Читайте также: |
|
Ждать так долго Серебряный Шип не мог. Он должен достичь Нейаки до наступлении зимы. Если сейчас, когда он предпримет очередную попытку перебраться к ней, у него вновь ничего не получится, он обречен, будет жить здесь до весны, жить без нее еще несколько месяцев, а может быть — о чем страшно даже подумать, останется здесь навсегда. Он знал, как тесно связаны его магические силы с временем года, с фазой луны, солнца, с расположением звезд на небесах. Возможно, все это никогда уже не совпадет так удачно и его чудесное путешествие во времени никогда не состоится. Полной уверенности в том не было, но он страшился, что так может быть.
Четыре раза Серебряный Шип пытался перейти к Нейаки, и каждый раз оставался в своем времени. Надо попытаться еще. На пятую попытку он возлагал большие надежды. Как знать, не этой ли ночью он сможет обнять свою возлюбленную. Луна полная, как и в тот раз, когда он призвал в свой мир Нейаки. Поможет ли это ему? Молясь, чтобы таи и было, ибо времени почти не осталось, он начал творить заклинания, перемежая их с торжественными песнопениями и пробуя разные комбинация сочетания того и этого.
Серебряный Шип сбросил одежду, оставшись лишь в коротком кожаном набедреннике и мокасинах и ввергнув себя в пронзительно холодный ночной воздух и почти ледяную воду, от которой, казалось, вот-вот смерзнется в жилах кровь и навеки окостенеет плоть. Осторожно ступая по каменной тропе, он подошел к водопаду и стоял теперь в футе от него. Сжав в руке амулет, он устремил взор и руки свои к небесам, к луне, стоявшей сейчас в зените, и запел торжественный гимн Духам. Дрожащий, до костей пронимаемый холодом, он не мог не исполнить все, что положено по ритуалу.
Луна была в зените, когда Серебряный Шип закончил свои песнопения и молитвенные обращение к Духам. Теперь он одиноко стоял на камнях, вконец окоченевший и несчастный от сознания, что вновь у него ничего не вышло. Ему показалось, что сердце вот-вот разорвется в груди. Боль пронзила его.
— Не-ет!
Его крик возвратился к нему, отскочив от голой окаменевшей земли. Трясущимися руками он открыл заветный Духов мешочек и вынул из пего фотографию Нейаки, прекрасной своей возлюбленной и супруги. Снимок слегка поистерся слишком часто он брал его в руки, чтобы вновь и вновь всмотреться в дорогое лицо. Теперь, в ярком свете луны, он пристально вглядывался в ее образ, горестно спрашивая себя: неужели ее милое лицо на блестящем кусочке глянцевой бумаги будет его последним воспоминанием?
Он потер поверхность фотографии большим пальцем и вздрогнул, удивившись тому, что уголок снимка царапнул его до крови. Капли крови упали на изображение, и Серебряный Шип быстро стер ее, испугавшись, что фотография будет испорчена. Но получилось только хуже, кровь размазалась, так что он теперь едва мог различить черты любимого лица.
— Не-ет!
Захлестнутый волной горя, он вновь попытался стереть пятно. Ярость его и отчаяние возрастали, ужас терзал и рвал душу, зубы скрежетали. Из глаз безудержно полились слезы, смывая последнее, что осталось от образа Нейаки. Когда со снимка исчез даже намек на то, что когда-то там было изображение человеческого лица, Серебряный Шип упал на колени, поверженный и сотрясаемый агонией скорби.
Земля в глазах его пошла кругом, луна, приплясывая, вихрем закружилась на небе, пока не превратилась в белое слепящее колесо, всасывающее в себя все звезды. Ошеломленный Серебряный Шип вцепился в камень, пытаясь сохранить равновесие. Но руки его соскользнули, он почувствовал, что падает, что неведомая сила закручивает его и затягивает в какую-то гладкую тугую спираль, которая грозит удушить его, забрав у тела последнюю возможность дышать. Теряя сознание, он еще услышал, как амулет звонко стукнулся обо что-то. Наверное, он не удержал его и выронил из руки, как и испорченную фотографию Нейаки.
