Как твоя мать мстит тебе? 1 страница

А на какую помощь ты рассчитываешь? Ты никогда не зависела ни от кого, кроме самой себя.

— Но в этом нет моей вины.

«Эйлинора, — как-то сказала ей мать, — придет день и ты перестанешь обвинять других во всех своих неудачах».

Слезы опять выступили на глазах, едва она вспомнила, как в тот день, когда мать произнесла эти слова, она пришла сообщить ей о начале бракоразводного процесса с Дином Гарднером.

Закрыв глаза, Нора вспомнила прощальные слова Дина: «Единственное, что было хорошего в нашем браке, это Энни!»

Нора отомстила ему за это, отсудив себе все имущество. И решила, что вырастит дочь не похожей на своего мечтательного отца. Ради этого она готова была пойти на любые жертвы.

Ты лжешь.

Она отказалась от того, о чем мечтала сама.

Ты мстишь ей за это.

Как твоя мать мстит тебе?

Нора вспомнила, как однажды Лиота появилась в дверях ее спальни. Нора вспомнила, что сердилась на мать за что-то. Она прекратила шить на швейной машинке, вышла из-за стола и захлопнула дверь перед самым носом матери. Она успела заметить, каким было выражение ее лица. Опечаленным и застывшим от боли. Смущенным.

И для чего она вспоминает об этом сейчас, когда ей и без того тяжело?

Для того, чтобы ты смогла узнать...

Узнать что? Что за все годы между нею и матерью не было ничего хорошего? Норе не хотелось слушать голос, нашептывающий ей, что она сама во всем виновата. И не только перед матерью, но и перед другими людьми. Это был голос, который она стала слышать отчетливее собственного. Ей хотелось укрыться, спрятаться от него, как хочется найти убежище во время сильного дождя в страхе, что начнется гроза.

— Будь у меня такая дочь, как у вас, я бы от нее отказался. — Корбан едва сдерживал свое негодование, видя следы слез на лице Лиоты. В такие минуты он терял контроль над своими чувствами и у него начиналась нервная дрожь. Окажись сейчас Нора Гейнз здесь, в этой комнате, он наговорил бы ей гадостей. У него на языке уже вертелось слово, которое он хотел бы бросить ей в лицо.

— Не судите ее, — с трудом проговорила Лиота.

— Что дает ей право так поступать? — Корбан не понимал, как можно защищать Нору Гейнз.

— Ей кажется, что я была плохой матерью. — Лиота вся сникла. — И в каком-то смысле она права.

Корбан сел на диван. Откинувшись на спинку, подумал о Рут, с том, с какой легкостью она сказала, что готова избавиться от ребенка. Что за матерью она станет, если не ощущает ребенка частью самой себя? А ведь это его ребенок. Он мог поклясться, что Лиота Рейнхардт никогда бы так не поступила.

— Что такого ужасного вы совершили?

— Я работала. — Она закрыла глаза и положила голову на спинку кресла. — А когда приходила домой... — Она не договорила.

Корбан хотел сказать слова утешения, но никак не мог найти нужные.

— Может быть, сегодня вы сходите в магазин без меня? — тихо проговорила она. — Я что-то неважно себя чувствую.

— Нет проблем.

Она готова была расплакаться. Весь ее вид говорил, что она хочет остаться одна, без свидетелей ее стыда и горя.

— Список продуктов лежит на кухне.

Она дотянулась до висевшей на спинке кресла сумки и нащупала в ней кошелек с металлическим замком. Когда Корбан вернулся из кухни, Лиота протянула ему две двадцатидолларовые купюры.

— Столько будет достаточно?

— Вполне.

Он положил деньги в карман джинсов.

Из другого отделения сумки Лиота достала ключи.

— Я сделала два дубликата ключей. Один для Энни, другой для вас. Корбан никак не ожидал, что его сильно тронет этот жест абсолютного доверия и расположения. Он кивнул в знак согласия и зажал ключи в кулаке.

