Благотворительность

В языке морали есть целый ряд нормативных понятий, в которых сочетание логики избытка и отношения к благу другого человека как к позитивной цели выражаются в приглушенных и условных формах. Таковы "благожелательность (если она понимается не как основа морали, а как частный нравственный концепт, противопоставленный справедливости), "благотворительность" (если она не отождествляется исключительно с практикой материальной помощи нуждающимся), "щедрость", "дружелюбие", "доброта". Эти понятия фиксируют долг непосредственного деятельного отклика на нужду и потребность другого человека даже в тех случаях, когда отсутствие действий по их удовлетворению не может быть квалифицировано как причинение ущерба. Данное обстоятельство подмечено А. Смитом: "неблаготворительный человек... никому не делает положительного зла; он отказывается только от доброго дела". Помощь другому человеку, подразумевающаяся перечисленными нормативными понятиями, мотивирована исключительно желанием улучшить его положение, а не стремлением вознаградить его заслуги или выделить причитающуюся по другим критериям честную долю благ. Действия, связанные с ними, выражают логику избытка, но лишь в том смысле, что они несколько превышают тот минимум содействия благу другого, который зафиксирован в требованиях справедливости. Среди подобных действий: безвозмездная передача благ или безвозмездное оказание услуг (в современной этике часто обозначается как "самаритянство"), а также отказ от справедливых требований, ухудшающих положение другого человека (например, богатый человек может не настаивать на компенсации ненамеренного ущерба его имуществу, на выплате денежного займа нуждающимся человеком, на получении от него полной рыночной цены за товар и т.д.) В дальнейшем, следуя за словоупотреблением А. Смита, мы будем использовать в качестве основного термина, указывающего на эту часть нравственного долга, понятие "благотворительность".

Специфика долга благотворительности, в сравнении с долгом милосердного служения ближнему, состоит в том, что требование улучшать положение другого человека ограничено в этом случае не только физической невозможностью одновременно способствовать благу всех нуждающихся в помощи или заботе, но и другими обстоятельствами. Во-первых, благодеяния не должны вести к истощению сил благодетеля и его имущества. По замечанию И. Канта, нельзя жертвовать столько, чтобы самому потом нуждаться в помощи благотворителей. Во-вторых, долг благотворительности формулируется с учетом психологической трудности принесения значительных жертв. Он не требует расставаться с тем, что создает возможности достойного или даже комфортного существования. Его требования касаются в основном избытка ресурсов, времени, сил. В-третьих, долг благотворительности отличается от заповеди любви тем, что он не требует от морального субъекта действовать в каждом случае, когда у него есть возможность способствовать благу другого человека. Выбор между получателями помощи или ситуациями ее оказания остается во многом за самим благотворителем: тот может накормить голодного или построить общественный колодец, материально поддержать нуждающихся соседей или людей, терпящих нужду на другом конце земного шара. Неисполнение такого долга имеет место лишь тогда, когда человек вовсе не откликается на потребности других людей, не имеющих морального права требовать от него содействия. Или же делает это крайне редко.

Тенденция в сторону ограничения жертвенности и введения элементов логики эквивалентности содержалась уже в этике заботы. Выше мы видели, как Н. Ноддингс ограничивала категорический долг заботы кругом сложившихся (удавшихся) взаимоотношений. Она также полагает, что в рамках этики заботы в отличие от этики милосердной любви выбор человека в пользу таких способов самореализации, которые неизбежно сужают возможности заботится о других, не нуждается в дополнительном альтруистическом обосновании: "забота о себе" и "забота о других" должны находиться в равновесии. Однако долг благотворительности не просто выражает такие тенденции в более отчетливой и радикальной форме. Между ним и этикой заботы присутствует более глубокое различие. Осуществление долга благотворительности не связано с необходимостью "сосредотачиваться" на уникальном другом, эмпатически проникать в его духовный мир, что требовалось от субъекта заботы. Как правило, благотворитель использует гораздо менее утонченные, обезличенные и объективированные, методики выявления нужд ближнего. В его обязанности не входит также поддерживать переживание единства с получателями помощи (систематически отвечать на их потребность "быть вместе").

Следует также иметь в виду, что некоторые благотворительные действия находятся на границе с исполнением долга справедливости. В "Двух трактатах о правлении" Дж. Локка присутствует фрагмент, в котором он прямо указывает на подобные случаи: "Для любого состоятельного человека всегда будет грехом допустить, чтобы его брат погиб из-за того, что он не захотел предоставить ему помощь от своего изобилия. Ибо, так же как справедливость дает каждому человеку право собственности на продукт его честного труда и благие приобретения его предков, перешедшие к нему по наследству, так и благотворительность дает каждому человеку, если у него нет других средств к существованию, право собственности на такую часть изобилия другого, которая охранит его от крайней нужды, если у него нет никаких других средств к существованию". Применение понятия "право собственности" для характеристики отношения нуждающегося к предметам потенциальной благотворительной помощи отчетливо демонстрирует пограничный характер анализируемой Дж. Локком ситуации. В современной этике данная проблематика обсуждается под рубрикой "моральный статус доброго самаритянства". Некоторые исследователи полагают вслед за Дж. Локком, что существуют случаи неоказания помощи, которые по своему моральному смыслу тождественны причинению ущерба. Поэтому помощь в них может быть истребована в качестве права. Об этом свидетельствует внесение в уголовные кодексы некоторых современных стран санкций против так называемых "злых самаритян", т.е. людей, оставивших другого в опасности, которую они могли бы предотвратить без значительного риска для самих себя.

