Тагором и другими. Отмечено, что техника медитации •— это умение упра­влять континуальными потоками сознания без помощи языковых средств. Но, как видите, для этого нужно не более и не менее как сознание! А наличие его пока не подтверждено в случае с нашим героем. Вот почему я называю его зверем и животным.

Не менее интересно разработан этот вопрос Б. Ф. Поршневым. В книге «О начале человеческой истории» (Мысль, 1974) автор пишет, что суггестия (внушение) становится фундаментальным средством воздействия на поступки и поведение других, то есть особой безрече­вой системой сигнальной регуляции поведения, навязывания много-

образных и даже любых действий другому. Но, по-моему, прежде всего влияющая на сам объект по типу аутотренинга, срабатываю­щего самопроизвольно. Не потому ли очевидцы нередко «слышат» распоряжения, глаголы повелительного наклонения при контакте с существом? Таким образом большак побуждает человека делать то, что не диктуется в этот момент собственными человеческими сенсор­ными импульсами. Очень интересно освещены в книге и вопросы интердикции (запрещения), когда провоцирование одного действия парализует возможности организма и, вероятно, даже надолго — уже после прекращения воздействия имитатогенного агента. Низшая форма суггестии (именно случаи с описываемым нами большаком) — не торможение отдельного действия, а навязывание некоего состоя­ния, допустим, как пишет Б. Ф. Поршнев, типа каталепсии. В этом вопросе человеку предстоит еще долго разбираться. Жаль, что книга вышла в годы застоя. Во-первых, она стоила ученому жизни. Во-вторых, книга написана эзоповым языком. Всей сутью высказанного Борис Федорович попытался подготовить место реликтовому гоминоиду в предыстории человека разумного. И сумел почти на пятистах страницах сделать это, ни разу не упомянув, что речь идет именно о нем, о гоминоиде, а не об абстрактной массе, именуемой неандер­тальцем.

Я глубоко убеждена, что некто по названию снежный человек никогда не состоял в нашей родословной, как и пресловутый неан­дерталец, под именем которого скрывается тоже довольно-таки неоднородная масса, а может быть, и наш большак.

Что он еще умеет на взгляд очевидцев, этот большак?

Первые сведения, наталкивающие на мысль, подобную или близ­кую высказанной Бэкджордом, по моему мнению, привез из таежной глубинки наш исследователь Владимир Михайлович Пушкарев в 1973 году. Хотя и до него некоторые «старейшины» темы знали об этом. Но в связи с воинствующим материализмом Б. Ф. Поршнева выну­ждены были вслух о снежном человеке как обладателе необычных свойств не упоминать. Исключением, пожалуй, было выступление с лекцией И. Бурцева в Новосибирске, в которой он затронул именно этот аспект. Что сразу вызвало бурю негодования со стороны людей, не знающих темы. Да и сейчас его противники (кто из работающих их не имеет?) нет-нет, да и упомянут об эдакой «крамоле». Никто в слепоте своей не видит, как день ото дня черное и белое поля мистики постепенно сдают позиции материализму, ибо становятся объяснимыми с любой точки зрения. А ведь именно нежелание разобраться в еще не понятом и отличает некоторых жрецов от науки от настоящих ученых — на все времена.

Но подобный спор людей, не посвященных в узкую нашу тему, — все же голое умствование. Не то в случае Пушкарева. Владимир Михайлович привез свежие данные, полученные вживе от наших современников, обитателей тундры и лесотундры. Он встретил в Ямало-Ненецком национальном округе свидетелей, которые своими наблюдениями подтверждали факты непонятных энергетических

проявлений, сопутствующих так называемому снежному человеку. Например, очевидны были следы топтания у жилья огромных чело­веческих босых ног на снегу, которые затем вели в сторону от жилья и внезапно обрывались в чистом поле... А затем поступили такие же сведения из тундры Канинской (Тазовский район), запротоколиро­ванные по всем бюрократическим правилам. Не это ли имел в виду Бэкджорд, спустя более полутора десятков лет после Пушкарева, услышав нечто подобное? Конечно, автор журнала «Нейчур» посту­пил мужественно, решившись предать себя осмеянию со стороны серьезных гоминологов. Его поступку способствовал и безудержный характер. Пушкарев же, который вскоре погиб в той же тундре в поисках доказательств реальности снежного человека, конечно, не мог и заикнуться о своих предположениях и догадках — даже в кругу коллег. Ни при какой погоде ни за какими подобными намеками они бы не признали права на такое. Ибо «блюдут честь» якобы материа­листического мундира. С кем мог поделиться возникшими предполо­жениями Пушкарев, если его окружали «короли» темы, которые с ним или без него, к сожалению, до сих пор выглядят абсолютно голыми?

