3 страница

Говоря это, она решила пренебречь одеждой и бросилась к выходу из пещеры. Она готова была почти голой бежать сквозь заросли шиповника, лишь бы спастись от этого лунатика. В любой момент он снова может взбеситься. Лучше уж попасть в нелепую ситуацию, чем погибнуть ни за что ни про что после дождичка в четверг!

Она уже была в четырех шагах от входа, в ярде от желанной свободы, когда Серебряный Шип воздел руки к потолку пещеры и издал нечто вроде команды на странном языке, который Никки сочла за язык шони. Вдруг земля под ее ногами сотряслась, впрочем, стены и потолок тоже. Никки потеряла равновесие и упала на пол. Она замерла, парализованная страхом, когда гул перерос в ужасающий грохот. Буквально в одну секунду часть потолка обрушилась, едва не погребя Никки под каменными обломками.

Пыль душила ее. Несколько долгих минут она ничего не видела. Не могла дышать. Пошевелиться тоже не могла. Но пыль, наконец, осела, и Никки насилу отдышалась. А когда набралась духу и открыла глаза, зрелище, представшее взору, повергло ее в ужас. Вход в пещеру был завален несколькими огромными обломками скалы, по которым все еще скатывались мелкие камни. Остался лишь небольшой пролом наверху, размером примерно в полтора фута.

— О Боже! — прохрипела она, почти впадая в истерику. — Нас завалило! Я в западне маньяка! Смерть приближается ко мне! Но я не хочу умирать!

— Нейаки, прекратите вопить и успокойтесь! — грубо прикрикнул на нее Серебряный Шип. — Вам не причинено никакого вреда и не будет причинено. Когда придет время выйти, я раздвину камни так же легко, как обрушил их. Обещаю. А теперь я вынужден был принять подобные меры, чтобы вы не бежали прежде, чем я позволю вам уйти.

Если бы у этого человека проросли рога и хвост, Никки не была бы потрясена больше, чем сейчас.

— Вы… вы? — Она попятилась, указывая на завал. — Нет. Вам вовек не удастся убедить меня, что вы способны на такие штуки. Это случайность. Землетрясение или еще что… Одно из этих странных совпадений…

— Думайте, как хотите, маленькая гусыня, — сказал он, пожав плечами.

Она хмуро взглянула на него:

— Даже если бы вы были владельцем этой пещеры, неужели вы думаете, что способны хоть камень сдвинуть своими дурацкими жестами?

— А почему нет? Не веди вы себя так безрассудно, я бы приготовил вам ложе, вы отдохнули бы. Но с вами ни в чем нельзя быть уверенным. Как знать, что у вас на уме?

— Ну, бандит! Ну!.. Впрочем, с какой стати я психую? — с усмешкой проговорила она и, перейдя из лежачего положения в сидячее, принялась счищать пыль с лица и конечностей. — Я всего-навсего похищена актером, у которого поехала крыша… — Тут она покосилась на обвалившийся потолок. — Актером, уверовавшим в то, что он индеец из другого столетия, и таскающим меня по скалам, будто я мешок с грязным бельем, так что теперь, похоже, я умру с голоду… но только если протяну достаточно долго, до голодной смерти тоже дожить удается не всем.

Она встала и посмотрела на него скорее грозно, чем испуганно.

— О'кей, болтун! Вы похвалялись, что сможете вывести нас отсюда. Посмотрим. Пошевелите-ка своим носом, ногой или пальцем и сдвиньте эти камни, если это вам ничего не стоит!

Он встретил ее взгляд спокойно.

— Когда я решу, что время настало, так и сделаю, но не прежде. Мои силы, Нейаки, вам неподвластны. И даны мне не для того, чтобы вас изумлять.

— Ладно, положим, что так, милый вы мой! С какой стати, действительно, мне изумляться? Ведь это я сама, как видно, свихнулась!

