Читайте также: |
|
И Дон Жуан готов к наказанию - к другому новому испытанию. Этот боец принимает участь, которая его ждет: ведь она неизбежна - она спасительна.А это и есть тот глоток воздуха, к которому так стремится герой В.Брюсова. Но здесь он действительно спасительный…
А в старости принять завет Христа,
Потупить взор, посыпать пеплом темя
И взять на грудь спасающее бремя
Тяжёлого железного креста!
Но, редко вспоминая об этом, он продолжает свой путь дальше, покоряя новые земли, вершины.
И приходит время, когда герой должен оглянуться, посмотреть назад. Но что же он там увидит? Это будет разруха, охваченная пламенем завоеваний, разбитые вдребезги сердца, а может, это будет пугающая пустота…
И лишь когда средь оргии победной
Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный,
Испуганный в тиши своих путей.
Дон Жуан познает те чувства и будет жалеть:
Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.
В.Брюсов, в отличие от Н.Гумилёва, награждает своего героя душой, теплотой сердца, познанием радости, наслаждением фееричной жизни. Дон Жуан - это сверхчеловек, обладающий неким знанием, душой, глубиной пугающей, но возносящей его над многими и многими. Он прекрасен. И ни у кого не возникает сомнений, чтобы противоречить ему. Он человек - он живёт этим.
Дон Жуан боготворит душу. Он знает - он виновник своего положения. Но ведь дон Жуан искатель; всё новое для него - наркотик. Он упивается жизнью, он ловит каждые её моменты, глотает каплю за каплей.
Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа – то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной.
И мы его прощаем. Мы сами готовы идти за ним, боготворить его.
Два эти одноимённых сонета раскрывают нам мир одного героя, одного единственного человека.
Но как он многогранен!
№17
Начать сопоставительный анализ данных произведений следует с анализа формы, в которой они написаны. Оба этих стихотворения Гумилева и Брюсова написаны в форме сонета. Сонет – это стихотворение из 14 строк, обладающее канонической системой рифмовки и строгими стилистическими законами. На написание данного жанра произведений наложено много традиционных стилевых требований: это и возвышенная лексика и интонация, и точные редкие рифмы, и запрет на переносы и на повторение знаменательного слова в одном и том же значении. Все эти ограничения обусловлены художественной целью сонета как интеллектуального жанра лирики, где каждая строфа – шаг в развитии единой диалектической мысли.
В обоих «Дон Жуанах» форма сонетов строгая, т.е. стихотворения состоят ровно из 14 строк, сгруппированных по принципу: 4+4+3+3 (2 катрена, 2 терцета). Первые восемь в каждом из сонетов содержат две цепи сквозных рифм, при этом рифмовка первого катрена повторятся во втором (только у Брюсова эта рифма abab abab, а у Гумилева abba abba).
В заключительных шести строках у обоих авторов рифмовка не повторяется, что не противоречит правилам сонетного канона. В «Дон Жуане» Брюсова рифма в терцетах выглядит так: ccd eed, в то время, как у Гумилева:ccd ede. Следует заметить, что в терцетах используется иной тип рифмовки, нежели в катренах: в «Дон Жуане» первого автора – перекрестная рифмовка в катренах и кольцевая в терцетах, у второго, наоборот кольцевая рифмовка в катренах и перекрестная в терцетах.
Оба сонета «Дон Жуан» написаны пятистопным ямбом (соответствующим итальянскому 11–сложнику) - размером сабельным, ударным, ритмичность и быстрота которого полностью соответствует стремлению лирического героя к новым ощущениям. Он «жаждет новых стран, иных цветов», тем самым пытаясь «обмануть медлительное время», пытается взять от жизни всё.
Сходны два эти произведения и тем, что в них допускается наличие строфных переносов, т.е. графически выделенная строфа не является законченной. Вот, например:
У В.Я.Брюсова:
Но каждая душа – то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной
У Н.А Гумилёва:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время…
Точность рифм так же нарушается в каждом из этих стихотворений. У Брюсова несовпадают окночания в первом катрене (моРЕ – плоскогорРИЙ) и в терцетах(случайНО-тайНОЙ), а у Гумилёва в первом терцете(победнОЙ-бледнЫЙ).