Последней его сознательной мыслью было: «Если это не путь к Нейаки, так пусть лучше смерть, Жить без нее я не хочу».
1996 год. Огайо, ноябрь
Вскоре после того, как ей удалось задремать, Никки проснулась от резкого сотрясения. Ее новый водяной матрас — нечто, таящее в своих недрах невообразимую слякоть, — качнул ее туда и сюда, как лодчонка, швыряемая штормом. В первые секунды, ничего не понимающая, поверженная в смятение, Никки решила, что это землетрясение, возможно, одно из тех, чьи подземные толчки способны снести с лица земли целые города. А может, это началась серия неслышимых, но опасных подвижек вдоль Нового Мадридского разлома? Но как бы там ни было, а первое, что необходимо сделать, выбежать на улицу и спасти если не имущество, то хотя бы свою жизнь. Однако она никуда не побежала, а ждала, что последует дальше. Возможно, это был одиночный толчок.
Постепенно кровать успокоилась, качка прекратилась, и напряжение Никки ослабло. Затем, когда она, затаясь, ожидала, чтобы улеглось волнение, возникшее в животе, послышалось это. Дыхание? Да, тяжелое дыхание! Где-то здесь, рядом, на другой стороне постели. Господи! Рядом с ней!
На какую-то долю минуты сердце ее замерло» потом заколотилось с удвоенной силой. Мозг суматошно перебирал все мыслимые объяснения. Но какие там все! Пара, да и то смешных. Кошка? Но разве у Их Светлости возникли проблемы с астмой? Возможно, но неправдоподобно. В дом проник вор? Или помирающий наркоман? В высшей степени неправдоподобно.
Ее ночной визитер застонал, и Никки, отбросив все доводы рассудка, попыталась, было покинуть ложе, тотчас ответившее ей новой волной. Попробовать еще? Но на чертовой водокрутке это совсем Я так просто, тем более для женщины с почти семимесячным сроком беременности!
— Ох, Господи, Боже мой! Ох! — бормотала она» пытаясь подвинуться к краю матраса и как-нибудь покинуть его, наконец.
Матрас опять колыхнулся и сбросил ее за борт. Когда она плюхнулась на пол, человек — она не сомневалась, что это мужчина, — застонал опять
Не вставая с пола, она подняла руку и попыталась нашарить на ночном столике телефон. И в этот момент вновь раздался мужской голос, заставив руку ее остановиться на полпути. Она замерла. Прислушалась. Голос глухо произнес нечто, напоминающее ее имя.
Дыхание перехватило. Страшась того, что может увидеть, но еще больше боясь неизвестности, Никки нашарила кнопку ночной лампы. Свет, брызнувший сверху, ослепил ее. Но, приглядевшись, она увидела нечто, повергшее ее в полное замешательство, — на этот раз от непомерной радости, захлестнувшей душу.
— Торн! Торн! Ох, дорогой мой Торн! Это и вправду ты? Ты, в самом деле, здесь? Ох, Господи! Силы небесные!
Серебряный Шип все еще пребывал в полубессознательном состоянии, и она, обойдя кровать, трясла его теперь, пытаясь пробудить окончательно.
— С тобой все хорошо? Скажи мне, Торн! Очнись, любимый! Посмотри на меня!
Веки его вздрогнули.
— Нейаки?
— Да! Да! Это я, Торн! Проснись же! Медленно, страшась, что все это происходит во сне, Серебряный Шип открыл глаза — открыл глаза и увидел самое прекрасное, что существует для него в мире, увидел Нейаки. Его Нейаки. Она улыбалась ему и плакала, и слезы счастья падали на его обнаженную грудь. Протянув руку, он прикоснулся к ней и теперь уже не сомневался, все это — Реальность. А Никки тормошила его, впиваясь ногтями в кожу, будто тоже торопилась скорее доказать ему, что она не сон.
