Признание доктора Пирретти

Доктор Дайер сдержал обещание, данное мистеру Скокку в Миддл‑Харпендене. Он немедленно связался с миссис Скокк и объяснил, что ее муж находится вместе с Кэйт в середине восемнадцатого века, где разыскивает Питера. Миссис Скокк бросила трубку и залилась слезами. Но когда в течение двенадцати часов ее муж так и не позвонил, она все‑таки позвонила Дайерам. Мать Кэйт подтвердила слова мужа и устроила миссис Скокк разговор с доктором Пирретти в Штатах. Разговор состоялся не сразу, поскольку доктор Пирретти должна была переключиться на тайную телефонную линию, чтобы избежать прослушивания.

И теперь мать Питера стояла у окна гостиной, сжимая телефонную трубку и уставившись на солнечный Ричмонд‑Грин, а доктор Пирретти повторяла то же самое, что рассказывал доктор Дайер. Миссис Скокк не сомневалась ни в ее искренности, ни в раскаянии профессионала, высказанном доктором Пирретти, и, несмотря ни на что, даже испытывала теплые чувства к ней.

Доктор Пирретти была весьма честным человеком и потому объяснила, что она была против того, чтобы говорить миссис Скокк всю правду. Она также сказала о своей тревоге по поводу непредсказуемости эффекта эксперимента с антигравитационной машиной и о своей решимости так или иначе покончить с этой машиной.

– Я так сожалею, что пришлось рассказать вам все об этом, у вас и так хватает поводов для беспокойства, но, пожалуйста, – настаивала доктор Пирретти умоляю, проявите максимальную осторожность. Если эта история выйдет наружу, последствия могут быть катастрофические.

Когда миссис Скокк положила трубку, она с удивлением почувствовала себя совершенно отделенной от всего мира. Ее взгляд следил за группой детей с маленькой собачкой. Компания шла к красному почтовому ящику по дорожке, пересекающей Ричмонд‑Грин. Никогда еще она не ощущала себя такой одинокой.

Миган обещала Кэйт следить за Сэмом. На следующий день после школы она как раз зашла к нему. Неожиданно на ферме появилась миссис Скокк. Она приехала в Дербишир, чтобы лично поговорить с доктором Пирретти и миссис Дайер. Миган и Сэм сидели за столом на кухне и ели бисквит с арахисовым маслом, когда мама Кэйт привела в кухню красивую женщину с черными коротко стриженными волосами, чтобы познакомить ее с детьми.

– Это мама Питера, – сказала миссис Дайер.

Взрослые закрылись в столовой и проговорили целых три часа. Миган осторожно приоткрыла дверь в столовую, чтобы попрощаться перед уходом домой. Миссис Скокк сразу же встала и попросила Миган прийти еще, да поскорее, потому что ей хочется все узнать о Кэйт и о том, что та рассказывала, если рассказывала, о времени, проведенном с Питером в восемнадцатом веке.

– Кэйт такая же, как ее папа, – сказала Миган. – Они оба невероятно решительные.

– И упрямые! – заметила миссис Дайер.

– Спасибо! – улыбнулся ее муж.

– Уверена, Кэйт и папа Питера найдут вашего сына, – сказала Миган.

Миссис Скокк благодарно улыбнулась ей и обняла.

– Думаешь, все‑таки есть надежда?

– Уверена.

Миссис Скокк хотела поселиться в ближайшем отеле, но ее уговорили остаться на ферме. Гораздо легче быть рядом с людьми, которые хорошо понимают твои чувства. Миган часто приходила к Сэму, и, по негласному договору хранить тайну и поддерживать друг друга, все пятеро – двое детей и трое взрослых – старались отгонять плохие мысли, которые неизбежно и постоянно ими овладевали.

Когда доктор Пирретти сообщила Дайерам, что едет в Манчестер с антигравитационной машиной Расса Меррика, папа Кэйт предложил забрать ее из аэропорта. За завтраком что‑то в воскресной газете привлекло его внимание.

