А.И. Герцен «Под спудом». 2 страница

«Никто не сказал слова привета этой широкой волне чистой поэзии, бурно подхватывающей развитого читателя и разом ставящего перед ним целую сторону жизни - какую бы ни было сторону! Никто не поклонился поэту и свободному творцу, не примеченному второпях за воображаемым сатириком и мизантропом. Все совались с чувствительной современной моралью, там, где не было ни морали, ни современности, там, где требовалось только глядеть и чтить силу поэта».

Неясно, как отнесся к таким словам сам Некрасов – обрадовался, что в нем разглядели поэтическую душу, или расстроился, что не понимают его гражданственности. Но в стихотворении «Поэт и Гражданин» Дружинин видит, что «Его Поэт читает Пушкина с умилением, потом называет свою страсть к чистому искусству плодом души ленивой … Во всем этом водовороте сильных стихов, поэтических отрывков, непонятных намеков и весьма старых умствований есть некоторая прелесть, но нет мысли практической и отчетливой. Вообще во многих стихотворениях Некрасова под железным стихом скрыта шаткость поэтического взгляда и недоверие к своему призванию - недостатки эти в "Поэте и Гражданине" сильнее, чем где-либо».

К сожалению, рецензия на стихи обрывается на полуслове, поэтому мы не можем узнать, как же решил для себя автор противоречие гражданственности и «чистого искусства» в одном поэте.

М.А. Антонович «Асмодей нашего времени» Антонович выявляет свои принципы столкновения этих поколений. «…когда молодое поколение не принимает ваших принсипов, значит они не удовлетворяют его натуре; внутренние побуждения располагают в пользу других принципов». Автор утверждает что Базаров – это каждое молодое поколение; и в конфликте двух поколений виноват лишь возраст.

Вся первая часть пронизана рассуждением о столкновении молодого и старшего поколений.

Во второй части упоминается роман Аскоченского «Асмодей нашего времени» (1858г.). Антонович заявляет, что роман Тургенева очень напоминает выше упомянутое произведение. Дается небольшая сопоставительная характеристика двух романов. В конце Антонович ставит «точку»: «Аскоченский предвосхитил новый роман г. Тургенева».

Автор открыто заявляет: «Извините, г. Тургенев, вы не умели определить своей задачи; вместо изображения отношений между "отцами" и "детьми" вы написали панегирик "отцам" и обличение "детям"; да и "детей" вы не поняли, и вместо обличения у вас вышла клевета. Распространителей здравых понятий между молодым поколением вы хотели представить развратителями юношества, сеятелями раздора и зла, ненавидящими добро, -- одним словом, асмодеями».Статья написана в аналитическом жанре. Язык особо ничем не примечателен. Прост.

Н. Г. Чернышевский. Не начало ли перемены? В 1861 году Чернышевский публикует в «Современнике» литературно-критическую статью о рассказах Успенского «Не начало ли перемены?» Но в историю он вошла не из-за анализа рассказов, а благодаря поистине революционной идеи – народ может восстать. К тому же статья была написана одновременно с прокламацией «Барским крестьянам», призывавшей к восстанию. Чернышевский использовал очерки и рассказы Николая Успенского о крестьянстве для серьезного и глубокого анализа возможности революции среди крестьян.

Следя за рождением нового в жизни и в литературе, Чернышевский приветствовал появление рассказов Николая Успенского, в которых жизнь народных масс не идеализировалась, не приукрашивалась. Суровая правда этих рассказов-очерков, высокая требовательность писателя-демократа к своим персонажам из простонародья, его стремление пробудить в трудящемся человеке чувство протеста, волю к борьбе -- все это импонировало Чернышевскому. Более того, критик, еще в первой статье "Очерков гоголевского периода русской литературы" (1855) отстаивавший идею о смене эпох литературного развития, в рецензии на рассказы Н. Успенского утверждает закономерность рождения качественно новой демократической литературы. Продолжая отстаивать прогрессивные традиции "гоголевского направления", Чернышевский говорит о необходимости коренных изменений в искусстве, продиктованных новой исторической ситуацией.