— Прицепите их на связку своих ключей, пока не потеряли. — Она закрыла сумку, устроила ее на коленях и спокойно положила руки поверх нее.

Достав свои ключи, он сделал так, как она сказала.

— С вами все будет в порядке, Лиота?

— Будьте спокойны. — Она поглаживала свою правую руку, как будто стараясь унять боль. — Просто немного устала.

— Я скоро вернусь.

— Не торопитесь и по дороге в магазин думайте хорошее о моей дочери.

— Это нелегко.

— Легко, если вы вспомните, что она мать Энни, в которой есть нечто особенное.

— Ваша взяла, — усмехнулся он.

Первый раз за то время, как Корбан в качестве добровольного помощника пришел в дом Лиоты, он самостоятельно выполнял ее поручение, и поэтому повторял все, что делала она в магазине, когда выбирала покупки. Сначала прошелся по всем отделам, по запаху выбрал помидоры, попробовал на вкус медовую дыню, затем купил по списку все остальные продукты. Расплачиваясь в кассе, он вдруг захотел купить для Лиоты приятную вещицу. Он даже знал какую. Вернулся и, взяв ее в нужном отделе, заплатил за этот подарок из своего кошелька.

Когда он вошел в дом, в комнате никого не было.

— Лиота? Где вы? Вы в порядке?

Она появилась из дверей ванной комнаты. Ее влажные волосы спадали на лоб.

— Со мной все в порядке. Просто вымыла лицо.

Глаза у нее были припухшими и покрасневшими, как будто она плакала.

— Пойду разберу покупки.

С полиэтиленовым пакетом под мышкой и большим бумажным пакетом в каждой руке он направился на кухню. Часть продуктов Корбан убрал в шкафчик, а часть в холодильник, затем аккуратно сложил бумажные пакеты и положил их в стопку других таких же, которые Лиота использовала для мусора. Полиэтиленовый пакет он затолкал в пятилитровую белую супницу с голубым рисунком. «Смотри не порви», — посмеивалась над ним Рут, когда он с такой же, как Лиота, тщательностью проделывал все это у себя дома.

Нащупав в кармане чек и мелочь, он приготовил свой подарок и церемонно обратился к Лиоте:

— Мадам, ваша сдача и еще кое-что от меня.

Он почтительно склонился, вручая ей очаровательный цветок в симпатичной фарфоровой чашечке на блюдце. Теплые слова благодарности и удивления, которые она произнесла, вызвали улыбку на его лице.

Она высыпала мелочь на стол, не пересчитав, и взяла его подарок. Чашка в неуверенных руках Лиоты задребезжала, и она тут же поставила ее себе на колени, бережно и с восхищением.

— Боже мой! Африканская фиалка. Корбан, благодарю вас. Это так мило.

— Мне очень приятно, Лиота.

Никогда прежде он не испытывал такой радости от собственной покупки.

— Бернард как-то дарил мне фиалки. Но это было давным-давно.

Лиота посмотрела на него, как маленькая растерянная девочка. Он удивился тому, насколько ему понятны ее чувства. Ему хотелось плакать от избытка чувств, и вместе с тем было неловко из-за того, что он так растрогался. Может, он подумал о Рут и ребенке. Как бы там ни было, он чувствовал боль Лиоты. И ничего не мог с этим поделать.

Он не мог закрыть глаза на эту боль, не мог забыть о ней. Впервые в жизни он отнесся к чужому несчастью, как к своему личному горю. Ему приходилось слышать, что человек, потерявший надежду, может умереть. У Лиоты был такой вид, словно она перестала надеяться, что ее дети будут заботиться о ней. Если бы не Энни, возможно, она бы не пережила этого. Глядя, как старая женщина прикасается к лепесткам фиалки своей дрожащей рукой, он чувствовал ее горе.

Неужели это и называется заботой о ближнем?