Никки никогда прежде не нападала на другое человеческое существо, даже на бывшего мужа, — в минуты самой своей отчаянной ярости. Но тут, ни минуты, не думая, она бросилась на Серебряного Шипа и вонзила ему в глотку свои острые ногти.

От неожиданности Серебряный Шип потерял равновесие, и они оба грохнулись на грязный пол, причем Никки приземлилась на неприятеля и оглушила его пронзительным, как у фурии, криком. Сначала она попыталась задушить его, но, видя, что ее усилия тщетны, она заколотила по нему кулаками, разразившись проклятиями почище любого матроса. Когда он перехватил и сильно сжал одно из ее запястий, она сменила тактику и запустила острые когти ему в лицо.

— Это вы во всем виноваты! — кричала она. — Вы и ваши ослиные иллюзии! — Ее ногти прошли четверти дюйма от его глаза. — Вам самое место в психушке, в резиновой комнате и смирительной рубашке!

Он перехватил, и другое ее запястье и прижал обе ее руки к бокам.

— Хватит! — отрезал он. — Ваша ярость, хотя и небеспричинная, сослужит вам плохую службу.

— Я не собираюсь уступать такой ослиной заднице! — Она откинулась назад, глаза ее стреляли бледно-лиловыми пламенем сквозь завесу темных волос, выбившихся из-под повязки и упавших на лицо. Ее грудь вздымалась от ярости, она попыталась освободиться от его мощной хватки.

Тщетные усилия Никки окончились тем, что Серебряный Шип поднял ее руки и держал у нее над головой. Они лежали глаза в глаза, их тела соприкасались. С каждым задышливым дыханием грудь Никки все теснее прижималась к его мускулистому телу. И хотя реакция была чисто физической, Никки не связывала ее с какими-либо плотскими чувствованиями, пока не ощутила, что ее соски сжались в тугие бутоны. Непроизвольное содрогание пронзило ее.

Глаза Серебряного Шипа мерцали таинственным свечением. Его ноздри слегка расширились, будто уловили запах ее разгорающегося желания. Его тело ответило ей, здоровое мужское естество отозвалось на призыв женственности.

Почувствовав его растущее возбуждение, толкнувшее ее сквозь тонкие ажурные трусики, Никки испугалась другой реальной опасности. При ее нападении одеяло Серебряного Шипа распахнулось, а свое собственное она потеряла, когда прыгнула на него. Он лежал теперь под ней совершенно нагой и весьма возбужденный, в то время как на ней было всего лишь два крошечных лоскутка нейлона с кружевами, которые не спасали ни от его взгляда… ни от прикосновения.

Лицо ее вспыхнуло, и тело отозвалось жаром.

— Я… я слышала, что ярость сродни сладострастию, но это смешно, — пробормотала она. — Я не знаю вас, не доверяю ни в чем… Минуту назад я готова была оторвать вам башку и заткнуть ею вашу глотку!

Серебряный Шип дерзко усмехнулся ей в лицо, блеснув белыми зубами.

— «По-моему, леди слишком много обещает»[10], — процитировал он.

— Бросьте Шекспира, Торн, — буркнула она, сверкнув взглядом. — Этим вы не растопите во мне лед.

— Лед? — насмешливо переспросил он. — Да в вас вот-вот разгорится настоящее пламя, дикая моя гусыня. Воистину тут Шекспир, ибо, что остается моему бедному копью, которое, в самом деле, потрясаемо[11]желанием устремиться в самое пекло вашего потаенного жара? — Явный признак его возбуждения вновь надавил на нее, на этот раз еще откровеннее. — Могу я погрузить это в вас, как мы оба того желаем?

Никки задохнулась от возмущения.

— Вы, я вижу, в таких делах особенно не церемонитесь?

— А вы желаете, чтобы я сначала поухаживал за вами? — осведомился он, все еще усмехаясь, хотя глаза его теперь горели чувственным огнем. — И каким образом, Нейаки, я должен ублажить вас?

