О внешней торговле

Никакое расширение внешней торговли не может увеличить непосредственно сумму стоимостей в стране, хотя оно и будет очень сильно способствовать увеличению массы товаров и, следовательно, количества жизненных удобств. Так как стоимость всех иностранных товаров измеряется количеством продуктов нашей земли и труда, которое отдается в обмен на них, то мы не будем иметь больше стоимостей, если вследствие открытия новых рынков будем получать вдвое большее количество иностранных товаров в обмен на данное количество наших. (…)

Правило, регулирующее относительную стоимость товаров в одной стране, не регулирует относительную стоимость това­ров, обмениваемых между двумя или несколькими странами.

При системе полной свободы торговли каждая страна, естественно, затрачивает свой капитал и труд на такие отрасли промышленности, которые доставляют ей наибольшие выгоды. Это преследование индивидуальной выгоды самым удивитель­ным образом связано с общим благом всех. Стимулируя трудо­любие, вознаграждая изобретательность, утилизируя наиболее действительным образом все те силы, которые дает нам природа, этот принцип приводит к самому эффективному и наибо­лее экономному разделению труда между разными нациями. И в то же время, увеличивая общую массу продуктов, он уве­личивает всеобщее благополучие и связывает узами общей вы­годы и постоянных сношений все цивилизованные нации в одну всемирную общину. Именно этот принцип определяет, что вино должно производиться во Франции и Португалии, что хлеб должен возделываться в Америке и Польше, а различные ме­таллические изделия и другие товары должны изготовляться в Англии.

В одной и той же стране уровень прибыли, вообще говоря, всегда одинаков. Различия происходят только потому, что одно помещение капитала более или менее безопасно и привлека­тельно, чем другое. Если прибыль на капитал, занятый в Йорк­шире, превышает прибыль на капитал, занятый в Лондоне, то капитал быстро переместится из Лондона в Йоркшир, и равен­ство прибыли восстановится. Но если вследствие уменьшения производительности земледельческого труда в Англии или вслед­ствие возрастания капитала и населения заработная плата по­высится, а прибыль упадет, то из этого не следует, что капитал и население необходимо переместятся из Англии в Голландию или Испанию, или Россию, где прибыль может быть выше.

Если бы Португалия не находилась в торговых сношениях с другими странами, она была бы вынуждена извлечь значитель­ную часть своего капитала и труда из производства вин, за ко­торые она покупает необходимые для нее металлические изде­лия и сукна из других стран; она должна была бы затратить эту часть на изготовление данных товаров, причем получала бы их, вероятно, меньше, и они были бы ниже по качеству.

Количество вина, которое она отдает в обмен на английское сукно, не определяется соответственными количествами труда, затрачиваемого на производство того или другого, как это име­ло бы место, если бы оба товара изготовлялись или в Англии, или в Португалии.

В Англии условия могут быть таковы, что производство сукна требует труда 100 рабочих в течение года, а на производ­ство вина, если бы она вздумала выделывать его, потребовался бы труд 120 человек в течение того же времени. Поэтому Англия найдет более выгодным ввозить вино и покупать его посредст­вом вывоза сукна.

Производство вина в Португалии может требовать труда только 80 человек в течение года, а производство сукна потребовало бы труда 90 человек в течение того же времени. Поэтому для нее будет выгодно вывозить вино в обмен на сукно. Этот обмен может иметь место даже в том случае, если ввозимый Португалией товар мог быть произведен там с меньшим коли­чеством труда, чем в Англии. Хотя бы она могла изготовить сук­но трудом 90 человек, она будет ввозить его из страны, где на производство его требуется труд 100 человек. Для нее будет выгоднее употреблять свой капитал предпочтительно на произ­водство вина, за которое она получит больше сукна из Англии, чем она произвела бы сама, если бы она переместила часть своего капитала из виноделия в производство сукон.

