4 страница

Затаив дыхание, она пошла вперед. И сразу же в начале каменистого коридора остановилась и прислушалась.

«Итак, чего ты еще ждешь, чертова кукла? — поддел ее ехидный внутренний голос. — Или думала, тебе тут устлали путь ковровой дорожкой, как в фильме с традиционно счастливым концом? Если ты действительно удачлива, тебе может повезти, но для этого надо хотя бы попробовать двигаться. Начни же, черт возьми, переставлять ноги!»

— Сумасшедшая — одно слово, — буркнула Никки себе под нос. — Голоса ей мерещатся…

Выключателя никакого здесь конечно, не оказалось. И свет ее фонарика, обшарив все вокруг, не высветил ни намека на присутствие электрических лампочек, какие были в тех пещерах, что она посетила утром. Стараясь подавить беспричинные страхи, Никки прошла несколько ярдов, обнаружила небольшое углубление в стене и, дабы не утруждать себя дальнейшим поиском укромного местечка, облегчилась. Затем, подсвечивая фонариком, не в силах унять дрожь и стуча зубами, она все же собралась с духом и тронулась в путь.

Каменный туннель имел множество поворотов и углов, а потом и вообще разделился на несколько рукавов. Далеко не сразу, пройдя уже, как ей казалось, несколько миль[14], Никки осознала, что должна осмотрительнее выбирать путь и вспомнила, что в подобных случаях следует придерживаться одной какой-нибудь стороны, правой или левой. На худой конец, надо хотя бы делать какие-то отметки на стенах на тот случай, если она упрется в тупик и ей придется возвращаться назад. Конечно, лучше всего иметь детальный план пещеры и чтобы тебя сопровождал профессиональный гид.

Некоторое время спустя Никки остановилась, посветила на часы и увидела, что шла она примерно минут сорок. Коридор здесь сужался и вроде бы постепенно снижался. Обсудив со своим внутренним голосом, вернуться ли ей, чтобы поискать другое направление, или продолжить идти вперед, она остановилась на первом, то есть решила вернуться. Но, поворачиваясь, задела рюкзаком наклонную стену, потеряла равновесие и грохнулась оземь. Падая, она выронила фонарик, тот подпрыгнул несколько раз, рождая причудливо скачущие отсветы и тени, и вдруг погас.

Внезапная, совершенно беспросветная темнота была чернее всего, с чем Никки когда-либо доводилось сталкиваться. Наверное, это подобно полной слепоте. Она поднесла руку к глазам и, не увидев ее, вдруг поняла смысл выражения: тьма хоть глаз выколи. Теперь, на собственном опыте, она узнала, что это воистину ужасно. Полная дезориентация. Известно только одно: она стоит на коленях на каменном полу пещеры. Ладони ощущали мелкий песок. Она развела руки, и пальцы обеих наткнулись на стены. Но даже и коснувшись стен, она испытывала странное ощущение, что нет никакой возможности определить, где верх, где низ, а главное, куда и откуда она шла.

Раздался вдруг чей-то шепот, и лишь после того, как ужас сковал ее, бросив в дрожь, она осознала, что это ее собственный голос. Нет, ни в коем случае нельзя впадать в панику. Умом она понимала, что фонарик где-то здесь, в паре ярдов от нее, и уверяла себя, что обязательно найдет его. Единственное, что от нее требовалось, сохранять спокойствие и, без глупых страхов и паники, прощупывать тропу, пока пальцы не наткнутся на искомое.

Но в тот момент, когда Никки попыталась встать, она вновь потеряла равновесие. Падение оказалось столь болезненным, что ее даже затошнило. Должно было пройти несколько долгих минут, прежде чем она смогла возобновить поиски. Обшаривая вокруг дюйм за дюймом, она чувствовала себя слепой улиткой.