Поделенные на катрены и терцеты сонеты имеют строгую тематическую композицию. В данном случае оба «Дон Жуана» - сонеты лирические, части в которых следуют одна за другой в порядке тезис – развитие тезиса – антитезис – синтез. Например у Брюсова, в первом катрене лирический герой, являющийся персонифицированным, сообщает нам о жажде путешествий, перемен:
Я жажду новых стран, иных цветов,
Наречий странных, чуждых плоскогорий.
Во втором катрене лирический герой разворачивает описание женщин, встречавшихся ему на протяжении всех его путей:
И женщины идут на страстный зов,
Покорные, с одной мольбой во взоре…
Далее первом терцете лирический герой переходит от описания самих женщин непосредственно самому чувству любви, которое он способен разбудить в их (женских) сердцах(противопоставляет своим чувствам чувства женщин):
В любви душа вскрывается до дна,
Яснеет в ней святая глубина,
Где всё единственно и не случайно.
В последней части сонета – во втором терцете - лирический герой связывает две темы – жажду новизны и любовь. Он признает себя злодеем, играющим с чужими судьбами, но ничего не может с этим поделать, ведь жажда новых ощущений, которые он получает от любви каждой женщины превыше его моральных принципов(делает неожиданный вывод):
Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа – то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной.
Сонет Гумилева, написанный на эту же тему, обладает немного другой композицией:
Тезис данного сонета идентичен тезису сонета Брюсова; лирический герой жаждет нескончаемых путешествий и перемен:
Моя мечта надменна и проста:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста.
Развитие тезиса здесь представлено абсолютно иначе: лирический герой, мечтающий всю жизнь «лобзать новые уста», переключается на описание действий в тот момент, когда ему придется отказаться от былой жизни – в старости:
А в старости принять завет Христа,
Потупить взор, посыпать пеплом темя…
Резкое противопоставление сказанному во втором катрене дает первый терцет: лирический герой теперь уже не в мечтах, а наяву задумывается о дальнейшей своей жизни после того, как выйдет из»забвения».Теперь уже мечты о старости, в которых по мнению героя можно просто отказаться от былой жизни рассеиваются, ведь на самом деле он осознает, как тяжело в один прекрасный момент понять, что вся твоя жизнь спущена в пустую и назревает вопрос: а что делать дальше?
И лишь когда средь оргии победной
Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный,
Испуганный в тиши своих путей…
В заключительной части лирический герой подходит к развязке соединяя тему одиночества и чувства «невыполненного долга»:
Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.
Подводя итог анализу данных сонетов с позиции их формы, следует дополнить, что любой сонет должен заключаться «сонетным замком». «Замок» обычно располагается в двух последних строках, реже – в одной. В лирическом стихотворении – это фраза, содержащая парадокс, неожиданный вывод. Как правило, малый объем замка определяет емкость, афористичность финальной фразы. У Брюсова сонетным замком является фраза: «Но каждая душа – то новый мир И манит вновь своей безвестной тайной.»,- которая объясняет непреодолимую тягу лирического героя к женщинам. Он(лирический герой) получает огромное удовольствие от общения, от постижения чужой души так же, как постигает удовольствие от раскрытия чего-то неизведанного. У Гумилева сонетный замок звучит иначе: «И никогда не звал мужчину братом».Никогда не звать мужчину братом –означает, что он никогда никого не воспримет как равного себе, т.е. не иметь друзей, а значит и быть обреченным на одинокую старость…
Перейдем к анализу звучания данных стихотворений. Как я уже говорила, они написаны размером пятистопного ямба, размером сабельным ударным, ритмичным. Чтение этих сонетов подобно бегу; они будто читаются на одном дыхании. В сонете Гумилева даже присутствует чередование мужской и женской рифм, что делает его попеременно то мягким, то твердым. У Брюсова такое чередование рифм отсутствует: каждая строка катрена или терцета заканчивается на ударный звук, а значит рифма в нем грубая мужская, что как нельзя лучше подчеркивает отточенность мысли и уверенность лирического героя в каждом своем слове:
Да, я – моряк! Искатель островов…
…Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Из анализа этих двух замечательных сонетов Гумилева и Брюсова можно сделать один вывод: несмотря на общую тему, тему Дон Жуана, два этих автора передают его мироощущение абсолютно по разному: если первый герой готов буквально кричать о своей любви к прожиганию своей жизни и жизни других,если он, первый Дон Жуан, наслаждается жизнью живя только сегодняшним днем, то мысли второго Дон Жуана отнюдь не так беспечны.Он уже начинает задумываться о старости, с горестью ожидая того момента, когда ему «надоест» вся его прежняя жизнь, он боится понять то, что прожил жизнь бессмысленно. Сопоставительный анализ Дон Жуанов Н.А.Гумилева и В.Я.Брюсова показал нам насколько одинаковыми, и в то же время насколько разными могут быть два, на первый взгляд одинаковых образа…
№18
Дон Жуан – моряк и у Гумилёва и у Брюсова, жизнь Дон Жуана бурлит и кипит, в каждом движении героя видны страсть к женщине, к путешествию, безумие и рвение к жизни.
Теперь о различии. Дон Жуан Гумилёва, наверное на пороге преклонных лет, поскольку он начинает задумываться о бессмысленности и пустоте прожитого. Ни детей, ни дома, ни жены… А герой Брюсова герой горит пламенем вершины жизни, он пьет её, как вампир, не задумываясь ни о чём.
Нравится мне этот Дон Жуан, хоть глупец, но он мне нравится!
№19
В литературе XX века В. Брюсов и Н. Гумилёв – личности во многом неоднозначные и противоречивые. Долгое время Н. Гумилёв считал В. Брюсова своим учителем, брюсовские мотивы прослеживаются в многих его стихах. Сопоставим две художественные интерпретации образа Дон Жуана в одноимённых сонетах этих авторов.
Легендарный Дон Жуан уже был многократно интерпретирован в литературе, размножен, как никто другой. А у Н. Гумилёва перед глазами был совсем свежий наглядный пример, написанный В. Брюсовым в 1900 году. Оба сонета написаны в форме монолога героя - от первого лица: «Да, я моряк…» и «Моя мечта…». Однако при первой публикации произведения В. Брюсова было написано: «Донъ Жуанъ». А при публикации гумилёвского Дон Жуана - «Донъ- Жуанъ». Стоит обратить внимание на то, что современные написания этого имени зависят, по - видимому, от редакторских предпочтений. Сонет В. Брюсова построен на «разворачивающихся», но непересекающихся сравнениях. Он сравнивает своего героя с моряком: «Да, я моряк! Искатель островов, / Скиталец дерзкий в неоглядном море. / Я жажду новых стран, иных цветов, / Наречий странных, чуждых плоскогорий». Прослеживается мотив мореплавания, путешествия. Так же встречается и у Н. Гумилёва: «Схватить весло, поставить ногу в стремя…» это некий пример синхронных сравнений, Н. Гумилёв более тонко и осторожно обращается с литературными формулами. Они не развёрнуты, на них лишь дан намек. А сонет В. Брюсова построен на сравнениях типа «любовь- море», «любовник- путешественник» и т.д. Так же он сравнивает Дон Жуана с вампиром: «Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!» Кровь-любовь указывает на равенство этих двух понятий для поэта. Брюсовское мироощущение любви далеко от светлого, романтического чувства, оно является испепеляющей страстью плоти. Плотская любовь вместе с тем и духовна, она символизирует бесконечный путь раскрытия всё новых тайн: «Но каждая душа- то новый мир / И манит вновь своей безвестной тайной». В сонете же Н. Гумилёва можно заметить единственное сравнение «лунатик бледный», скорее всего это вариация на «Дон Жуана- вампира», но определённо здесь речь идёт о раскаявшемся грешнике: «А в старости принять завет Христа, / Потупить взор, посыпать пеплом темя/ И взять на грудь спасающее бремя/ Тяжёлого железного креста!» А вот у В. Брюсова, можно сказать, что речь идёт о классическом Дон Жуане, хотя в строках: «В любви душа вскрывается до дна, / Яснеет в ней святая глубина, / Где всё единственно и не случайно» - представляется образ «одумавшегося Дон Жуана». В гумилёвском же Сюжетно- идейном сонете «сворачивается» история образа. Его герой бездетный («Я не имел от женщины детей…»), одинокий(«И никогда не звал мужчину братом»)
Во всяком случае это результат его «стараний», но дело в том, что брюсовский Дон Жуан не осознает своего одиночества, жизнь для него- игра полная тайн, он одержим этими тайнами. Гумилёвский же Дон Жуан в конце- концов осознаёт всю неизбежность ситуации.
