Понемногу о других свойствах и возможностях гоминоида

Среди наблюдений, высказываемых народом (что входит в понятие народной мудрости), а также отдельными учеными, если животное или человек лишены какого-то важного свойства изначально или в результате несчастного случая, природа «позаботится» о компенса­ции этого недостатка усилением других свойств. Об этом можно судить по уникальным приобретениям в области сенсорики болгарки Ванги (независимо от нежелания ученых разобраться в этом). Замена утраченного ею зрения усиленной работой других органов чувств превосходит все воображаемое. У животных, которые живут или активны в темноте, не позволяющей видеть окружающие пред­меты (это, на первый взгляд, совсем не относится к гоминоиду, ибо он видит прекрасно), глаза могут дегенерировать и зрение заменяют другие сенсорные системы. Например, эхолокационная система лету­чих мышей или слуховая локализация сов, электрическая чувстви­тельность некоторых рыб. Очень жаль, что такой серьезный термин, как сенсоры, при добавлении к нему слова экстра сразу отбрасыва­ется в мусорную корзину науки, как нечто якобы околонаучное. А в действительности оно лишь подчеркивает, что кроме обычного Сен­сорного восприятия, например слухового, есть в природе случаи чрезвычайных слуховых свойств — экстрасвойств.

Так вот, существа, лишенные чего-то, одариваются природой или вырабатывают сами что-то сверх меры в другом плане. Это разъяс­нение должно помочь нам спокойнее относиться к слову «экстрасен­сорный», чтобы не придумывать новое слово только из нежелания пользоваться этим.

Чем же одарен гоминоид сверх меры по сравнению с обычной традиционной одаренностью? Бесспорно, он всегда сильнее чело­века. Его внешний вид производит и на людей и на зверей самое сильное впечатление. Его свист заставляет цепенеть. Как первым предположил Д. Ю. Баянов,— вот откуда пошли рассказы о Соловье-разбойнике. Его крик не имеет аналогов. Его приспособленность к скалолазанию, умение «обыгрывать» скалы и деревья как защиту и место наблюдения (подпрыгнет, обнимет ствол и висит, слившись с ним), умение двигаться бесшумно, также переставлять или перекла­дывать самые выдающие его присутствие предметы, чрезмерный пугающий запах («воняет, как гуль» — это не для привлечения пары, как многие думают, а сумма застаревших потовых выделений, капель мочи, пищевых остатков во рту и шерсти, а то и крови грызунов и другой живности в случае, например, боязни ледяной воды на севере или обитания в безводной пустыне), умение вырывать деревья с корнем — все это может потрясти воображение самого уравновешен­ного человека. Все сверх меры. Только нет речевых данных, второй сигнальной системы.

Конечно, это умнейшее, хитрейшее и приспособленнейшее дитя природы.

Аппаратуру и технологию человеческого зрения можно считать совершенной. Процесс видения, благодаря которому мы получаем девяносто процентов информации об окружающем нас мире, состоит из трех частей: фокусирования изображения; фоторецепции, когда в сетчатке информация переводится с языка электромагнитных излу­чений на язык электрических сопротивлений мембран, потоков ацетилхолина на другие «языки», имеющие хождение в организме; построение и анализ наших представлений о виденном, здесь уже вступает в работу мозг.

Известно, что пигментный эпителий за сетчаткой поглощает свет, чтобы уменьшить рассеяние. Все оптические приборы для этого эффекта чернят изнутри. В глазах некоторых ночных живот­ных светочувствительность увеличивается за счет четкости изобра­жения. У них глазное дно отражает лучи, прошедшие через сетчатку.

Глаза лесного человека, ведущего сумеречно-ночной образ жизни, не светят отраженным светом, как у всех ночных животных (это можно видеть ночью, когда едешь на машине и дорогу перебе­гают ежи, кошки и т. д.). Глаза нашего героя светят красным угольком. Сравнивают их и с разгоревшимся концом зажженой папи­росы. В 1979 году Алиса Николаевна Королькова, учительница из Константиновки, средь бела дня встретилась с таким животным в тринадцати километрах от города у забора, огораживавшего терри­торию пионерского лагеря. Она рассмотрела животное подробно, не испугавшись, наивно предполагая, что это «одичавший» человек, может быть, дезертир времен войны, которому надо помочь. Обра­тила внимание, что вся видимая часть глаза имеет пигмент. Она определила их цвет как вишнево-коричневый. Когда же существо скосило глаза на звук заурчавшего мотора машины, она увидела, что поле, которое у человека называется белком, оказалось сплошь красным. До этого момента она еще надеялась, что представляет, кто перед ней... Увидев красный глаз, мгновенно решила — зверь. И ноги вросли в землю... (Учащийся школы, в которой работает А. Н. Королькова, также видел такое существо, через год после нее, на месте бывшего пионерского лагеря.)

У киргизов бытует мнение, которое обобщает знания об этом существе и у других народов: «Видит — как беркут, слышит — как барс».

Вся тайна может заключаться в пигменте, а может быть, в палоч­ках. Ибо у животных, выросших в темноте, последние оказались в 1,5 раза длиннее, чем у содержавшихся на свету. Но тогда он должен хуже видеть днем... По красным, светящимся ночью, глазам также узнают люди о присутствии зверя. Бывает, что на высоте два с лишним метра светятся два глаза. В тайге бывает, что и один. Есть такие сведения по местам, пройденным исследователем В. Пушкаревым. Столь велика хитрость зверя.

Вопрос стоит гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Наряду с полудницами, упоминаемыми в мифах, реальные полуденные формы наблюдали в России. Их встречают чаще всего на сено­косах — в июне, июле. Это специфическая разновидность. К тому же надо ясно осознавать, что любое такое сугубо ночное существо не все время спит днем, как и зимой. Вот сообщение, записанное мною в наши дни со слов моей сотрудницы Е. Ф. Березкиной.

