Читайте также:
|
Двадцатое июня
Я сижу и пишу. Прижав костяшки пальцев к губам, смотрю в окно.
Поезд Национальной компании железнодорожных пассажирских сообщений. Папа, Мисси и Доррит подвезли меня до станции и готовятся прощаться. Я просила Мисси и Доррит не ехать на вокзал. Пыталась объяснить, что в моей поездке нет ничего особенного. Я просто еду на лето. Но когда пришла пора выходить из дома, все засуетились и занервничали, схватили мои вещи и забегали с ними, натыкаясь друг на друга. На дворе не 1893 год, я отправляюсь не в далекий Китай и вообще не происходит ничего сверхъестественного. Но все вели себя так, словно мы расстаемся надолго.
И вот мы стоим на старенькой расшатанной платформе и пытаемся поддерживать непринужденную беседу.
– Ты знаешь адрес? – спрашивает папа уже в бог знает какой раз.
– Да, пап. Адрес записан в блокноте.
Чтобы успокоить его, я вынимаю блокнот из сумочки и читаю адрес вслух.
– Восточная сорок седьмая улица, дом двести сорок два.
– А деньги, деньги у тебя есть?
– Двести долларов.
– Это на случай непредвиденных обстоятельств. Ты не потратишь их все сразу?
– Нет.
– И ты позвонишь, когда доберешься до места?
– Я постараюсь.
Последняя фраза тонет в долгом печальном гудке приближающегося поезда. Одновременно оживает система оповещения пассажиров.
– Поезд номер одиннадцать ноль три до станции Пенн, Нью-Йорк Сити, далее до Вашингтона, округ Колумбия, прибывает через одну минуту.
– До свидания, до свидания.
Все вокруг прощаются, обнимают друг друга. Папа берет мой чемодан и заносит его вверх по ступенькам в вагон. Я снимаю шляпку, чтобы попрощаться.
– До свидания, до свидания.
Поезд вздрагивает и трогается, и сердце уходит в пятки.
– До свидания, до свидания.
Все, поехали. Я иду по проходу между креслами, покачиваясь, как пьяный матрос. «Нью-Йорк», – думаю я, опускаясь на сиденье, покрытое потрескавшейся красной кожей, и доставая журнал.
Вчера я попрощалась с друзьями. С Мэгги, Уолтом, Мышью. Мы встретились в закусочной, чтобы съесть напоследок по гамбургеру с луком и перцем. Уолт там больше не работает. Он теперь отвечает на звонки в юридической конторе. Отец сказал ему, что, несмотря на то что он не может простить ему его сексуальной ориентации, он тем не менее считает себя обязанным проследить за тем, чтобы у Уолта жизнь сложилась должным образом. Мышь едет в государственный лагерь, а Мэгги проведет лето в Хилтон Хеде, ее брат с женой сняли там коттедж. Мэгги будет помогать им приглядывать за детьми, попутно, естественно, не забывая крутить романы со спасателями. Я слышала, что Лали будет учиться в Хартфордском университете, на факультете бухгалтерии. Оставался единственный человек, с которым мне хотелось увидеться, хотя я понимала, что делать этого не стоило, но не могла удержаться.
Меня одолевало любопытство. Или, возможно, я хотела убедиться, что все кончено. Я должна была удостовериться, что он меня не любит и никогда не любил.
Утром в субботу я подъехала к его дому, не ожидая, впрочем, застать его там. Предварительно я решила, что оставлю ему записку, в которой сообщу, что отправляюсь в Нью-Йорк, и пожелаю ему хорошего лета. Я убедила себя в том, что это – жест вежливости, который к тому же позволит мне почувствовать себя великодушным человеком.
Его машина оказалась на месте. Я пообещала себе, что не буду стучаться в дом. Просто оставлю ему записку под дворником на лобовом стекле. Потом я услышала доносящуюся из дома музыку. Дверь была открыта, и проход преграждала только сетка от насекомых, и я вдруг почувствовала, что не могу уехать, не увидев его еще один, последний раз.
Я постучала.
– Да? – Его голос, в котором сквозило легкое раздражение, донесся откуда-то из глубины гостиной.
Я снова постучала:
– Да кто там? – услышала я.
На этот раз в его голосе отчетливо слышалось раздражение.
– Себастьян? – позвала я.
И вот он уже стоит у двери и смотрит на меня сквозь сетку от насекомых.
Я бы хотела сказать, что его вид не произвел на меня впечатления, что я была разочарована. Но это было бы неправдой. Я чувствовала, что меня тянет к нему так же, как в тот день, когда я впервые увидела его на уроке математики.
Себастьян выглядел удивленным.
– В чем дело?
– Я приехала попрощаться.
– А, – сказал он, открывая дверь и выходя на улицу. – Куда ты едешь?
– В Нью-Йорк. Меня приняли на курсы писательского мастерства, – сказала я быстро. – Я написала тебе записку. Хотела оставить ее под дворником на лобовом стекле, но…
Я достала свернутый в трубочку листок и передала ему. Он бегло просмотрел записку.