В следующее мгновение он заключил ее в свои объятия и так сильно прижал к себе, что они оба почти не могли дышать. Ее смех. Ее возгласы. Влажные от слез поцелуи. Он хотел получше ее рассмотреть, но все никак не мог выпустить из своих объятий.
— Нейаки, любовь моя. Моя нежная, светлая любовь. Как я страдал без тебя!
— Ох, Торн, я боялась, что вообще никогда тебя не увижу, что ты никогда больше не обнимешь, меня. Люби меня! Ох, дорогой мой, люби меня! С тех пор как мы были вместе прошло, мне кажется, столько бесконечных лет.
— Да, возлюбленная, да, — пробормотал он почти уже невнятно. — Я тоже хочу тебя, хочу любить сейчас…
Он поцеловал ее нежно и глубоко, руки его будто заново изучали ее тело, эту гладкую кожу, эти милые формы. И вот, наконец, ладонь его легла на округлый живот, и он почувствовал, как их дитя вздрогнуло и двинулось внутри ее, и двинулось еще.
— А как же наш беби? — спросил он, вмиг очнувшись от любовной горячки.
— Я уверена, что он возражать не будет, — сказала Никки и улыбнулась, ибо именно в эту секунду младенец пошевелился в третий раз. — Мне кажется, он хочет поприветствовать своего папочку. Почему бы тебе не нанести, ему более близкий визит?
После столь долгого ожидания они сотворили любовь медленную и нежную, ни на минуту не забывая о третьем, а потому соитие их носило характер скорее духовного воссоединения, нежели ненасытной плотской страсти. Не было места на теле возлюбленной, которого он не коснулся бы нежной лаской, равно как и она, изучая и вновь узнавая, гладила и ласкала его плечи и спину. Они будто пробовали друг друга на вкус, узнавали родные запахи. Но главное, что объединяло их сейчас — это огромная нежность, которую они испытывали друг к другу.
В тот момент, когда он овладел ею, он, овладев большим, чем просто ее телом. Он овладел ее душою. Ее полный блаженства возглас вторил его стону.
— Милости прошу домой, дорогой мой, — прошептала она.
Ее шелковистое тепло обволокло его, будто купая его в любовной росе.
— Да, — сдавленно пробормотал он, — я вернулся домой. Отныне ты навсегда станешь моим единственным домом.
Некоторое время спустя, когда первое их желание было удовлетворено, Серебряный Шип поцелуями осушил слезы на ее лице.
— Надеюсь, что это слезы радости, милая, было бы ужасно думать, что я причинил тебе хоть малейшую боль.
— Нет, все прекрасно. Более чем… Мое сердце утопает в счастье.
— Как и мое. Я тоже боялся, что никогда не увижу тебя. Сколько раз в эти последние дни я пытался достичь тебя, жил одной только верой, одной мечтой. И вопреки всему верил, что найду путь к тебе, найду его прежде, чем ударят морозы, ибо не думал в те дни ни о чем, кроме успеха.
— Что бы ты ни делал в эти последние дни, это сработало. Благодарение Господу! Ты здесь! — Руки ее пробежали по его телу, упиваясь безукоризненной гладкостью мускулистого тела. Но когда пальцы коснулись его черных волос, она вздрогнула, испугавшись того, что почувствовала. — Боже правый! Торн! Где ты так вымочил волосы?
— Я стоял в футе от водопада. Потом, помню, упал на колени, брызги летели на меня.
— Ради Бога, Торн, сейчас же ноябрь! Каково это было стоять в ледяной воде! А ты почти голый! Сейчас я тебя обсушу и согрею, пока тебя до смерти не одолела простуда.
— Я уже согрелся, — сказал он. — Жаль только, что намочил твою белоснежную постельку.
Влажность смятых простынь она заметила только теперь. Особенно там, куда он приземлился, прибыв прямиком из прошлого, из-под водопада вода стекала с его кожаной юбки, с мокасин, с тела. Немного воды попало даже на ковер, выплеснутое, как видно, морской качкой матраса.