— Мои родители с 1947 года жили в Подольском районе Моско­вской области (мама и нынче живет там). Помню рассказ отца о сеноуборке приблизительно 1955—1957 годов, когда я была еще школьницей. В июле в полдень разложили сено на просушку, а сами прилегли возле сметанных копен. Отец смежил веки и через несколько минут почувствовал чье-то присутствие рядом. Открыл глаза и увидел пробегавшего мимо обнаженного человека, оброс­шего длинными волосами. Он подумал по некоторым признакам, что это была женщина. Сестра моя, сидевшая с другой стороны копны, вскрикнула, так как тоже увидела бегущую. С тех пор в моей семье никто не ходил на просушку сена. Скосят, привезут домой и раскла­дывают его во дворе.

Глубокой осенью встречавшаяся ранее особь вдруг как бы бес­следно исчезает из поля зрения, например, охотника, еще в начале осени наблюдавшего ее. И возникает подозрение, что либо она откочевала на юг, либо залегла на зиму, погружаясь в состояние, похожее на спячку. Хотя, с другой стороны, не менее обоснованно можно говорить о том, что для гоминоида проблемы холода, может быть, и вовсе нет. И тайна здесь либо в свойствах кожи, либо в подкожных образованиях, либо в строении волос.

Говоря о поведении, свойствах снежного человека, мы можем их сравнить с аналогичными, встречающимися у других животных, все потому, что не имеем доступа к объекту. Рассуждая о высших обезья­нах, с которыми некоторые исследователи склонны соотнести наш объект, сразу находим возражения, что они водятся в теплых краях, где температура воздуха не опускается ниже плюс четырнадцати градусов по Цельсию и вообще нет резких. перепадов ее (это в противовес снежному, география которого безразмерна). Недаром в зоопарках мира представители их чаще всего болеют легочными заболеваниями и легко подхватывают простудные.

Так есть ли аналоги тому, что во многом подобное человеку животное, например все виды обезьян, служащих его лабораторным двойником, живет не только в резко континентальном климате, но и в Заполярье? Да, животные иногда демонстрируют удивительную способность адаптации к самым непригодным для них условиям суще­ствования.

Так, обезьяны, живущие в малонаселенных северных районах Японии и относящиеся к виду краснолицых макаков, обычно широко распространены в тропиках. Но эти же самые северные представи­тели обезьяннего мира получили полуфантастическое прозвище «снежных обезьян». Как и в случае «снежного человека» одно из слов названия, состоящего из двух слов, противоречит другому.

«Снежные обезьяны» живут в горных местностях, севернее три­дцати шести градусов северной широты. Здесь до четырех месяцев в году земля покрыта снегом. Такие суровые климатические условия существенно сказались не только на строении их тела (сравним различия внешнего облика реликтового гоминоида из разных геогра­фических точек Земли), но и поведения.

Обезьян, именуемых еще и обезьянами-эскимосами, отличает от их собратьев густая шерсть светлой окраски (не одни белые медведи, северные олени или наши заполярные реликты «стремятся» к «оде­жде» светлой окраски). Они крупнее своих соплеменников, живущих значительно южнее (тоже известная закономерность, преобладаю­щая у большинства северных животных, в том числе и у проживаю­щего там «снежного человека»,— крупное животное медленнее теряет тепло). Хвост здешних макаков заметно укорочен, ибо он опасен в северных широтах в связи с возможностью отморожения. К нашему существу это не относится. Нет ни одного, пожалуй, случая, где бы очевидец точно называл бы рудимент хвоста. За исключением ситуации, когда животное подымается в гору, а наблюдатель смотрит снизу. Тогда совершенно противоположный орган смотрится как хвост. Вот почему так нелепы информации, появившиеся в ряде прибалтийских газет, утверждающих, что в мае 1991 года в Харийском уезде Эстонии обнаружен расчлененный труп йети, причем одно из доказательств, что это именно он,— обнаружение хвоста. Неужели журналисты не устают от своих нелепостей?

По отношению к рассматриваемым обезьянам у биологов сразу же возникает тот же вопрос, что и по отношению к реликту: чем они питаются?

Да, зимой пищу добыть в двухметровом слое снега нелегко. Но, как и в свое время мамонты, они добывают именно из-под снега траву. Кроме того, везде есть молодые побеги кустарников, почки деревьев, наконец, кора. О таком рационе говорят и люди, побывав­шие в плену у реликта. Конечно, обезьяны проваливаются в двухме­тровый снег, как и в Заполярье реликт, если он не залег в свое зимнее состояние, не будем утверждать, что в спячку. Биологи тут же выставляют контрдовод: перечисленная пища малопитательна, тем более для крупного животного. Невольно возникает мысль о жировых отложениях и далее по стереотипу. Все это так.

Как и верно, что велика детская смертность у северных обезьян. Лишь половина их живет долее одного года, хотя есть популяция.

Контакт с ними долгое время был невозможен не только из-за чрезмерной пугливости животных, но и потому, что им человек не нужен. До тех пор, конечно, пока он не извратит характер исследуе­мых подкормками.

Никто на сегодняшний день не знает, сколько лет обезьяны жили на севере Японии рядом с человеком, почему не были включены в природопользование, что сегодня кажется невероятным. Ведь в местах с небольшими природными ресурсами в пищевой рацион включается все, что передвигается. То же самое удивление возникает и при мысли о прекрасной меховой шкурке...

Только в 1963 году ученые Итани, Сузуки и Ицава приручили группу животных к жизни вблизи человека. Конечно, это упростило наблюдения за ними. Здесь и сосредоточена одна из подсказок того, как следует вести работу с животными, избегающими человека, вместо того, чтобы убивать их. А слухи о том, что такие обезьяны из ряда вон пугливы, так же несправедливы, как человеческие сплетни о феноменальной заячьей трусости.

