Глава 3. Plague, Pleasure and Torture of Freedom. 4 страница

Он не услышал никаких шагов из за шипения топлива которые, воспламеняясь создавало струю пламени, под звуками сбрасываемых тел, которые немного хлюпали шмякаясь на других, что то коснулось плеча, и резко оглянувшись назад Винс увидел что это была тяжелая рука человека в толстой перчатки, в следующую секунду собираясь дать деру что были силы, человек в защитном костюме двинул кулаком по челюсти обездвижив Винсента и дезориентировав его в пространстве.

Уже валяясь на слизкой мощенной дороге, эхом слыша возглас этого человека, звучащего неестественно и механически из-за противогаза на его лице, к Эшфорду приблизились еще несколько человек, и взяв его под руки поволокли дальше по дороге, хотя это наверняка мог бы сделать лишь один человек, видимо у них были свои планы на Винсента. Он смотрел в ядовитое небо по которому подобно айсбергам медленно плыли свинцовые тучи, они расслаивались и соединялись вместе, подобно живому организму, постоянно совершающему свои жуткие метаморфозы. Жуткая вонь не покидала Винсента, от солдат в костюмах пахло гарью, и эта гарь хоть как то перебивала настойчивый аромат гнили, который норовил просочиться в приоткрытый рот и ноздри парня, запах чумы и смерти с примесью дерьма и разложения. Ноги безвольно скользили по дорожке иногда цепляясь за остатки плоти и размозженные органы. Люди приволокли Винсента к невысокому зданию в псевдоготическом стиле. Видимо раньше оно было серым или белым, но сейчас покрыто грязными черными разводами и многочисленным надписями флуоресцентной краской. Язык на котором были написаны слова и символы, были незнакомы Эшфорду. Каждый символ обвивался вокруг другого, петляя и под острым углом опускаясь вниз, и вновь продолжая пиршество плавных лини, но большее впечатление производил тот факт, что все он мерцали слабым фиолетовым светом, предавая стеклам на противогазах солдат совсем футуристичный вид. Двое подняли Винсента на ноги придерживая его под руки, не давая уме шевельнутся, хотя это и сам не хотел Винс, еще что то очаровывало, привлекала эта гниль, из глубин подсознания постоянно приходили сигналы тревоги, но детектив пропускал их сквозь сознательное не давая выйти им из воображаемой электрички, и заставляя ехать обратно, напоследок провожая бессознательное туда, откуда оно и приехало. И когда мысль скрывалась в потемках сознания, сознательное вновь принималось очаровывать своими гнилыми чарами, поглаживать его душу костлявыми черными пальцами, оставляя на душе черные разводы, которые впитываясь, доставляли нестерпимые мучения и вновь, словно бальзам на рану, заглаживая следы старых ран, нанося на душу свой ядовитый бальзам. Но стоило хотя бы немного Винсенту двинутся с места, попробовать пошевелить рукой, как солдаты «культа» энигмы в ту же секунду сжимали свои длинные пальцы на его руках продолжая ту симфонию боли порожденную кислотным очарованием. Третий же отпустив свой огнемет, достал небольшую металлическую коробочку и раскрыв ее, вытащил небольшую металлическую болванку, на которой были изображены цифры выполненные в том же стиле что и надписи на стенах здания, тут же закрыв коробочку он повесил ее обратно на пояс, и положив болванку на мощеную дорожку, обхватил крепко свой «огненный меч третьего рейха», и только послышалось громкое шипение жидкости под напором как яркое пламя пожирая кислород и обжигая кожу парня своим жаром, принялось поедать ту самую болванку на земле. Держа пламя около тридцати секунд, дождавшись пока болванка станет ярко красной переливаясь в оранжевый и фиолетовый цвета, поднял ее, та зашипела и задымилась, но не смогла прожечь перчатку спасавшую плоть ее хозяина. Он сделал шаг вперед и, схватив за край рукава рубашки Эшфорда, медленно потянул ее на себя, и ткань затрещала по швам, отрываясь неровным куском, и обнажая светлую кожу парня. Эти люди обладали нечеловеческой силой, это уже было давно ясно Винсенту, но когда эта сила касается тебя самого, все становится ясно еще лучше. Рукав медленно соскользнул с руки и упал на мощеную дорожку. Болванка в руках третьего еще дымилась, но уже не шипела, все так же мерцая своими яркими огнями, словно в калейдоскопе переливаясь своим триколором. Он поднес ее к обнаженной коже парня, смотря ему пристально в глаза стеклами зияющие чернотой. По коже пробежали мурашки, от ощущения как сильно нагрета была болванка, что небольшие волоски моментально плавились, хотя болванка не соприкасалась с кожей, пока не была прижата. Все произошло в считанные секунды, невыносимая боль, обжигающее пламя, и выжженные клеймом цифры «0473» которые повторялись около десяти раз, пока «некто» все же решил остановиться и убрав болванку обратно в металлическую коробочку. Кожа моментально покраснела вокруг и местами облезла, но цифры были очень хорошо видны на выжженной плоти. Два других солдата отпустили Винсента и синхронно сделав шаг назад, и повернувшись на 180 градусов, следом присели на одно колено, и схватившись за ручки своими скрюченными пальцами, медленно потянули дверь вверх, та в ответ медленно с жутким скрипом поползла вверх, и в нос моментально ударил резкий запах плесени, затхлости и сырости, вкупе с мерзким ароматом меди и разложения. Тошнотворный запах смешался в коктейль, мышцы пресса сократились, Винсента скрутило, и жидкость подошла к горлу. Тут же заставив упасть его на колени и выблевать кусочки черной плоти и собственной крови. Вместе с остатками желудочного сока, все это буро-черным потоком текло на дорожку, создавая пустоту внутри, которая моментально заполнялась болью и мучениями, словно душа терзаемая когтистыми пальцами медленно вытягивалась и расширялась, словно ей требовалось больше места, и приходилось избавляться от внутренних органов, становясь сильнее и поддерживая жизнеспособность Винсента, в замен получая лишь новую порцию химического эфира. Анти звук оглушал, прорывая барабанные перепонки почти до предела выносимых ими децибел. Исчезал любой возможный звук – дыхание, звук шагов, голоса, треск пламени пожирающего гниющие трупы. Люди в костюмах уже покончили с открытием двери и вновь подняли Винсента на ноги, подтолкнув его вперед. Он уж стоял внутри здания в узком коридоре. В котором Винсент еле помещался, выход был загражден солдатом уже поднявшим свой огнемет одной рукой, а второй кинул парню небольшой фонарик, детектив его поймал чуть не уронив, он был покрыт резиновым покрытием, и скорее всего был водонепроницаемым. Крепко сжав его в руку, словно последняя надежда на спасение в этом мире. К слову очарование покинуло его, заменив на животный страх и отчаяние, на желание цепляться за свою жизнь, за свое ничтожное существование, он желал вернуться к своей мертвенной бледной Элизабет. Ощутить прикосновение ее холодных рук белых и хрупких как фарфор рук, почувствовать изнутри ее ледяную любовь. Одними пальцами изменить ее выражение лица и поставить запись nine inch nails –Me, I’m Not, погрузившись в мертвую любовь, сжимая до боли в пальцах старое лезвие покрытое корочкой крови и медленно водить им по ее талии оставляя едва заметные рисунки, которые никогда не сотрутся пока рядом Винсент. Медленно стянуть с ее гладких ножек ее черные кружевные трусики, и припасть губами к ее мертвому плоду.