Он понимал, что находится во власти ранее неведомого ему чувства, которое делает его уязвимым и беспомощным, и не знал, как избавиться от него. Теперь уже трудно было определить, в какой именно момент с ним произошло это. Он вдруг осознал, что теперь Лиота для него не предмет его научного исследования, а друг. Радостный и прямолинейный, смешной и раздражительный, загадочный и открытый, полный нежности...

— У вас сегодня есть занятия? — спросила Лиота.

— В два часа. — В уголках его губ спряталась грустная улыбка.

Она взглянула на каминные часы:

— Тогда вам лучше выйти прямо сейчас, чтобы не опоздать.

Действительно, он и так сегодня сделал немало открытий. A ecли пропустит занятия, Лиота, конечно, станет упрекать его.

— Энни приедет в пятницу? — с надеждой спросил Корбан, вспомнив, как оживлялась Лиота, когда ее внучка была рядом. Нежная, милая, открытая душа. Эта девушка была для нее светом в окошке.

Рут совсем не такая. Мутные глубокие воды — вот что такое ее душа.

— В пятницу она работает. Приедет в субботу.

— Может, я тоже загляну к вам.

— Почему бы вам не приехать вместе со своей девушкой? Я хотела бы познакомиться с ней. Уверена, что и Энни не станет возражать. — Она слегка кивнула.

— Хорошо, я предложу ей.

— А кстати, как ее зовут?

— Рут, — не сразу ответил он.

Сэм ждал, когда Энни вернется с прогулки, сидя на ступеньках дома, в котором она жила. Увидев, что она приближается, он поднялся на ноги. Они договаривались встретиться в шесть.

— О, Сэм, прости меня! — проговорила Энни и заплакала.

— Ну что ты. Я не сержусь. Просто волновался, все ли с тобой в порядке.

Энни была очень расстроена.

— Почему же Сьюзи не впустила тебя?

— Она впустила и потом ушла на работу. Мне нужно было купить кое-что для моей машины, и, когда я вышел, дверь захлопнулась.

Он протянул Энни завернутый в розовый целлофан увядший букет.

Как долго ему пришлось ждать?

— Который час? — спросила Энни. Она смахнула слезы и достала из кармана своей куртки ключ.

— Половина девятого.

— О, Сэм... — Она отомкнула дверь и распахнула ее. — Зачем же ты ждал столько времени?

— Даю тебе три попытки, чтобы угадать, и два первых неправильных ответа не засчитываю.

Энни посмотрела ему в глаза и опять расплакалась. Ей очень нравился Сэм. Он не скрывал своих чувств, а она не могла столь же искренне сказать ему о том, что у Бога есть Свой замысел относительно ее жизни.

— Я мчался к тебе от самого Сан-Хосе, Энни. Несколько недель подряд работал сверхурочно, чтобы накопить денег и пригласить тебя на шикарный обед из семи, по меньшей мере, блюд. А еще я одолжил у приятеля приличный костюм, чтобы выглядеть как настоящий джентльмен. Купил букет из красных и белых цветов, что символизируют страсть и чистоту. Все для того, чтобы ты поняла, насколько серьезны мои намерения. — Сэм кивнул на увядшие цветы. — Теперь представь, я мчусь сюда, звоню в дверь, мое сердце выскакивает из груди. И что я вижу, свою сестру! — Как будто от волнения, он схватился за сердце. — Ты забыла обо мне. Я не переживу этого, Энни. Честное слово, я что-нибудь с собой сделаю.

— Прости. — Она не нашлась что сказать, поглощенная мыслью о своем разговоре с матерью.

Господи, я не хочу разрыва с мамой, но мне трудно ходить Твоими путями и в то же время угождать ей.

Сэм нежно взял Энни и подбородок и, приподняв ее голову, посмотрел в глаза.

— Когда же ты, наконец, перестанешь во всем винить только себя? От этого люди не станут другими. — Он достал свой носовой платок. — Вот возьми.

— Спасибо.