Когда, наконец, ее ищущие пальцы наткнулись на холодный цилиндр, этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы фонарик скатился куда-то вниз, еще дальше от тропы. Вопль отчаяния застрял у нее в гортани. Поиски возобновились. Медленно. Осторожно. Но фонарика, увы, не было, и она никак не могла понять, куда он скатился. Попятившись назад, она пошарила там. Затем — впереди. Но, в конце концов, так запуталась, что уже не понимала, в каком направлении продолжать поиски — и свет, ее единственное спасение, все еще ускользал от нее.

Угодив в мир вечной темноты, Никки потеряла всякую способность логически мыслить и чувствовала, что к ней все ближе подступает паника. Крики ужаса, повторяемые каменными сводами пещера, возвращались к ней многократным эхом. Воображение принялось шутить злые шутки и с разумом ее, и с телом. Кожа начала зудеть, будто тысячи пауков кишели на ее поверхности. Она прихлопывала их, стряхивала с себя, царапая ногтями собственную плоть в попытках избавиться от этой нечисти. В какой-то момент ей померещилось, что она слышит хриплый шум, похожий на сдавленное рычание. Затем что-то огромное и неистовое коснулось ее лица, что-то мокрое и шершавое проползло по скуле, но когда она испуганно стряхивала это с себя, там ничего не было, кроме ее собственных, увлажненных слезами щек.

Почти обезумев от ужаса, оглушенная собственными воплями и безумным сердцебиением, Никки не услышала голоса Серебряного Шипа, зовущего ее, пока он не приблизился к ней вплотную. Так сильна была охватившая ее паника, что мозг отказывался верить тому, что видят глаза, а глаза ее смотрели на Сильвера Торна, стоящего прямо перед ней с лицом, озаренным светом факела.

Когда же до нее дошло, что это реальность, она бросилась к нему, охватив его шею исцарапанными кровоточащими руками.

— Торн! Торн! Держите меня! Спасите меня! Он обнял ее, дрожа почти так же сильно, как она.

— Я нашел вас, Нейаки. Вы спасены.

— Нет! Здесь какое-то животное. Я знаю! Оно… оно прикасалось ко мне!

— Не бойтесь. Это всего лишь Макате, мой кот. Мое животное и Дух-проводник. Он и привел меня сюда, к вам.

Серебряный Шип высвободил ее из объятий, намереваясь взять на руки, и в этот миг тревога охватила Никки с прежней силой.

— Нет! Не оставляйте меня! Я не перенесу этого, если опять останусь одна в темноте!

— Не бойтесь, без вас я никуда не уйду, — напевно внушил он ей и, прижав к себе, тихо сказал: — Если вы способны удержать в руках факел, чтобы не уронить его и не оставить нас обоих без огня, то я возьму вас на руки. Паника улеглась, и Никки удалось справиться с собой.

— Я обронила фонарик. Вот его мне было бы гораздо легче удержать, чем эту тяжелую штуковину. Может, вы поищете?

Серебряный Шип осмотрелся, и взгляд его выхватил из темноты блеск металлической трубки. Он достал предмет и вручил ей.

— Это то, что вы искали?

— Да. Надеюсь, что он еще работает.

Никки нащупала кнопку и передвинула ее в рабочее положение. Как только она это сделала, желанный луч света прорвался сквозь линзу.

Хотя Серебряный Шип удивился не меньше, чем раньше явлению зажигалки, он принял эту новую для него диковину с большим апломбом.

— Еще одно чудо из будущего? — спросил он как бы невзначай.

Она кивнула. Теперь, когда путь им освещал фонарик, Никки, которую он нес на руках, крепче обхватила его за шею и проговорила:

— Да, если бы еще это чудо не вырывалось из рук и не терялось… Впрочем, солнечного света оно не заменит. Вытащите меня отсюда скорее, Торн. Пожалуйста. Мне просто необходимо увидеть небо вдохнуть свежего воздуха, оказаться в таком месте, где нет каменных стен, которые меня подавляют.

— Вот уже второй раз вы убегаете от меня, и дважды чуть не потерялись и не нажили себе несчастий, — мрачно отчитывал Серебряный Шип Никки. — Поймете ли вы, наконец, что такие безрассудные выходки здесь совсем не безопасны?