Человек поднял свой огнемет одной рукой, и стал загибать медленно пальцы, он не сказал ни слова, но он вел свой отсчет вневременных рамок в привычном для нас понимании. Сердце бешено долбилось внутри, готовое пробить грудную клетку, и подобно чужому, вырваться наружу издав свой последний вопль, он моментально развернулся и побежал в конец коридора, по пути включив свой фонарик и осветив небольшой участок вокруг. В паре шагов от Винсента было что то вроде колодца, не быо ни времени ни желания думать, что там внизу могло быть, уже было слышно как огнемет издает свое громкое шипение как змея, готовая плюнуть ядом зеваке, который слишком долго глядел на рептилию. Еще один шаг вперед, Эшфорд закрыл глаза и просто стал наслаждаться свободным полетом вниз, струя пламени ударила из огнемета, осветив дыру в которую летел детектив. Не успел он посмотреть вверх как упал в нижнее помещение, которое было затоплено по пояс, в ядовито красной жиже, это была не кровь, от нее пахло аммиаком и той же медью, он тут же вынырнул из «воды» и глубоко вздохнул, ощущая как обжигает глаза, и чувство жжения в носоглотке и во рту, опираясь о склизкую стену он выплюнул остатки жидкости, и провел языком по небу, чувствуя, что жижа начала разъедать нежные ткани, но оставаться здесь долго было нельзя. Дышать было совершенно невозможно, и приходилось идти почти в слепую, не столько из за темноты, сколько из за проклятого жжения, от которого в ту же секунду заслезились глаза, Винсент медленно побрел прижимаясь к стене, задерживая дыхание. Рука неохотно скользила по стене, словно каждый раз когда она соприкасалась со стеной, ее тут же подобно плющу, что то оплетало и старалось прицепить намертво. Еще один стимул двигаться к иллюзорной свободе, которой может и вовсе не быть. Как это делают люди день ото дня, год от года, желают найти свою свободу. Кто-то утопает в блаженстве наркотиков, лелея их как своих не рожденных детей, другие утопают в вещах, стараясь ими забить свою пустую душу. Нет желания поделится собой с другим, это абсолютно эгоистичное положение вещей, ты мне – я тебе, по этой же причине они и занимаются сексом, и скрывают это под множеством личин.

