|
Читайте также: |
Новый список поводов для беспокойства:
1. Работа.
2. Деньги.
3. Как мы выплатим арендную плату.
4. Социальная служба, которая все еще «оценивает, хорошо ли мой папа справляется со своими отцовскими обязанностями».
5. Деньги.
6. Деньги.
7. Папина спина. Кто возьмет его на работу с больной спиной?
8. Деньги.
Около 12:00
Я позвонила Кики, стоя на углу. Было холодно, и только что пошел снег. Можно было бы им полюбоваться, если бы только я так сильно не боялась.
Я. Мне очень плохо.
Кики. Успокойся.
Я. Не могу. Мне нужна сигаретка.
Кики. Ты же не куришь!
Я. Сейчас и начну.
Кики. Врушка.
Я. Хорошо. Просто скажи, что все будет нормально.
Кики. Все будет нормально. Обещаю. Позвони мне, как только все закончится.
Я. Я тебе позвоню между делом. Из туалета.
Кики. Успокойся, дорогая.
Я. Я спокойна.
Кики. Нет, у тебя гипервентиляция. Дыши так: вдох — выдох — вдох — выход.
Я (дышу). Позвоню тебе, как только смогу.
Я убрала мобильник в карман. Потом снова достала и набрала номер Брэда. Он ответил тут же.
Брэд. Хэйли?
Я. Да.
Брэд. Как я рад, что ты позвонила. Как дела у твоего папы?
Я. Отлично. Просто отлично. Он отмазался.
Брэд. А ты где?
Я. Я… на углу. Не знаю какой улицы. Представляешь…
Брэд. Что?
Я. Снег идет.
Брэд. Все будет хорошо, ты же знаешь.
Я. Да.
Брэд. Увидимся. Все хорошо. И не нервничай.
Я звонила ему на мобильный, потому раздался негромкий звук, который издают мобильники, когда закрываешь их, не нажимая кнопку «отбой». Я послушала еще на всякий случай, вдруг услышу, как он говорит с кем-то еще, но связь прервалась.
Я оставила отпечатки своих ботинок на снежном покрове, тонким слоем устилавшем тротуар. Жаль, что снега так мало, а то можно было бы сделать что-то замечательное. Например, слепить снеговика, снежного ангела или просто снежок.
Хоть что-нибудь.
Но я уже опаздывала. Немного. С этого места виден был ресторан. Симпатичный маленький ресторанчик. Окна запотели, видно, внутри что-то готовили. Наверное суп, подумала я. Или просто кофе. Ресторан выглядел по-домашнему и казался безопасным местом.
Сердце пыталось выскочить из груди. Я сняла перчатки, подняла руки и подставила ладони падающему снегу. Он шел все сильнее и быстрее. На секунду я задумалась обо всем снеге, который видела в своей жизни. Обо всех тех снеговиках, которых слепила вместе с папой. О снежных крепостях. Он всегда застегивал на мне комбинезончик, и мы шли убирать снег с дорожки у дома.
А моя мама все это пропустила. На минуту я по-настоящему испугалась, но потом это ощущение прошло. Я положила пальцы левой руки на запястье правой и нащупала пульс. Посчитала его. Это привычка. Так я понимаю, что я в норме. Пульс был семьдесят пять ударов в минуту. Тук-тук. «Ладно, — сказала я себе. — Неважно, что случится, но эта улица останется здесь. И снег тоже. А сердце будет по-прежнему биться. И все будет хорошо».
Я посмотрела на часы.
12:11. Я опоздала на одиннадцать минут. Я выпрямилась и побежала по улице. Решила, что если побегу быстро, то не смогу остановиться. Или свернуть и побежать в другую
сторону.
Я практически ворвалась в ресторан и пулей метнулась мимо столиков в туалет. Ни на кого не глядя. Я не могла дышать. Казалось, я вот-вот грохнусь в обморок. Никогда в жизни так не нервничала. Я побрызгала себе в лицо водой, окончательно смазав косметику. Не понимаю, как женщины в кино умудряются это делать, не портя макияж, и потом выглядят свежо с капельками воды на коже.
Кроме испорченного макияжа, все остальное было в норме. Вчера вечером Джул покрасила мне волосы в темно-каштановый цвет, когда я зашла к ней одолжить какую- нибудь одежду. Разумеется, немного краски оказалось и на моем лице, и, кажется, ее теперь не смыть, но зато волосы блестят и имеют здоровый вид.