— Рад помочь в любое время. Обрати внимание на монограмму. Рождественский подарок от моей мамы. Храни его.Каждый раз, вытирая свой носик, ты будешь вспоминать обо мне.

Энни не могла удержаться и рассмеялась.

— Ну вот, так-то лучше. Пойдем. Вот ты засмеялась, и я сразу забыл про долгие часы ожидания.

Она пропустила Сэма вперед.

— Я сейчас, только умоюсь. Ты пока садись и отдыхай.

Энни пошла в ванную и открыла холодную воду. Наклонившись над раковиной, освежила лицо. На ощупь нашла полотенце и приложила его к глазам. В зеркале она увидела свое отражение. После прогулки по пляжу ее волосы были в ужасном беспорядке. Повесив полотенце, Энни попыталась придать им приличный вид. Поняв всю бесполезность этого занятия, состроила смешную рожицу и вернулась в комнату.

Пиджак Сэма лежал на высоком табурете. Спрятав руки в карманы брюк, он смотрел в окно.

— Хочешь, я приготовлю тебе что-нибудь поесть?

— Через сорок пять минут нам доставят обед. Я заказал салат, французскую булку и пармезан. Тебе нравится этот сыр?

— Я люблю пармезан.

— Знаю. Сьюзен мне говорила.

Он отвернулся от окна и посмотрел на нее.

— Так ты расскажешь мне, что произошло?

Энни снова попробовала привести в порядок свои волосы. Затем глубоко вздохнула и села на стул.

— Произошло, — сказала она и обхватила руками свои колени. — Самый замечательный день в моей жизни. И самый трудный.

— Наверное, звонила твоя мама.

Она подняла на него глаза.

По выражению его глаз и напряженной позе Энни поняла, что Сэм сильно взволнован и что причиной его волнения была не она.

— Не знаю, как быть с моей мамой, — тихо проговорила она.

— Я мог бы тебе подсказать...

— О, знаю, знаю. — Энни согнулась, уткнувшись лицом в свои колени. — Все предлагают мне разорвать с ней отношения, выбросить ее из головы и вычеркнуть из жизни. — Она подняла голову и посмотрела на Сэма. — Но ведь она моя мама, Я люблю ее и хочу знать, что сделало ее такой, какая она есть.

— Думаешь,что ты сможешь с ней договориться? — холодно спросил он. —Забудь, Энни. Это под силу только Богу. —Он подошел ближе. — Ничего другого нельзя ожидать от такого эгоистичного, как твоя мать, человека, который все разрушает вокруг себя. Чем больше усилий тыбудешь прилагать, тем невыносимее станут ваши и без тогосложные отношения. — На его лице появилась ироничная улыбка. —Милая, моим родителям пришлось выставить меня из дома, пока яне образумился. Если бы не это, неизвестно, остался бы я в живых или нет.Скорее всего, нет.

Энни понимала, о чем он говорил, потому что в то время дружила с семьей Сьюзи и видела, как плакала его мама, и отец ходил как неприкаянный, ничего не замечая вокруг. Сьюзен каждый день давала ей подробный отчет о том, что у них происходило.

— Твои родные молились за тебя, Сэм. Все время. Я тоже просила за тебя Бога.

Его глаза увлажнились.

— Может, тебе стоит просто молиться за мать и все? — Он сел на тахту и, подавшись вперед, обхватил руками колени. — Ты взяла на себя слишком большую ответственность, Энни. Все будут думать, что от тебя можно требовать всего, всегда и везде. Но даже Иисус не может дать людям всего, что они у Него просят. Ему приходится отказывать тысячам людей в их бесконечных просьбах. Люди считают, что у Бога можно просить все что хочешь. Каждый думает только о своих проблемах. Но в итоге нам приходится выкручиваться самим. Никто не решит наших проблем. С самого рождения мы только и делаем, что боремся с трудностями. И никто, кроме тебя самой, не может решить, как нужно жить.

После таких слов Энни опять заплакала.