В течение всего пути, все больше и больше начинали раздражать капли воды, медленно капающие на голову, так медленно, что можно было ощутить, как невидимые человеческим глазом капельки разбрызгиваются вокруг, но терпеть оставалось недолго, сумев немного раскрыть глаза, он увидел впереди себя освещенную фонариком красную лестницу, ведущую наверх, краска потрескалась и сыпалась с нее, в то время когда Эшфорд неуверенно забирался вверх по ней, боясь, что та в любой момент может сломаться, и свобода станет фантастичной, какой ее видят узники камер сквозь решетку. Ладонь коснулась шершавого бетонного пола, и цепляясь за него, как утопающий цепляется за воздух, в надежде что вымышленный бог протянет ему руку и спасет. Забравшись он тут же упал на пол, принявший его своим ледяным гостеприимством, он не пытался его обжечь, и сломаться, не пытался схватить его и удерживать, лишь молча и неподвижно давал точку опоры, для изнуренного детектива.

3.

Очнувшись Винсент, первым делом пытался понять сколько времени он провел на полу, но тщетно, нужно было идти дальше, белая рубашка стала красной, местами грязно-розового цвета, все тело было раздраженно, и преодолевая боль удавалось пошевелить хотя бы рукой. Потерев глаза чтобы как то отчистить их от гноя и засохших слез, они, наконец, полностью раскрылись, как в тот же момент Эшфорд зажмурил их, из за света фонарика, который стал светить еще хуже, чем раньше, но все по-прежнему больно бил в глаза.

В конце помещения, прямо перед Винсентом была деревянная, местами прогнившая дверь, толкнув ее вперед, он сделал осторожный шаг вперед, оказавшись в глухом темном помещении, которое освещалось тусклыми лампочками, которые от силы могли осветить небольшой пятачок вокруг, остальная же часть комнаты принадлежала тьме. Но здесь в отличии от всех других мест, где успел побывать Эшфорд за это время, было сухо и свежо, и до ушей доносился медленный шум вентиляторов, и постоянный стук металлических поршней, словно создающих единую симфонию вместе с вентиляторами и гулом ветра в пустых лабиринтах помещения. И в лицо бил прохладный воздух, который казался чуть ли не манной небесной, для обожженного лица детектива.