Подкормка животных пошла в направлении давно и хорошо изве­стном гоминологам — яблоки. Брошенные сады в августе — вот центр средоточия интересов «снежного человека».

Журнал «Бильд дер виесеншафт» (ФРГ) в разное время в семиде­сятые годы опубликовал ряд материалов об опытах японских уче­ных. Представляю, насколько продвинулись их исследования с того времени. Но невозможность получить информацию, к сожалению, наша национальная беда.

А пока воспользуемся тем, что нам известно. Ученые наблюдали, как их подопечные разрабатывали у них на глазах каждая свой стиль мытья яблок в зависимости от сезона снегом и водой. Как они пристрастились к купаниям в горячих источниках (до сорока двух градусов Цельсия). Этому научились вначале пять особей, а затем вся стая. Взрослые проводят в воде до получаса, а детеныши до годова­лого возраста лишь имеют право плескаться на берегу под строгим надзором. Обезьяны научились плавать по-собачьи, преодолевать водоем, иногда даже ныряют. Все это, конечно, традиционно рассма­тривается как подражательная неосмысленная деятельность. Глав­ное в другом. Очень хотелось бы знать об особенностях шерстного покрова, кроме визуальных данных, и строении кожи. О подкожных накоплениях к зиме и их весенних изменениях. Неужели никто нико­гда из информированных людей не прочитает эти строки, и сведения, так необходимые нам, останутся за семью печатями? А ведь в этом суть.

Предположения о спячке высказывались неоднократно. Конечно, это касается местностей с настоящими зимами.

В каких же местах может зимовать это крупное животное? Пре­жде всего могут быть использованы ущелья, пропасти в горах, пещеры, карстовые провалы с температурой не ниже +5 С, ямы-берлоги, выкапываемые чаще всего у самого комля вывернутых гигантских деревьев, «гнезда», свитые из травы, мха и хвороста в непроходимых кустарниках. И, наконец, буквально вульгарные норы, как это имеет место в мордовских лесах.

С физиологической точки зрения зимняя спячка млекопитающих характеризуется ослаблением всех функций жизнедеятельности организма до того минимума, который позволил бы им пережить небла­гоприятные зимние условия без пищи. Прежде всего в 20—100 раз снижается интенсивность обмена веществ. Сокращения сердечной мышцы ослабевают. Изменяется состав крови. Температура тела достигает температуры окружающей среды и даже изменяется со­ответственно ее колебаниям. Если она снижается до 3—5°С, организм животного включает механизм регулирования температуры, и при дальнейшем похолодании температура тела остается постоянной.

Оцепенение и спячка — строго контролируемые физиологиче­ские состояния. Впавшее в такое состояние животное выглядит абсо­лютно инертным, почти совсем не реагирует на внешние раздражи­тели. Периодически зимняя спячка прекращается в более теплые дни.

Представителю отряда приматов — человеку иногда свойствен летаргический сон. Это не то, что анабиоз животных. По мнению немецкого ученого А. Кречмара, это реакция самозащиты, унаследо­ванная нами от животных и переданная последующим поколениям первобытными предками. Организм человека как бы перестает фун­кционировать, чтобы пережить опасность. Это, безусловно, древний механизм самозащиты. Поэтому на такое способны отнюдь не все люди. Эмоциональность — напрямую связанный с этим явлением признак. Чем древнее медицинская литература, тем чаще упомина­ются такие случаи. Медики и сейчас склонны считать это заболева­нием. Но в действительности на практике приходится лечить самое болезнь, проявлением которой и выступает летаргия,— самозащита организма. Глубина ее различна. Она может проходить и без всякого лечения, самопроизвольно прекратиться под влиянием улучшения внешних условий или состояния здоровья.

Люди овладевают таким свойством иногда осознанно. Йоги знают его механизм: дозированное голодание, расслабление муску­лов, замедленное дыхание. То есть ничего необычного, тем более фантастического, чего мы всегда так боимся, в таких возможностях нет. Мы все знаем о йогах. Но ничего не знаем о наших северных племенах, обладавших такими же свойствами (И. Елегечев).

Случается, что встречи с животным происходят зимой. Может быть, подобное объясняется возможностью потревожить его извне. Или неудачами с подготовкой логова, а то и при осечках самого организма.

Так, в позапрошлом году к контрольному посту в военной части селения К. в Заполярье зимой вышел наш герой. Солдат, дежурив­ший в тот час, увидел его разгуливавшим по прилегающей террито­рии, которую он призван был охранять. Безумно испугавшись, сол­дат при первой же. возможности (когда волосатое чудовище чуть отвлеклось в сторону) оставил пост и бросился бежать. По дороге ему попался его прапорщик. И стал выяснять причины такого серьез­ного нарушения, пригрозил с ходу трибуналом. Хорошо, что на месте происшествия остались следы такой величины, что о человеческих проделках здесь и речи быть не могло.

Мой коллега Л. Ершов лично встречался с прапорщиком, и тот подтвердил достоверность истории.

Мы знаем, что бывали прямые нарушения зимнего покоя живот­ного. Так, в семидесятые годы из Якутии поступило сообщение, что местный житель, отправившись на охоту по глубокому снегу, вместе с лыжами провалился в яму-берлогу. Будучи глубоко убежденным, что ему предстоит посмотреть в глаза медведю, он уже на лету продумал защиту. Но охотника на дне ямы ждало нечто необыкно­венное — вместо маленьких глазок медвежьего рыла на него взирали

Рис. 3. Спящие особи, зарисовки по рассказам очевидцев: восточный Тянь-Шань, 1914 год (по В.А. Хахлову); Монголия, 1960 год

человечьи глаза, расположенные на плоском волосатом лице. От сильного испуга охотник без всякого приспособления выскочил из этой глубокой ямы. И бежал без оглядки до самого селения.

Проснулся ли снежный человек? Можно только гадать. Ведь ему тоже ведом страх. Любое животное по той или иной причине боится человека. Может быть, его охватил гнев? И такое свойство известно.