Таким образом, Англия отдавала бы продукт труда 100 че­ловек за продукт труда 80. Такой обмен не мог бы иметь места между индивидами одной и той же страны. Труд 100 англичан не может быть отдан за труд 80 англичан, но продукт труда 100 англичан может быть отдан за продукт труда 80 португаль­цев, 60 русских или 120 индусов. Разница в этом отношении между одной страной и многими легко объясняется, если мы примем во внимание трудность перемещения капитала из одной страны в другую в поисках более прибыльного занятия и подвижность, с какою он неизменно перемещается из одной области в другую в пределах одной и той же страны.[12]

Несомненно, как для английских капиталистов, так и для потребителей обеих стран было бы выгодно, чтобы при таких обстоятельствах и вино и сукно изготовлялись в Португалии и, следовательно, чтобы английский капитал и труд, занятые в производстве сукна, переместились для той же цели в Порту­галию. В таком случае относительная стоимость этих товаров регулировалась бы тем же самым принципом, как если бы один из них производился в Йоркшире, а другой в Лондоне; и во всех других случаях при свободном перемещении капитала в те страны, где он мог бы быть применен наиболее прибыльно, не было бы никакой разницы в норме прибыли и никакой другой разницы в реальной или трудовой цене товаров, кроме той, ко­торая определяется добавочным количеством труда, требую­щимся для перевозки их на разные рынки, где они должны быть проданы.

Опыт, однако, показывает, что воображаемое или действи­тельно неуверенное положение капитала, который уже не на­ходится под непосредственным контролем своего владельца, естественное нерасположение всех людей покидать свою роди­ну, рвать старые связи и вверять себя со всеми своими устано­вившимися привычками чужестранному правительству и новым законам задерживают эмиграцию капитала. Эти чувства, ослаб­ление которых мне было бы печально видеть, побуждают боль­шинство лиц со средствами скорее довольствоваться низкой нормой прибыли у себя на родине, чем искать более выгодного помещения для своего богатства в чужих странах.(…)

ГЛАВА XXXI

О МАШИНАХ

В настоящей главе я хочу исследовать влияние машин на интересы различных классов общества. Этот вопрос имеет громадное значение, и исследование его, кажется, никогда еще не велось так, чтобы дать какие-нибудь верные или полезные результаты. Я тем более считаю себя обязанным изложить свои взгляды на этот вопрос, что после долгих размышлений я их в значительной степени изменил. Хотя, поскольку мне известно, я ни в одном из опубликованных мною произведений не написал по вопросу о влиянии машин ничего такого, от чего я считал бы необходимым отказаться, однако другим путем я оказал поддержку теориям, которые я признаю теперь ошибочными. Я считаю поэтому своим долгом подвергнуть критическому рассмотрению мои настоящие взгляды, так же как и все доказательства, которые я могу привести в их пользу.

Когда я впервые обратил свое внимание на изучение вопросов политической экономии, я придерживался взгляда, что применение машин в какой-нибудь отрасли производства, поскольку оно сберегает труд, является благом для всех и сопровождается только теми неудобствами, которые в большинстве случаев вызываются передвижением капитала и труда из одной отрасли в другую. Мне казалось, что владельцы земли при условии, что они получают ту же самую денежную ренту, выиграли бы благодаря понижению цен некоторых товаров, на которые они расходуют свою ренту, а это понижение цен явилось бы неизбежным следствием применения машин. Капиталист, по моему мнению, также выиграл бы в конечном счете по тем же причинам. Правда, тот, кто изобрел машину или впервые применил ее, пользовался бы добавочной выгодой, так как в течение известного периода он получал бы большую прибыль. Но по мере того, как машина входила бы во всеобщее употребление, цена производимого с ее помощью товара пони­зилась бы вследствие конкуренции до издержек его производ­ства. Тогда капиталист получал бы такую же денежную при­быль, как и прежде, и участвовал бы в общих выгодах только как потребитель, так как при помощи того же денежного дохода он мог бы получать добавочное количество предметов комфорта и удовольствия. Класс рабочих, думал я тогда, также выиграл бы в одинаковой степени от введения машин, потому что при той же самой денежной заработной плате рабочие могли бы теперь покупать больше товаров. Я полагал при этом, что заработная плата не понизилась бы, так как капиталист мог бы предъявлять спрос и занять такое же количество труда, как и прежде, хотя он мог бы быть вынужден использовать этот труд для производства нового или по крайней мере видо­измененного товара. Если бы благодаря усовершенствованию машин можно было при том же количестве труда увеличить вчет­веро количество чулок, тогда как спрос на чулки увеличился бы только вдвое, часть рабочих по необходимости должна была бы уйти из чулочной промышленности. Но ввиду того, что капитал, дававший им занятие, продолжал бы существовать и его владельцам было бы выгодно употребить его производительно, мне казалось, что он будет затрачен на производство какого-нибудь другого товара, полезного для общества, на который непременно существовал бы спрос. На меня произвело тогда, да и теперь еще производит, глубокое впечатление верное за­мечание Адама Смита о том, что «стремление к пище ограничи­вается у каждого человека небольшой вместимостью челове­ческого желудка, но стремление к удобствам и украшению жилища, одежды, домашней обстановки и утвари не имеет, по-видимому, предела или определённых границ»[13]. А так как мне казалось, что спрос на труд останется неизменным и что заработная плата не понизится, то я думал, что трудящийся класс воспользуется в такой же степени, как и другие классы, выгодами всеобщего удешевления товаров, которое явилось бы следствием применения машин.