Сделав еще несколько шагов вперед, Винс, оглянулся вокруг, он стоял на перекрестке освещаемом лампочкой, назад не было смысла идти, по бокам, были те самые медленно вращающиеся лопасти, сквозь которые просачивался свет, и вновь пожирающая темнота, вдалеке что то медленно шлепало, словно приближаясь шаг за шагом к детективу, моментально среагировав, Эшфорд прижался к решетке, в которую не поступал свет, обхватив рукой ржавую и прогнившую часть клетки, Винсент потянул ее на себя, так сильно как мог, сцепив вместе зубы, и в панике боясь очередного солдата, или еще чего хуже. Неохотно поддавшись кусок от клетки отломился с заметным шумом, который эхом прокатился по лабиринту, тут же шлепающий звук шагов ускорился. Из темной клетки словно выплывая появлялись черные руки, по которым проскакивали красно-оранжевые всполохи, похожие на тлеющие угли, тянулись к Винсенту, который прижался к противоположной клетке, но из нее также начали выглядывать тлеющие конечности. Одна ладонь все таки коснулась изуродованной щеки Эшфорда, и прижалась к его лицу оставив свою «роспись огнем» и тут же удалившись в темноту. Детектив зашипел от пронзительной боли, но не посмел выругаться или закричать, как звуки шагов были все ближе. Медленно переминаясь с лапы на лапу, существо вышло на перекресток, как раз через один от Винсента, который зажался на полу в темноте, так чтобы его не смогли коснуться эти люди, сидящие там. У существа чье тело похожее на пластины броненосца, была вытянутая морда, с языком, который был снаружи и пробит длинным, почерневшим от гноя гвоздем, слюна с его языка медленно капала на бетонный пол. У существа не было глаз, и оно часто шмыгало своим носом, так что даже вдали было видно как они расширяются и сужаются, бледно-синие пластины переливались в зеленый цвет, пережатые вожжами из колючей проволоки, и протянутые через пасть твари. Проволока постоянно перетирала пасть заставляя ту кровоточить, отчего существо тихо скулило, что больше напоминало всхлипы старой женщины, пропущенные через примочку, и воспроизведённые наоборот. У нее не было ничего лишнего, что и очаровывало и пугало Эшфорда, болящие глаза не позволяли долго смотреть вдаль, и разглядывать эту тварь, но теперь он смог увидеть наездницу на твари – обнаженную девушку, с пепельными длинными почти до бедер волосами, ее глаза были забинтованы лоскутам черной ткани, которые опускались вниз, прикрывая ее грудь, спускались вниз, и устремлялись между ног, и снова обматывали тело, переходя на ее тонкие белые руки, обмотанные колючей проволокой. В свои худых и костлявых руках она зажала длинные спирали, похожие на пилу Оливекруны. Больше сомнений не было, это была она-Элизабет, его милая фарфоровая девочка, «но почему она была жива? И почему она здесь, так не должно быть, она мертва, и будет мертвой», словно заряд электричества пронесся в голове у Винсента, и под действием психоза и манией своего жалкого величия, он встал в полный рост, прочертив за собой куском арматуры, из за шума которой, существо и девушка в ту же секунду синхронно повернулись в сторону Винсента.

Скудный белый свет и черные тени танцуют по нему, черные тени пляшут по изуродованному лицу Винсента, лопасти скрипят, но продолжают вращаться, в руке он крепко держит свою арматуру, к нему уже скачет тварь вместе с Элизабет, мертвые должны быть мертвыми, а не преследовать его в этой реальности.

-Элизабет, ты все еще жива моя девочка, но не беспокойся, скоро ты будешь такой же прелестной как и раньше, такой же неподвижной, какой и была.