Да, русские крестьяне е блещут ни сознательностью, ни умом, ни свободолюбием. Они покорно несут свое бремя. Чернышевский говорит, что Успенский правильно выстаивл русского мужика простофилею. «Обидно, очень обидно это красноречивым панегиристам русского ума, — глубокого и быстрого народного смысла. Обидно оно, это так, а все-таки объясняет нам ход народной жизни и, к величайшей досаде нашей, ничем другим нельзя объяснить эту жизнь, кроме тупой нескладицы в народных мыслях. Если сказано «простофиля», вся его жизнь понятна».

Но Чернышевский утверждает, что однажды все может измениться – народ способен на революционный порыв. «В жизни каждого дюжинного человека бывают минуты, когда нельзя его узнать, так он изменяется или порывом благородного чувства, или мимолетным влиянием чрезвычайных обстоятельств, или просто наконец тем, что не может же навек хватить ему силы холодно держаться в неприятном положении». Стремясь изменить представление о русском мужике как о существе забитом и пассивном, Чернышевский прибегает к аллегории, сравнивая народ с безропотной смирной лошадью, на которой всю жизнь возят воду. «Ездит, ездит лошадь смирно и благоразумно — и вдруг встанет на дыбы или заржет и понесет». Так и в жизни самого смирного народа бывают минуты, когда его нельзя узнать, ведь «не может же на век хватить ему силы холодно держаться в неприятном положении». Такой порыв и есть революция, которая «в пять минут своей горячности передвинет вас (и себя, разумеется) так далеко вперед, что в целый час не подвинуться бы на такое пространство мерным, тихим шагом».

Эту идею он аргументирует примером из истории: «Чтобы не заблудились мы относительно приложений, какие мы имеем в виду, укажем достославный пример из отечественной истории, именно незабвенный 1812 год, когда были такие удивительные морозы». И правда, героизму, мужеству и смекалки русских в отечественную войну нельзя не подивиться.

Получается, что такой же скачок возможен и в момент написания статьи. Чернышевский уверен, что настало время перемен: «резко говорить о недостатках известного человека или класса, находящегося в дурном положении, можно только тогда, когда дурное положение представляется продолжающимся только по его собственной вине и для своего улучшения нуждается только в его собственном желании изменить свою судьбу».

Н. Г. Чернышевский. Письма без адреса. Чернышевский предполагал напечатать свои «Письма без адреса» в «Современнике» к годовщине отмены крепостного права. Все корректурные гранки были перечеркнуты красными чернилами, и рукопись оказалась запрещенной к печатанию.

И лишь в 1874 году, уже после смерти Чернышевского письма были опубликованы за границей, в журнале П. Л. Лаврова "Вперед". Впервые в России опубликована в полном собрании сочинений Н. Г. Чернышевского в 1906 году.

Почему же письма без адреса? Во многих источниках указывается, что непосредственным адресатом мог быть Александр 2. Якобы именно к нему Чернышевский обращается «милостивый государь». Но такая форма обращения была общепринятой, могла касаться любого. Таким образом, возникает три версии адреса. Первый смысл, наиболее прямой -- послания анонимному адресату (фигурирующему в "Письмах" в форме условно-уважительного обращения, типичного для переписки того времени,-- "Милостивый государь!"). Второй смысл, более конспиративный -- цикл статей адресован (это ясно с первых же строк его) политическому противнику автора, не только не вызывавшего своего корреспондента на откровенность и не ждавшего от него каких-либо объяснений, но и, возможно, не нуждающегося в каких-либо диалогах с ним (об этом пишет Чернышевский в заключении цикла). Иными словами, "Письма без адреса" - это в каком-то смысле послания "в никуда" и в то же время - открытые письма, апеллирующие к общественному мнению, "ко всем". Третий смысл – тот, о котором мы уже говорили. Адресат открытых писем -- сам царь, что становится вполне ясно при внимательном чтении, в контексте всех политических сопоставлений и противопоставлений.