Они сидели снаружи, на каменном уступе у выхода из пещеры. Гроза миновала, оставив свежий аромат влажной травы и земли. Никки с наслаждением вдыхала чистый послегрозовой воздух.

— Да, — только и ответила она на его отповедь.

Не отойдя вполне от испуга, пережитого в туннеле, она получила еще пару потрясений, под впечатлением которых находилась до сих пор.

Минут двадцать назад, встав напротив каменного завала, перегородившего выход из пещеры, Серебряный Шип исполнил на языке шони нечто вроде псалма; и не успела Никки глазом моргнуть, огромный обломок скалы повернулся, открыв проход, и рухнул по склону холма вниз. Она все еще не могла понять, как он это сделал, но видела невероятный феномен собственными глазами.

Мало того, все еще потрясенная, Никки решилась последнего дара речи, когда нечто огромное, поросшее серым мехом, промчалось мимо них. С замирающим сердцем, она увидела, что животное остановилось на краю каменной плиты, обернулось и уставилось на нее своими дикими золотыми глазами. Если бы Серебряный Шип не подхватил ее, она определенно рухнула бы на пол как мешок, трясясь и стуча костями.

— Это… Это же рысь! — прошептала она.

— Да, пешева, дикий кот, о котором я уже говорил. Я называю его Макате, из-за его шкуры цвета пороха.

— Но… но… они ведь практически вымерли, разве нет? Во всяком случае, в Соединенных Штатах. Кажется, они еще встречаются в дикой природе Канады, но только не здесь.

— Грустно слышать, что в ваше время эти создания не водятся больше в наших лесах. Здесь многое, наверно, переменилось… Когда вы успокоитесь и соберетесь с мыслями, Нейаки, вы расскажете мне об этих переменах.

— Долго ждать придется, — бойко отозвалась она. — До тех пор, по крайней мере, пока не закончатся мои нервные потрясения.

И вот теперь они сидели у входа в пещеру и Никки уютно угнездилась рядом с Серебряным Шипом, хотя все еще никак не могла привыкнуть к его своеобразной одежде. В следующий раз. подумала она, стоит отправиться на каникулы в Шотландию и завести там роман с парнем, щеголяющим в килте!

Когда они наблюдали, как заходит солнце и на облаках западной стороны неба играют красным и фиолетовые отсветы, он сказал:

— Нейаки, вы должны торжественно поклялся, что больше не попытаетесь бежать от меня. Вы носите в своем теле нашего сына, и я не желаю, чтобы вам опять грозила опасность.

— Какой там еще сын! Вы не можете знать этого. Даже новейшие методы тестирования не позволяют определить беременность так рано. А уж определить пол будущего младенца без специального медицинского оборудования, сонограмм и всего прочего и вообще невозможно.

— Я знаю, что мой сын в этот самый момент растет внутри вас.

— Докажите мне это, здесь и сейчас, и тогда я пообещаю вам, что больше не убегу, — предложила она, прекрасно понимая, что он не сможет предоставить ей никаких доказательств, подтверждающих его невероятное утверждение.

Серебряный Шип многозначительно улыбнулся, не говоря ни слова, скользнул рукой под пояс ее джинсов и положил свою ладонь ей на живот. Прошло несколько секунд, ничего не произошло. А затем она почувствовала это. Движение плода глубоко внутри, легчайшее из мановений.

— Это только нервы, — заверила она его, да и себя тоже. — Всего лишь нервы, мускульный спазм и больше ничего.

Но не успела она договорить, как вновь почувствовала это. Такое маленькое щекочущее мерцание. Только на этот раз оно произвело серию крошечных вспышек, которые скрутились внутри нее в жаркую спиральку.