— Не беспокойся. Простыни мы заменим, с этим проблем не будет. Но вот волосы твои надо как следует просушить. Пойдем, у меня в ванной фен…
Никки осторожно подкралась к краю матраса, чем вызвала новую волну.
Серебряный Шип, подброшенный этой волной, чуть не повалился на бок, но равновесие все-таки удержал.
— Что это у тебя с кроватью, Нейаки? Что она так колышется? Никогда не думал, что постель может быть коварнее каноэ. Кажется, у нас с тобой не будет спокойной жизни, пока не удастся усмирить ее.
Никки усмехнулась:
— Это водяной матрас. Водонепроницаемая оболочка, а внутри — вода. Я все еще пытаюсь приспособиться к нему, но чем больше становится мой живот, тем меньше мне это удается. Не думаю, что подобные вещи следует рекомендовать беременным. Если тебе не нравится, то я не буду возражать против замены его на что-нибудь более твердое и устойчивое. Мы просто пойдем и купим новый, если не возражаешь.
Серебряный Шип попробовал матрас рукой, исследуя его свойства.
— Там видно будет. Скажи, а почему он холодный?
— В нем есть прибор, подогревающий воду — пояснила она. — Я покажу тебе позже. А сейчас, думаю, самое время показать тебе другое чудо современной технологии — сушилку для волос.
Она потянула его за собой в ванную и зажгла свет. Он вздрогнул от неожиданности. Затем пальцы потянулись к выключателю, и он выключил свет. Затем включил… опять выключил… опять включил. Легкая улыбка коснулась его губ:
— Вот это действительно чудо — иметь такой свет, когда снаружи темно. Как он делается?
— Не могу объяснить тебе технологию этого, но это делается силой электричества, бегущего по проводам, упрятанным в стенах. Электричество заставляет двигаться и работать все виды современных машин, включая эту лампочку. Видишь розетку? Сюда мы включим прибор, который нагреет воздух для сушки твоих волос.
Серебряный Шип очень внимательно слушал объяснения Никки, больше его заинтересовали лампы, обрамляющие зеркало в ванной. Он включил одну из них и потрогал ее пальцем.
— Горячая, — прокомментировал он свои ощущения. Наклонившись, он исследовал лампочку. — Там, внутри этого шарика, огонь?
— Нет, не огонь, Торн. Только две проволочки, а между ними нить накала, по которой и бежит электричество, заставляя ее светиться.
Он взглянул вниз, на сосуд, напоминающий по форме морскую раковину, и какие-то штуковины над ним.
— А это что?
— Раковина и водопроводные краны. Поворачиваешь кран — и идет вода. Правый кран для холодной воды, а левый — для горячей.
И она продемонстрировала работу кранов.
А откуда берется вода? Как она здесь появляется? И как получается горячая вода?
Этот разговор внезапно напомнил Никки ее общение с трехлетним племянником, любимым занятием которого было безостановочно, один за другим задавать вопросы.
Вода поступает из резервуара, находящегося в нескольких милях отсюда. Она бежит, по которые тоже находятся внутри стен в подвале, находится нагреватель воды.
— А почему здесь две раковины? Никки нахмурилась.
— Я не понимаю. Кажется, здесь только одна раковина, Торн.
Он показал на ванну.
— А это разве не раковина? Тут ведь тоже есть краны.
— Это ванна для купанья и мытья. Сток затыкается вот этой пробкой, пускаешь воду, она наполняет ванну, ты садишься в иге и моешься или просто лежишь и отмокаешь. Когда помоешься, вынимаешь затычку, и грязная вода уходит в сток. А вот эта штука наверху — душ. Включаешь воду и стоишь под ним как под дождем. Большинство мужчин предпочитают принимать душ, а не ложиться в ванну. Так, во всяком случае, я слышала.