– Вы только посмотрите на это! – крикнул он из столовой, пролив кофе на блюдце.

Он вошел в кухню с газетой в руках.

– Это же наш беглец из восемнадцатого века!

– Дайте, дайте мне посмотреть, – сказал Сэм, ныряя под руки доктора Дайера и просовывая голову между папой и газетой.

– Оох! Это Дегтярник, посмотрите! Он растворяется!

Миссис Дайер глянула на газету из‑за плеча мужа.

– Откуда ты знаешь, что это Дегтярник? Он же стоит спиной.

– Я узнал его по вывернутой шее.

– Что, скажите на милость, он делает с какой‑то картиной, на которой изображена лошадь?

– Это не какая‑то картина с лошадью – это же Джордж Стаббс. Национальная галерея однажды заплатила много денег, чтобы оставить эту картину в стране…

– И Дегтярник ее украл? – спросила миссис Скокк.

– Странно… но нет…

– Что же он тогда делает?

– Из того, что тут говорится, понятно, что он всего лишь наклеил красный кружок в нижний правый угол картины.

– И это означает, что картина продана? – спросила миссис Дайер.

– Именно так!

Миссис Скокк засмеялась.

– А что об этом думает полиция?

– Они относятся к этому как к какому‑то трюку – не понимают, как и зачем он это проделал. Но поскольку ничего не было украдено, сомневаюсь, чтобы они потратили много денег налогоплательщиков на расследование этого дела…

– Однажды своровал – всегда будешь вором… Как вы думаете, нам нужно связаться с полицией? – спросила миссис Дайер.

– Мам, нельзя! – сказал Сэм. – Нельзя же рассказать им о путешествии во времени.

– Если он начнет убивать людей, а не только наклеивать красные кружки на картины с конями, – сказал доктор Дайер, – тогда нам придется еще раз об этом подумать. Но сейчас у нас есть дела поважнее…

Прибытие доктора Пирретти с антигравитационной машиной Расса Меррика воодушевило обитателей фермы. Доктор Дайер вывез машину из аэропорта Манчестера под видом холодильника. Машина не была полностью закончена. Доктор Дайер тайком вынес из лаборатории вместе с большой сумкой деталей записи Тима Уильямсона. И двое ученых трудились без отдыха, пока не добились нужного результата. К тому времени, когда они закончили работу, эта машина отличалась от машины Тима лишь устройством, которое обеспечивало безопасность. С помощью этого устройства доктор Дайер намеревался вводить код перед запуском машины.

– А что случится, если ты забудешь код? – спросил Сэм в день окончания работы.

– Тогда я просто вернусь обратно, ясно?

Доктор Дайер хотел было рассказать коллегам о том, что они собираются сделать, но доктор Пирретти отсоветовала.

– К тому времени, когда они этим заинтересуются, я уже уничтожу машину вместе со всей документацией. Я это сделаю, несмотря ни на что. Но если мы потерпим неудачу… тогда, возможно, я передумаю.

Доктор Дайер по своему горькому опыту знал, как долго в 1763 году длятся путешествия даже в несколько миль. Он хотел оказаться как можно ближе к Гидеону и Питеру, поэтому принял решение перевезти машину к Хоторн‑Коттеджу, поскольку подозревал, что Гидеон скорее всего взял Питера в Дербишир, не рискнув оставить в Лондоне. Правда, неизвестно, где именно находится Хоторн‑Коттедж и сохранился ли он вообще. Миссис Дайер и миссис Скокк вместе с Сэмом и Миган отправились в местное управление, чтобы изучить старые записи и карты. К концу второго дня они нашли официальный документ, датированный началом девятнадцатого века, который ясно обозначал местонахождение Хоторн‑Коттеджа. Он располагался приблизительно в миле от школы Кэйт.