В «Письмах без адреса» Чернышевский затрагивает самые сложные проблемы времени. Те, о которых открыто писать осмеливался не каждый. Во-первых, в «Письмах…» содержится критика новой крестьянкой реформы. «Современник», в отличие от других журналов, резко отрицательно отнесся к ней. Неприкрашенная оценка реформы дается не только в «Письмах без адреса», но и у других авторов «Современника». Чернышевский последовательно развивает курс на подготовку крестьянской революции.

Чернышевский скрыто обращается к Александру 2: «Вы говорите народу: ты должен идти вот как; мы говорим ему: ты должен идти вот так. Но в народе почти все дремлют, а те немногие, которые проснулись, отвечают: давно уже раздаются призывы к народу, чтобы он жил так или иначе, и много раз пробовал он слушать призывы, но пользы от них не было. Звали народ выручать Москву от поляков, - народ пошел, выручил, - и оставлен был в положении, хуже которого не было прежде и не могло быть при поляках … Двинули его против Наполеона: он завоевал своему государству первенство в Европе, а сам был оставлен все в прежнем положении. Такую же пользу он получал себе и от призывов, которые были после. Зачем же ему увлекаться теперь какими бы то ни было новыми призывами? Он не ждет себе от них другой пользы, как и от прежних... Когда люди дойдут до мысли: "ни от кого другого не могу я ждать пользы для своих дел", они непременно и скоро сделают вывод, что им самим надобно взяться за ведение своих дел. Все люди и общественные слои, отдельные от народа, трепещут этой ожидаемой развязки...»

Тон статей Чернышевского делался все более решительным и твердым, все более гневным и откровенным, все более требовательным и настойчивым.

Чернышевский прямо заявляет, что единственным правомочным судьей в исторических делах должен быть народ.

Эта блестящая статья впоследствии особо изучалась Карлом Марксом, получившим ее от Даниельсона в рукописном виде. Маркс почти полностью перевел ее на немецкий язык.

Н. Г. Чернышевский. Русский человека на randez—vous. Статья «Русский человека на randez—vous» впервые была опубликована в журнале «Атеней» в 1858 году. Интересна причина опубликования статьи не в «Современнике», что кажется закономерным. Чернышевская трактовка повести Тургенева «Ася» могла обидеть Тургенева, и, чтобы избежать конфликта в редакции, Чернышевский отнес статью в чужой журнал.

Наверняка многие обвиняли и обвиняют Чернышевского за искажение прелестного впечатления от «Аси Тургенева». Возможно, автор на самом деле не понял красоту чистого искусства в этом произведении. Но такое было время, такой был Чернышевский. Глупо думать, что лучше – анализ общественных проблем или наслаждение красивым произведением – каждому свое. Но, с другой стороны, в том-то и талант Чернышевского, его прелесть: он везде видит общественные проблемы. Человек жил проблемами страны, хотел их решить в силу своих возможностей.

Сперва Чернышевский надеется насладиться повестью: «Тут нет ни крючкотворства с насилием и взяточничеством, ни грязных плутов, ни официальных злодеев, объясняющих изящным языком, что они — благодетели общества, ни мещан, мужиков и маленьких чиновников, мучимых всеми этими ужасными и гадкими людьми. Действие — за границей, вдали от всей дурной обстановки нашего домашнего быта. Все лица повести — люди из лучших между нами, очень образованные, чрезвычайно гуманные, проникнутые благороднейшим образом мыслей. Повесть имеет направление чисто поэтическое, идеальное, не касающееся ни одной из так называемых черных сторон жизни. Вот, думал я, отдохнет и освежится душа».

Но потом неожиданная оценка: «Но последние страницы рассказа не похожи на первые, и по прочтении повести остается от нее впечатление еще более безотрадное, нежели от рассказов о гадких взяточниках с их циническим грабежом».