— У тебя чудесные волосы, — сказала Джул. — Правда. Они выглядят необычно. Она валялась на кровати посреди горы одежды, которую я мерила и отбраковывала.
— Ты похожа на Эшли Джадд в том фильме, где она снималась с симпатичным австралийцем.
— Да? — с сомнением в голосе спросила я. — Не думаю. Мне кажется, у нее в том фильме совсем короткая стрижка.
— Хорошо, — не сдавалась Джул. — Тогда это вариация прически Рене Руссо, в темном цвете, как в том фильме, где еще был Джеймс Бонд, но фильм был не про него. Там она еще все время ходила в красивых платьях.
— Хм. Хотелось бы верить в это. У Рене Руссо в том фильме были действительно красивые волосы. — Мне нечего надеть.
— Да ей плевать будет на твой прикид, — заметила Джул. — Наверное, она сейчас нервничает еще больше твоего. В конце концов, это ведь она ушла от вас.
— Ты права.
Джул соскочила с кровати, свалив кучу свитеров на пол.
— Ты же не на свидание идешь, — сказала она, внимательно разглядывая мой свитер. — Этот свитер для свиданий, а не для встреч с мамами.
Почему-то из-за этих слов я расплакалась.
— Не реви, — велела Джул и обняла меня. Отчего я заплакала пуще прежнего. Джул никогда меня не обнимала. По крайней мере, уже давно. С тех пор, как мы были маленькими.
— Но что же мне надеть? — завыла я. — Мне нечего наде-е-е-еть!
— Не знаю, — Джул пожала плечами. — Может, этот? — Она просунула руку в глубь кучи и вытащила черный свитерок с высоким горлом. — Ну, вообще-то, тебе не нужен такой воротник, — добавила она, с пристрастием разглядывая мою шею. — В последнее время не виделась с Брэдом, да?
— Ха-ха. — Я смущенно дотронулась до шеи. Без засосов шея казалась голой. — Может, мы позвоним Кики? Она-то точно знает, что мне надеть.
— Хорошо, — сказала Джул и потянулась за телефоном. Когда Кики взяла трубку, Джул заверещала: — Срочное собрание у меня!
И Кики тоже прибежала. В прямом смысле слова прибежала. Но ни капельки не вспотела. Как обычно.
Иногда я ненавижу Кики. Ну почему она не потеет? Я потею уже от того, что надеваю и снимаю столько тряпок.
Тем не менее, Кики оказалась молодцом. Она отправилась прямиком к шкафу и
обнаружила:
1. Черные брючки (вся кошачья шерсть была счищена с них позже);
2. Темно-синий топик, в котором я кажусь: а) голубоглазой и б) хорошенькой;
3. Черные ботинки на низком каблуке;
4. Кожаную куртку.
Именно это и было на мне, когда я прислонилась к стенке в туалете и снова измерила пульс. Девяносто два удара в минуту. Я стала дышать медленно и постаралась успокоиться. В голове я составила список, какой может оказаться моя мама:
1. Старой.
2. Толстой.
3. Уродливой.
4. Молодой.
5. Миниатюрной.
6. Красивой.
7. Странной.
8. Психованной.
9. Эксцентричной.
10. Страшной.
11. Счастливой.
12. Печальной.
13. Придурковатой.
14. Занудной.
15. Кем-то, кого я знаю.
16. Кем-то, кого я видела.
17. Хиппи (это хорошо?).
18. Бомжихой.
19. Шлюхой.
20. Очень неприятной дамой.
21. Похожей на меня. Еще мама может быть:
22. Совершенно не похожей на меня.
23. И ее вообще может не оказаться.
Я сделала глубокий вдох, открыла дверь и вышла в зал.
Несмотря на обилие пара на стеклах, в ресторане почти никого не было. Молодая семья с ребенком за одним столом. Монашка. Пожилой мужчина. И две молодые женщины. Может, она одна из них? Я изучила их. Но женщины казались практически моими ровесницами, не намного старше. И они были очень хорошенькими. Не могу представить, чтобы кто-то из них стал встречаться с моим папашей. Или выходить за него замуж.
И тут кто-то дотронулся до моего плеча. О гос-по-ди.
О боже мой.
Моя мама — монашка.