Кроме вопроса об определении справедливых индивидуальных долей его членов, перед обществом стоит вопрос об аккумулировании ресурсов для обеспечения таких условий совместной жизни, которые могут быть сформированы только на основе организованной коллективной деятельности. В современной экономической теории этой задаче соответствует понятие "общественные блага". Если предположить, что рынок служит достижению наибольшей степени удовлетворения предпочтений в отношении тех благ, потребление которых индивидуализировано, то в сфере производства и потребления благ, которые не обладают таким свойством, он может оказаться неэффективным механизмом. Успешное функционирование рынка определяется тем, что каждая из порций обмениваемых благ потребляется только одним индивидом, а прочие исключены из ее потребления. Именно в этом случае разворачивается конкуренция между индивидами за возможность потребления каждой порции, приводящая в движение рыночную экономику. Однако существует класс благ, которые носят "неконкурентный" и "неисключаемый" характер. Именно они получили название общественных.

Такова, например, внешняя безопасность государства. При наличии эффективной системы ее обеспечения никто из граждан не может быть лишен защиты от ущерба, возникающего в результате вторжения войск другого государства, даже если он отказывается поддерживать такую безопасность своими усилиями. Никто из граждан не может единолично уменьшить свой уровень безопасности в обмен на увеличение уровня потребления других благ. Наконец, граждане определенного государства не могут конкурировать между собой за доступ к повышенной безопасности от внешних военных вторжений. Неконкурентный и неисключаемый характер общественных благ ведет к тому, что сфера их производства чрезвычайно уязвима для безбилетничества - практики получения преимуществ от кооперации без внесения в нее собственного вклада. Именно безбилетничество порождает систематическое недопроизводство общественных благ в экономической системе, регулируемой рынком. Отсюда следует необходимость централизованного и принудительного сбора средств на обеспечение того или иного общественного блага и, возможно, необходимость столь же централизованного их производства.

Сугубо экономический вывод о "провалах рынка" порождает несколько вопросов, представляющих прямой интерес для теории распределительной справедливости. Он заставляет определяться не только с тем, насколько должен потесниться рынок в пользу обеспечения общественных благ, но и с тем, какой объем каждого их этих благ должен быть предоставлен гражданам определенного государства. Другими словами, какое количество средств должно быть изъято у граждан в виде налогов для обеспечения внешней безопасности, охраны правопорядка, благоприятной экологической обстановки, благоустройства городской среды обитания т.д.? Это одна из тех ситуаций, которые получили в современной социальной мысли наименование "больших обменов". Для проведения больших обменов может использоваться различная нормативная основа. Точкой отсчета может быть объективное представление о потребностях граждан или исследование их реальных потребностей на основе социологических опросов. В последнем случае имеет место попытка определить рыночную стоимость благ, не формирующих полноценного рынка. Первый подход традиционно вызывает обвинения в патернализме (навязывании гражданам тех потребностей, которых они не имеют), второй - в потакании иррациональным, безответственным предпочтениям большинства. Возможным выходом из этой тупиковой ситуации является выделение разных типов общественных благ, в отношении к которым должны применяться разные подходы.

Еще одной проблемой, примыкающей к вопросу о справедливом распределении материальных благ, является моральный статус благотворительности. Под благотворительностью понимается деятельность, посредством которой обладатели ресурсов добровольно распределяют их в целях содействия нуждающимся людям, решения общественных проблем, а также усовершенствования условий общественной жизни. Результаты благотворительной деятельности способствуют реализации тех же целей, которые преследуют программы централизованного распределения и обеспечения общественных благ. При этом благотворительность выступает как такой способ реализации этих целей, который не требует принудительного отчуждения средств у тех, кто получил их, участвуя в рыночных обменах. Сторонники распределительной модели, построенной на основе правомочного владения, подчеркивают этот факт и полагают, что отказ государства от распределительной деятельности существенным образом стимулирует практику благотворительности, которая является более гибким и менее бюрократизированным способом поддержки наименее обеспеченных членов общества и решения некоторых проблем сохранения и совершенствования общественной жизни. Однако такую постановку вопроса вряд ли стоит считать оправданной. Благотворительность не может заменить собой деятельность государства всеобщего благосостояния. Ведь активность благотворителей зависит от экономической ситуации и может быть легко свернута в кризисных условиях, когда количество нуждающихся в помощи людей растет, а доходы потенциальных благотворителей падают. Направления благотворительной помощи всегда связаны с ценностными приоритетами обладателей ресурсов, которые могут не совпадать с наиболее острыми потребностями общества как целого. Наконец, получение определенной доли в рамках централизованной системы распределения воспринимается реципиентами как реализация права и результат честной экономической политики, а не как результат сострадания к их тяжелому материальному положению. Оно в меньшей мере подрывает самоуважение наименее обеспеченных граждан. Поэтому благотворительность следует считать очень важным для общества, требующим институциональной поддержки государства, но все же факультативным механизмом решения распределительных проблем.

Дата добавления: 2015-11-14