— Цветы и конфеты могли бы сослужить вам хорошую службу, — ехидно заявила она, оттягивая время в надежде, что их взаимное влечение, столь неожиданно вспыхнувшее, столь же быстро и угаснет. А ну-ка! Пусть попытается раздобыть в этом каменном склепе хороший букет и коробку вишни в шоколаде.

Ее мысли перебил его голос, тихий и какой-то таинственно-томный:

— Зачем вам цветы, когда глаза ваши цветом сами подобны весенним луговым цветам, а рот ни в чем не уступит дикой июльской розе?

Говоря это, он касался губами ее губ, нежно исследуя их форму и вкус.

Никки слышала свой участившийся пульс. Когда он вновь и вновь касался ее губами, она, при всей нелепости ситуации, не могла противиться этому.

— Ваша плоть нежнее лепестков розы, — продолжал он завораживающе нашептывать, в то время как губы его касались теперь ее шеи, — и слаще сока кленового дерева.

Его рот проделал влажную дорожку от шеи к одной из грудей. По коже ее пробежала дрожь, а соски набухли еще сильнее. Приподняв ее грудь, Серебряный Шип ласкал теперь языком кружок вокруг соска, укрытого тонким кружевом.

Никки затаила дыхание. Ее груди, стиснутые тканью, ощущали его прикосновения более полно, чем, если бы они были обнажены. И когда он легонько потеребил зубами один из ее сосков, она откинулась назад и застонала от властно охватившего ее наслаждения.

— Что это на вас такое? — пробормотал он. — И как это снять?

— Вы в своем репертуаре, — простонала она, чувствуя, однако, как в ней медленно нарастает раздражение. — Хватит придуриваться. Лифчиков с женщин он не умеет снимать!

Перехватив ее запястья одной рукой, Серебряный Шип тщетно пытался справиться с бюстгальтером, но терпение его быстро иссякло, и он просто сдернул чашечки, стащив их под ее груди. Ткань, как бы она ни была эластична, давила снизу и с боков, так что груди твердо торчали теперь перед его Жадным взором.

— А вы говорите конфеты, — вздохнул он, уставясь серебряными глазами в то, что было выставлено перед ним. — Что на свете может быть слаще фруктов, явившихся теперь передо мною? В пикантных пакани и спелых красных ягодах, возлежащих на сочном ускетомаке, не больше восхитительного вкуса и сочности, чем в этих спелых плодах.

Его ладонь чашей накрыла ее левую грудь, большой палец вдавил в кожу крестик.

Никки напряглась, дыхание у нее перехватило.

— Ягоды… и что? — прошептала она. Дьявольская улыбка скользнула по его губам.

— Ускетомаке. Дыни. Твердые, сочные дыни. — Его язык провел длинную влажную линию по окружности груди. — А пакани — это острые на вкус коричные орехи.

Договорив, он захватил губами ее сосок и легонько потеребил.

Дрожь пронзила ее с необыкновенной силой. Даже пальцы ног поджались, а кости будто расплавились.

— Могу ли я поухаживать за вами и дальше? Вкусить вас полнее?

— Можете… но только кусочек-другой, не больше, — слабым голосом отозвалась она.

Заставить ее трепетать было для него делом секунд; он играл с ее грудью, как кошка играет с мышью, пробуя ее на вкус, то ударяя языком, то перекатывая сосок между зубами, облизывая его и потягивая. Потом, совершенно неожиданно, он переменил тактику и, прильнув к ее груди жарким, влажным ртом, начал сосать так сильно, что Никки почувствовала острое наслаждение, пронизавшее все ее тело. Сокровенное место внизу живота вновь и вновь отзывалась на каждую его ласку. Кровь ее воспламенилась, пульсируя так громко, что она явственно слышала, как она проталкивается по сосудам живота, окутывая все ее существо целительной свежестью и достигая сладостной дрожью даже тех мест, о существовании которых она почти забыла.