Есть люди, которые видели спящего реликтового гоминоида. Все места сна подразделяются на две разновидности: с подстилкой из листьев, травы, перьев, шерсти либо без нее. Л. В. Ершов в Заполярье исследовал место, где останавливался гоминоид на привал. Близко к реке в густом кустарнике. По рассказу местного жителя, который вначале нашел следы, а затем вышел к лежке, Ершову и удалось найти ее. Теперь есть и фотография, но как всегда качество снимка очень низкое. Лежка не была чем-то выстлана, просто под тяжестью большого тела (другой свидетель именно здесь видел само существо) примялась, уже не восстановившись, трава — худосочные злаковые, выросшие в тени очень густого, не менее худосочного и не грубого кустарника.

Самое образное сравнение приводят очевидцы из южных краев: «спит, как верблюд». Это означает: на подогнутых под себя коленях и немного расставленных локтях, лоб упирается либо в землю, либо в ладони рук, но чаще кисти рук заброшены на затылок. Такие сведе­ния есть из отдаленного от нас времени и почти сегодняшнего дня. До нас дошли даже зарисовки позы спящего. Первая принадлежит В. А. Хахлову,. сделанная им по рассказам начала века, вторая — монгольскому очевидцу середины нашего столетия.

Чаще всего спящее существо замечают дети. Им «сподручнее» замечать с другой высоты, нежели взрослым людям. К тому же они чаще наклоняются, более подвижны. Особенно интересны монголь­ские данные.

Привычка человека все антропоморфизировать приводит к навя­зыванию слов при характеристике нашего зверя, которые все же было бы уместнее относить к себе. Я даже не удивлюсь, если о лебеде, лебедихе и лебедятах (чья классическая «верность» вошла в легенды) скажут: «Вот семья!» По отношению же к снежному чело­веку считаю такой подход неверным. Да, иногда, но очень редко видят самку, самца и малыша вместе. Из сотни свидетельских показа­ний по Кольскому полуострову только в одном говорится о том, что дорогу пересекли «двое с половиной» волосатых людей (это происхо­дило в 1989 году). Наблюдение принадлежит человеку редкой про­фессии, он обязан быть чрезмерно наблюдательным и осторожным по долгу службы.

Да, есть обобщенные сведения, что самец может жить рядом с самкой и детенышем. Но до поры до времени, как позволяют обстоя­тельства, кормовая база и некоторые иные факторы. Там же в Заполярье в апреле прошлого года видели четверых особей предпо­ложительно одного пола, одной окраски, разного роста. У меня сложилось мнение, что к моей базе подходили два, если не три разных экземпляра одновременно, как бы окружая ее. Цель совер­шенно ясна — последить, запугать, выгнать из своих владений. Вы­гнать тех, кто, «как они знают», знает об их существовании там. Один из них стоял напротив костра, другой заходил в это же время со стороны озера (и того и другого видели разные люди одновременно), а я в это время наблюдала за третьим, спускавшимся с горы.

В связи с такими их совместными действиями возникает справед­ливый и немаловажный вопрос: способен ли гоминоид к игре? Тео­рия игр относит это умение к признаку интеллекта. Всю историю встречи и контакта на озере в Заполярье в 1988 году можно рассма­тривать двояко: зверь пришел выгнать людей, но, «сообразив», что перед ним не совсем взрослые человеческие особи, «присмотрелся» и заигрался.

Здесь же наш герой пытался дотянуться до лодки бревном (не любит ледяной воды), а потом, поняв бесплодность усилий, швырнул его в лодку. Здесь же заворожено следил на определенном расстоя­нии за костром, обстреливал его и избушку камнями.

Взаимоотношения с огнем у таких существ сложное. Конечно, и речи не может идти о способностях добывания огня. Хотя огонь его очень притягивает. В то же время почему-то он его не любит. Хорошо известны случаи заливания костра водой, ухой из котелка (по В. Пушкареву). Хотя это тоже можно трактовать как желание согнать рыбака с конкретного места.

Известны случаи, когда он грелся у оставленного непогашенным костра на природе или в конюшне, например, когда, выходя на поляну скорее всего привлеченный запахом поджаривающегося мяса, лесной человек устраивался у костра на стороне, противопо­ложной охотнику, и протягивал руку, как бы выпрашивая или требуя мясо. Поступали зарубежные данные о том, что такой подошел к костру, взял прут и нанизал на него лягушку, а затем поджарил ее как на шампуре.

Считается, что, добывая себе грызунов и прочую мелкую жив­ность, он либо раскапывает норы, либо поджидает жертву у отвер­стия-входа. Я более сорока минут наблюдала его охоту на болоте (расстояние от 25 до 70 метров) на какую-то мелкую живность. В свете непрерывных зарниц глубокой ночью я так и не смогла выяс­нить объект его охоты. Было это в Западной Сибири в очень засуш­ливый год, когда следы не отпечатывались на мхах, высохших до состояния ластика. Зверь передвигался по произвольной траектории почти зигзагообразно. В определенных местах падал прямо вперед, едва заметно пружиня колени и слегка подставляя под себя руки, чуть согнутые в локтях. Ему было не больно Болотное «одеяло» было мягче батута. Правой рукой он хватал объект и, зажав пальцами на ладони (держа ее кверху), съедал это, откусывая последовательно слева направо. Очевидно, еда была мягкой. Он ничего не выбрасы­вал, и утром мы не нашли никаких остатков, хотя прошли по всем «размытым» следам. Издалека казалось, что он играет на губной.гармошке, судя по движениям руки и рта.

Пьет существо либо из двух ладоней, либо, и чаще всего, как лошадь, припав к воде.