Таковы были мои взгляды, и, поскольку речь идет о земле­владельцах и капиталистах, они не изменились, но я теперь убедился, что замена человеческого труда машиной часто приносит очень большой ущерб интересам класса рабочих.

Моя ошибка вытекала из предположения, что при всяком возрастании чистого дохода общества необходимо должен также возрастать и его валовой доход. Теперь я имею основание думать, что фонд, из которого извлекают свой доход землевладельцы и капиталисты, может возрастать, в то время как другой, от которого главным образом зависит трудящийся класс, может уменьшаться. Отсюда следует, если я прав, что та же самая причина, которая может умножить чистый доход страны, может в то же время создать излишнее население и ухудшить положение рабочего.(…)

Если изложенные взгляды верны, то из них вытекают следующие выводы: Во-первых, изобретение и полезное применение машин всегда приводит к увеличению чистого продукта страны, хотя в короткий промежуток времени они не могут увеличить, да и действительно не увеличивают, стоимость этого чистого продукта.

Во-вторых, увеличение чистого продукта страны совместимо с уменьшением ее валового продукта. Стимул к введению ма­шин всегда достаточно велик, чтобы обеспечить их применение, если последнее приводит к увеличению чистого продукта, хотя в то же время введение их может, да часто и должно, уменьшить как количество валового продукта, так и его стои­мость.

В - третьих, мнение, которого придерживается трудящийся класс, что применение машин часто наносит большой ущерб его интересам, не основано на предрассудке или заблуждении, а соответствует правильным принципам политической экономии.

В-четвертых, если улучшенные средства производства вслед­ствие применения машин увеличат чистый продукт страны в такой большой степени, что уменьшения валового продукта не последует (я всегда при этом подразумеваю количество то­варов, а не их стоимость), то улучшится положение всех классов. Землевладелец и фабрикант выиграют не только вследствие увеличения ренты и прибыли, но и вследствие выгод, полу­чаемых от того, что они будут расходовать ту же самую ренту и прибыль на товары, стоимость которых значительно понизи­лась. Положение же трудящихся классов также значительно улучшится: во-первых, вследствие увеличения спроса на до­машнюю прислугу; во-вторых, вследствие того, что изобилие чистого продукта создает стимул к сбережениям из дохода, и, в-третьих, вследствие понижения цен всех предметов по­требления, на которые расходуется их заработная плата.(…)

Публикуется по: Давид Рикардо. Начала политической экономии и налогового обложения. М.: Государственное издательство политической литературы, 1955. Перевод под редакцией члена-корреспондента Академии Наук СССР М. Н. Смит. С.33-64,65-76,112,116-118, 318-320,322-323.