— Сэм, я все понимаю. Именно поэтому я и ушла из дома. Останься я еще хоть на один день, то сдалась бы, подчинилась маминой воле и училась бы сейчас в Уэллсли, чтобы стать в будущем каким-нибудь управляющим компании или сенатором, двигать науку или участвовать в политической жизни. Тогда я воплощала бы мамины мечты, а не шла попути, предначертанному мне свыше. — Энни поднялась с кресла, сделав при этом такое движение, как будто разорвала незримые путы. — А ведь большинство людей считают, что я совершила самую серьезную ошибку в жизни.

— Делай то, что считаешь нужным. Раз ты ушла из дома, значит, тебе есть что менять. Вернувшись сейчас туда, ты поняла бы, что там все по-прежнему. Не можешь ты изменить людей, Энни.

— Умом я все понимаю, но каждый разговор с мамой отзывается в сердце острой болью. Я прекрасно понимаю, что сейчас нахожусь там, где мне надо находиться, но это не делает меня счастливой. Не знаю, к чему я приду, иногда мне хочется убежать куда-то. И я знаю, что все равно приду к Богу. Обо всем этом я хотела сегодня сказать маме, но я была так взволнована, что она опять не поняла меня.

— Может, не очень хотела понять?

— Не могла или не захотела, какая разница?

— Большая, и ты сама знаешь это.

Энни посмотрела на него так, словно до него не дошел смысл ее слов.

— Одну из моих картин хотят выставить на продажу в престижной галерее. Это же провидение Господне.

— Сьюзен говорила мне. Замечательно! А твоя мама недовольна.

— Потому что она считает, что мой преподаватель имеет на меня какие-то виды.

— Правда? — Он удивленно приподнял брови и иронично улыбнулся. — И ты заметила это?

— Сэм, — сухо ответила она, — я прекрасно помню, как ты вел себя, когда мне было двенадцать лет.

— А я помню, как ты сходила по мне с ума. — Сэм хитро улыбнулся.

Ему очень нравилось шутить на эту тему с милой подружкой своей сестрички, потому что каждый раз Энни начинала волноваться. И каждый раз приходила в смущение от его взглядов, даже если они были вполне невинными. Малышка Энни. Все-таки он заставил трепетать ее сердечко.

—Яуже взрослая, Сэм.

— Да, много воды утекло с тех пор, как Энни Гарднер любила меня и ее любовь была безответной. Что прошло, то прошло. Только теперь я весь в твоей власти, а ты забыла обо мне и оставила меня замерзать на ступеньках своего дома.

— Ты заслужил это за все твои старые грехи.

— Я был глуп раньше. — С этими словами он придвинулся к Энни, и ее сердце екнуло. Она надеялась, что он все-таки не отважится прямо сейчас выходить за пределы дозволенного. Сейчас, когда ей так не хватает уверенности и себе. Должен же он почувствовать, что сейчас нс время. Усмешка исчезла с лица Сэма, и она поняла, что он угадал ее мысли.

— Итак, эта картина принесет тебе богатство и известность? — серьезно спросил он.

— Вряд ли я стану богатой или знаменитой.

Энни направилась на кухню, сказав только, что галерея находится неподалеку от Юнион-сквер. Когда же он попытался расспросить о картине, она довольно скупо описала ее.

В этот момент раздался звонок в дверь.

— На твое счастье кто-то пришел. Я прав, Энни? — После этой реплики ей стало понятно, что он прекрасно читает ее мысли. — Я открою.

Сэм пошел в прихожую, а Энни вынула из кухонного шкафа тарелки и стаканы. За неимением обеденного стола она поставила все это на маленький кофейный столик и по обе его стороны положила на пол подушки, чтобы создать какое-то подобие комфорта во время еды. Сэм вернулся с пакетами, наполненными всякой снедью. Не успела Энни наполнить два стакана ледяной водой, как по всей кухне распространился манящий аромат базилика и блюд итальянской кухни. Она различила запах помидоров и чеснока.