№20
Перед нами два сонета В.Я.Брюсова и Н.С.Гумилёва «Дон Жуан», которые объединяет общее название, сквозной образ, характерный для мировой литературы вообще: Дон Жуан – легендарный испанец, распутник и беззаконник. Сонеты В.Я.Брюсова и Н.С.Гумилёва представляют собой художественную интерпретацию этого образа, и каждый из поэтов рисуют его по-своему.
В произведении В.Я.Брюсова Дон Жуан показан самоуверенным и самовлюблённым, он гордится тем, кто он есть, ему нравится тот образ жизни, который он ведёт («Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир! // Но каждая душа – то новый мир // И манит вновь своей безвестной тайной»). В сонете Н.С.Гумилёва герою тоже нравится его жизнь, но он с тоской смотрит в будущее, понимает, что за свои грехи он будет отвечать перед Богом («А в старости принять завет Христа, // Потупить взор, посыпать пеплом темя // И взять на грудь спасающее бремя // Тяжёлого железного креста!»). В его произведении слышится сожаление и печаль («Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный…», «Я вспоминаю, что, ненужный атом, // Я не имел от женщины детей…»). На мой взгляд, это объясняется тем, что поэты относились к разным литературным направлениям: В.Я.Брюсов был символистом, видел мир как мир мечты, фантазии и грёз, а Н.С.Гумилёв был представителем акмеизма, он считал, что мир должен обрести «вещность».
Мир в стихотворении В.Я.Брюсова многозначен и таинственен, что характерно для поэзии символизма («искатель островов», «скиталец дерзкий», «пью жизни, как вампир», «и манит вновь своей безвестной тайной»), в то время как у Н.С.Гумилёва всё предельно просто и ясно. Он называет предметы своими именами, создаёт чёткий, конкретный образ («Моя мечта надменна и проста: // Схватить весло, поставить ногу в стремя…»).
Стихотворения различаются не только тем, что рисуют поэты, но и тем, как они это делают. В сонете В.Я.Брюсова много восклицательных предложений, что подчёркивает уверенность героя в правильности своих действий, гордость собою и самолюбование («Да, я – моряк!», «Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!»). Для этой же цели автор использует аллитерацию – часто повторяет звук [р] («Да, я моряк! Искатель островов, // Скиталец дерзкий в неоглядном море. // Я жажду новых стран, иных цветов, // Наречий странных, чуждых плоскогорий»).
В сонете Н.С.Гумилёва всего одно восклицательное предложение, которое подчёркивает понимание героем своей сущности, того, что его ждёт в будущем («…И взять на грудь спасающее бремя // Тяжёлого железного креста!»). Поэт использует аллитерацию звука [c], при помощи которой показана широта и безграничность пространства («Моя мечта надменна и проста: // Схватить весло, поставить ногу в стремя…»).