Когда он уделил внимание и правой ее груди, проделав с нею то же самое, возбуждение увлажнило ее, и она несвязно забормотала. Серебряный Шип переменил их положение, так что Никки оказалась под ним, но она заметила это лишь тогда, когда его язык проделал влажную дорожку до кромки ее трусиков, все еще не просохших от дождя.

Первой реакцией Никки было сладостное предвкушение. Три года прошло с тех пор, как она в последний раз испытывала нечто подобное. Нет, даже больше, ибо три года прошло со времени ее развода, до которого уже год примерно не было у нее интимной связи с супругом, но даже и тогда, когда они бывали близки, она не переживала столь восхитительных ощущений. Вообще говоря, ее супруг лучшие силы расточал на стороне, за пределами брака.

Однако она не могла не вспомнить сейчас времени, проведенного со Скоттом, самое начало их отношений, когда их любовные игры еще горячили ее своей пылкостью. Ах, это приятное раздражение прелюдии! Ощущения, переживаемые ею тогда впервые, почти пугали своей силой. Сейчас новизны уже не было, но то, что она знала дальнейшее, только усиливало ее вожделение, не в малой степени пробужденное воспоминаниями… некто, кого она совсем почти не знала, распалил ее плоть до такой степени, что она ожидала теперь лишь одного — того самого неповторимого мгновения, когда…

Его язык продолжал исследовать ее, и она содрогалась в ожидании чего-то большего, чем изведано ею в прошлом. И вдруг, в какой-то момент она ужаснулась:

— Нет! Стойте! Вы не… Мы не должны!..

Его темноволосая голова поднялась между ее раздвинутых ног, шелковые пряди щекотали обнаженную кожу бедер. Его взгляд, все еще полный страсти, поразил ее.

— Что это, Нейаки? Разве вы не хотите меня? Не похоже, что вы нетронутая девственница, не искушенная в том, что ведет к близости.

— Но я ведь и не потаскуха, — сдавленным голосом отозвалась она, хотя сама понимала смехотворность подобных сентенций, изрекаемых человеку, возлежащему между ее ног. — Ваше дело верить мне или нет, но я никогда не занималась любовью ни с кем, кроме мужа. Так что у меня нет обычая отдавать свое тело незнакомым мужчинам.

— Прекрасно, Нейаки, но в том, что сейчас происходит с нами, нет ничего постыдного. Я не стану презирать вас после всего, что может между нами случиться.

— Ха! — с мрачной иронией воскликнула она. — Существует ли женщина, которая не слышала от мужчины подобных заверений? «Не волнуйся, крошка, и наутро я не перестану уважать тебя». А потом просто посылает почтой чек и…

— Хорошо ли, что вы судите обо мне по другим известным вам мужчинам? — прервал он ее. — Не значит ли это, что и я могу вас судить на тех же самых основаниях?

— Нет, — поспешно сказала она, испытывая неловкость, — но есть и более серьезные причины для осторожности. Вроде СПИДа, к примеру.

— Спид? — переспросил он.

— Да, СПИД, синдром приобретенного иммунодефицита. Если подхватить эту штучку, то и помереть недолго. А половой акт не последний способ заполучить это. Только не говорите мне, что для вас это какая-то новинка, о которой вы в первый раз слышите!

— Нет, мне известны болезни, передающиеся подобным образом, — мрачно констатировал он. — И мои люди не знали этой беды, пока нам ее не занес белый человек. Одна такая болезнь, известная как французская хворь, наша плата за то, что называется прогрессом, но я не знаю ни одной любовной болезни, от которой люди помирали бы.

— Вы говорите о венерических заболеваниях, которые подконтрольны медицине. О СПИДе такого не скажешь, и по мне, так лучше воздержаться, чем потом проклинать себя. — Поскольку он ничего не ответил, она жестко договорила: — Иными словами, шутки в сторону, парень, время забав миновало. Так что позвольте мне встать.

— Я так понял, что у вас этого спида нет, потому вы и страшитесь заразиться им.