Вы меня понимаете? Всегда остается какой-то сценарий развития событий, который вам и в голову прийти не может. Такого в моем списке не было.
Я тут же узнала ее. Ну, не сразу, потому что, как она мне потом сказала, люди сначала смотрят на рясу, а уж потом на лицо. Но как только я увидела ее лицо, я поняла, что это она.
Мне бы хотелось рассказать, как мы бросились друг к другу в объятия, но этого не произошло.
А произошло вот что:
Она. Ты — Хэйли?
Я. Да…
Она. Я — твоя мать.
Я. Мать-настоятельница?
Она. Нет, твоя настоящая мать. Я. А это просто такой костюм? Она. Нет, я — монашка.
Я. Ой.
Она. Можно я присяду?
Я. Можно.
Она. Должно быть, ты сбита с толку?
Я. Хм, вообще-то да.
Молчание. Мы разглядывали друг друга. Она была довольно обычной, эта моя вновь обретенная мама-монашка.
Я. Полагаю, вы верите в бога?
Она. Конечно.
Я. Знаете, мой папа не очень верующий.
Она. Знаю.
Я. Так что меня не воспитывали…
Она. Понимаю. Но я и не рассчитывала, что ты станешь верующей.
Снова молчание. Мы изучали меню. Все названия блюд были для меня похожи как две капли воды. Я не могла сосредоточиться. Внезапно мне нестерпимо захотелось засмеяться. Смех застрял где-то в горле и вырвался оттуда в виде громкого кашля.
Она. Ты в порядке?
Я (задыхаясь). Да.
Она. Тебе хотелось бы со мной о чем-то поговорить?
Я. ………………………………………
Ну, понимаете, мне много о чем хотелось бы сейчас поговорить, но казалось неправильным заводить подобные разговоры с монашкой.
Вещи, о которых я никогда не смогу по душам поговорить со своей мамой:
1. Парни.
2. Секс.
3. Все остальное.
Только представьте, кто она! Что я могу сказать монашке? Появилось ощущение, что мне стоит исповедаться. Или что-то в этом духе.
Я. А интересно быть монахиней?
Она. Это умиротворяет.
Я. Понятно.
Она. Это призвание.
Я. Звание?
Она. Нет, призвание, призвание свыше.
Я. А — а — а.
Она. Ты о чем-то хочешь спросить меня?
Я. Да. Нет. Не знаю. Мне нужно подумать минутку.
Я выпила стакан воды. Потом мы сделали заказ.
И стали есть. Я выбрала для себя сэндвич с яичным салатом и картофельное пюре, а она
— тарелку супа и сухари. Я не шучу: она ела «монашескую еду».
Мы так и не поговорили. Я смотрела, как она ест. Маленькая женщина с темными волосами и густыми бровями. С такими бровями нужно что-то делать. Губы у нее слегка подрагивали, пока она ела. Как будто она по-настоящему испугалась или ей было очень грустно.
Или и то и другое.
А может, у нее какая-то болезнь, например синдром Паркинсона. Я смогу посмотреть по возвращении домой в Интернете. И тут я поняла, что в последнее время не лазала по медицинским сайтам. С октября. Странно.
А зубы у нее были великолепные — белые и прямые.
Мне они очень понравились. Интересно, она их отбеливает? Ой, ну она же монашка.
Разумеется, она не отбеливает зубы.
Официант унес тарелки, и мы посидели еще несколько минут. Мне хотелось спросить ее, почему она бросила нас, почему стала монашкой. Правда. Но я не могла. Каждый раз, когда я открывала рот, чтобы задать этот вопрос, горло сжималось, и я не могла вымолвить ни слова.
— Мне пора возвращаться, — сказала мама. На минуту возникло странное чувство, что сейчас ее засосет в какой-то другой мир, откуда она пришла. И все это окажется понарошку. Как в кино.
— Возвращаться, — повторила я.
— Возвращаться в монастырь, может, мы могли бы…
— Давайте встретимся еще раз, — сказала я. Должно быть, я плакала, потому что она протянула руку и вытерла слезинку. Это было дико. Мамин жест, но в исполнении незнакомки. — Я хотела спросить…
— Я знаю, о чем ты хотела спросить, — ответила она. — Может, я и монашка, но я же человек. И понимаю, что ты хочешь знать. Но не могу ответить.
— Не можете ответить?