– Ну, – произнес Себастьян с глуповатой улыбкой. – Желаю удачи.
Он скомкал записку и вернул ее мне.
– Что будешь делать? В смысле летом, – быстро спросила я, опасаясь, что он вот-вот уйдет, и желая задержать его хоть на мгновение.
– Франция, – ответил он. – Поеду во Францию. Хочешь со мной? – внезапно ухмыльнувшись, спросил он.
У меня есть теория: если кто-то тебя однажды обидел, второй раз ему уже этого не сделать.
Поезд подрагивает на ходу. Мы проезжаем мимо выселенных зданий, сплошь покрытых граффити, щитов с рекламой зубной пасты и крема от геморроя. Изображенная на одном из щитов девушка одета, как русалка. Она указывает на слова «Позвони мне!», написанные крупными заглавными буквами. Потом пейзаж за окном исчезает – мы заехали в туннель.
– Нью-Йорк Сити, – возвещает кондуктор. – Станция Пенн.
Я закрываю журнал и залезаю в недра чемодана. Лампы освещения вагона мигают, затем отключаются. И, подобно новорожденному, я иду в новый мир сквозь тьму.
Эскалатор. Бесконечная лента, которая движется вечно. Я попадаю в огромное помещение, пол которого покрыт плиткой, как в ванной. В нем стоит резкий запах мочи и горячего пота. Станция Пенн. Везде люди.
Останавливаюсь, чтобы поправить шляпку. Она из гардероба бабушки, с длинным плюмажем и коротенькой вуалью. По какой-то причине я подумала, что ее нужно надеть. Мне хотелось прибыть в Нью-Йорк в шляпке.
Такая фантазия пришла мне в голову.
– Смотри, куда идешь!
– С дороги!
– Ты вообще видишь, куда идешь?
Я вижу даму средних лет в черном костюме, взгляд ее еще мрачнее, чем ткань одежды.
– Выход? Такси? – спрашиваю я.
– Туда, – отвечает она, указывая на другой эскалатор, конца которого не видно. Такое впечатление, что ступени, ведут в никуда. Я вступаю на него, стараясь не уронить чемодан. За мной на лестнице оказывается человек в полосатых брюках и забавной кепке. Он размахивает руками. Глаза его скрыты за зелеными стеклами очков в золотой оправе.
– Эй, малышка, ты, кажется, потерялась.
– Нет, – отвечаю я.
– Точно? – спрашивает он. – А то у меня есть отличное местечко, где ты могла бы остановиться. Очень хорошее местечко. Горячий душ, свежие простыни. Давай помогу тебе с чемоданом, дорогая, он, похоже, очень тяжелый…
– У меня есть где остановиться. Спасибо.
Он пожимает плечами и уходит куда-то сквозь раздвижные двери.
– Эй, эй! – кричит кто-то нетерпеливо. – Тебе такси нужно или как? Я не буду стоять тут весь день…
– Да, конечно, – отвечаю я покорно и тащу чемодан через улицу к желтому такси. Дойдя до тротуара, я обессиленно опускаю чемодан на бордюр и ставлю на него сумочку, подхожу к открытому окну машины.
– Сколько? – спрашиваю я.
– Куда ехать?
Я оборачиваюсь, чтобы взять сумочку, достать блокнот и сказать таксисту адрес.
– Что?
– Минутку, сэр…
– В чем дело?
– Ни в чем.
Я заглядываю за чемодан в поисках сумочки. Наверное, она упала. Сердце екает, и я краснею от ужаса и стыда.
Сумки нет.
– Куда ехать? – отрывисто повторяет таксист.
– Вы едете на этом такси или нет? – спрашивает мужчина в сером костюме.
– Я… Нет…
Человек протискивается мимо меня, садится в машину и захлопывает за собой дверь.
Меня ограбили.
Я смотрю в открытое жерло станции Пенн. Нет. Назад я не поеду. Ни за что.
Но денег у меня больше нет. И даже нет адреса того места, где я должна остановиться. Я могла бы позвонить Джорджу, но теперь у меня нет и его телефона.
Мимо проходят двое. У одного в руках огромный бумбокс. Из динамиков грохочет музыка диско. Композиция называется «Мачо».
Поднимаю чемодан. Поток людей несет, меня через Седьмую авеню. Я оказываюсь напротив блока телефонных будок.
– Простите, – обращаюсь я к прохожим. – У вас не найдется мелочи позвонить?
В Каслбери я бы никогда не позволила себе попрошайничать. Но мне совершенно ясно, что я уже не в Каслбери. Мною овладевает отчаяние.
– Дам тебе пятьдесят центов за шляпку, – обращается ко мне веселый молодой человек.
– За шляпку?
– Да, – говорит он. – Это перо. Слишком уж длинное.
– Она принадлежала моей бабушке.
– Ну, понятно. Пятьдесят центов. Бери, если хочешь.