– Наверняка это то, что мы ищем! – воскликнула Миган.

Миссис Дайер и миссис Скокк согласились с ней, все нырнули в «лендровер», намереваясь до темноты посмотреть на коттедж. Миссис Дайер обнаружила, что ей известен стоящий в симпатичном садике коттедж, чьи каменные стены сохранились лучше, чем его название. Она часто проезжала мимо него, но не была знакома с владельцами. У нее перехватило горло, когда она связала это место с Гидеоном Сеймуром, который теперь уже представлялся ей совершенно реальным человеком.

Наступил канун отправления доктора Дайера. Доктор Пирретти и доктор Дайер прохаживались по двору фермы. Ученые договорились, что доктор Пирретти будет присутствовать при отправлении. Если отец Кэйт не вернется, то доктор Пирретти решит, строить или не строить другую машину.

Когда они вошли в столовую, все уже сидели за длинным обеденным столом. Малыши давно были в кроватях, а шестеро конспираторов – этот титул присвоила им Миган – накладывали себе еду, которую доктор Дайер упорно называл своей последней едой, что раздражало его жену. Каждый раз, когда он это говорил, миссис Дайер шлепала его кухонным полотенцем.

Все старались быть спокойными и веселыми. Миссис Дайер накрыла стол лучшей скатертью и зажгла свечи. Сэм дал отцу свой счастливый камешек – кусочек от Синего Джона из подземных пещер Кэстлетона. А доктор Пирретти принесла две бутылки розового шампанского – одну, чтобы поднять тост за мистера Дайера в преддверии его спасательной экспедиции, а другую, как она объяснила, они выпьют, когда он вернется. Миссис Дайер спросила доктора Дайера, не смог бы он взять маленькую фотографию, чтобы отдать ее Питеру. Фотография была сделана его дедом пару лет назад на берегу Девона. На ней Питер лежит на гавайском полотенце между мамой и папой. Они тогда дружно уснули втроем, одна рука Питера оказалась под шеей мамы, а другая – под шеей папы.

– Скажите ему, что я хочу получить эту фотографию назад, – сказала она. – Это одна из моих любимых…

Доктор Дайер опустил глаза и кивнул. А жена крепко сжала его руку под столом.

Они доедали принесенные Миган шоколадные трюфели, когда доктор Пирретти заговорила.

– Я должна сделать одно признание, – резко сказала она.

Все выжидающе смотрели на нее.

– Я разговариваю сама с собой.

Все рассмеялись.

– Не обращай внимания, Анита, – сказал доктор Дайер. – Такое со всеми бывает…

– Я хочу сказать, что разговариваю с собой в том месте, которое я принимаю за параллельный мир.

В столовой повисло неловкое молчание. В камине развалилось прогоревшее полено, и мистер Дайер щипцами запихнул его поглубже.

– Не понимаю, Анита, – сказала миссис Дайер.

– Я тоже не понимаю. Хотелось бы понять. Рискуя навсегда остаться в ваших глазах чудачкой, я вынуждена кое‑что рассказать… Видите ли, у меня возникает отчетливое ощущение, что в голосе, который я слышу, звучит чрезвычайная обеспокоенность чем‑то мне непонятным…

– Голос? О чем ты говоришь, Анита? – встревожился доктор Дайер.

– Полагаю, вам известно, что я страдаю головными болями с тех пор, как приехала в Дербишир. Некоторое время назад я была в соборе Святого Павла. В Галерее Шепотов, где раздается эхо и слышны все эти искаженные голоса. Это эффект тамошней архитектуры – звуковые волны отражаются от стен таким образом, что если кто‑то шепчет на одной стороне собора, на другой стороне его замечательно слышно. Так вот, в этих шепотах слышно то, что напоминает мне о шумах, иногда возникающих в моей голове.

– Вы имеете в виду, что слышите такие же голоса? – спросила миссис Дайер.