Она безуспешно попыталась свести свои ноги, от чего лишь сильнее ощутила близость его бесстыдной наготы.

— Поймите вы, Торн, я не намерена гадать на куриной косточке. Вам не кажется, что меня легче сломать, чем согнуть? По мне, стократ лучше утратить ваше расположение, чем…

Он вновь прервал ее:

— Меня не так легко запугать. К тому же я спросил, а вы не ответили.

— Нет, СПИДа у меня нет! — заверила она его, внутренне раздражаясь. — И вовсе не благодаря верности мужа, — продолжила она сухо. — Пришлось пройти медицинское тестирование, чтобы убедиться, что я не инфицирована. А вы? Можете ли и вы сказать о себе то же самое?

Серебряный Шип кивнул:

— Я тоже ничем не болен. Ну, как, ваши страхи теперь унялись, маленькое создание?

Она покачала головой:

— Не совсем. Я бы почувствовала себя гораздо «покойнее, если бы вы вообще отказались от дальнейшего нашего сближения. Не стоит ли нам покинуть друг друга и вернуться в исходное положение? Отпустите меня, давайте просто сядем у костра, как и раньше, сидели.

Он будто не слышал последних ее предложений, а просто решил направить разговор в несколько иное русло.

— Понимаете ли вы, что ваше великолепное тело повергло меня в полное смятение? — проговорил он, проводя рукою по ее животу и продвигаясь ниже.

— Что? — спросила она, совершенно теряя бдительность.

Его пальцы пробрались уже под резинку трусиков и достигли завитков ее темных волос.

— Все, — прошептал он, стараясь рассмотреть то, что трогает. — Нежные и прекрасные волосы, просто шелк. Какая милая защита, какой восхитительный покров накинут на тайну вашей женственности.

Он неотрывно смотрел туда, где пальцы его уже нащупали маленький бутон плоти — средоточие ее наслаждения.

Никки от его прикосновения забыла все, готовая уже умолять его о продолжении. Но какая-то ничтожная часть сознания все еще не утратила способности логически мыслить, все еще настаивала на том, что она должна встать. И она к тому же не могла до конца поверить, что этот человек… этот маньяк… Боже, почему она столь роковым образом подчиняется ему, будто он нечто ей повелел, будто она марионетка, ведомая кукловодом. Один взгляд этих прозрачных серебряных глаз — и она практически загипнотизирована. А уж его прикосновения… Боже, каждое его прикосновение, казалось, ослепляло и сжигало ее…

— Позвольте мне вкусить вас, Нейаки, — пробормотал он, — дабы я мог испить сладостный нектар, таящийся в недрах вашей плоти.

Хотя она не сказала ни слова, за нее красноречиво ответило тело. Мышцы расслабились, открыв ему путь к желаемому. Когда он стягивал с нее трусики, она приподняла свои бедра. А когда голова его склонилась в поисках своей награды, она подалась вперед, раскрываясь навстречу его губам.

Мысли ее совершенно растворились в ощущениях, когда его рот коснулся искомого, а язык исследовал путь будущего блаженства. Поэтому, когда он выпустил ее запястья, она не воспользовалась этим для своего освобождения. Напротив, прижала его голову к себе, запустив пальцы в его густые волосы, и всем телом подалась навстречу его движению. И тут, подхваченные диким шквалом страсти, они отдались друг другу, с каждым его прорывом в ее недра, воспламеняясь, все неистовее. И так длилось до тех пор, пока солнце свершения не пронзило их тысячью сияющих стрел.

Никки всегда считала себя существом, достаточно образованном в сексуальном плане. Она была хорошо начитанна и, вплоть до сегодняшнего соития, считала себя человеком, ведущим здоровый, нормальный образ половой жизни. Сегодня же она испытала нечто совсем новое, хотя здесь было и то, что Скотт в свое время пробовал ей предложить, но тогда она полагала это извращением и всецело отвергала. Впрочем, со Скоттом она довольно регулярно достигала высшей, как ей казалось, точки наслаждения, считая, что ей удалось испытать ощущения, доступные не всякой женщине. Но она никогда не достигала таких вершин, на которые сегодня вознес ее Торн!