Его внимание уже переключилось на унитаз, накрытый крышкой.
— А это что за скамья?
— Унитаз. Помнишь, я как-то говорила тебе о нем, когда мы обсуждали проблем туалета, находящегося снаружи дома.
Его брови приподнялись, он вспомнил давнишний разговор.
— Да, но я хочу посмотреть, как он работает.
Никки подняла крышку, показала, как поднимается и опускается сиденье, затем нажала на рукоятку спуска воды.
— Вода поступает из этого бачка, смывая все сильной струей в этот сток. Затем бачок вновь наполняется водой, на что уходит несколько минут. Так что два раза подряд спустить воду тебе вряд ли удастся. И вот еще что, я хочу попросить тебя, пожалуйста, после того, как помочишься, не оставляй сиденье поднятым. Всегда, всегда опускай его. Крышку еще можешь оставить открытой, но сиденье опускай всегда. Запомни это раз и навсегда.
Торн осматривал аппарат, и все никак не мог взять в толк, почему она так пылко настаивает на том, что ему не кажется столь уж важным и как-то связанным с основным действием унитаза. С минуту, поразмышляв, он все же решил спросить ее об этом:
— Почему сиденье всегда должно быть опущено?
Никки сухо улыбнулась ему и несколько раздраженно, как ему показалось, объяснила:
— Потому что мы, женщины, никогда не поднимаем сиденье, дорогой. Таким образом, у нас образуется привычка плюхаться на него, не проверяя каждый раз, опущено оно или поднято, особенно если мы забежим в туалет в спешке или ночью, спросонья — что, кстати, сейчас в связи с беременностью мне часто приходится делать. Так вот, представь, каково это — плюхнуться голой попой на холодный фарфор, да еще хорошо, если вообще не провалишься в холодную воду, и тогда ты поймешь, почему я не приветствую такого рода мужскую забывчивость. В такие минуты хочется снять с мужика голову и положить ее на блюдо. Тебя мой ответ удовлетворил?
Он с усмешкой взглянул на нее.
— А я и забыл, что женушка у меня такая язва. Она захлопнула крышку унитаза и усадила на него Торна.
— Сиди уж, умник. Сейчас подсушим твою башку, сменим простыни и отправимся в постель.
С этими словами она взяла фен и включила его. Внезапный шум заставил Серебряного Шипа вздрогнуть.
— Все нормально, — сказала она, пытаясь перекричать механический гул и шип. — Видишь?
Никки направила воздушную струю на свои волосы, потом на его руку, позволив ему ощутить движение теплого воздуха. Затем принялась сушить его волосы, вороша их свободной рукой, чтобы сохли быстрее.
Скоро они уже были в постели, в сухих и чистых простынях, прижавшись, друг к другу как две горошины в стручке. Никки протянула руку и выключила лампу. Перед этим взгляд ее упал на большие красные цифры будильника.
— Не удивительно, что я так устала. Три часа утра, а в шесть уже надо вставать и собираться в школу.
— Ты завтра пойдешь на уроки? — спросил он, явно удивившись.
— Да, и завтра, и в среду. А потом у нас, благодаря Благодарению[44], будет четыре свободных дня — большой уик-энд. А хочешь, я завтра утром позвоню в школу, скажусь, больной и мы проведем весь день вместе?
Он улыбнулся:
— Ох, это было бы замечательно, Нейаки. если только у тебя в твоей школе не будет от этого неприятностей.
— Какие там неприятности! Уж на пару-то дней они легко найдут мне замену. А я хочу сконцентрировать свое внимание на тебе и только на тебе, и не хочу ничего, кроме тебя.
Второй раз за эту ночь Никки внезапно проснулась, ибо до ее ушей донесся пронзительный звук. Он разбудил и Сильвера Торна, резко севшего и опустившего ноги с постели. Никки его успокоила.