Чувство могло быть названо лишь материнским оно впервые пробудилось в ней и слезами нахлынуло к глазам. Никки любила детей. Она всегда хотела ребенка. Даже после развода со Скоттом она часто жалела, что ребенка у них не было, хотя это наверняка повлекло бы за собой перебранки с бывшим мужем из-за опеки и прав на регулярные посещения. Теперь, если верить утверждению Сильвера Торна, выходило, что она зачала. Но смеет ли она поверить надежде, поверить тому, что величайшее ее желание и вправду исполнилось? Тем более, что человек, сказавший ей это, явно их нуждается в психиатрической помощи, и довольно серьезно нуждается. А после всего, что случилось сегодня, и она, видно, тоже.

— Люди склонны верить тому, чему хотят верить, — заключила она. — Сила внушения. Вы внедрили в мое сознание идею, и мой беби есть простая реакция на это внушение.

— Посмотрите на свой живот, Нейаки, и скажите, что вы там видите, — посоветовал ей Серебряный Шип. — Вы просили доказательства. Я дал его.

— Вижу свои джинсы, — усмехнулась она.

— Под брюками, женщина. На вашей обнаженной плоти.

Она скептически взглянула на него.

— Вы уверены, что с вашей стороны это не подлый маленький маневр, дабы опять проникнуть в мои штаны?

Он ничего не ответил, терпеливо ожидая действия, о котором просил ее.

— О'кей. Поиграем и дальше.

Она расстегнула «молнию» и сдвинула материю вниз вместе с резинкой трусиков.

Глаза ее расширились, подбородок дрожал. Там, ясный как день, проявился тонкий голубой отпечаток, напоминающий татуировку в форме клейма.

Никки схватила руку Сильвера Торна, повернула ее и придирчиво осмотрела ладонь и пальцы. Но не нашла там ни следов от чернил, ни резинового штампа, ничего такого, что могло бы произвести оттиск на ее животе.

— Каким образом?.. — растерянно воскликнула она.

— Это знак, о котором вы просили, — сказал он искренне. Его чистый, кристальный взгляд завораживал ее, принуждая поверить. — Ребенок родится в Месяц Вороны, и в честь этой птицы слов и мудрости наш сын будет назван Сейдж, что значит — Мудрец.

Никки издала горестное стенание и устремила на Серебряного Шипа взгляд, исполненный беспомощной покорности.

— Вам бы надо понимать, черт возьми, что я загнана в угол и вынуждена принимать все как есть. Что мне ничего не остается, как только младенчески сосать свой большой палец!

Он усмехнулся своей загадочной, околдовывающей, ни на что не похожей усмешкой, вмиг омолаживающей его лет на десять, превращая в этакого красивого, лет тридцати с чем-то, дьявола с небрежно засученными рукавами, если позволительно сказать так про полуобнаженного человека.

— Возможно, вы просто повторяете движения находящегося в вас беби.

— Ох-хо! Мы будем упражняться в остроумии? — отбила она его шутку.

Серебряный Шип продолжал смешивать воду с сушеной смесью, извлеченной им из кожаного мешка.

— Что это вы тут варганите? Волшебный напиток?

Он рассмеялся:

— На этот раз никакой мистики, маленькая гусыня. Я готовлю еду.

Никки вгляделась в сероватую массу и с отвращением сморщила нос:

— Это еда? Выглядит как заплесневелые помои.

— Завтра я проверю силки, и у нас будет свежее мясо. Возможно, жирная белка или кролик. Ну а теперь придется утолить голод этим кушаньем, которое у нас называется такувах-непи.

— Таку… что?

— Такувах-непи. Водяной хлеб, делается из перетертых зерен и сушеных ягод. Очень питательно и не так уж неприятно на вкус, — заверил он, ее, перекладывая смесь в формочки и помещая их на раскаленные камни в середине костра. — Когда хлеб испечется, он покажется вам более аппетитным.

— Сомневаюсь, — проворчала она. — И вообще, если бы вы чуть пораньше сказали мне, что мы собираемся обедать, я облегчила бы ваши хлопоты. У меня в рюкзаке находится до сих пор нетронутый ленч.