Таким образом, в рассмотренных произведениях поэты, каждый по-своему, сумели донести до нас образ легендарного Дон Жуана.
№21
Перед нами два стихотворения, которые объединяет форма (сонет) и центральный герой. Сонет – стихотворное произведение в 14 строк, написанное с разными видами рифмовок. В данном случае оба сонета представляют собой итальянский тип (2 катрена и 2 терцета), оба написаны жизнерадостным пятистопным ямбом со множеством пиррихиев. Центральный герой обоих стихотворений – блистательный Дон Жуан. В сонете В.Я.Брюсова Дон Жуан – образ, воплощающий идею о вечном поиске идеала. Рискну предположить, что такой образ Дон Жуана связан с тем, что Брюсов был поэтом – символистом. Символизм - одно из крупнейших направлений в литературе, возникшее во Франции в 1870-80-х гг. и достигшее наибольшего развития на рубеже XIX и XX веков, прежде всего в самой России. Дон Жуан – это некий символ. Лирический персонаж представляется нам человеком, жаждущий новых приключений, новых женщин… Он считает, что каждая душа – это новая любовь и что смысл жизни и состоит в вечном поиске.
А в сонете Н.С.Гумилева Дон Жуан как бы оценивает собственную жизнь с высоты возраста: молодость – возраст страстей, а старость призвана замолить все грехи. При этом герой сам в глубине души осознает свое одиночество: он никому не нужен в жизни, ничего хорошего в ней не сделал. Думаю, что образ главного героя создается средствами акмеизма – творческого направления, которое Гумилев когда-то возглавил. Акмеисты провозглашали материальность, предметность тематики и образов, точность слова, что и находит свое подтверждение в стихотворении (четкий план жизни).
Теперь рассмотрим изобразительно-выразительные средства каждого стихотворения. В сонете Брюсова особую роль играют эпитеты, сравнения, используются антонимы, («Скиталец дерзкий; мучительный покров; пью жизни, как вампир; каждая душа, то новый мир; восторг и горе; единственно и не случайно»). Так же, я считаю немаловажным отметить повторение слова «да», усиливающее взгляды Дон Жуана («Да, я – моряк!; Да! Я гублю!»). Думаю, герой осознает свои действия и одновременно ужасается содеянному: что он через наслаждение идет к удовлетворению собственных прихотей («Да! Я гублю! Пью жизни как вампир! Но каждая душа – то новый мир И манит вновь своей безвестной тайной»). Значит, мы можем сделать вывод, что это стихотворение носит описательный характер. Стихотворение этого автора более поэтично, нежели сонет Гумилева, в стихотворении которого немного красочных определений по сравнению с сонетом Брюсова, но там так же присутствуют сравнение, метафора, оксюморон, а также литота («Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный; И взять на грудь спасающее бремя Тяжелого железного креста; медлительное бремя; ненужный атом»). Сонет этого автора повествовательно-рассудительному характера, потому что акцент в произведении сделан на констатации действий и на размышление о смысле бытия.
Стихотворение Гумилева гораздо глубже по смыслу, нежели сонет Брюсова. Произведение Брюсова представляется как красивый полет мысли, а произведение другого автора как некое наставление.
Таким образом, Дон Жуан – это вечный образ для русской литературы, как и для мировой. При этом суть образа зависит от мировоззрения поэта, который обращается к нему.
№22
История литературы знает немало «вечных» образов, но образ Дон Жуана особенно популярен. В испанской, итальянской, французской, русской, чешской, украинской и литературах других стран представлено множество версий сюжета о жизни бессмертного героя: о Дон Жуане писали Тирсо де Молина и да Понте, Мольер и Мюссе, Байрон и Гофман, Мериме, Пушкин, А.К. Толстой, Блок, Брюсов, Ахматова, Цветаева, Гумилев, Чапек, Шоу и многие другие.
Гумилев нередко называл себя учеником Брюсова, в связи с этим интересно сравнить образы Дон Жуана, представленные в сонетах названных поэтов, тем более что герой Гумилева был создан именно в период ученичества, а значит при непосредственной влиянии учителя. Но сонеты Гумилева и Брюсова достаточно разные.