А вот щенка этот же охотившийся на болоте экземпляр подстерег (по восстановленной впоследствии двумя моими спутниками и мной картине на местности) с положения лежа за деревом, схватил рукой за задние лапы и, вскочив, ударил туловищем о дерево, чем сразу обездвижил его. Удар в основном пришелся на висок. Была мелко раздроблена височная кость, а кожа не повреждена (впечатление будто под ней похрустывают льдинки). А уже потом разорвал щенка, может быть, двумя руками, потянув в разные стороны, а может быть, зафиксировав одну лапу ногой на почве, а двумя руками потя­нув вторую лапу вверх. Щенок был разорван от анального отверстия до ключиц и лежал на мерзлой почве в небольшой луже крови с вывалившимися внутренностями, напоминая куриную тушку, приго­товленную для изготовления цыпленка-табака.

Итак, руками лесной человек может хватать и носить предметы — палки, камни, пытается ими что-то достать, бросать (по Заполя­рью — и навскидку, и из-за спины), вырывать с корнем деревья, переворачивать «неподъемные» и неудобной конфигурации камни (наблюдали в Заполярье), ноги и руки позволяют ему лазать по отвесным скалам, что сравнивается очевидцами с умением паука передвигаться по паутине. Рассказывают, что чаще вначале ощу­щают взгляд, а подняв голову, сильно пугаются, первое впечатление, что с дерева следит медведь. Видели, как он набрасывает пальцы руки на веревку — как крюк.

О мимике. Есть свидетельства об улыбке и смехе. Последние наблюдения с большей уверенностью можно отнести к данным по ежэню Китая. Есть оттуда показания о невероятном, почти обмороч­ном хохоте, предшествующем якобы агрессии. Ему приписывают и иронию во взгляде (Заполярье). Об оскале смеха известно у обезьян. Но означает ли это то, что мы подразумеваем применительно к человеку?

Немецкий естествоиспытатель А. Кирхер (1601—1680), собрав сведения по лесному человеку в Китае, пишет: «Я, сведущий в раз­личных историях, думаю, что существа эти должны быть причис­лены к некоему виду диких огромных обезьян, ибо у них и тело волосатое, и улыбка показывает, как у обезьяны, сморщенный узкий лоб, приплюснутый нос и оскаленные зубы, когда же существа эти раздражены или ранены, то издают своим голосом шипящие звуки».

Известна фотография обезьяны-капуцина, которую щекочут; мы видим, как расслабленно она при этом раскрывает рот, уподобляясь, для человеческого глаза, веселой или склонной к смеху.

У существа есть привычки и привязанности. С одной стороны, оно очень, мягко говоря, малообщительное, осторожное, подозри­тельное, вроде бы угрюмое, всегда занятое чем-то строго своим, избегающее людей, с другой,— это изобретатель шутливых ситуа­ций, страстный лошадник, а где лошади, там, естественно, и люди. Все случаи утреннего обнаружения лошади в поту и пене приписы­вают тому, что лесной человек (лешак, леший) на ней катался всю ночь. К тому же, появление непонятных косичек (которые часто совсем безосновательно относят к самопроизвольному образованию в гривах лошадей) нельзя отнести к продукту человеческой деятель­ности. Ибо, как это делает конюх, хорошо известно. Так вот, заплетание косички тоже приписывают нашему герою. Объясняют, что оно служит приспособлением для подступа к вымени лошади. Поэ­тому существо и плетет ее, немного нелепую с эстетической точки зрения человека, но прочную, вставляет туда ногу, ложится животом на круп лошади и, держась за основу хвоста и верхнюю часть ноги, подбирается ртом к вымени (догадка принадлежит работникам кафе­дры коневодства ТСХА), ибо очень любит кобылье молоко. Это вопрос давний и спорный. Важно, что наблюдение зафиксировано, и я уверена, найдется все же и для его разрешения какой-нибудь энту­зиаст-любитель, который не так поспешно сдастся в бессилии, как предыдущие исследователи.

Реликтовый гоминоид всеяден. Все зависит от кормовой базы данной местности. В отношении того, что ему якобы трудно прокор­миться,— не беспокойтесь! Никто почему-то не волнуется за столь же всеядного, но более распространенного бурого медведя. А ведь его вес практически всегда превосходит таковой у снежного чело­века.

Итак, как свидетельствует народ, его заставали за: выкапыва­нием клубней, выбиранием из-под камней (которые тут же складыва­ются один на другой пирамидкой) личинок, обгрызанием кукурузных початков, жеванием листьев, стеблей и корней (кто побывал в «плену» у животного, рассказывает именно о том, как его пытались кормить стеблями и корнями — самая труднопроверяемая серия свидетельских показаний), потрошением грызунов, птиц (внутренно­сти которых якобы не ест), выеданием части туши, оставляемой ненадолго без присмотра охотником, ловлей рыбы руками, сбором ягод, сбором яблок (на основе собранных еще Б. Ф. Поршневым сведений — он любитель яблок, а заброшенные сады — излюбленное его местопребывание летом), ловлей амфибий и рептилий. Его можно назвать лягушатником, крабо- и ракоедом. А еще он ест мох, лишайник, папоротник, которого так много именно в местах моих изысканий в Заполярье. Можно сказать, что папоротник эндемичен для этого участка тайги, затерявшегося в бескрайних лесотундрах.

Не следует приурочивать появление животного к каким-то неве­роятным по своим особенностям местам. Достаточно знать привычки и привязанности зверя, чтобы понять земную их природу. Ему не надо лепиться к местам посадки летающих тарелок (НЛО) или, как теперь по-новому говорят, АСО, что с особой страстью ему вменя­ется уфологами. Он любит места отела домашних животных. Поэ­тому старается не пропустить такое чисто земное «мероприятие». В этот период он действительно «крутится» вокруг стад и пастухов. Послед — вот что привлекает его внимание. Он его съедает. Пожа­луй, именно послед может по соперничать с яйцом в сумме полезного содержимого для любого земного, что важно подчеркнуть, орга­низма. Это практическое открытие нашего героя. Теорию он оста­вляет медикам. Именно вещество, связанное, например, с появле­нием ягнят, мне удалось впервые в мире применить в 1990 году в качестве приманки.