Чернышевскому не понравилось поведение главного героя, Ромео, как он его называет. Якобы такой слабый человек, представитель либерализма, которые и вовсе не мужчина. Он утверждает, что рассказчик — общественный портрет русской интеллигенции, а она изуродована отсутствием гражданских свобод. "...Сцена, сделанная нашим Ромео Асе... только симптом болезни, которая точно таким же пошлым образом портит все наши дела, и только нужно нам всмотреться, отчего попал в беду наш Ромео, мы увидим, чего нам всем, похожим на него, ожидать от себя и ожидать для себя во всех других делах... Без приобретения привычки к самобытному участию в гражданских делах, без приобретения чувства гражданина ребенок мужского пола, вырастая, делается существом мужского пола средних, а потом пожилых лет, но мужчиною он не становится... Лучше не развиваться человеку, нежели развиваться без влияния мысли об общественных делах, без влияния чувств, пробуждаемых участием в них».

Только воспитываясь в гражданском духе, считает Чернышевский, человек не пропустит благоприятную минуту – «вот высочайшее условие житейского благоразумия». Таким образом, в романтические минуты человек как бы не потеряет своего благоразумия. Что ж, это еще раз подчеркивает общественность Чернышевского, его увлеченность своим делом, его желание улучшить жизнь русских людей.

Н.Г. Чернышевский «Новые периодические издания». Статья была написана в связи с началом новой волны в издательском деле России. Особо ожидался выход трех изданий: «Русская речь», «Век», «Время».

Чернышевский выделяет три периодических издания, которые с начала нового года должны были стать объектами бурных обсуждений: «Русская речь», «Век», «Время».

Одно из достоинств «Времени» — независимость, что дает ему простор прямо и резко высказывать свои мнения о других периодических изданиях и тех писателях, откровенно рассуждать о которых часто стеснялись другие журналы. «Время – толстая книга журнала», выходит раз в месяц, и по словам критика, содержит в себе столько материалов, что по одному номеру уже достаточно будет определить его направление и т.д. Чернышевский выделяет «независимость от литературного кумовства, дающую ему простор прямо и резко высказывать свои мнения о других периодических изданиях и тех писателях, откровенно рассуждать о которых часто стеснялись другие журналы».

Чернышевский в этой статье сравнивает свой журналом и «Время». «Сколько мы можем судить по первому нумеру, «Время» расходится с «Современником» в понятиях о многих из числа тех вопросов, по которым может быть разница мнений в хорошей части общества. Если мы не ошибаемся, «Время» так же мало намерено быть сколком с «Современника», как и с «Русского вестника». Он говорит, что и для их журнала «литературное кумовство» не имеет особой ценности.

Чернышевский подчеркивает, что именно вторым отделом определяется направление журнала. Второй отдел журнала литературная критика, библиография.

Чернышевский ставит перед собой цель – познакомить читателей с направление «Времени».

Статью автор завершает на оптимистической ноте: «Стало быть, наш отзыв о нем не продиктован пристрастием.

Мы желаем ему успеха потому, что всегда с радостью приветствовали появление каждого нового журнала, который обещал быть представителем честного и независимого мнения, как бы ни различествовало оно от нашего образа мыслей». Чернышевский справедливо указывает, что разоблачать перед публикой общие черты общественных недостатков литература не может, если не станет указывать на частные факты, которыми обнаруживаются общие недостатки; а касаясь частных фактов, она по необходимости должна выставлять в них участвующие лица. Считается неприличным «рассудительному изданию делать возгласы против самого дела по неудовольствию на мелкие частности его; что если бы когда и подвергалось неосновательному порицанию лицо, бывшее правым, то сама литература не замедлила бы показать факт в истинном виде и дать несправедливо оскорбленному кем-нибудь полнейшее удовлетворение». Такая идея пронизана во всем первом номере журнала «Время».

Н. А. Добролюбов. Луч света в темном царстве Пьеса Николая Островского «Гроза» вызвала необыкновенно большое количество рецензий и критических статей – такое ощущение, что каждый уважающий себя литератор должен был написать что-то по поводу «Грозы». Из всего этого количества самой яркой и классической статьей является работа Добролюбова – «Луч света в темном царстве». Настолько важна эта работа, что даже в школе ей уделяется определенное внимание, чего обычно не случается с другими критическими статьями.

