Сны, привезенные в Ньюкасл

Бен. Однажды летом я вел мастер-класс на фестивале, проходившем в Ньюкасле и транслировавшемся по ВВС. Одним из моих подопечных был молодой тенор, который буквально перед этим получил работу в знаменитой миланской опере La Scala, и каждая мелочь в его поведении подчеркивала, с какой серьезностью он относится к этому главному событию в своей жизни.

Ему предстояло исполнить "Весенние грезы" (Frulingstraum) из шубертовского вокального цикла "Зимний путь" (Die Winterreise), в котором рассказывается об унылом пути покинутого любовника, бредущего сквозь холодные дни своей жизни. В этой песне герою снятся весенние цветущие луга из прошлого, когда он проводил время в нежных объятиях своей возлюбленной. Спокойное течение музыки рисует в воображении слушателя картины блаженной радости и истинного счастья. Внезапно с крыши доносится карканье вороны. Несчастный просыпается и осознает, что его окружают темнота и холод. Не успев пробудиться до конца, он видит зимние узоры на окнах и, принимая их за цветы, спрашивает: "Кто нарисовал здесь эти цветы и когда они расцветут?" Он сам находит ответ: "Когда моя любимая будет снова в моих объятиях". Но вопреки мажорному звучанию, печальная окраска и драматические мотивы дают нам понять, что влюбленные уже никогда не будут вместе.

Эта музыка рано или поздно становится самой интимной, доброй, тонкой и изысканной в репертуаре любого тенора. Ее исполнение зависит от индивидуального переживания, видения и выражения грусти, связанной с глубокой душевной раной и ощущением невозвратимой потери. Правда, когда Джеффри начинал петь, в его голосе не было ни малейшего намека на печаль. Только изумительное и роскошное итальянское бельканто. Безупречный Джеффри вел себя весьма и весьма серьезно. И как же, по-вашему, мне следовало повлиять на Джеффри, чтобы тот расширил свое восприятие и сумел убедительно выразить глубокую эмоциональную окраску произведения Шуберта?

Я начал с того, что спросил Джеффри, не понадобится ли ему моя помощь при разучивании "Весенних грез".

— О, я так люблю, когда со мной репетируют, — ответил он с легкостью. Но, при этом, мне показалось, что он не имеет ни малейшего понятия о том, что значит следовать чьим-то советам.

В течение 45 минут я участвовал в настоящем сражении, но не с самим Джеффри, а с его гордыней, с его вокальной школой, с его неизменной потребностью выглядеть безупречно, а также с теми аплодисментами, которые он успел получить за свой великолепный голос. По мере того как очередной слой ненужной шелухи отлетал прочь, и Джеффри приближался к пониманию драмы, переживаемой обезумевшим от горя героем Шуберта, его голос избавлялся ото всего лишнего и начинал обнажать глубины человеческой души. Движения и жесты Джеффри также изменились и стали более плавными и мягкими. А на финальных словах: "Когда я снова обниму свою любимую?" голос Джеффри, уже почти не слышимый, тронул наши сердца чем-то совсем иным, а не только красотой и богатством звука. По окончании песни никто не шелохнулся — ни зрители, ни музыканты, ни телеоператоры ВВС. Все мы замерли в восторженном безмолвии. И, наконец, тишина разразилась громом аплодисментов.

Я публично поблагодарил Джеффри за его готовность умерить свою гордыню, а также за прекрасную подготовку и за совершенство вокала. И еще я объяснил, что мы аплодировали ему в знак глубокой признательности за то жертвоприношение, которое он сделал, чтобы на время перенести нас туда, где все мы хорошо понимаем друг друга.

— Каждый раз, когда кто-либо отказывается от своего высокомерия, чтобы открыть другим истину, — сказал я ему, — люди испытывают невероятный трепет и волнение. Мы были настолько тронуты твоим исполнением, что даже телеоператоры и те плакали.

На самом же деле я совершенно не смотрел в сторону камер, снимавших выступление Джеффри. Я всего лишь выразил собственную уверенность в том, что ни один человек в зале не мог остаться равнодушным к его пению.

Вечером того же дня в пивном баре ко мне подошел один из телеоператоров и поинтересовался, каким образом я узнал о том, что во время выступления Джеффри он плакал. Телеоператор признался, что в тот трогательный момент его контактные линзы наполнились слезами, и он ничего не мог видеть.

— Когда я вылетал сюда из Лондона, — сказал он мне, — я даже представить себе не мог, что вся эта музыкальная чушь написана словно о моей жизни.

Когда кто-то избавляется от шелухи высокомерия, власти и славы, другие люди начинают чувствовать незримую связь, соединяющую их с этим человеком. Если мы любезно делимся со своими знакомыми секретом Правила №6, они зачастую ему следуют. А теперь, когда мы знаем о вычисляющем Я и умеем разговаривать с ним на языке юмора, на сцену выходит центральное Я.

Дата добавления: 2015-07-11