— Все в порядке. Это будильник, — пробормотала она, хлопнув по кнопке будильника. Но пронзительный звук не прекратился. — Чертова железяка! — рассердилась она и снова нажала на кнопку. — Если бы не вечный страх проспать, я давно бы выбросила эту дрянь на помойку.
Шум и визг продолжался, и она разлепила сонные глаза, чтобы узнать, в чем дело. Светящиеся стрелки показывали без пятнадцать шесть. Она ничего не понимала.
— Какого черта!
— Это не часы, Нейаки, — сказал Сильвер Торн. — Если слух меня не обманывает, мы слышим Макате. Он где-то там, в другой части твоего вигвама.
— Макате? — тупо переспросила она. — Только не говори, что ты притащил сюда этого клятого Дикого кота!
— Я не брал его с собой, жена. Он мог прийти сам по себе.
— Черт! — Никки кое-как сползла с кровати и бросилась в коридор. — Если этот презренный тип причинит хоть малейший вред Их Светлости, я башку ему отверну!
— Их Светлости? Кто это?
— Моя кошка.
Никки преодолевала спуск по лестнице, Сильвер Торн следовал за ней. Источник шума находился в гостиной, достигнув которой Никки так резко остановилась, что Торн наткнулся на нее. Она стояла потрясенная, не в силах поверить своим глазам.:
— Ох… Нечистая сила! Да они же… Они…
— Слюбились, больше ничего, — довольно произнес Торн.
— Но они не могут! — взволнованно воскликнула Никки. — Они не должны! Их Светлость чистокровная ангора! Это совсем особая дорогая порода.
— Очевидно, кошки о том не ведают или не придают этому значения, — высказался Торн. — И потом, ты ведь, помнится, сама говорила, что? рысь в ваше время очень редкий зверь. Так почему; же Макате не стоит твоей драгоценной кошки?
Кошки в этот момент разделились и теперь с явным презрением смотрели на двух человеческих существ, как бы осуждая их за вторжение в их интимные отношения. Обычно холеная, Их Светлость выглядела теперь совсем как драная кошка, будто ее пропустили через стиральную машину, шерсть ее спуталась и торчала клочьями, а круглые зеленые глаза все еще казались остекленевшими от пережитой страсти, и Никки проговорила:
— Ох, детка, как я тебя понимаю.
— Мне не хотелось бы задеть твоих чувства дорогая, но это создание, которое ты называешь кошкой, больше похоже на волосатую крысу. Чего она такая маленькая? Ведь кажется, уже не котенок.
— Нет, это взрослая домашняя кошка, Торн, — возмущенно ответила Никки. — Комнатное животное. Ей и положено быть маленькой. В отличие oт твоего дикого грубияна она живет в доме, приучена справлять нужду в специальный лоток и не точить когти о драпировки и мебель. Не уверена, что то же самое ты можешь сказать о своем Макате.
— Если я объясню ему, как вести себя в доме, он меня послушается, — заверил ее Торн.
Никки выгнула брови и весьма скептично заметила:
— Ах, вот даже как! В таком случае попроси его не распускать свои… свой этот… В общем, нечего приставать к моей нежной маленькой ручной кошечке.
Сильвер Торн усмехнулся:
— Нейаки, мне кажется, уже поздно просить его об этом, что мог — он уже совершил. А Их Светлость, как ты ее называешь, кажется, весьма довольна вниманием Макате. Надеюсь, как и ты довольна мною, маленькая гусыня.
Не дав ей возможности ответить, он схватил ее на руки и потащил наверх, в постель. Там он так пылко и страстно овладел ею, что она и думать забыла о кошачьих проблемах.
Никки могла поклясться, что слышит шум бегущей воды. Все эти дни, стоило ей во сне подумать о воде или просто почувствовать где-то вблизи присутствие вод, как ее мочевой пузырь посылал в мозг сигнал о скорой помощи. Она постаралась перетерпеть, но беспокойство не прошло, а окончательно ее пробудило. Открыв глаза, она автоматически откинула руку на другую половину постели, чтобы прикоснуться к Сильверу Торну. Но его не было. Кроме нее, в постели никого не было, и на какую-то ужасную долю секунды Никки с тоскою подумала, что все это ей приснилось — и его неожиданное появление посреди ночи, и их любовь, и все, все… Но тут до слуха вновь донесся шум бегущей воды — на этот раз она осознала, что звук исходит из ванной, — и сердце ее немного успокоилось. Он здесь. Он Действительно здесь наяву, он ей не приснился!