На лице детектива застыла кривая ухмылка, губы потрескались, по ним медленно текли струйки крови. Лицо Элизабет не изменило выражения, все такая же загадочная улыбка, ее волосы были растрепаны и шевелились словно на ветру, в то время когда существо пролетело в полуметре от Винсента, снеся все тлеющие руки, которые осыпались черным пеплом, создающим новые тени в тусклом свете. Девушка потянула вожжи на себя впившись проволокой в пасть существу, то взвыло и затормозив, развернулось и вновь понеслось желая растерзать детектива, упиваться его кровью, и омыть лицо Элизабет, сделав ей новую маску, окрасив ее губы новой помадой, чтобы она не была такой фарфоровой. Все нужно было делать быстро, его рука не дрогнет, как не дрогнула и тогда. Привстав на одно колено, он выставил вперед зазубренную железку, в тот же момент когда тварь совершила рывок, и пасть ее была так близко, что смерть дышала прямо в лицо. Протяжный стон, вой, и черный с отливом желтого гной, хлынул на парня, и Винсент только успел перекатиться, как существо рухнуло на бетонный пол. Элизабет медленно словно она только очнулась, медленно стянула со своих рук испещренных стигматами, колючую проволоку, и босыми ногами опустилась на лужу гнили. Пили Джильи медленно, подобно хвосту потянулась следом за девушкой, и так ушла в темноту, в темноту неосвещенной ни одной лампочкой, где тени не могли плясать и радоваться. Эшфорд тут же поднявшись на ноги, поскальзываясь на «дерьме» вытекающим из шеи поверженного зверя, цепляясь за решетку, и обжигаясь от прикосновений узников, рефлекторно убирая руку, мчался вслед за исчезнувшей девушкой, к двери поглощенной темнотой, толкнув дверь вперед, он повалился на деревянный пол, оказавшись в новой комнате.

Это был длинный коридор, и здесь было большое количество высоких окон, но конца коридора все равно не было видно, хотя сквозь окна проходил свет и отблеск кострищ с улицы. На стенах были старые потрескавшиеся обои, пожелтевшие, местами оборванные, они ухитрялись придавать этому месту вид, что здесь все равно кто-то живет, или даже жил, в пяти метрах от лежащего Винсента, по центру комнаты стоял старый, круглый, кофейный столик, с небольшой шкатулкой. Не отряхиваясь, он поднялся, ощущая как мышцы и кости ноют от боли, а кожа похожа на зачерствевшую корку хлеба, придя немного в себя, он посмотрел на ту шкатулку.

Был слышен шум дождя за окном, оглянувшись Эшфорд увидел, что дождь шел, нарушая законы физики, капли не падали, а наоборот вздымались вверх, прихватывая с собой пепел, и многочисленные листовки вверх, прямиком к безжизненному кислотному небу, принявшему пурпурный цвет. Поднимаясь все выше, пепел превращался в тучи, словно склеиваясь вместе, и продолжая свой путь по небосводу.

Вдали медленно плыл, стуча тяжелыми колесами товарный поезд объятый пламенем. Винсент не видел ни начало состава, ни его конец, лишь бесчисленные вагоны, контейнеры и цистерны, полыхающие и дымящие в небо. Больше на улице не было тех самых солдат. Лишь догорали горы трупов, и другого мусора, не стояло и грузовиков. Только пробежала стая диких животных, напоминающих помесь собак и рогатого скота. Угловатые рога торчали из голов, и стая, молча бежала в сторону плывущего поезда.

Винсент наконец отпрянул от окна, но происходящее завораживало, привлекало и манило к себе опьяняло своим сиянием и умиротворением, но по душе вновь медленно ползли когти вонзаясь в аморфную плоть, впрыскивая свой яд, и заставляя идти дальше, обреченного путника. Половицы скрипели под каждым шагом, но это никак не влияло на медленный шаг Эшфорда. Дойдя до шкатулки, он приоткрыл ее и увидел там уложенные в красный бархат кольт 1911, пустую обойму, и аккуратно поставленные вертикально пять патронов, оттянув затвор, детектив увидел один патрон в патроно приемнике. Зарядив пистолет и убрав его в кобуру, Винсент пошел дальше, краем уха слыша тихую ненавязчивую мелодию, словно кто-то пытался воспроизвести при помощи электроники звук ксилофона, и раз в 3-4 секунды отчетливо было слышно, как кто-то бил по листу метала тяжелым предметом. Мелодия то затихала, то становилась громче, то вообще превращалась в подобие эха. Уже больше пяти минут блуждая по этому бесконечному коридору, вдали, наконец, стали видны тени людей, ни одного силуэта, только отчетливо видные тени. Тени мельтешащие сквозь свет, который ослеплял своей яркостью, заставляя детектива прикрывать глаза ладонью, и в слепую брести вперед.

