Мягкая мебель

О такой двойственности свидетельствуют предметы, луч­ше всего выражающие собой отношения «среды», — мягкая мебель, которая, как мы видели, в системе современной об­становки постоянно чередуется с корпусными блоками. Эти два члена в своей противопоставленности конкретизируют главную оппозицию расстановки и «среды» (хотя и не явля­ются ее единственным проявлением).

Усаживать людей — это явно не главная функция тех бесчисленных кресел и стульев, которые заполняют собой журналы по меблировке и декорации. Мы садимся, чтобы отдохнуть, садимся за стол, чтобы поесть. Но стулья уже больше не тяготеют к столу. Современная мягкая мебель обретает свой самостоятельный смысл, а уже ему подчи­няются низкие столики; и смысл этот связан не с положе­нием тела, а со взаимным размещением собеседников. Рас­становка кресел и стульев и сложная пересадка — напри­мер, гостей во время приема — сама по себе уже образует целый дискурс. Все современные сиденья, от пуфа до ка­напе, от банкетки до глубокого кресла, делают акцент на общительности, на участии в беседе; в сидячей позе как

¹ Такому типу отношений подчиняется даже сексуальность в ее совре­менном понимании: в отличие от жарко-инстинктивной чувственности, она бывает теплой или холодной. В результате она оказывается уже не стра­стью, а просто-напросто элементом жизненной «среды». И по той же при­чине она уже не теряется в излияниях, но становится дискурсом.

² В системе вещей, как и во всякой переживаемой системе, главные структурные оппозиции на самом деле всегда другие: что на уровне сис­темы является структурной оппозицией, реально может лишь рациона­лизировать, делать связным некоторый конфликт.

бы подчеркивается не конфронтация, а широкая откры­тость современного социального индивида. Нет больше кроватей, на которых лежат, нет больше стульев, на кото­рых сидят¹, есть лишь «функциональные» сиденья, вольно синтезирующие всевозможные позы (а тем самым и все­возможные отношения между людьми). В них исключает­ся всякий морализм: вы больше не сидите лицом ни к кому. Сидя на таком сиденье, невозможно сердиться, спорить, убеждать кого-либо. Ими предопределяется гибко-нетре­бовательная общительность, с широкой, но лишь игровой открытостью. Сидя в таком кресле, вам уже не приходится выдерживать чужой взгляд или самому всматриваться в другого человека: они устроены так, что взгляд может, не стесняясь, свободно блуждать по лицам, так как из-за их глубины и угла наклона он «естественно» оказывается где-то на среднем уровне, на некоей неопределенной высоте, где произносятся также и слова. По-видимому, фундамен­тальная забота, которой отвечают такие кресла, состоит в том, чтобы никогда не оставаться одному, но и не оказы­ваться ни с кем лицом к лицу. В них расслабляется тело, но еще более того отдыхает взгляд — самое опасное, что есть в теле. В современном обществе, где люди в значительной мере избавлены от тесного соприкосновения друг с дру­гом в своих первичных функциях, подчеркивается зато та­кое соприкосновение в функциях вторичных, соприкос­новение взглядов и все, что в них есть трагического. И подобно тому как первичные требования жизни скрады­ваются, из нашего общения всячески исключается любая резкость, противоречивость, то есть в сущности неприс­тойность, которая может содержаться в прямом взгляде, где агрессивно проступает желание. Итак, в двучлене кор­пусная/мягкая мебель нам явлена система во всей своей полноте: через посредство корпусных блоков современный человек осуществляет свой организационный дискурс, из

¹ Стулья с прямой спинкой сохраняются лишь у обеденного стола, кон­нотируя при этом «деревенскость»; но это уже рефлективный культурный процесс.

глубины своих кресел он изрекает дискурс реляционный¹. Таким образом, «человек перестановки» всякий раз дубли­руется «человеком отношений и среды» — а все вместе это создает «функционального» человека.

Дата добавления: 2015-11-14