Улыбаясь, она поднялась и вошла в открытую дверь ванной комнаты. Но стоило ей увидеть, чем он занят, улыбка ее тотчас слиняла. А он, увлеченный своей исследовательской деятельностью, даже не заметил ее появления.
— Кхе-ем! — громко кашлянула она, чтобы привлечь его внимание.
Серебряный Шип повернулся и одарил ее ослепительной улыбкой:
— Я решил посмотреть, как оно все работает.
— Ну вот, так я и знала! — трагично проговорила она.
Дверцы-шторки под раковиной раздвинуты, являя унылое зрелище водопроводной арматуры, а оба крана открыты на полную мощность. Мало того, крышка с бачка унитаза снята, а руки Торна по локоть мокрые.
— Остается надеяться, что ты удовлетворишь свое любопытство прежде, чем мои счета за воду возрастут до размеров национального долга. Не помню, я говорила тебе, что мы платим за каждый израсходованный галлон[45]воды? — сказала она, заворачивая краны. — Вообще-то, я не особенно экономлю на воде, но позволять ей литься просто так — это все равно, что спускать деньги в канализацию.
Серебряный Шип даже не сразу понял, о чем она толкует.
— Ты хочешь сказать, что теперь люди должны платить за воду? — Он недоверчиво покачал головой. — Может, им надо платить и за солнечный свет, и за воздух, которым они дышат?
— А что ты думаешь, и до этого дойдет, — ответила она сухо. — Пока еще нет, но дело, полагаю, за малым. Стоит им только придумать, как учитывать истраченное каждым отдельным человеком и какую таксу установить за единицу потребляемого, не сомневаюсь, они тотчас выставят счета. Может, тебе начать утро с душа?
Он взглянул на нее вопросительно:
— А тебе не кажется, что на это уйдет слишком много воды?
Сердце Никки сразу же отошло. Она подошла к нему, пригнула к себе его голову и нежно поцеловала в губы.
— Прости меня, сердце мое. Я тут разворчалась… Не подумай, что жена у тебя зануда. Постараюсь не быть такой сукой. Но в двадцатом веке так много всего, что тебе предстоит узнать… Я хочу помочь тебе, мне только следует набраться терпения. А если я уж слишком раскомандуюсь, ты просто одерни меня, о'кей? Ну, так что насчет душа?..
Она показала ему, как оперировать кранами, переключаться на душ, где лежат чистые полотенца и свежее белье, а где — мыло и шампунь.
— Мойся в свое удовольствие, — сказала она. — Только задвинь шторку, иначе вода натечет на пол.
Осмотрев объемистую ванну, он устремил на нее загоревшийся взгляд.
— А ты не хочешь под душ вместе со мной, Нейаки? Эта ванна наверняка может вместить нас обоих.
— Почему бы и нет? — ответила она, и в глазах ее тоже заплясали озорные огоньки. — Заодно и воду сэкономим.
В новых джинсах и пуловере Торн был просто неотразим. Бедра и ягодицы словно облиты жесткой грубоватой тканью, нигде ни морщинки. Вязаная фуфайка легко облегала массивную грудь и плечи. Правда, она могла быть и чуть посвободнее. Но Никки пришла в совершенный восторг, она просто млела от счастья.
— Вроде я верно угадала? Или стоило взять на размер побольше? Ох, ну ладно, мы всегда можем пойти и купить что угодно. А это я взяла, чтобы было что-нибудь под рукой, когда ты объявишься, я ведь не знала, когда именно это произойдет. Одно вот плохо, я не знала твой размер обуви, а то купила бы тебе кроссовки, вроде моих «никесов». Ну, думаю, пару деньков перебьешься и в своих мокасинах.