— Какой ты молодец, Сэм, что дождался меня, — призналась она.

— Путь к сердцу женщины лежит через ее желудок.

Когда они сели за столик, Сэм спросил:

— Ты позволишь мне прочитать молитву?

Она положила свои руки в его ладони и склонила голову. Он долго молчал, нежно касаясь ее пальцев, так что его волнение передалось ей.

— Господи, — произнес Сэм, — благодарю Тебя за все, что Ты послал нам. Прошу Тебя, Отец, сохрани мои помыслы в чистоте. Накажи меня, если я когда-нибудь отступлю от данного Тебе обещания. Ради Иисуса, аминь!

Он поднял голову, смущенно пожал плечами, словно оправдываясь перед Энни.

— Мне показалось, что я должен был попросить об этом Бога. В целях твоей безопасности.

Она не нашлась что ответить. Он слегка подался вперед и не сводил с нее глаз. Энни слышала биение своего сердца. Кровьприхлынула кее щекам, иона чутьне поперхнулась.

— Главное — выполнять свои обещания, Сэм.

— Я пытаюсь, — совсем тихо ответил он.

— Если ты отпустишь мои руки, я смогу поухаживать за тобой и положить что-нибудь на твою тарелку.

— Боже, как я глуп. Устраивайся, пожалуйста, поудобней, я буду подавать тебе еду и ухаживать за тобой.

— Но не всю свою жизнь.

Он осторожно отпустил ее руки.

Энни все было приятно: и еда, и его общество. Именно этого она и хотела. Сэм рассказывал о своих планах на следующую неделю, и она повеселела и успокоилась.

— Ая теперь стал завсегдатаем на распродажах, — пошутил Сэм. — И моя квартира превратилась в подобие склада. Кругом валяется разный хлам, и все это для сада Лиоты. Прости. Для меня — хлам, а для тебя — сокровища. Теперь ты станешь обладательницей такого богатства, как колеса от телег, вантузы, мойка для банок и вдобавок ко всему шары для боулинга. И всем этим ты с гордостью пополнишь свою коллекцию. И если мои приобретения покажутся тебе обыкновенными, в следующий раз я постараюсь отыскать что-нибудь особенное. Апока все это лежит в моей машине, там же, где и маленький ежик. Ведь я не мог обойти вниманием малыша.

— Ежик? — удивилась Энни и, рассмеявшись, направилась с тарелками на кухню.

— Ну, конечно. — Сэм поднялся и пошел следом за ней. — Такой маленький металлический франт со щеткой на спинке. Ты можешь поставить его на заднее крыльцо, чтобы счищать грязь с ботинок, перед тем как войти в дом. Раньше, конечно, у него было более достойное применение. До того, как его понизили в должности, он, как минимум, управлял компанией и знал толк в своем деле. А еще я присмотрел для тебя яхточку. Всего за десять баксов. В днище у нее такая дыра, что акула пролезет.

Он подхватил кухонное полотенце:

— Ты моешь, я вытираю.

— Я потом помою посуду. — Она отобрала у него полотенце и положила на стол. — Пожалуйста, пока не покупай ничего. Лучше сначала придумай, как разместить то, что купил. И сколько я должна тебе за все это? Он медленно провел пальцем по своей щеке.

— Вот ты как! — Энни поняла, на что он намекает, и хотела ущипнуть его за руку.

— Всего-то один маленький поцелуй. — С гримасой удивления он увернулся.

— Ну хорошо, — согласилась она, встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

Сэм обнял Энни за талию. Ее руки оказались у него на груди, и она ощутила, как бьется его сердце.

— Сэм. — Волнуясь, Энни попыталась высвободиться из объятий, но он крепко держал ее, не отрывая от нее своего глубокого взгляда.

— Не надо меня бояться, Энни. Клянусь, я не играю твоими чувствами.

— Я тебя вовсе не боюсь.