В начале статьи мы читаем о литературной ситуации времен Добролюбова. Со всей своей горячностью критик доказывает несостоятельность многих критических статей по поводу «Грозы» Островского. Добролюбов нелестно отзывается о своих коллегах-литераторах: «Нельзя сказать, чтоб все они были написаны людьми совершенно убогими в умственном отношении; чем же объяснить то отсутствие прямого взгляда на вещи, которое во всех них поражает беспристрастного читателя?» В то же время он считает свою манеру анализа состоятельной и верной – в этом чувствуется уверенность, а порой и самоуверенность Добролюбова. Потом речь плавно переходит к смыслу критики, ее целей и результатов. Данные размышления занимают добрую треть всей статьи.

Но где же анализ пьесы? «Теперь, объяснившись относительно оснований нашей критики, просим читателей извинить нам длинноту этих объяснений (далее – немаленький абзац, где описываются причины длинноты). Но обратимся же к настоящему предмету нашему - к автору "Грозы"».

Сначала критик говорит об актуальности работ Островского, его таланте увидеть волнующие общество проблемы и показать их в своих произведениях – «чутье истинных потребностей и стремлений русской жизни никогда не оставляло его; оно иногда и не показывалось на первый взгляд, но всегда находилось в корне его произведений».

Далее – анализ главной проблемы пьесы – самодурство обитателей города Калинова, то есть всей России. Это самодурство – застывшее состояние, не изменяющееся ни с приходом в жизнь новых поколений, ни с воздействием внешнего мира, где все течет и изменяется. Такая ситуация ненормальна, поэтому возникают ужасные для зрителя отношения: «Произвол, с одной стороны, и недостаток сознания прав своей личности, с другой, – вот основания, на которых держится все безобразие взаимных отношений». Но невозможно, чтобы так продолжалось вечно, и Добролюбов точно замечает близящийся конец с приходов новых людей, таких, как Катерина: «положение Диких, Кабановых и всех подобных им самодуров далеко уже не так спокойно и твердо, как было некогда, в блаженные времена патриархальных нравов».

Постепенно критик подходит к главной героине. Именно из-за объяснения образа Катерины статью Добролюбова оценивают высоко. И правда, Добролюбов буквально по полочкам разложил все мотивы ее поступков, мысли и действия Катерины. Возможно, даже сам Островский не знал, что ее героиня такова. Ни много, ни мало, критик говорит о новом типе в русской литературе, о типе, который так упорно не хотел появляться ранее: «Характер Катерины … составляет шаг вперед во всей нашей литературе».

По моему же мнению, Добролюбов в этом объяснении переусердствовал. Он слишком идеализирует ее, находит оправдание всему – и измене, и самоубийству. Я не говорю, что она виновата, но так понимать Катерину, как Добролюбов, сложно. Характер Катерины, по Добролюбову, «сосредоточенно-решителен, неуклонно верен чутью естественной правды, исполнен веры в новые идеалы и самоотвержен, в том смысле, что ему лучше гибель, нежели жизнь при тех началах, которые ему противны».

Катерина так хороша, а другие ей противопоставлены, потому что «она берет от них (из окружающих) материалы, потому что иначе взять их неоткуда; но не берет выводов, а ищет их сама и часто приходит вовсе не к тому, на чем успокаиваются они». Не правда ли, немного непонятно и слишком абстрактно? Возможно, это объясняется стилем письма Добролюбова – поэтому он не писатель, а критик (художественность ни к чему).

Конечно, можно написать и о недостатках статьи: отвлеченность от первичного текста, начальные излияния по поводу критиков и т.п. Но это кажется глупым, потому что Добролюбов умело пресек такие разглагольствования в конце статьи: «Литературные судьи останутся опять недовольны: мера художественного достоинства пьесы недостаточно определена и выяснена, лучшие места не указаны, характеры второстепенные и главные не отделены строго, а всего пуще - искусство опять сделано орудием какой-то посторонней идеи!.. Все это мы знаем и имеем только один ответ: пусть читатели рассудят сами». Наверное, читатели рассудили в сторону Добролюбова, раз «Луч света в темном царстве» - один из образцов русской критики.