По сведениям из Непала снежный человек одним ударом кулака по загривку валит яка. Его боятся яки, верблюды, лошади. Ему не нужны вспомогательные эффективные средства охоты, если у него такой силы удар.

Снежный человек любит дать знать о своем присутствии на самом таинственном уровне с целью испугать людей, выгнать из лесу. И все такого рода «умения» построены так, что ты становишься вдруг якобы суеверным, мистиком, вдруг сам для себя открываешься с несвойственной тебе же стороны. (И твои коллеги, зная это не хуже тебя, охотно, как по приказу «ату!», бросаются на тебя, в случае таких сообщений, когда им бывает нужно, обвиняя тебя в семи грехах.) Это кружение вокруг костра, вокруг людей, быстро переме­щающиеся похрустывания, поскрипывания, потрескивания. Хотя мы хорошо знаем, что в минуты важные он может появиться и бесшум­ным, как привидение. Он любит «подать» себя защитником рыбных угодий — рвет рыбацкую сеть, стоит рыбаку зазеваться или отлу­читься, выливает уху вместе с рыбой в огонь. Любит постукивать не только камешком о камешек (тоже своеобразное предупреждение о себе для тех, кто знает об этой привычке), но и маленьким камешком о валун, лежащий на почве или в воде (Заполярье), отрывисто (отмечено не раз в местностях, далеко отстоящих одна от другой, лежащих за разными границами) стучит в окно (тоже можно рас­шифровать как предупреждение). Так постучал он в окно избы, в которой находилась и я с двумя товарищами, в Западной Сибири. Как актер с самым ценным реквизитом, обращается он с деревом, обы­грывает его ствол, ветви. Стоит на земле, прижавшись к стволу, слившись с ним, а затем плавно, как в невесомости, знакомой нам по телевизионным передачам из близкого космоса, отделяется от него. В плавности движения, бесспорно, есть элементы завораживания. Движения его рациональны, пожалуй, самые рациональные из всех, которые когда-либо были предложены природой. Когда в 1987 году я впервые в жизни в Западной Сибири увидела животное стоящим вплотную к дереву, меня больше всего поразил рациональный его уход: правую ногу отставил назад, а левую занес за дерево — и больше в этот раз мы его уже не видели.

По данным начала века, он любил преследовать караваны, обстреливать их камнями, а уж отдельных путников тем более. Есть такие данные и по Заполярью. На бесшумном уровне он посещал лам в горах. Происходило это в такие моменты, когда лама сидел тихо часами без малейшего движения, углубившись в молитву. Шумное поведение привлекает его в такой же мере, как и попытки сохранять полную неподвижность.

Этому затейнику и хитрецу приписывают умение «водить» по лесу, то есть сбивать человека с цели, уводить от реальных сиюми­нутных последовательных намерений, когда человек представляет для него какой-то, интерес, а то и опять «из желания» припугнуть, нагнать страху. С другой стороны, это очень благожелатель­ное существо, ему охотно приписывают сочувствие и сопережи­вание.

Так, А. М. Митина, проживавшая в тридцатые годы на Рязанщине в сельской местности, однажды попала в экстремальную ситуа­цию. Очнулась благодаря тому, что ощутила потоки холодной воды, лившейся на лицо, голову, плечи. Ее взгляд встретился с взглядом поливавшего. Это были красные глаза огромного волосатого чело­века, которого она уже до этого однажды наблюдала из окна избы на пасеке своего деда. «Хозяином» называл его дед. Увидев такое лицо совсем рядом, буквально склонившимся над ней, девочка закрыла от ужаса глаза. А тем временем эту сцену увидела бабушка и позвала мать. По рассказу бабушки, когда девочка упала, существо мгно­венно перенесло потерявшую сознание поближе к воде и пригорш­нями стало поливать ее. Как позже отметил фельдшер, ей была вовремя оказана именно нужная помощь.

В 1982 году туристская группа из Самарканда на привале расска­зала ленинградским поисковикам снежного человека историю семьи таджиков, переправлявшейся через горный поток. Якобы одна из женщин с полугодовалым ребенком на руках оказалась в отчаянном положении — посреди потока оступилась и выронила ребенка. Каза­лось, малышу грозила неминуемая гибель, но вдруг в двухстах метрах ниже по течению из зарослей в воду бросилось громадное волосатое человекоподобное существо, подхватило ребенка, вынесло его на берег и скрылось в кустах...

Плохо, если такой замечательный рассказ не записан теми, кто
первым узнал о нем, если не установлены хотя бы фамилии людей,
которые в свое время хотя бы слышали об этом. Я часто в статьях не
привожу фамилий, места происшествия вынужденно. Чтобы не выз­
вать волну посетителей в то или иное место или не превратить дома
очевидцев в место паломничества праздно интересующихся темой
людей, но для себя стараюсь записать все по схеме: кто, где, когда,
как видел, чем дело кончилось. Культура же записи повествований
очевидцев сегодня вообще резко снизилась, потому что всеми овла­
дела неутолимая жажда немедленной поимки зверя. Тон такому
положению задают, к сожалению, центральные молодежные газеты.
А ведь уже уходят последние свидетели, владеющие широкими и
глубокими знаниями в этой области. Я призываю смело записывать
любые, даже неопределенные сведения и пользоваться ими, ибо
сейчас как никогда остра потребность в сборе воедино всего, что еще
пока не попало в общую копилку сведений. Описания поведенческих
моментов, тем более что мы уже знаем их продолжительность —
секунды,— очень важно. Собранные воедино, они нарисуют
нам точную картину поведения животного. А все приблизитель­ное, ошибочное отпадет само собой. Но все же надо стараться
быть дотошным. И если даже встречается хорошо тебе известный
кочующий из страны в страну или из республики в республику
сюжет, в том числе и подобный последнему, надо приложить макси­
мум усилий к уточнению, конкретизации поведанного. Ибо,
может быть, в их «кочевании» заключена типичность поведения, а
не желание пересказать старую байку и тем развеселить собе­седника. В некоторых районах (юг, горы), в условиях нехватки кислорода, где из-за этого часты случаи отклонений типа кретинизма, в расска­зах о нашем герое подчеркивается его якобы некая бестолковость, в том числе и непонимание опасности выстрела со стороны человека. По всем показателям, это очень устаревшие представления. Они чаще идут от состояния самого человека, нежели от истины. Я еще могу согласиться с бестолковостью в ином плане, при увлеченности зверя подражательной деятельностью. Многие сведения в таком плане поступали из монастырей. Чаще всего страдали их огороды. Ибо за одну ночь такое любопытное существо вытаскивало из земли не только сорняки, но и всю основную культуру.