— Нет. Мне самой хотелось бы знать ответ. Просто так случилось.
— Просто так случилось, — эхом повторила я.
— Знаю, этого недостаточно. Прости, мне хотелось бы, чтобы ты меня поняла, но я сама себя не понимаю. Думаю, это просто воля божья.
— Я не верю в бога, — сказала я так тихо, чуть слышно.
— Да. Я так и знала.
Мне хотелось сообщить маме, что мне обещал гороскоп на сегодня. Он обещал, что
сегодня судьба припасла для меня замечательный сюрприз. И все встанет на свои места. Я получу ответы на все свои вопросы.
Но гороскоп ошибся. Ничто на свои места не встало. Просто эти предсказания разбередили мои раны. А все мои вопросы остались при мне.
Я прошла мимо нее на улицу, где шел снег, и по пути похлопала маму по руке. Она ведь не из тех, к кому можно лезть с нежностями. Интересно, она хоть раз обнимала меня? В ответ мама подняла руку. Вид у нее был печальный. Словно она понимала, что не достаточно дала мне.
И я ушла. Никому звонить я не стала. На улице темнело, хотя на часах не было еще и трех. Я прошла несколько кварталов мимо магазинов, торгующих всякой рождественской ерундой. Руки я засунула поглубже в карманы, чтобы не мерзли. Чтобы никто не заметил, как сильно меня трясет. В конце концов, я вспомнила, что мне еще нужно купить платье. А потом пойти домой и привести себя в порядок перед балом.
Я зашла в первый попавшийся магазин, в витрине которого висели платья. Очень симпатичные. Но это было нереально. Я не могла себя представить в подобном платье. И просто купила первое, которое подошло. Я даже толком не видела, как оно выглядит. Словно между мной и зеркалом стояла стена тумана. Продавщица без конца спрашивала, все ли со мной в порядке, а я повторяла «да», имея в виду «нет».
Знаю, это глупо, но у меня была дурацкая фантазия, что мы пойдем за платьем вместе с мамой. В моих мечтах это было грандиозным мероприятием. И вот, нате вам, я одна, мокрые волосы прилипли к голове, руки трясутся. Я пытаюсь извлечь деньги из кошелька, а продавщицы с подозрением поглядывают на меня, словно я могу сбежать из магазина вместе со всеми их кружевными платьями, расшитыми бисером.
Купленное мной платье было черным. Это все, что я заметила. Наверное, оно было мрачновато, но мне плевать. У нас был «черно-белый» бал. И другие девчонки, наверное, купили себе белые платья, думая, что будут не такие, как все. Но я не хочу быть «не такой». Хочется хоть раз быть похожей на всех.
Я взяла пакет с покупкой и, вместо того чтобы сесть на первый же автобус, решила прогуляться. Не понимаю, о чем я только думала. Я шла, пока не добралась до школы, а она была довольно далеко. На это я потратила час. Я села на футбольном поле и сидела так долго, сколько смогла выдержать (то есть не очень долго). Все же было холодновато.
Если бы я просидела там подольше, то наверняка заработала бы пневмонию. Одного опасного для жизни заболевания в год вполне достаточно. В школе горел свет, и я подошла к окну, размышляя, не зайти ли мне внутрь и не воспользоваться ли туалетом перед тем, как я отправлюсь домой. И тут я поняла, что свет горит из-за того, что дурачки из школьного совета бегают по школе и украшают ее перед балом.
— Что за черт, — сказала я и вошла.
Только никому не говорите. Просто у меня было ощущение, что я должна внести свою лепту. Вот и все.
Ничего особенного.
По дороге домой я позвонила Кики, но ее мама сообщила, что Кики в душе, и спросила что передать.
— Ничего, спасибо. Я увижусь с ней сегодня вечером.
Я была слегка разочарована. Теперь мне хочется поговорить о маме, но не с кем. Я набрала номер Джул, но мама Джул сказала, что она уже ушла. Я взглянула на часы. 19:02. Я
опоздаю, если не потороплюсь. Брэд заедет за мной ровно в восемь.
Что я чувствую после встречи с мамой:
1. То же, что и раньше.
2. Что-то другое.
3. Мне грустно.
4. Я рада.
5. Облегчение.
6. Опустошенность.
Дата добавления: 2015-11-16; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Ранний вечер (насколько я догадываюсь) 3 страница | | | Очень, очень поздно |