Нежно дотронувшись до лица Энни, он склонился ниже, чтобы поцеловать ее.

— Ты боишься чего-то. Что я тебя поцелую?

Его поцелуй был таким нежным, почти неощутимым, и он так выразительно произнес ее имя.

— О, Энни!

Она почувствовала, как он погладил ее волосы, потом коснулся руками спины, все ближе и ближе притягивая ее на небезопасное расстояние... расстояние, на котором она уже не сможет ему отказать.

— Сэм, остановись. — Она вся дрожала.

— Я люблю тебя.

— Если любишь, остановись.

— Энни...

С трудом ей все-таки удалось остановить его порыв. Отступив на мгновение назад, он вновь привлек ее к себе. И теперь всматривался в ее лицо, крепко держа руками ее голову.

— Скажи мне, что ты ничего не чувствуешь, Энни.

— Ты знаешь, что это не так.

— Верь мне.

— Я верю Богу, Сэм, и это совсем не то, что Он приготовил для меня.

— Ну откуда тебе знать? Слышишь, как бьются наши сердца? Или я не прав?

Как объяснить ему, если она сама не может понять, что с ней происходит? Конечно, легче всего забыть обо всем и отдаться своим чувствам. Как много девчонок из ее школы вступалина этот путь. С легкостью принимали любовь. Но за мгновения наслаждения им придется расплачиваться всю жизнь. С ней происходило нечто другое, нечто значительное, неподвластное ее пониманию.

— Я же не прошу тебя спать со мной, Энни.

От смущения она покраснела и отвернулась. Но Сэм, чтобы заглянуть в ее глаза, взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

— Я не буду требовать от тебя этого. Пока.

— Конечно, не будешь. — Она была благодарна ему за откровенность.

Сэм не мог на нее насмотреться. Переведя взгляд на ее губы, закрыл глаза, глубоко вздохнул:

— Ладно. Ты права. — Он снова открыл глаза и посмотрел на нее. — Я восхищаюсь тобой.

Энни не могла не видеть его возбуждения. Он быстро вышел из кухни, взял свой пиджак и перед уходом бросил ей:

— В субботу вечером я заброшу все эти штуковины твоей бабушке. Хорошо?

У нее перехватило дыхание.

— Сэм...

— Только не говори, что ты сожалеешь, Энни. — Его пронзительный взгляд красноречиво говорил о его чувствах. — Одно слово, и я унесу тебя в спальню...

Было видно, скольких усилий ему стоило побороть в себе прежнего Сэма. Он мучился и терзался. Долю секунды он боролся с сильным желанием, но, наконец, тяжело выдохнул и с горькой улыбкой заключил:

— Правильно, что ты отказала мне. Если бы ты хоть чуть-чуть дала мне волю, я не нашел бы в себе силы остановиться.

Он прикрыл за собой дверь.

Иисус, дай ему сил, — молилась Энни, — и мне тоже.

- 15 -

Энни была на кухне Лиоты, когда раздался звонок в дверь. Она держала поднос с только что испеченным печеньем и не могла сразу подойти к двери.

— Бабушка, одну минутку!

Закрыв дверцу духовки ногой, она поставила поднос на стол, но бабушка уже спешила к двери.

— Я сама открою, дорогая.

— Давайте угощение или пожалеете! — закричали пришедшие дети.

Как раз в этот момент Энни выглянула из кухни. При виде привидений и гоблинов бабушка шутливо подняла руки вверх, сделав испуганное и удивленное лицо. Прихода детей они ждали с самого утра, и Энни оценила бабушкину артистичность. Шум, смех и звонкие голоса продолжали звучать, когда Лиота, наконец, пригласила детей в дом.

— Ну, и напугали вы нас! Молодцы! А теперь проходите и получайте свои угощения.

Энни услышала, как хлопнула дверь-ширма.