На такую тему есть запись рассказа Т. М. по Украине (Киевская область), относящегося к двадцатым годам. Рассказчица видела жен­скую особь, повадившуюся ходить в гости к односельчанке, причем очень близко: сидела в это время у соседки, которая месила тесто. А эта «женщина» не носила одежды, была вся в шерсти, с косыми красными глазами, по-человечески не разговаривала, только «моркутила»: с куцым носом и длинным ртом; сидела, приютив­шись в углу. Потом соседка куда-то вышла, эта встала, тоже хотела месить тесто, но муки уже не было. Рядом была кровать. Она схватила подушку, разорвала. Стала вытаскивать пух, перья и бро­сать в тесто, потом стала месить его. Конечно, тесто спасти не удалось.

Б. Ф. Поршнев обратил внимание на то, что этому существу ведом рефлекс, описанный И. П. Павловым под названием «что такое?». Это, по-моему, когда животное внезапно входит в жилой дом, в котором в этот момент есть люди. Такой случай был на базе в Заполярье.

В доме были двое ребят. Утром, когда они еще не вставали, внезапно открылась наружная дверь и не захлопнулась. То есть вошедший стоял в двери (увидеть его было нельзя, ибо там закуток типа коридора). Кто-то спросил: «Сашка, это ты?» А тот ответил: «Ты что, с ума сошел? Я ведь рядом». Или когда существо там же бросилось на крышу с целью вытащить трубу, чтобы как-то добраться до спрятавшихся в избе и испугать, то ли узнать, чем они там занимаются. Это как у кошки — все двери дома обяза­тельно должны быть открыты. Она всегда рвется за закрытую дверь, жалобно при этом мяучит, подозревая, что за ней делят мышей.

Ведома ли животному агрессия? И привычка разбирать крышу или случай с трубой — агрессия ли это в чистом виде или чистый рефлекс «что такое?». Давным-давно, когда таких существ водилось много, когда их вылавливали, обучали и использовали, в том числе в военных походах — они шли в первом ряду войска на цепях со страшными криками, специальные дрессировщики умели возбуждать в них свирепость для устрашения противника, зная и умело применяя какие-то уловки. Шло это, конечно, от знания характера обучаемого существа.

В гневе он вырывает деревья с корнями на горе и сбрасывает их вниз, не боясь обнаружить себя. Рассказ об этом я впервые услыхала в Абхазии от уроженца этой местности Андрея Д. Он наблюдал с товарищем такое проявление гнева, причем днем, а не как обычно ночью. Этим можно объяснить и заливание огня и побивание кам­нями, например, избушки в 1988 году. В 1989 в избу, в которой я была со своими товарищами, также попал камень. Именно в то время, когда два, а возможно, и три экземпляра этих существ были замечены на территории базы. То есть это наблюдение не того рода, когда услыхав, что камень кем-то брошен, человек уверяет, что он брошен именно снежным человеком, ибо у него привычка Такая.

На Кавказе в голодный послевоенный год, будучи обиженным одним пастухом, к которому существо зашло, привлеченное запахом пекшихся лепешек, оно ринулось в сторону соседней хижины. Вбежав внутрь и увидев спящего совершенно другого челове­ка, оно набросилось на него и избило так, что человек долго бо­лел и вскоре умер. Очень яркий, но редкий случай агрессивной реакции.

В гневе или стараясь как-то «взыграть» на человеческом самолю­бии (видите, вот вам и антропоморфизация!) он ударяет рукой или плечом, или даже всем туловищем по избушке (Заполярье). Иногда это воспринимается мною как совершенно никем никогда не описан­ный рефлекс, в названии которого я использовала название зарубеж­ного фильма «Я знаю, что он знает, что я знаю...».

В. В. Рогов и я записали самый конкретный случай агрессии, который произошел с Алексеем Ивановичем Артиевым среди бела дня. Было это в 1983 году. Алексей Иванович — оленевод. Его предки также были оленеводами. До этого никаких таких историй он не слыхал. Вот пример того, что в одной и той же местности разные люди могут обладать совсем неодинаковыми сведениями о животном мире. Но наступил этот августовский день, и все представления этого оленевода о лесотундре изменились.

Он заготавливал на речке С. материал для полозьев саней. Шел по крайнему к горе ряду деревьев, потому что именно там можно встретить изогнутые ветром стволы. Нашел то, что надо. И только было занес топор, как вдруг боковым зрением заметил, что от ствола соседнего дерева отделилась человекоподобная фигура. Когда этот некто приблизился, Алексей Иванович понял, что тот выше его значительно, где-то за два метра. Взгляд человека уткнулся в грудь незнакомца. Выше поднять глаза он не решился. Тело пришельца было покрыто светло-коричневой шерстью. Незнакомец обхватил человека так, что руки его сошлись у него за спиной. И человек ощутил запах животного и пальцами прикоснулся к его телу, успел даже удивиться, что шерсть на ощупь гораздо мягче, чем у медведя. Это уже контакт высокого порядка.