Дон Жуан в произведении Брюсова предстаёт этаким «дерзким скитальцем». Герой эгоцентричен и жесток: он словно возвышает себя над всеми людьми. Брюсов показывает женщин покорными и покоренными:
И женщины идут на страстный зов,
Покорные, с одной мольбой во взоре!
Спадает с душ мучительный покров,
Все отдают они - восторг и горе.
Дон Жуан Николая Гумилева задорен и полон желания сломать свою робкую, впечатлительную натуру. Он словно меняет маски: то он Адам, то праотец любви, то поэт, то капитан, то романтический путешественник. По воспоминаниям современников так же «примерял» маски «авантюристов» и сам Гумилев.
Героев Гумилева и Брюсова роднит любовь к путешествиям. В первой строфе сонета «Дон Жуан» Гумилева он восклицает:
«Моя мечта надменна и проста:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста».
Однако для него характерны иные духовные ценности, чем для героя Брюсова. Он думает о старости, где надеется найти «спасающее бремя тяжелого креста». Его, в отличие от героя Брюсова, тяготит одиночество и невозможность найти идеал. Дон Жуан Брюсова нечестивый, эгоистичный человек. Он во многом отличается от Дон Жуана Гумилева. Также общая форма – сонет – служит показателем полемики двух поэтов.
№23
Перед нами два одноименных сонета «Дон Жуан» В.Брюсова и Н.Гумилёва. В каждом из них солирует тема Дон Жуана. Брюсов пытается раскрыть этот образ, в виде моряка, используя скрытые сравнения и слова самого героя, которыми он пытается рассказать нам о том «Кто он есть?». Гумилёв же представляет тот же образ в виде полной противоположности героя Брюсова.
Но! Заметим, что он также использует вариант написания от первого лица, то есть от действующего лица.
Далее мы должны заметить то, что у «первого» желания совпадают с реальностью, а у «второго» - это лишь желания. Читая сонет Брюсова, чувствуется настроение, а именно гордость!
«Да, я – моряк! Искатель островов,
Скиталец дерзкий в неоглядном море.
Я жажду новых стран, иных цветов,
Наречий странных, чуждых плоскогорий.»
В первом катрене также сказуемые в большей мере выражены существительными, а,выраженных глаголом, всего один. Подобное происходит и в последующих катренах – малое количество глаголов. Вовсе нету и глаголов движения, выходит в действиях нет динамики, всё происходит на словах, к тому же, строфы из стихотворения дают понять, что действие происходит здесь и сейчас, а точнее наш герой сообщает нам, что он живет сегодняшним днём!
А сказуемые в настоящем времени тому подтверждение:
«Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа – то новый мир»
Тогда обратимся к «Гумилёвскому» образу дон Жуана.
Его же настроение и состояние разума- это мечты! Он полностью в них погружён!
«Моя мечта надменна и проста:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста.»
А словосочетания «медлительное время» и «новые уста» показывают, что герою СКУЧНО жить! Ему хочется чего-то нового, ошеломительного, чтобы потом, как по его же словам
«И лишь когда средь оргии победной
Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный…»
Но тем не менее его мечты, не будущего и не прошлого времени, выходит он живёт ими. Живёт, но у себя в воображении и от этого создается такая, блуждающая в коридорах удовольствий, атмосфера, но это лишь воображение, а вернувшись к реальной жизни, он понимает, что он никогда этого не делал и вряд ли сделает.
«Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом»
Так получается они разные! Один, тот, что у Брюсова: независимый, счастливый – моряк! Второй, тот, что принадлежит творению рук Гумилёва: мечтательный и нерешительный – интеллигент.
Да, так и есть. Они совсем не похожи, но единственное их объединяет- они Дон Жуаны! И какими бы себе не представляла их древняя и современная литература, они те, кто они есть.