[1] Адам Смит. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Соцэкгиз, 1935, т. I с. 28; Примечания и ссылки, приводимые Д. Рикардо, даны под цифровыми обозначениями, сделанные составителем – под звездочкой

[2] Адам Смит. Цит. соч. с. 30

[3] Адам Смит. Цит. соч. с. 45

[4] Адам Смит. Цит. соч. с. 32-33

* 1 квартер=4 бушелям

[5] «Хотя труд является действительным мерилом меновой стоимости всех товаров, стоимость их обычно расценивается не в труде. Часто бывает трудно установить отношение между двумя различными количествами труда. Время, затраченное на две различные работы, не всегда само по себе определяет это взаимоотношение. В расчет должна быть принята также различная степень затраченных усилий и необходимого искусства. Один час какой-нибудь тяжелой работы может заключать в себе больше труда, чем два часа легкой работы; точно так же один час занятия таким ремеслом, обучение которому потребовало десять лет труда, может содержать в себе больше труда, чем работа в течение месяца в каком-нибудь обычном занятии, не требующем обучения. Не легко найти точное мерило для определения степени трудности или ловкости. Правда, обычно при обмене продуктов различных видов труда принимается во внимание степень трудности и ловкости. Однако при этом не имеется никакого точного мерила, и дело решает рыночная конкуренция в соответствии с той грубой справедливостью, которая, не будучи вполне точной, достаточна все же для обычных житейских дел». (Адам Смит, Цит. соч. т. I, стр. 31)

[6] Адам Смит. Цит. соч. т. I с. 128-129

[7] Г-н Мальтус замечает по поводу этой теории: «Мы, конечно, можем произвольно называть труд, затраченный на товар, действительной стои­мостью его, но, делая так, мы употребляем слова не в том смысле, в каком они обыкновенно употребляются; мы при этом забываем весьма важную разницу между издержками и стоимостью, а в таком случае почти невоз­можно сделать ясным главное побуждение к производству богатства, кото­рое фактически зависит от этой разницы». («Рrinciрlеs оf Ро1itiса1 Есопоmу», 1820, р. 61.)

* Издержки производства, включающие прибыль – это и есть цена производства, отождествляемая Рикардо со стоимостью товара

* В первом и во втором изданиях: «продукта земли и труда страны»

[8] «Земля, как мы видели, не единственный элемент природы, который обладает производительной силой, но она единственный, или почти един­ственный, естественный элемент, который одна группа людей присваивает себе, отстраняя других, и благодеяния которого она, следовательно, мо­жет присваивать. Воды рек и морей, обладающие силой приводить в дви­жение наши машины и наши суда, питать нашу рыбу, тоже имеют произ­водительную силу; ветер, который движет наши мельницы, и даже солнечная теплота работают на нас; но, к счастью, ещё никто не мог сказать: «ветер и солнце мои, и за услуги, которые они оказывают, надо платить». («Есопоmiе роlitiqие», раг J. В. Sау, v. II, р. 124.).

[9] Не забыл ли г-н Сэй в следующем отрывке, что цена в конце концов регулируется издержками производства? «Продукт труда, приложенного к земле, имеет ту особенность, что не дорожает, становясь более редким, потому что одновременно с уменьшением пищи уменьшается и население, и, следовательно, спрос на эти продукты уменьшается вместе с уменьшением предложения. Кроме того, мы не видим, чтобы там, где необработанная земля имеется в изобилии, хлеб был дороже, чем в странах, где возделывается вся земля. В Англии и Франции в средние века земля возделывалась гораздо хуже, чем теперь, и добывалось гораздо меньше сырых материалов; однако, судя по всему, хлеб продавался не дороже сравнительно со стоимостью других вещей. Если продукта добывалось меньше, то и населения было меньше; слабость спроса уравновешивала слабость предложения» (т. II, стр. 338). Убежденный, что цена товаров регулируется ценой труда, и справедливо полагая, что всякого рода благотворительные учреждения имеют тенденцию увеличивать население свыше цифры, на какой оно иначе стояло бы, и понижать таким образом заработную плату, г-н Сэй говорит: «Я подозреваю, что дешевизна товаров, получаемых из Англии, отчасти обусловлена существованием в этой стране множества благотворительных учреждений» (т. II, стр. 277). Для того, кто утверждает, что заработная плата регулирует цену, это — последовательное заключение