Сделав несколько раскачивающих движений, он, оторвав чело­века от земли, швырнул его в сторону. И тот отлетел метров на пять над землей. Когда упал, то ощутил, что взмок сразу, забился в ознобе. Хватило сил слегка повернуть голову, чтобы взглянуть на обидчика. Высоченное существо уходило в горы, не оборачиваясь, глубоко втянув голову в плечи. Есть все основания думать: даже это существо «понимало», что деревья в лесу рубить не следует, ведь экологическая катастрофа ни одному разумному существу не нужна.

Как и чем можно заинтересовать существо? Как в случае его агрессии либо неоправданного своего страха заставить его уйти?

Как и любое животное, наше при встрече с человеком ждет только стереотипа. Значит, чтобы привлечь его внимание или защи­титься, когда страшно, надо нарушить в его поведенческих связях стереотип и его и своего поведения. Стоило бы подумать, каким оно реже всего видит человека.

Аллегорично подобное прекрасно показано в фильме «Слуга» по сценарию А. Миндадзе. Главный герой фильма предположительно в результате начавшейся перестройки оказался у себя на родине в провинции. Прибыв к дому, подаренному им самим же своему слуге, и обнаружив, что тот заперт, герой фильма углубляется в лес. При­сев на пеньке и вынув еду, он вдруг увидел перед собой волка. Так как он всю жизнь жил по волчьим законам, то и здесь не растерялся: став на четвереньки, оскалив зубы и закатив глаза, он так зарычал, что и волк и зрители поняли, какого масштаба его звериность. И волк уступил...

Подобного же плана, хотя совсем миролюбивая, хорошо описан­ная Л. Н. Толстым, уловка человека по отношению к медведю: если лечь на землю и не дышать, не шевелиться, то медведь, даже обню­хав тебя, не тронет.

Бесспорно, в таких знаниях, какую бы форму они ни принимали в искусстве, лежит опыт народа. Считаю, что охотовед с высшим образованием Игорь Владимирович Павлов в 1988 году в Заполярье в присутствии конкретной, видимой не раз разными людьми особи, привыкшей к определенной схеме поведения: человек увидел — убежал, заперся в избушке, проявил качественно новый тип поведе­ния. Причем произошло это в присутствии двух егерей и ребят. Игорь Владимирович, рассмотрев животное и оценив его могучие ноги, рост, крепкие ягодицы, всю человечью стать, как команду подал своему окружению: «Стрелять не будем! Человек!» Сделав несколько шагов навстречу этому необыкновенному зверю, который уже двинулся от него, прокричал тому: «Еще раз мелькнешь среди деревьев, стрелять буду!» Но существо не остановилось и не сбро­сило шубу-комбинезон (на что еще была надежда у Павлова, ибо кто же захочет утверждать, что он видел снежного человека? И в даль­нейшем многие ушЛи от темы именно из-за дискомфортности самой возможности «веры» в такое животное.) Пока все продвинулись вперед метров на пять, он плавно ушел в сторону метров на двадцать. И тут Павлов понял, что равного зверю в природе по скорости передвижения нет.

Да и само существо кое-что «понимает» в нетрадиционном пове­дении. Как рассказывали ребята, в частности Роман Леонов, зверь
наблюдал за всем, что делалось на поляне возле избы, присев на
корточки. Роман расценил это как передышку. Но не тут-то было! В
этом положении лесовик прыгнул два раза (получилось будто по
вершинам треугольника) и внезапно, распрямившись как пружина,
пошел вперед, как бы в психическую атаку на Романа. Юноше
пришлось заскочить в избу.

Теперь самое потаенное. Как выглядит только что родившийся детеныш снежного человека. Из немногочисленных сообщений людей, видевших детенышей, особое внимание привлекает сообще­ние из Смоленской губернии. Это произошло возле деревни Коробово Андреевского района в 1914 году. Рассказчик Егор Акимович

Рис. 4. Детеныш гориллы

Яковлев поведал о событии, произошедшем с его женой в отроче­стве. Как-то пошла она осенью с девчонками в лес по грибы. Набрав их, немного поотстала от подруг. Уже возвращалась домой, когда ее остановил детский плач. Она сошла с тропинки, раздвинула кусты и увидела... маленького ребенка, который лежал на пучке жухлой травы. Он был немного волосат, лицо страшненькое. Преодолев отвращение и руководствуясь только жалостью к брошенному, она взяла его на руки и стала качать.

В это время почти бесшумно раздвинулись кусты и бурьян, и девочка увидела лесовую. Та подошла, одной рукой взяла малыша, прижала к себе, а другой подхватила траву-подстилку и не торопясь удалилась. Девочка, забыв о лукошке, бросилась со всех ног домой.

Здесь все точно и полно. Взгляните на фотографию детеныша гориллы. Он, как и у любых обезьяньих, очень слабо обволошен, лицо страшненькое, но лицо. Точное же и рациональное поведение матери подчеркивает, что мы имеем дело с той, о которой уже кое-что знаем.

Думаю, что все, сказанное выше в целом, объясняет, почему перед нами животное. Еще зоолог В. А. Хахлов в начале века написал: «...видевшие это существо принимают его за своеобразного человека-зверя... То, что мне удалось выяснить, свидетельствует о преобладании в нем звериных черт».

Борис Федорович Поршнев говорил: «...по образу жизни высту­пает как животное и только как животное». И все же именно он ставил вопрос, какое слово при классификации должно быть первым в его названии — Ното или Рилесагигорш?

Чем больше узнаешь любое животное, тем больше невольно бесцельно очеловечиваешь его. Раздаются мнения, что наш герой уже не животное, но еще не человек. Мне он представляется самым высокоорганизованным животным.

 

Дата добавления: 2015-11-14