— Мне кажется, эти короткие штаны, которые ты называешь трусами, слишком маленькие, — проговорил он, пытаясь оттянуть ширинку.
Она покачала головой:
— Нет, дорогой, все нормально, они немного растянутся. Но если хочешь, мы купим тебе трусы, которые называют боксерскими, они немного свободнее.
— У них тоже эта щель спереди? — поинтересовался он. — А вообще странное ощущение, я в них как спеленатый, мне кажется, что все это вот-вот на мне лопнет.
Никки рассмеялась:
— Конечно, хорошо было тебе там у себя бегать в юбочке… Нет уж, привыкай к нашей одежде. Тем более что у вас, мужчин, особые удобства. Я всегда жалела, что у женщин нет этих удобств, а приходится стягивать трусики каждый раз как надо сделать пи-пи.
— Знаешь, мне кажется, лучше будет эту застежку… «молнию» держать вот так. — И он опустил замочек «молнии» на джинсах в самый низ.
Никки улыбнулась, вспомнив, как знакомила его с «молнией». Он тогда словно ребенок, никак не мог натешиться новой игрушкой, без конца вжикая туда и сюда.
Сейчас она взяла его за руку и повела за собой.
— Давай-ка я быстренько проведу тебя по дому, и мы отправимся завтракать. Пока я буду готовить, ты сможешь рассмотреть все эти кухонные новинки и усовершенствования. Кстати, теперь я могу наконец доказать тебе, что превосходно готовлю. Здесь у меня ничего не подгорает, а все получается в самый раз и очень вкусно.
Никки показала ему остальные помещения второго этажа, начав с заново отделанной детской.
— Это комната для нашего беби. Тебе нравится? Моя подружка Шери помогала мне выбрать обои и все прочее. Я была счастлива, что мы нашли с ней обои с этими маленькими индейскими ангелами-хранителями, или проводниками, как ты это называешь. Гораздо лучше, чем идиотские рожицы из мультиков, все эти микки-маусы, утки-дудки и тедди-медведи.
Серебряный Шип стоял в середине детской и медленно поворачивался вокруг своей оси. Наконец изрек:
— Все очень красиво, только странно, что наш сын будет, находится не вместе с нами, а отдельно. Как ты, например, узнаешь, что он проголодался?
— Торн, он же не в соседнем доме будет жить! — с усмешкой отозвалась она. — Надеюсь, у нашего с тобой сынка будут здоровые легкие, так что он подаст мне в случае чего сигнал бедствия, я же рядом, в соседней комнате. А если он окажется молчуном, мы купим беби-монитор, так что я услышу любое его кряхтение, в какой бы части дома ни находилась. А что ты скажешь насчет кроватки? Я купила ее на домашней распродаже. Младенцы так быстро вырастают из своих люлек и колыбелек, что я предпочла сразу купить кровать, чтобы не входить в лишний расход. Она, правда, не новая, но папа увозил ее к себе и там здорово подновил.
— Да, кровать-то большая, но выглядит как кроличий садок. Как он в нее будет забираться, Когда подрастет? — с сомнением спросил Серебряный Шип, тщательно обследовав столь важную Часть обстановки.
— Ну, она так устроена, пока он маленький, не легче брать его, не слишком наклоняясь, а потом можно будет снять эти боковые пруты с сетками, матрас опустить, и чем тебе не ложе подрастающего человечка? Даже если и упадет с кровати, то невысоко.
— Я сделаю ему ловушку снов, — Торн. — Повешу над кроватью, пусть плохие сны задерживает, а хорошие пропускает к нему.
Никки одобрительно кивнула:
— Что бы эта ловушка снов собой ни представляла, это определенно более нужная и полезная вещь, чем ряд ярких погремушек, подвешенных над младенцем.
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
19 страница | | | 21 страница |