Н. А. Добролюбов. Литературные мелочи прошлого года По жанру «Литературные мелочи…» является обозрением. Но в данном обозрении публицистика прошлого года рассматривается под определенным углом. Добролюбов последовательно доказывает, что журналисты-то не такие уж и борцы за свободу, каковыми себя считают. И их либерализм слишком уж мягок, и даже в тех журналах, которые объявляют себя прогрессивными и либеральными, встречаются закостенелые мысли.

Следует отметить, что журнал «Современник», в котором и вышла статья, основательно затрагивала вопрос хилости либеральной прессы. Также множество публикаций на эту тему было у Чернышевского. Добролюбов специально для борьбы с либералами в 1859 году создал сатирический отдел «Свисток». Вполне возможно, что идея «Свистка» родилась во время работы с «Литературными мелочами».

Автор приводит точные ссылки на тот или иной текст: «Да ведь это не в статьях Григория Бланка, не в «Печатной правде», — а в «Русском вестнике», например!.. Мы помним, что там было до десятка статей, рассматривавших вопрос с той точки зрения, что получить выкуп за душу было бы выгоднее для помещика, нежели не получать!.. На этом основании один господин утверждал даже (в № 14 «Русского вестника», с. 108), что в промышленных губерниях не следует отчуждать даже усадьбы в собственность крестьян…». Таким образом, он документально подтверждает свои мысли.

Автор попунктно, очень точно разоблачает избыточную мягкость журналистов: чиновники берут взятки – оправдание в низком жаловании, просвещение плохо двигается – гимназии плохие, и т. д. Таким образом, «В таком виде представляются нам почти все русские обличители. Кричат, кричат против каких-то злоупотреблений, каких-то дурных порядков... подумаешь, у них на уме и бог знает какие обширные соображения. И вдруг, смотришь, у них самые кроткие и милые требования; мало этого — оказывается, что они и кричат-то вовсе не из-за того, что составляет действительный, существенный недостаток, а из-за каких-нибудь частностей и мелочей».

Следует отметить, что в вышеуказанной цитате находится ключ к раскрытию идеи заголовка – «Литературные мелочи прошлого года». На самом деле: почему именно мелочи? Конечно, первая мысль – Добролюбов подчеркивает, что ничего путного и серьезного за прошлый год написан не было. Но как-то это слишком самоуверенно. Вторая мысль получается такой: в газетах и журналах публицисты не говорили об основах, о корне проблем России, они просто-напросто указывали на какие-то частности, мелочи (очень точное слово, оказывается).

Добролюбов не увидел глубокого анализ указываемых проблем. Например, особо ярок и полемичен Добролюбов при рассмотрении освещения крестьянского вопроса. Никто не анализировал эту проблему досконально и объективно. Каждый писал о чем-то одном – например, «как составить урочные положения». Конечно, при рассмотрении крестьянского вопроса важное место заняло неуважение народа, отношение к нему как к машине. Но вернемся к нашим баранам. Каждый пишет о чем-то одном и совеем несущественном. Какая разница, как составлять урочные положения, если публика не понимает реальной необходимости освобождения крестьян, перспектив дальнейшего существования?

На этом фоне создается благоприятное впечатление о самом авторе. Вот-де все пишут так, а я пишу правду. Конечно, это впечатление. В тексте же мы не увидели намеков Добролюбова на себя. Автор настолько увлечен темой, он пишет красивым, полемичным слогом об излишней мягкости либералов, что читатель полностью погружается в мир статьи.

Н. А. Добролюбов. Когда же придет настоящий день? Статья "Когда же придет настоящий день?" была воспринята современниками и вошла в сознание читательских поколений как документ, отразивший эстетический кодекс и политическую платформу революционной демократии.

В разборе романа Добролюбов исходит прежде всего из необходимости выяснения объективного смысла литературного произведения и считает невозможным сводить его содержание к отражению авторских идей и намерений. При этом, как показывает рассматриваемая статья, критик вовсе не склонен игнорировать замысел произведения и идейную позицию автора.