Если бы кто-нибудь раньше попытался убедить ее, что подобное, возможно, что так и должно быть, она сочла бы такого человека лжецом. Или попросту романтическим идиотом. Кульминация страсти — лишь плод сознания, упоенного любовными романами, а отнюдь не реальностью жизни. Неподвижные колокола сами по себе еще не создают гармонии. Набат до поры молчит, и пока он молчит, его нет. Небесные тела не падают с небес, а земные тела на небеса не возносятся. Все это просто болтовня фантазеров.

Ох, но теперь Никки познала высшее, и если бы она захотела описать испытанное, то вряд ли нашла бы слова, способные выразить все то, что только сейчас довелось ей пережить. Были мгновения, когда она чувствовала свою близость к смерти, ибо сердце ее не просто замирало, а надолго останавливалось в груди. Наслаждение было столь мощным, что принимало формы страдания. А свершение настолько приблизило ее к ощущению гибели и чувство полета было столь достоверным, что она явственно пережила роковые мгновения расставания души с телом.

Пережив самый восхитительный, ошеломляющий опыт в своей жизни, Никки лежала неподвижно и почти бездыханно, откинувшись назад в медленно остывающем жаре, смакуя ослабевающие отзвуки насыщенных любовью переживаний. В этот момент, казалось ей, в мире нет ничего способного нарушить ее блаженное состояние. Ничего, что смогло бы проникнуть к ней из внешнего мира, пробив легкий туман, окутавший ее с головы до ног.

Но нечто все же достигло ее, пробив эту оболочку покоя, и это был голос Серебряного Шипа, не без удивления произнесшего:

— Во все дни своей жизни я никогда, ни с одной женщиной не доходил до такого самозабвения, в какое попал сейчас с вами, Нейаки. До сегодняшнего дня я всегда был хозяином своего тела, и все мои действия были вполне осознанными. Впервые я почувствовал себя в плену у женского естества, и единственное, в чем у меня нет сомнений, что со мною это на самом деле случилось, и что этому суждено было быть. Хотя мы пришли друг к другу из разных миров, из разных времен и у меня нет ни малейшего представления, продолжится ли наша связь или оборвется, в одном я уверен: мы вдвоем, вы и я, Нейаки, зачали сейчас сына.

Никки отреагировала не сразу, но все же медленно повернулась, пытаясь увидеть лицо Серебряного Шипа. Почувствовав ее движение, он тоже пошевелился и приподнял голову.

— Все никак не пойму, вы действительно больной человек или просто тупица. Таких вещей никто не может знать заранее, и любая другая на моем месте убила бы вас уж за одно то, что вы сообщаете такие абсурдные новости да еще ожидаете, что вам поверят.

— Но это правда, маленькая моя гусыня, — вполне серьезно проговорил он и коснулся пальцами ее переносицы, будто проверяя на ощупь, насколько надежны столь хрупкие косточки. — Мое потомство нашло себе приют в вашем теле, так говорят люди моего племени.

— Искренне надеюсь, что нет! Меньше всего мне хотелось бы вынашивать дитя помешанного! Бог знает, что это бедное создание претерпело бы, явись оно на белый свет!

Серебряный Шип вздохнул:

— Выбор не за вами. Да и не за мной. Это предопределение Духов, записанное на звездах прежде, чем вы или я родились.

— Ну, так сотрите эту надпись! — нелепо выкрикнула она, чуть не плача.

— Я не могу. Что сделано, то сделано.

— Вещает как пророк какой-то! Что же получается? После дискуссии о СПИДе и прочих болезнях вы даже не воспользовались презервативом?

— А что такое презерватив?

Никки в отчаянии откинула голову и разразилась запоздалыми объяснениями:

— Резиновая такая штучка, сукин вы сын! Черт вас побери совсем! Для профилактики! Используется как защита от заразных болезней и в качестве противозачаточного средства.