— Вы принесли еду своего времени? — заинтересовался он. — Я бы рад был посмотреть, как изменилось с наших времен приготовление пищи.

— Да уж, кое-что изменилось… Не думаю только, что вас это восхитит, — предупредила она его, потянувшись к рюкзаку. — У меня тут сандвич с ветчиной, коробочка чипсов, консервированные фрукты и пара упаковок с напитками. Но, проболтавшись, весь день в рюкзаке, все, вероятно, утратило свежесть и отсырело. Надеюсь только, что ничего не испортилось. Впрочем, волнует сама мысль завершить этот безумный день отравленной пищей.

Первым делом надо проверить, как обстоит дело с ветчинным сандвичем. Она развернула фольгу, которой Серебряный Шип весьма заинтересовался.

— Это что, такая материя для еды? — спросил он. — Я был как-то на ужине в доме у Гэлловеев и видел у них изящные льняные квадратики, называемые салфетками, но таких ярких и блестящих, как эти, никогда не видел.

— Это не льняное полотно. И вообще никакая не материя, а просто алюминиевая фольга, — терпеливо объяснила она, слишком голодная, чтобы вступать с ним в дискуссию по поводу его пространственно-временных вывихов и вычурных псевдоиндейских сказок. Она просто разломала сандвич и половину передала ему. — Надеюсь, вы не откажетесь от примитивного бутерброда, состряпанного из хлеба, ветчины и ломтика сыра?

Серебряный Шип проверил, как идет выпечка его ягодного хлеба, поглядывая при этом на сандвич.

— Тучный хлеб. А что это такое желтое?

— Горчица, — сказала она, приступая к еде. — Вкусно. Попробуйте.

Обнюхав сандвич, Серебряный Шип испробовал его. Он тщательно прожевал первый кусок и кивнул:

— Да, вкусно.

Никки раскрыла небольшой пакетик с картофельными чипсами, взяла немного себе, остальное протянула Серебряному Шипу.

— Знать бы заранее, что придется делить ленч на двоих, я взяла бы еще один сандвич и огромный пакет чипсов.

— Это называется чипсы[15]? — спросил он, рассматривая неведомую еду. — Они что, такими растут и созревают?

— Нет. — Никки хихикнула. — Нет, простофиля! Их делают из картофеля, нарезают тонкими ломтиками и обжаривают в масле.

Подумав немного, он кивнул и проговорил:

— Ладно, я их попробую, несмотря на столь невообразимое название.

— А что такого ужасного в их названии? — Нейаки! — Брови его удивленно поднялись. Неужели вы никогда не слышали об оленьих, лосиных и коровьих лепешках?

До Никки дошло, что он имел в виду, и она поморщилась:

— О-ох, каламбур! Да и грубый к тому же.

— Вот именно.

От столь дотошного погружения в лексику английского языка Никки сразу же захотелось прополоскать рот. Она взяла банку кока-колы и небольшую картонную упаковку ананасно-апельсинового сока.

— Вы что будете пить?

Серебряный Шип озадаченно смотрел на то, она ему предлагала.

— А что это?

Глаза Никки закатились, она явно теряла терпение, но учительница не в первый уже раз взяла в ней верх, и она принялась объяснять:

— Вот это, — сказала она, приподнимая белую с золотом банку, — «Диет коук», безалкогольный напиток в жестяной банке, которую можно открыть без консервного ножа. А это, — продолжала она, тщательно выговаривая слова и в качестве учебного пособия предъявляя упаковку с соком, — ананасно-апельсиновый сок, совершенно натуральный, без сахара, в коробочке из вощеной бумаги.

— Из чего эта пища коук[16]делается?

— Нет, этот человек меня уморит! — сокрушенно воскликнула она. — «Диет коук» не пища, а напиток, он состоит из сиропа коки и колы, карбоната и кучи других ингредиентов, названия которых я бы с удовольствием сообщила вам, если бы мне не лень было читать все, что написано на этикетке. Одно могу вам сказать, мой братец однажды весьма успешно использовал эту смесь для того, чтобы снять ржавчину с отопительной батареи. Я, например, так много пью этой дряни, что остается только удивляться, как это мой живот до сих пор не прохудился. Но что я могу поделать, если страстно люблю это питво!