Однако в центре его внимания не столько то, "что хотел сказать автор; сколько то, что сказалось им, хотя бы и ненамеренно, просто вследствие правдивого воспроизведения фактов жизни". Добролюбов относится с полным доверием к способности писателя-реалиста подчинять свое художественное воображение ходу самой жизни, умению "чувствовать и изображать жизненную правду явлений". Такой принцип критики поэтому не может быть применен к писателям, дидактически подчиняющим изображение современной действительности не логике жизненных фактов, а "заранее придуманной программе".

Главную политическую задачу современности критик увидел в необходимости переменить "сырую и туманную атмосферу нашей жизни" силами русских Инсаровых, борцов не против внешнего угнетения, а против внутренних врагов. В этих прозрачных иносказаниях нетрудно было увидеть призыв к народной революции, во главе которой должны стать мужественные у убежденные руководители, подобные тургеневскому Инсарову.

Но не только в "Накануне" видел Добролюбов у Тургенева "живое отношение к современности". Чуткость "к живым струнам общества" и "верный такт действительности" Добролюбов находил во всем творчестве Тургенева -- в частности, в его трактовке "лишних людей".

При этом не только программная сторона творчества Тургенева привлекала Добролюбова, а и то, что он назвал "общим строем" тургеневского повествования, "чистое впечатление", производимое его повестями, сложное и тонкое сочетание в них мотивов разочарования, падения с "младенческим упоением жизнью", их особенное ощущение, которое было одновременно "и грустно, и весело".

Роман о "новых людях" Добролюбов представлял себе не только как лирическое повествование об их личной жизни. Личная жизнь героев, по идее Добролюбова, должна войти составным элементом в такое повествование, где герой представал бы перед читателем одновременно и как частный человек и как гражданский борец, стоящий лицом к лицу "с партиями, с народом, с чужим правительством, со своими единомышленниками, с вражеской силой". Такой роман Добролюбов представлял себе как "героическую эпопею" и Тургенева считал неспособным создать ее. Его сфера -- не борьба, а лишь "сборы на борьбу" -- об этом Добролюбов сказал в самом начале статьи. Между тем в личности Инсарова, в его характере, в его натуре он находил именно те черты, которые пристали подлинному герою современной эпопеи.

Отмечая с глубоким сочувствием новые черты тургеневского героя, Добролюбов ясно видел, что в данном случае "охвачены художественным сознанием, внесены в литературу, возведены в тип" действительно существующие в жизни явления и характеры, распознанные ранее им самим и увиденные на русской почве. У Тургенева же Инсаров только дружески близок к русским людям, но сложился как тип не в условиях русской жизни.

Вопрос о соотношении человека и среды Добролюбов ставит диалектически: те же самые условия, которые делают невозможным появление "новых людей", на известной ступени развития сделают их появление неизбежным. Теперь эта ступень в России достигнута: "Мы говорили выше, что наша общественная среда подавляет развитие личностей, подобных Инсарову. Но теперь мы можем сделать дополнение к своим словам: среда эта дошла теперь до того, что сама же поможет явлению такого человека",-- этими словами Добролюбов намекал на то, что в России уже подготовлена почва для революционного действия. Всякую иную тактику в условиях 1860 г.

Быть может, именно полемическая направленность статьи Добролюбова против многих взглядов Тургенева и была воспринята писателем как несправедливость и резкость. Во всяком случае ни общий анализ романа, ни высокая оценка реалистической силы тургеневского искусства не давали повода к такому пониманию добролюбовской статьи. Что же касается "неприятностей", которых опасался Тургенев, то, видимо, по его предположению, они могли возникнуть для него из-за тех революционных выводов, которые извлек Добролюбов из анализа "Накануне". В первоначальной редакции статьи эти выводы были еще более резкими и ясными. Но и в журнальном тексте, а тем более в тексте собрания сочинений революционный смысл статьи был ясно понят как современниками, так и читателями последующих поколений, прежде всего деятелями освободительного движения.

Н. А. Добролюбов «От Москвы до Лейпцига», В статье «От Москвы до Лейпцига» Добролюбов уже утверждает, что распространение просвещения, по крайней мере в правящих классах, отнюдь не влечет за собой улучшения жизни трудящихся.

Дата добавления: 2015-07-11