Наконец коридор закончился, и Винсент попал в ярко освещенный зал. Здесь были высокие потолки, и декоративные колонны, у дальней стены был небольшой балкон. Именно отсюда лилась музыка, а за спиной, словно сформировались из пустоты два дворецких, которые медленно прикрыли двухстворчатую дверь за спиной у Эшфорда. Это был настоящий бал, в прямом смысле того слова. Большое число дам и господ кружили в бесконечном вальсе, под гипнотизирующую музыку, но лица их были скрыты за безупречными венецианскими карнавальными масками. На некоторых были выведены трещины, для пущего образа, золотые узоры, и яркие перья. Часть масок были просто белыми, другие были разукрашены всеми возможными цветами, на других были аккуратно выведены мыслимые и немыслимые цветы. У господ же был изображен лик барона «Самеди». Пышные прически у дам, и аккуратно стриженые у господ. В волосы девушек вплетали серебряные и золотые нити, яркие перья, многочисленную бижутерию, вот мелодия смолкла, и тут же поменялась на композицию «Maybe» под авторством «The Ink Spots». Было слышно даже как игла старого грамофона, скользила по виниловой пластинке, и мягкой мелодии, и ласковом как шепот убийцы голосе, все присутствующими встали на месте, и посмотрев на оборванного Висента, вновь повернулись к нему спиной, и продолжили свой танец, в то время как на балкон, с лакированными, гладкими перилами вышла Элизабет, в праздничном одеянии.

-Ааа Винсент, моя любовь, ты решил порадовать нас своим присутствием?

Даже не смотря на музыку, было прекрасно слышно ее голос, тонкий и высокомерный. Оставаясь мертвой, она продолжала лелеять свою гордыню, и смотреть на всех свысока. На ней было пышное красное платье с глубоким декольте. Платье заканчивалось кружевами всего лишь в паре дюймов от ее коленных чашечек, скрытых под черными и белыми чулками. Ее костлявые, длинные, почерневшие острые пальцы лежали на перилах балкона. Ее лицо было скрыто под длинными серебристыми волосами, но Эшфорд знал что ее глаза не смыкаясь, смотрят на него, пожирают, и пробуждают тени, которые в очередной раз обнимают его душу. Впрыскивая яд, заставляя корчиться от боли. Это нравилось Элизабет, доставляло ей удовольствие подобное миллиону оргазмов, одновременно накрывающих человека за доли секунд. Винсент чувствовал буквально каждой клеточкой своего израненного тела как она влажным языком проводит по своим багровым губам, и горячо дышит. Когда же боль отступила, и сознание вернулось к Эшфорду, дамы и господа прекратили вальсировать, и застыли на месте, смотря на чистую белую стену, освещаемую небольшим проектором. В зале погас свет, и наступила кромешная тьма, сквозь абсолютную тишину, стал проступать тихий, гудящий шум проектора, и на белоснежной стене, сначала появился фон с иероглифами, такими же, которые были тогда, когда эти солдаты поймали Винсента, фон исчез, и глазу Эшфорда представилась картина в его спальне.

Элизабет обнаженная лежит на постели, ее ноги полусогнуты в коленях и немного раздвинуты, ее упругую грудь сжимает, мужчина, своими толстыми, почти сосисочными пальцами, мнет, ее, и двигает тазом. На лице у девушки видно блаженство, она извивается, ее глаза зажмурены, грудь вздымается и опускается, капельки пота стекают по ее гладкой коже, но это блаженство продолжается недолго, камера отъезжает назад, и крупным планом видна входная дверь. Все это происходит без звуков, Винсент сам рисует их в своей голове вспоминая тот день, он поворачивает ключ в замочной скважине, и дергает за ручку, дверь чуть скрипя приоткрывается, и с самого порога, становится видна картина. Элизабет, как она могла, маленькая продажная шлюха, она была всем для него, и предала Винсента, Эли лежит с этим мудилой, и отдает ему всю себя.