— А другое? Что там вы сказали… Ананас?..

— Это вроде яблока?

— Ананас. Тропический фрукт, произрастает на Гавайских островах. А еще — апельсины. Вы пробовали апельсины? Или опять скажете, что впервые слышите? — насмешливо допытывалась она.

— Нет, апельсины я пробовал, — добродушно ответил он, беря у нее фруктовый напиток и тщетно пытаясь его открыть. — Семейство Гэлловеев получило несколько штук на праздник, который они называют Рождеством.

При вторичном упоминании этой фамилии в памяти Никки, как-никак преподающей историю, будто колокольчик звякнул.

— Это, какие Гэлловеи? Не семейство ли Ребекки Гэлловей?

— Ха-ха. То есть да. Откуда вы о них знаете?

— Из исторической литературы. Текумсех, кажется, ухаживал за Ребеккой?

Видя его возню с коробочкой сока, Никки взяла ее, открыла и вернула ему.

— Пять лет прошло с тех пор, как Текумсех задумал взять ее в жены и освободить нашу сестру, Текумарес, ходившую за его двумя сыновьями, но Ребекка могла принять его предложение только в том случае, если он ступит на путь ее людей. Этого брат мой сделать не мог, на том они и расстались. С тех пор Текумсех посвятил себя созданию союза всех племен.

— Я всегда спрашивала себя, что случилось бы, если бы Ребекка и Текумсех поженились, — задумчиво проговорила Никки. — Направил бы он в таком случае все свои силы на объединение индейцев против белых? Или руководствовался бы стремлением к миролюбию?

Серебряный Шип, насыщающий себя соком, замер на полглотке.

— Вы должны помочь мне в решении этой задачи, — провозгласил он. — Завтра мы отправимся на ферму Гэлловеев. Я не навещал их много месяцев, но знаю, что живут они все там же. Если Ребекка до сих пор колеблется, тогда можно еще спасти моего брата от его горькой участи.

— Вы меня просто удивляете! Да если она и живет поблизости, каким образом вы намерены заставить ее переменить решение, принятое столько лет назад?

— Всегда есть надежда, что человек передумает. К тому же она и ее семья дружны не только с Текумсехом, но и со мной и с нашей сестрой. Знаете, ведь отец Ребекки, Джеймс, давал мне читать свои книги.

— Что, и классиков тоже? Шекспира, например? — лукаво усмехнувшись, спросила она.

А где, кстати, вы научились читать?

Серебряный Шип не принял шутливого топа и ответил вполне серьезно:

— Меня научил Голубая Куртка[17].

— Голубая Куртка? — изумленно воскликнула Никки, вопреки здравому смыслу принимая его фантазии за реальность. — Тот самый белый парень, усыновленный племенем шони, который потом повзрослел и стал известным вождем?

— Тот самый.

— Уж не хотите ли вы сказать, что я в любой день могу встретить здесь этого удивительного человека?

На лице Серебряного Шипа проявилось недовольство. И почему это после всего, что с ними произошло, Никки проявляет столь пламенный энтузиазм, говоря о встрече с другим мужчиной, пусть это даже будет такой удивительный человек, как Голубая Куртка?

— Для этого, Нейаки, вы опоздали на три года.

— Тьфу! Он что, уже умер?

Серебряный Шип кивнул. После минутной паузы он сказал:

— Нейаки, у нас не принято так открыто говорить о тех, кто отправился к праотцам. Это моя шибка, что я заговорил с вами о нем, но прошу вас не спрашивайте меня больше об этом человеке. Никки почувствовала неловкость как от неподдельной скорби, с которой Серебряный Шип говорил о покойном друге, так и от своей бестактности.

— Простите меня, Торн. Я не хотела причинить вам боль, вызвав столь печальные воспоминания.