— Запах здесь просто божественный. — Арба стояла в дверях кухни, пока дети с радостными возгласами заполняли гостиную. — Печеные яблоки, поп-корн, печенье, горячий шоколад. Дорогая моя, похоже, вы все предусмотрели.

— Надеюсь, — улыбнулась Энни. — Угощайтесь, — предложила она и поставила на стол последний поднос с печеньем.

— Спасибо, — ответила Арба и в то же мгновение оказалась прижатой к дверному косяку целой оравой ребятишек. Впереди всех был Нил, следом — две его сестренки, за ними те, кому Лиота дала имена Том, Дик и Гарри, которых матери называли Ду Ван, Хорхе и Paуль.

Они застыли перед Энни в ожидании и, когда она кивнула им, налетели на угощение, как мухи на мед.

— Никакой другой праздник, кроме Хэллоуина, не пробуждал в детях жадность, — заметила Арба. — Сегодня звонила подружка Тунисы и рассказывала, что ее родители привезли целую толпу ребятишек к богатым родственникам. — Она саркастически улыбнулась. — Родители правильно рассчитали, что там дети получат больше подарков. Некоторые дети даже отправились в гости к соседям и в итоге насобирали сладостей, которых хватит на год целой семье.

— А я рада, что ваши дети проведут этот вечер у нас с Лиотой.

— Должна признаться, мне пришлось проявить настойчивость. — Арба перешла на шепот. — Хочу предупредить, дорогая, они ждут от вас страшных историй о призраках. В прошлый раз вы начали рассказывать им милую, добрую волшебную сказку, а они ждали ужастиков. Настоящих. — Ее черные глаза стали загадочными. — Ведь призраков гораздо больше, чем людей.

Энни наклонилась к ней:

— Не волнуйтесь, Арба. На этот раз я приготовила такую историю, которую они никогда не слышали. И не видели ни в кино, ни по телевизору.

Энни прислушалась к голосу бабушки, доносившемуся из соседней комнаты. Так громко она всегда разговаривала с Хуанитой Алькала и Лин Сансан, видимо, полагая, что так они скорее поймут английскую речь.

Пока Арба разливала горячий шоколад по кружкам и ставила их на поднос, Энни украшала взбитыми сливками приготовленные порции, а дети помогали накрывать праздничный стол, прибегая, чтобы получить очередное задание.

— Ребята, помогайте! Нил, захвати салфетки! Рауль, неси поднос с яблоками. Туниса, возьми печенье, а ты, Джордж, доставай из контейнера влажные салфетки и, пока Кения расставляет на столе чашки с попкорном, раскладывай их на столе. Да поторапливайтесь! Скоро придет время рассказать вам одну историю!

Все расселись. Лиота устроилась в своем кресле. Хуанита и Лин Сансан на диване. Арба села на раскладной стул, чтобы загородить детям проход в ванную комнату и спальню.

— Расставьте все угощения так, чтобы до них можно было легко дотянуться. — Энни с улыбкой смотрела, как дети копошатся, занимая свои места. Когда они довольно быстро расселись, она предупредила: — Придвиньтесь друг к другу, потому что через минуту наступит полная темнота.

Энни погасила свет на кухне лишь после того, как малышка Кения уселась поближе к своей маме, придвинувшись к ее коленям. Затем обошла кресло бабушки Лиоты и направилась к камину.

— Милые дамы, — обратилась она к женщинам, — пожалуйста, выключите лампы, которые находится рядом с вами.

Единственная полоска света проникала из ванной, и сквозь шторы пробивался свет уличных фонарей.

— Все готовы услышать правдивую историю?

— Страшную? — нетерпеливо спросил Нил, не сводя глаз с Энни.

— Я расскажу вам, как зло пришло на землю, и о том, кто принес его.

Энни подошла к каминной полке, где были выставлены в ряд тыквы с вырезанными на их стенках фигурками. В каждой из тыкв стояли свечи, которые она будет зажигать одну за другой по ходу своего рассказа.

Дата добавления: 2015-11-16