К вопросу, о правополушарном преобладании. Не стоит приво­дить конкретные фамилии талантливых, даже гениальных людей в связи с подобными врожденными нарушениями или полученными в результате травм. Мозг таких людей «срабатывает» преимуще­ственно как приемник. Они воспринимают, трансформируют и выдают многие идеи, снисходящее на них вдохновение. Будучи пред­положительно чистым приемником, большак, как я думаю, при встрече с человеком получает от него импульс страха, обрабатывает эту информацию и, усиливая во много раз, тут же отсылает обратно. Такой получается энергетический «пинг-понг». Очевидно, это и есть схема нетрадиционного энергоинформационного обмена, присущего нашему герою. Более того, он, как свидетельствуют показания неко­торых очевидцев, может ходить так, что следы остаются и отчетливо видны, хоть фотографируй, а может, и так, что разобраться со следами трудно, а то их и вовсе не видно, независимо от свойств грунта. И это отнюдь не то, что на гладкой снежной равнине. И еще. Большак может перебирать посуду или конскую сбрую так, что ни одного «звяка» не услышишь. А может и небрежно. Бегает он быстрее лошади. А если придется вдоль по-над рекой, то обгоняет моторную лодку. Свистит так, что никто не может устоять, сгибаясь в три погибели. Кричит так, что не усомнишься — перед тобою неведомое существо. Но оно реально! Уже несколько человек в тех местах, где я работаю, видели и чувствовали на своем плече его весомую руку.

И то, что открывается в результате многолетних раздумий, — не абсолютная энергоформа, не некий фантом, но реальное, вполне земное животное, обладающее не совсем ясными для нас, людей, энергоинформационными возможностями. И пока, на этой стадии изучения, думаю, не стоит открытое срочно вписывать в какие-то пустующие графы, ставить вровень с раздвигающимися плитами — платформами планеты, подгонять параметры к своей теории, не имея соответствующих практических подтверждений. А тем более не следует обладателя еще не разгаданных свойств «вписывать» в кабину НЛО. И тем более беспардонно, бесчеловечно обращаться с живым и далеко не глупым существом как с военнопленным или ряженым. Меня в равной мере волнует захват его в кабину ли внеземного летательного аппарата или по воле невежественных людей в багажник автомашины. Конечно, человек способен на все, может он воспользоваться и незрелостью особи (среди них, как и в человеческом обществе, могут быть умные и глупые, инфантиль­ные), ее нездоровьем в каком-то невероятном частном случае или даже индивидуальной врожденной несообразительностью, чтобы отловить и спешно транспортировать в... милицию. (Воистину тради­ционное мышление вершины эволюции в нетривиальных обстоя­тельствах!)

К сожалению, человек чаще всего оказывается не на высоте в общении с любым животным, а тем более неизученным.

Для контактов, о которых мы в последнее время все больше говорим и пишем, о которых я мечтаю, по-моему, еще далеко не все созрели. Нам надо немало поработать над собой, осознать свою роль в природе. Человечество столь неоднородно, а восприятие мира столь субъективно, и тем более субъективно на лоне природы, что нужна система тестов для элементарной оценки человеческих воз­можностей, чтобы предвидеть поведение тех, кому повезет на кон­такт с иной биосистемой. Когда речь идет о жизни и смерти, о встрече с очевидным и невероятным.

Как велика разница, например, в подходе редакции одного из моих любимых биологических журналов к темам, слывущим мифи­ческими. Журнал позволяет себе, с одной стороны, встречать авто­ров лозунгом: «Статьи о снежном человеке не предлагать, как и о каком-то по счету законе термодинамики!», а, с другой, рассуждая о Сцилле и Харибде, утверждает: «Рано или поздно древние мифы и таинственные явления природы находят естественное объяснение». Согласна, в нашей проблеме действительно давно пора бы перейти от мифотворчества к живой модели.

Май 1990 года

 

ЗА ЧЕЛОВЕЧНОЕ ОТНОШЕНИЕ К ЛЮБЫМ ОБЪЕКТАМ ПРИРОДЫ

Периодически в печати появляются разного рода призывы к возрожде­нию нравственных норм, выработанных человечеством. К сожалению, как это не раз случалось с иными высокими понятиями, слово «нравственность» на наших глазах девальвируется. Тем острее проблема очеловечивания чело­века, осознание его феномена и роли в современном мире. Формула «чело­век и природа» изначально неточна именно амбициозным противопоставле­нием части целому. Теме нравственности науки посвящено интервью, взятое у естествоиспытателя М. Быковой и опубликованное в газете «Труд» от 1 июня 1990 года. В нем М. Быкова, как и во многих своих статьях, ратует за щадящее отношение исследователей к объектам их научного интереса, хотя бы, как минимум, к животным, которые относятся, быть может, к вымираю­щим видам. Поводом для интервью послужило убийство предположительно последнего экземпляра нового, доселе неизвестного науке вида медведя, называемого в местах его обитания (Камчатка) иркуйемом. Посягательство на жизнь вообще, тем более на жизнь наших исчезающих современников — зверей, птиц, обитателей всех стихий, безнравственно.

Всемерно поддерживая такую позицию автора, мы обращаемся ко всем, от кого зависят решения о жизни и смерти животных, с просьбой подумать о месте человека и его роли в жизни планеты, прежде чем совершить необра­тимое действие.

Дата добавления: 2015-11-14