— Вроде футляра? — невинно спросил Серебряный Шип.

— Вот черт! Дошло, наконец, каменный ваш лоб! — съязвила она. — Будете утверждать, что знать не знаете, о чем речь?

— Не стоит быть такой презрительной, женщина. Среди людей моего племени о подобных вещах обычно заботятся женщины.

Никки бросила на него быстрый взгляд.

— А вам, Ромео, не стоит с больной головы валить на здоровую. Я уже три года в разводе, так что не удивительно, что потеряла голову. К тому же у меня не было никаких причин, отправляясь сюда, брать с собой пилюли или другие предохранительные средства. Могла ли я предвидеть, что придется пережить столь эксцентричное приключение?

Он глубокомысленно кивнул:

— Это удачно, что вы до сих пор не взяли себе другого мужа, иначе я не смог бы взять вас себе в жены.

Никки хлопнула себя по лбу, совершенно потеряв представление о реальности.

— Наверное, это именно то, что испытывала Алиса[12], свалившись в кроличью нору, — пробормотала она.

— Вам плохо? — озабоченно спросил Серебряный Шип.

— И сама не пойму. Что-то я никак не соображу — смеяться мне, плакать или бить тарелки.

— Наверное, вам лучше прилечь.

Никки сомнамбулично кивнула и не стала сопротивляться, когда Серебряный Шип подвел ее к плетеной кровати и уложил на нее.

— Да, мне нужно вздремнуть. Хорошенько вздремнуть минуточек этак шестьсот, как говаривал Рип Ван Винкль[13]. А когда проснусь, то пойму, что все это было сном, а сама я лежу в собственной постели, в моем собственном доме, в мои собственные времена… а вас не существует вовсе. — Она зевнула и сонно улыбнулась ему. — Ну, разве это не восхитительно?..

Никки, как и всегда, просыпалась медленно и неохотно. Не желая покидать теплое гнездышко, она подтянула коленки и поглубже зарылась носом в одеяло. Втянув воздух, она фыркнула, потом еще раз и нахмурилась. Интересно, с каких это пор ее нежное одеяло воняет мокрой лошадью? Неужто это Их Светлость, несносная ангорская кошка, пролаза и задавака, погребла в постели дохлую мышь?

Никки приоткрыла один глаз, уверенная, что тотчас увидит чертову кошку, самодовольно ожидавшую пробуждения и похвалы хозяйки. Но вместо этого взгляд ее уперся в Сильвера Торна, сидящего скрестив ноги возле угасающего костра и пристально вглядывающегося в слабые языки пламени.

— О Боже! — молитвенно простонала Никки. — Что такого я сделала, чтобы так наказывать меня? Неужто обычных кошмаров, терзающих меня по ночам, не достаточно? Теперь они еще и повторяться начнут!

Серебряный Шип не прервал созерцания огня, не посмотрел в ее сторону.

— Скажите, не могли бы вы подбросить дровишек в костер? Да и вообще, не пора ли подумать о парочке добрых и сочных бифштексов? Я пропустила ленч и теперь помираю с голоду.

Серебряный Шип не ответил ей ни словом, ни жестом.

— Что это с вами? — раздраженно вспыхнула Никки. — Молчание как расплата? Типично мужское поведение! Сначала добьются своего, а потом игнорируют вас.

Серебряный Шип и бровью не повел. Он сидел неподвижно и безмолвно, как замороженная мумия, и вдруг ее пронзила страшная догадка, которая одна могла объяснить столь невероятную и странную неподвижность.

Она поднялась, завернулась в одеяло и осторожно приблизилась к нему.