– Не совсем. Я бы сказала, что вижу голоса. На самом деле, теперь я осознала, что это один голос. Просто кажется, будто я слышу шумы, пока я… не вслушиваюсь в них… и тогда это скорее зримо… Простите, трудно объяснить. Если не испытал сам, не поймешь. И еще… кажется, что ты пережил это прежде и знаешь, что случится потом…

– И кто, по‑твоему, говорит с тобой? – осторожно спросил доктор Дайер. Он внезапно вспомнил, как доктор Пирретти разговаривала с ним во сне, когда была в больнице. Возможно, его уважаемая коллега повредилась в рассудке?

– Легче было бы начать с того, что, как я думаю, она говорит…

– Она? Хорошо. Начинай с этого. И что же она говорит?

– Она снова и снова, пока я всего не усвою, повторяет одно и то же. Немножко похоже на то, как слушаешь радио, которому невозможно ответить. Это сложный и мучительно медленный процесс… и существует опасность услышать или интерпретировать услышанное неправильно… О господи, когда я это говорю вслух, звучит как бред сумасшедшего…

– Анита! Ради бога, продолжай! – перебил доктор Дайер. – Мы не считаем тебя сумасшедшей!

– Хорошо, – глубоко вздохнула доктор Пирретти. – Когда мы узнали о путешествии во времени, больше всего меня пугало, что, думая о прошлом, мы почти на сто процентов были уверены, что оно, в сущности, может быть переписано. Голос, похоже, говорит мне, что это не единственная проблема. Путешествия взад‑вперед во времени создают множество параллельных миров. Думаю, голос говорит об одном из фундаментальных законов природы, который заключается в том, что однажды случившееся не может быть уничтожено… Следовательно, вы имеете два мира – один, где все переделано, и другой, где все остается без изменений. Если это так, то, я полагаю, должен существовать параллельный мир, в котором Питер и Кэйт никогда не отправлялись в 1763 год, а просто вернулись домой пообедать…

– А это подразумевает, – сказал доктор Дайер, – что если ты права, то может существовать неопределенно большое число параллельных миров…

И мы ответственны за создание этих миров, – закончила доктор Пирретти.

– Вы всерьез предполагаете, – спросила миссис Скокк, – что может быть множество миров с дубликатами Дербиширов и Ричмонд‑Грин, Атлантических океанов… Сэмов и Миган?

Доктор Пирретти кивнула.

– Это невозможно представить, правда? И потому, отвечаю на твой вопрос, Эндрю, – персона, которая, как я считаю, разговаривает со мной, есть я сама в параллельном мире.

Доктор Дайер вздохнул и даже присвистнул.

– Анита, уверен, ты понимаешь, как трудно все это сразу осознать…

– Понимаю. Но я не могла больше носить это в себе. Тревога, что я, может быть, права, в конце концов пересилила замешательство, которое я испытывала как ученый. Возможно, я не права.

– А если это своего рода продвинутая телепатия или что‑то в этом роде? – спросил доктор Дайер.

Внезапно он почувствовал, что очень устал и испытывает сильнейшее раздражение от своей коллеги. Голоса! Дубликат мира!

– Анита, уж не хочешь ли ты убедить меня, что завтра я не должен ехать? В любом случае я намерен вернуться в то время, чтобы найти Кэйт, Питера и его отца, и я намерен привезти их обратно, что бы ни говорили твои голоса. Или ты считаешь, это плохая идея?

– Не знаю! Может, голос и прав, но как узнать об эффекте сосуществования множества миров во Вселенной?

– Что ж, хотелось бы мне, чтобы мой дубликат в параллельной Вселенной попытался связаться и со мной тоже, и тогда, возможно, я нашел бы выход из этого затруднительного положения… – лукаво сказал доктор Дайер.

– Он явно пытается, – ответила доктор Пирретти. – Он просто орет в твои уши, но ты его не слышишь.

Дата добавления: 2015-11-13