Выдержав паузу, она почла за лучшее переменить тему.

— Вы говорили, что-то о двух сыновьях Текумсеха. Значит, надо полагать, он все-таки был женат. Возможно, Ребекка просто не захотела соперничать с другой женщиной? Ведь в племени шони мужчины не ограничивали себя одной женой, верно?

— Верно, хотя не все наши мужчины следуют этому обычаю. И Текумсех сейчас один. Он разошелся со своей первой женой, которая родила ему первенца. Она вернулась в свою родную деревню, и Текумарес, наша сестра, воспитывала ребенка.

— А почему Текумсех развелся с ней? Она пережарила его порцию бекона или еще что? — съязвила Никки, в деланном ужасе вытаращивая глаза.

Серебряный Шип наклонился, стараясь заглянуть ей в глаза.

— Это была вздорная, сварливая, вечно всем недовольная женщина, не дававшая бедному человеку ни минуты покоя. Думаю, такая, какой были бы вы, дай я вам волю.

— Из-за этого он с ней и развелся? В таком случае он изрядный зануда.

— Зануда? Что такое зануда?

— Да именно то, чем и был, очевидно, ваш большой скверный братец — придирчивый, изнеженный и слабый человек.

Нет, Текумсех не такой, — твердо заявил Серебряный Шип. — И скоро вы сами убедитесь в этом. А еще одна причина, почему он разошелся с Монетохсе, состоит в том, что она не стала хорошей матерью для их сына, ничего не хотела для младенца делать. Вот и пришлось Текумсеху поступить по древним обычаям рода и оставить сына себе, хотя чаще сыновья остаются с матерью.

— Ну, это ему повезло, потому что в наши времена твердо доказано, насколько вредно и предосудительно лишать мать возможности воспитывать своих детей, — прокомментировала его сообщение Никки. — Но вы говорили, что у него было два! сына. Эта Мона… как бишь ее… она была матерью! и второго?

— Нет. Текумсех женился еще раз на женщине старше его, которая и родила ему Наутха-вейнаха, но сама умерла в родильной горячке. Это случилось семнадцать лет назад, и все это время Текумсех оставался один, пока не встретил Ребекку, которую захотел взять себе в жены.

— Выходит, его сыновья сейчас уже юноши? — сказала Никки. Но тотчас в голове ее возник другой вопрос, который она не преминула задать: — А как насчет женских прав? Ваши женщины тоже могут иметь несколько мужей?

Серебряный Шип постановкой вопроса был потрясен.

— Никогда! Да за одну мысль о таком безобразии любая наша женщина была бы проклята.

— Ох, и тут старый двойной стандарт, верно? — сказала Никки, чьи феминистские настроения не позволяли ей спокойно относиться к подобным вещам. — Мужчина может шарить по сторонам, а женщина — не смей! Сразу проклянут. Мужчина выбирает, что ему есть, а женщине остается довольствоваться тем, что ей предложат. Пусть на десерт ей и перепадет что-нибудь вкусненькое, но сначала она должна своему господину и божеству этот чертов десерт подать на серебряном блюде. Ну что, разве и у вас не так?

— Не всегда, — отозвался он. — Мужчины и женщины шони в главных делах имеют равные права. Существует, конечно, естественное разделение обязанностей, сложные и тяжелые работы и хлопоты приходятся на долю мужчины, но это не значит, что муж не может помочь жене в домашних делах или что женщина не может сделать чего-то, что принято считать только мужским делом. У нас в обычае, что муж не ищет общества других женщин до тех пор, пока жена не начнет искать общества других мужчин. И в большинстве случаев авторитетом и уважением в семье и роду пользуются оба, и муж, и жена, их мнения ценятся одинаково.