– Хорошо.
Молодой человек кладет мне в руку пять даймов.
Я закладываю в щелку первую монету.
– Оператор.
– У вас есть номер Джорджа Картера?
– У меня в списке пятнадцать Джорджей Картеров. Какой адрес?
– Пятая авеню?
– На Пятой авеню, угол Семьдесят второй, живет Уильям Картер. Дать вам номер?
– Да.
Она диктует номер, я повторяю его снова и снова и закладываю в щелку автомата вторую монетку.
Трубку берет женщина.
– Алло? – говорит она с сильным немецким акцентом.
– Здесь живет Джордж Картер?
– Мистер Картер? Да, здесь.
Слава богу.
– Могу я с ним поговорить?
– Его нет.
– Нет?
– Да, его нет дома. Я не знаю, когда он вернется. Он никогда мне не сообщает.
– Но…
– Хотите оставить для него сообщение?
– Да, – отвечаю я в отчаянии. – Пожалуйста, сообщите ему, что звонила Кэрри Брэдшоу.
Кладу трубку и закрываю лицо рукой. Что теперь делать? Внезапно я чувствую себя усталой и расстроенной. В крови бурлит адреналин. Беру чемодан и собираюсь уходить. Пройдя один квартал, приходится сделать остановку. Сажусь на чемодан, чтобы отдохнуть. Вот черт. У меня в кармане всего тридцать центов, в чемодане только одежда и журнал. Внезапно я вскакиваю, открываю чемодан и вынимаю журнал. Неужели мне повезло? Тогда в доме Донны ЛаДонны он был при мне.
Быстро листаю страницы, проскакиваю записи, сделанные для статьи о пчеле-королеве, о принце-ботанике и о Лали с Себастьяном, и наконец нахожу нужную мне запись. Она на странице – единственная. Сделана безумным витиеватым почерком Донны и трижды обведена. Телефонный номер и имя под ним.
Тащу чемодан к углу дома, где расположен еще один блок телефонных будок. Трясущейся рукой закладываю в щель третью монету. Набираю номер. Слушаю долгие гудки. Семь. Девять, Десять. После двенадцатого гудка кто-то берет трубку.
– Наверное, ты по мне уже сильно соскучился.
Голос томный, сексуальный. Стою, стараюсь дышать ровно, не знаю, что сказать.
– Алло? Чарли, это ты? – И далее, дразня: – Если ты не хочешь со мной разговаривать…
– Подождите, – пищу я в трубку.
– Да? – В голосе появляется оттенок подозрительности.
Перевожу дыхание.
– Саманта Джонс? – спрашиваю я наконец.
[1] Школьная организация в США, созданная для объединения учеников с хорошей успеваемостью.
[2] Справочник по диагностике и статистике психических расстройств, выпускаемый американской психиатрической ассоциацией.
[3] Мэри Гордон Ховард — вымышленная писательница, автор ряда феминистских произведений.
[4] Американская молодежь разделяет свидания на три базы, заимствуя термин из бейсбола. На первой базе можно целоваться, на второй — обниматься в одежде, на третьей — без одежды и только потом можно переходить к сексу.
[5] Герой американских комиксов «Пинатс», впервые опубликованных в 1950 году. Великая Тыква — это волшебный персонаж вроде Санта-Клауса, который появляется один раз в году на Хэллоуин.
[6] Популярные в США направления простых танцев, которым учат в школе.
[7] Университет Дьюка находится в Северной Каролине, США, считается одним из лучших высших учебных заведений США.
[8] Общая спальня для учащихся в закрытых учебных заведениях.
[9] Традиционный французский десерт на основе бисквитного теста и шоколадного крема.
[10] «Пейтон-Плейс» — роман-бестселлер Грейс Металиус 1956 года о жизни провинциального американского городка, где за фасадами респектабельности и скуки скрываются жестокость и насилие.
[11] Таунхаусы и браунстоуны — характерные для Нью-Йорка постройки конца XIX — начала XX века. Это плотно примыкающие друг к другу дома от 3 до 5 этажей с парадным входом с главной улицы для одной семьи. Браунстоуны отличаются тем, что строились из коричневого песчаника, отсюда название — «дома из коричневого камня». Сегодня в них все чаще живет по несколько семей.
[12] Бобы в горшочке.
[13] Барбара Уолтерс — американская телеведущая, журналистка и писательница, первая женщина — ведущая вечерней программы новостей на телевидении.
[14] Герой фильма «Как Гринч украл Рождество», который ненавидел Рождество и решил украсть у людей этот праздник, чтобы больше не чувствовать себя несчастным в этот день.
[15] Пенн Стейт, университет штата Пенсильвания.
[16] Тюрьма для особо опасных преступников, расположенная на острове в заливе Сан-Франциско.
[17] Слово, образованное от слияния фамилии Брэдшоу и названия тюрьмы Алькатрас.
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 44 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Перевоплощение | | | Двойные проблемы |