[10] «Помимо того, в сельском хозяйстве,— говорит Адам Смит,—природа также работает вместе с человекам; и, хотя ее работа не требует никаких издержек, ее продукт обладает своей стоимостью точно так же, как и продукт наиболее дорого стоящих рабочих». Труд природы оплачивается не потому, что она делает много, а потому, что она делает мало. Чем скупее становится она на свои дары, тем большую цену она требует за свою работу. Там, где она щедро расточает свои дары, она всегда работает даром. «Поэтому рабочие и рабочий скот, занятые в сельском хозяйстве, воспроизводят не только стоимость, равную стоимости их потребления или стоимости капитала, дающего им занятие, вместе с прибылью его вла­дельца, как это мы видели у мануфактурных рабочих, но и гораздо большую стоимость. Сверх капитала фермера и всей его прибыли они регулярно воспроизводят ренту землевладельца. Эту ренту можно рассматривать как продукт тех сил природы, пользование которыми землевладелец предоставляет фермеру. Она выше или ниже в зависимости от предполагаемой величины этих сил или, другими словами, от предполагаемого естественного или искусственно созданного плодородия земли. Ведь после вычета или оплаты всего того, что можно признать делом рук человеческих, остается только продукт деятельности самой природы. Этот остаток редко бывает меньше четвертой части, а часто превышает третью часть всего продукта. Такое же количество производительного труда, затраченного в мануфактурах, никогда не даст такого большого воспроизводства. В мануфактурах природа не делает ничего,—все делается человеком, и полученный продукт всегда должен быть пропорционален размерам действующих сил, создающих его. Таким образом, капитал, вкладываемый в земледелие, не только приводит в движение большее количество производительного труда, чем таких же размеров капитал, вложенный в мануфактуру, но и добавляет, в отношении к количеству применяемого им производительного труда, гораздо большую стоимость к годовому продукту земли и труда страны, действительному богатству и доходу её жителей. Это самый выгодный для общества из всех существующих способов приложения капитала». ( Адам Смит, Исследование о природе и причинах богатства народов, т. I, стр. 307—308.)

Разве природа не делает ничего для человека в обрабатывающей промышленности? Разве силы ветра и воды, которые приводят в движение наши машины и корабли, равняются нулю? Разве давление атмосферы и упругость пара, которые позволяют нам приводить в движение самые изу­мительные машины,—не дары природы? Я уже не говорю о действии тепла при размягчении и плавлении металлов, о действии атмосферы в процессах окрашивания и брожения. Нельзя назвать ни одной отрасли промышленности, в которой природа не оказывала бы помощи человеку, и притом помощи щедрой и даровой.

Комментируя приведённый мною отрывок из Адама Смита, г-н Бьюкенен замечает: «Я старался показать в замечаниях о производительном и непроизводительном труде, содержащихся в четвёртом томе, что земледелие прибавляет к национальному богатству не больше, чем всякая иная отрасль производства. Настаивая на том, что воспроизведение ренты есть весьма большая выгода для общества, д-р Смит забывает, что рента есть результат высоких цен и что то, что землевладелец получает таким путем, он получает за счет всего общества. Общество ничего не выигрывает от воспроизводства ренты; все дело сводится к тому, что один класс получает выгоды за счёт другого. Представление, что земледелие дает продукт и — как его последствиё - ренту потому, что в процессе земледелия природа участвует наравне с человеческим трудом,— просто фантазия. Рента бе­рется не из продукта, а является результатом цены, за которую этот про­дукт продается. А эта цена выручается не потому, что природа помогает производству, а потому, что как раз цена приспособляет потребление к предложению».

[11] Ясное понимание этого принципа имеет, по моему убеждению, вели­чайшую важность для науки политической экономии.

[12] Оказывается, таким образом, что страна, обладающая очень зна­чительными преимуществами по части машин и мастерства и изготовляю­щая поэтому товары с помощью гораздо меньшего количества труда, чем ее соседи, может ввозить в обмен на такие товары часть хлеба, требую­щегося для ее потребления, даже в том случае, если ее земля плодороднее и возделывание хлеба требует в ней меньше труда, чем в стране, откуда он ввозится. Два человека выделывают обувь и шляпы, и один превосхо­дит другого в обоих занятиях, но, изготовляя шляпы, он может превзойти своего соперника на одну пятую, или на 20%, а изготовляя обувь,— на одну треть, или на 33%; не будет ли для них выгоднее, чтобы более ис­кусный занялся исключительно изготовлением обуви, а менее искусный— производством шляп?

[13] Адам Смит. Цит. соч. т. I с. 148

Дата добавления: 2015-11-14