— Эй! Торн! Вы случаем не умерли, а? — Никки наклонилась поближе и заметила, что его глаза широко открыты, но ни на чем не сфокусированы. Правда, они не закатились, как, она слышала, бывает у покойников. — Хэй! Торн! Проснись и насладись кофейным ароматом! — произнесла она рекламную фразу, качая пальцами прямо у него перед носом. Но он, все такой же недвижимый, как древний каменный идол, сидел и смотрел в некое нездешнее пространство, не видя ничего иного. — Эй, старик… — пробормотала она чувствуя как руки ее покрываются гусиной кожей. — Ну что ты скажешь, вылитое привидение!

Никки присела рядом с ним на корточки, пытаясь заставить себя сделать то, что, как она понимала, сделать необходимо.

— Помогай мне Бог! Но если он просто затеялся попугать меня, то я заставлю его пожалеть об этом.

Она боязливо прикоснулась к его руке. К огромному ее облегчению, рука оказалась теплой.

— Пока все хорошо, — сказала она себе, переведя дыхание, прикоснулась к его груди и ощутила сильное, ритмичное биение сердца. — О'кей, вы живы. Итак, что же это нашло на вас? Не прокрался ли сюда какой-нибудь злой гений, чтобы напустить на вас порчу?

Когда эти слова отзвучали, ее озарила догадка.

— Да он в трансе! Будь я проклята! Он же говорил о каких-то фантастических видениях или о чем-то в этом роде… Прекрасно, сам себя загипнотизировал, и… и я могу теперь бежать отсюда!

Поняв, что это ее единственный шанс спастись, Никки не стала зря тратить время. Она схватила одежду, засунула ее в рюкзак и бросилась к выходу из пещеры. Достигнув завала, она полезла наверх, к видневшемуся просвету, но, проделав почти треть пути, поскользнулась, и камни посыпались у нее из-под ног, а следом за ними и сама она съехала вниз. Отдышавшись и оценив ситуацию, она атаковала завал еще раз, теперь более осторожно, но толку было мало, ибо, продвинувшись на шаг, она тут же съезжала вниз на два. Все, чего она достигла, это поупражнялась немного в скалолазании, оцарапала ладонь и сломала два ногтя. Нет, эти камни не выпустят ее отсюда.

— Провались оно все! Здесь ни за что не выбраться, — бормотала она себе под нос. — Только измучаюсь и больше ничего! Должен быть другой выход.

Да вот он! Ее взгляд обратился к задней стороне пещеры, где раньше она заметила нечто напоминающее начало туннеля. Но оканчивался ли этот путь выходом на белый свет? А если да, то не позаботился ли Торн засыпать и его?

Она с трепетом вглядывалась в темную дыру, даже и думать, страшась, как войдет туда одна. А что если она заблудится и навсегда сгинет там, в мрачной каменной могиле?

— Трусиха! — подбадривала она себя. — Что плохого там с тобой случится? Ты же лазила по Другим пещерам, и ничего. У тебя же в рюкзаке есть фонарик со свежими батарейками. Да и пора, в конце концов, найти что-нибудь вроде туалетной комнаты. Только войти туда, сделать несколько шагов и присмотреть местечко.

«И следи за трещинами и резкими перепадами уровня пола», — посоветовал ей рассудительный внутренний голос.

— В других пещерах не было трещин и опасных ям, — возразила она. — Там даже лампочки горели, и работала вентиляционная система.

«Ну, так вперед! — сказал ей внутренний голос. — И позови меня, когда найдешь выключатель!»

— Хорошенькое дело! Затеяла спор сама с собой… А еще называла помешанным этого Сильвера Торна!

Никки вынула фонарик и проверила, как он работает. Собрав всю свою храбрость, она направилась к туннелю и осторожно вошла в него. Внутри было мрачно, но сухо, и пол казался довольно широким и ровным. Хорошо бы еще, чтобы здесь, не оказалось насекомых и всяких зубастых тварей, с когтями и ядовитыми жалами.

— Какого черта ты запугиваешь себя до полусмерти, Никки? — с ухмылкой обратилась она к себе. — Перестань воображать все эти ужасы и порожденья ночных кошмаров!

Дата добавления: 2015-11-14