— Наверное, потому вы и не женились до сих пор? Вам ведь не по душе мысль иметь равные права с женщиной? — поддела она его. Потом, помолчав, тихо добавила: — А может, вы женаты? Силы небесные! Мне это даже в голову ни разу не пришло, хотя в вашем возрасте мужчина обычно имеет и жену, и кучу ребятни от мала до велика. Я ведь до сих пор толком ничего о вас не знаю, вы для меня все еще некий среднестатистический индеец, как мы их себе представляем. Полагаю, вы просто обязаны сказать мне правду. Кем вы были, кто вы теперь, женаты ли?

В молодости у меня была женщина, — признался он. — Единственная дочь лучшего друга моего отца.

— И вы все еще женаты на ней?

Задав свой вопрос, Никки не без тревоги ожидала ответа.

Серебряный Шип покачал головой.

— Она, увы, покинула нас… Много лет назад. Мы были с ней женаты, но недолго, до тех пор, пока нашу деревню не посетила болезнь. Корь. Эта хворь, привычная белому человеку, для нас, шони, оказалась погибелью.

— У вас были дети?

— Разве я не сказал вам, что вы единственная женщина, чью плоть я засеял своим звездным семенем? У меня нет ни других жен, ни потомства.

Утомленный беседой о себе, Серебряный Шип решил сменить тему:

— Я отведал ваших кушаний. Настал ваш черед попробовать мою пищу.

Проведя некое подобие социологического исследования, Никки не сочла возможным отказаться от угощения. Взяла она, правда, предложенный ей кусок ягодного хлеба без особой охоты. Однако, как ни удивительно, откусив немного, нашла вкус этого первобытного яства вполне приемлемым.

— Не плохо. Совсем не плохо. Но если вы так вкусно готовите это блюдо, это еще не значит, что вы способны зажарить хороший бифштекс и затушить добрый кусок мяса или индейку.

— Я ведь не могу быть и женой и мужем сразу, — с усмешкой проговорил он. — Хотя, Нейаки, готов помогать вам в каждодневных домашних хлопотах.

Никки вздохнула.

— Ну, дружок! Ловлю на слове. Впрочем, хоть я и не отрицаю, что между нами существует сильное влечение, но это еще ничего не значит. Если у вас действительно серьезные намерения, надо еще посмотреть, в добром ли вы здравии, не нужно ли вам посетить хорошего психиатра, дабы вы и с ним сыграли в свои игры. О’кей? К тому же я не вполне готова вновь взвалить на себя рутинные обязанности жены. Обжегшись на молоке, дуют, как говорится, и на воду. Мне надо подумать, может, я и год буду думать, насколько вы отвечаете всем моим требованиям, а уж потом сообщу, стану ли вашей женой.

Он весело посмотрел на нее.

— Да вы что, Нейаки, ничего не поняли? С той минуты, как тела наши соединились, мы уже с вами женаты. Вы моя жена, а я ваш муж, так, во всяком случае, гласят законы моего племени.

Она гневно воззрилась на него, но ответила спокойно:

— Вашего племени, Сильвер Торн, вашего, а не моего.

— Это наше племя, — твердо поправил он ее, и глаза его вспыхнули металлическим огнем. — Вы ведь сами сказали, что в вас течет кровь шони. Так что придется вам принять обычаи и законы нашего рода.

— Когда рак на горе свистнет! — самолюбиво отрезала она.

— Можешь говорить что угодно. Еще и утро не настанет, жена, как по всем горам для тебя засвистят все раки.

— Ну, уж конечно! — воскликнула Никки, возмущенно вскинув руки. — Нашел дурочку! А я и забыла! Я ведь попала в лапы того, кто может горами двигать, так что ему какие-то раки! Ему ведь и человека из другого века к себе перетащить — раз плюнуть! И звездного ребенка с первого раза заделать ничего не стоит! Еще бы раки не свистнули! Да они сдохнут, если ослушаются такого супермена. — Она помолчала, пытаясь успокоиться, потом заговорила вновь: — Силы небесные! Послушайте, Торн! Если мы собираемся быть равноправными в браке, скажите мне на милость, как же, черт возьми, смогу я вас одолеть?

Дата добавления: 2015-11-14