Эшфорд смотрит на кино, не отводя глаз, но чувствует, как Элизабет стоит на своем балкончике, и, постукивая костлявыми пальцами, смеется над ним беззвучным холодным смехом.

Камера медленно переплывает снова на дверь, но Винсент не узнает себя, это не он. В этом существе нет ничего человеческого, кожа с серо-белых костей сползает и падая растворяется в пепел, множественные роговые отростки покрывают, руки тело и голову, вместо волос, на спину опускаются темно-красные щупальца, с которых стекает бурая слизь. Руки гипертрофированы, и находятся почти на уровне коленей. Тварь головой почти упирается в потолок, и медленно дышит, его ребра медленно раскрываются и снова смыкаются, под ними тьма, и не видно органов, вместо глаз –зияющие черные дыры, готовые поглотить душу любого кто будет слишком долго смотреть в эту бездну. Существо медленно движется в сторону ничего не замечающей пары, увлеченной удовлетворением своих капризов. Его шаг тяжелый, но беззвучный, длинные острые пальцы, медленно сгибаются и разгибаются, в такт движениям щупалец на голове, сквозь роговые отростки видно, как смазанные металлические суставы сдвигаются и раздвигаются, тихо постукивая, от каждого движения Твари. Вот она уже стоит над мужчиной и Элизабет. Сквозь тьму глаз можно увидеть печаль, и ненависть, сожаление и гнев, угнетение и злобу.

Это и был Винсент, он понял это сейчас, тогда он перестал быть человеком, тогда он начал медленно падать в астрал, тогда он уничтожил все, что делало его человеком, он видел, как последние крупицы человечности трескаются как стекло и падают вниз, сверкая подобно свету софитов.

Тварь, моментально вскинув длинную руку, сжало ее на голове мужчины, впиваясь острыми когтями ему в лицо, и поднимая его над Элизабет, начинает свое шоу, переходя ко второму акту спектакля без антракта. Теплая кровь хлещет по безжизненным пальцам существа, мужчина дергается, в его глазах страх и отчаяние. Он еще не смирился с тем что он уже мертв, хотя его сердце бьется, хочет выбраться из объятий неизбежности, но не может, сексуальное удовлетворение еще плещется в его размякшем мозгу, опьянив его. Включив его защитный механизм, который не даст понять мужчине, что он больше не жилец на этом свете. Когти существа все сильнее сдавливают лицо парня, что становится слышно, как трескаются его лицевые кости, как кости черепа ломаются, и пронзают острыми осколками мозг, и наступает смерть. Кровь еще течет по руке существа, но мужчина больше не дергается, он весит подобно тряпичной кукле, подобно мешку с дерьмом. Элизабет кричит моля всех богов на известных на свете, моля о том чтобы это был лишь сон, чтобы ее спасли от неминуемого. Но существо, разжав свои когтистые объятия, отпустило мужчину, который свалился на постель, омыв ее своей кровью и дерьмом. Тварь медленно опустилась на одно колено, чтобы оказаться на одном уровне со взглядом девушки. От страха ее зрачки сузились, и стали похожи на две маленькие черные точки, она тяжело дышит, по лицу множеством струек бегут слезы. Ее сердце так бешено бьется, что, кажется, что его сейчас разорвет. Существо лишь смотрит в ее безумные от страха глаза, и тянет пальцы к ее лицу. От нее веет смертью, и пахнет разложением с примесью машинной смазки, но остановившись лишь в паре сантиметров от ее глаз, разжимает остальные пальцы, и ладонью толкает девушку в грудь, с такой силой, что та бьется головой об окно, и разбивает его. На ее коже выступают капельки крови, еще через секунду, слишком быстро для человеческого организма, появляется гематома, которая быстро расплывается по телу, на сквозь кожу проступают кровеносные сосуды, которые в тот же момент лопаются, глаза наполняются кровью, она начинает вытекать, изо рта, носа. Ушей, глаз, больше в ее глазах нет страха. Теперь она личная игрушка Твари, гематомы тут же исчезают с такой же скоростью, как и появляются, кровеносные сосуды исчезают под бледную кожу Элизабет, и та, обмякнув, сползает на постель, рядом с истерзанным мужчиной, а Тварь издав тихий рык. И раскрыв свою пасть, и высунув длинный черный язык, словно он был сделан из качественной резины, с которого стекала мутная слюна, принялось пожирать внутренности Элизабет. Наступила тьма, и в зале вновь загорелся свет, теперь все присутствующие в зале смотрели на Винсента, с уважением и почтением. Но сам Эшфорд, не обращал на это внимание, он отчаянно хотел узнать ответ у Элизабет, а в ответ она ехидно улыбалась, облизывая кончиком языка алые губы, не переставая стучать черными костистыми пальцами по лакированным перилам.

Часть 3.

В зале стояла тишина, Винсент даже не слышал, как билось его сердце, он не слышал своего дыхания и наблюдал как дамы и господа стояли, словно они были восковыми фигурами, их грудь не вздымалась, и не опускался, как это обычно бывает при дыхании. Они даже не моргали, сфокусировав взгляд на Эшфорде.

Во всепоглощающей тишине раздался глухой щелчок пальцев, и словно кто-то, щелкнув тумблером, включил питание, и все присутствовавшие начали медленно двигаться. Обступая Винса вокруг, мужчины, стоя спиной к дамам, неторопливо опускались на колени, и синхронно вместе с дамами снимали свои Венецианские маски и бросали на пол, но те, недолетая до пола, рассыпались в прах, и взмывали к потолку. По высоким белым колоннам, медленно стекала вода, делая их серыми, пропитывая их влагой насквозь, они начинали трескаться и рассыпались, взмывая к праху, облепляя собой потолок, рисуя на нем абстрактные фигуры, которые оставались неподвижными более пары секунд, и вновь вились вокруг друг друга. Создавая новые фигуры. На первый взгляд казалось, что они лишь визуально искажали ровный потолок, но следом Винсент видел, как фрагменты потолка тянутся все выше, и виднеется ядовитое, черно-фиолетовое небо, по которому медленно плыли свинцовые тучи.

Опустив взгляд на присутствующих, Эшфорд сначала не поверил своим глазам, кровь стучала в голове, руки тряслись. Абсолютно все девушки и мужчины были похожи на Винсента и Элизабет, ужасающе одинаковые черты лица, глаза, губы, словно Эшфорд находился в комнате с множеством зеркал. Все они – воплощение желаний Винсента, его желания быть наказанным за совершенные им преступления. За ту пустую ярость гнев и кровожадность, за то, каким он стал после того как омыл себя кровью своей возлюбленной, за то, что оставил ее у себя на хранение, и каждый день издевался над ее холодным телом все больше и больше. Глупое похотливое существо, ограниченное лишь своим чувством вины, возжелавшим наказание за свою похоть. Мечтающий о саморазрушении и возрождении в виде новой чистой формы жизни.

Множество острых и сверкающих опасных бритв было прислонено к зеркальным проекциям Винсента, и сам Эшфорд ощущал как холодная сталь прижимается к горлу. Рука рефлекторно дотянулась до пистолета, и выхватив его, в момент когда лезвия бритв скользили по горлу Винсентов, отчего их головы наклонялись набок, и кровь хлестала небольшими фонтанами, окрашивая белые платья девушек. От страха Винсент тут же прижал ладонь к горлу, но крови не было, лишь уродливый шрам, похожий на ошейник у самоубийц, решивших повеситься. Но как он чувствовал, как лезвие касается горла, и ощущал, как теплая кровь струится, касаясь немеющего тела. Винсент чувствовал эту боль, но он стоял на своем месте, сжимая до боли, рукоять пистолета, а все остальные мужчина лежали на полу, хрипя, и истекая кровью, их глаза закатились, так что не было видно ни радужки, ни зрачков.

Дата добавления: 2015-11-14