Они Дон Жуаны!
№24
Образ Дон Жуана – один из тех образов в литературе, которые не перестают тревожить воображение поэтов и писателей разных веков. В. Брюсов и Н. Гумилев, крупнейшие поэты начала 20 века, обратились к этому «вечному» типу.
Образы Дон Жуанов в одноименных сонетах В. Брюсова и Н. Гумилева предстают по-разному.
Лирическому герою в произведении Брюсова свойственна уверенность в правильности своего жизненного пути. Об этом свидетельствует восклицание «Да!», с которого начинаются первая и последняя строфы. Эта закольцовка подчеркивает цельность натуры, монолитность образа. Лирический же герой в сонете Гумилева сложен, его сознание расколото, противоречиво. Он, «как лунатик бледный», опомнился и с ужасом взирает на плоды рук своих. И хотя живет в нем «мечта надменна и проста» «лобзать уста» и в «оргии победной» нестись по свету, но в то же время он осознает бессмысленность своего существования, что имеет подтверждение в словосочетании «ненужный атом».
Дон Жуан Брюсова – искренний жизнелюб, он жадно впитывает все, что дает ему жизнь, стремиться постичь ее. И несмотря на то, что тема вины («Я гублю!») звучит в его устах, но нет раскаяния; он оправдывает себя тем, что выпивая жизни, открывает тайны их внутреннего мира, спасает их от безвестности.
Дон Жуан Гумилева – обманщик. Его цель не постичь жизнь, а всего лишь «обмануть … время», уплыть, ускакать от старости. Тему обмана продолжает вторая строфа: «принять завет Христа», чтоб избежать расплаты за грехи. Но в заключительных строках он искренен в своем раскаянии и двойным отрицанием («не имел от женщины детей и никогда не звал мужчину братом») очерчивает безысходный круг своего одиночества. Герой Гумилева страдает от одиночества, полон сожаления.
Герой Брюсова самодостаточен, ни о чем не сожалеет, ни в ком не нуждается.
Разное у персонажей и понимание любви. Если у Дон Жуана Гумилева любовь плотская, бездуховная («Всегда лобзая новые уста», «оргии победной»), то у брюсовского героя любовь – гамма эмоций («восторг и горе»). По Брюсову, в любви душа освобождается от оков, в ней «вскрывается святая глубина» - индивидуальность и закономерность, та «неслучайность», что лежит в основе мирозданья. И постигая новую любовь и душу новой женщины, Дон Жуан постигает смысл существования мира и, возможно, Бога (хоть этого слова и нет в тексте).
№25
Сравнивая сонеты В. Брюсова и Н. Гумилева, нельзя не отметить, насколько различен образ Дон Жуана в них. У В. Брюсова Дон Жуан предстает дерзким искателем приключений, жаждущим новых, ярких эмоций и впечатлений, в то время как у Н. Гумилева Дон Жуан человек духовный, отягощенный мыслями о старости и одиночестве, стремящийся найти покой и прощение.
Объединяет лишь двух героев любовь к путешествиям. Однако брюсовский Дон Жуан не задумывается о нравственных ценностях и живет только настоящим:
«Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа – то новый мир!»
Герой не ценит людей, относится к ним как к источнику удовольствий. У Н. Гумилева Дон Жуан гуманнее, его образ пронзительнее, трагичнее.
«Я вспоминаю, что ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.»
Таким образом, Дон Жуан Брюсова неглубокий, поверхностный персонаж, живущий единым мгновением, чуждый и далекий от осмысления переживаний других людей противопоставляется гумилевскому Дон Жуану, страдающему от своего одиночества и от осознания никчемности своего бытия.
№26
В литературе существует более ста трактовок образа легендарного Дон Жуана. Тем не менее, Валерий Брюсов в 1900-м, а Николай Гумилев в 1910 – м году тоже посвятили ему свои произведения. Что это? Дань моде? Известно, что в начале века модно было поэтическое обращение к различным «вечным» образам. Да и сонет в те времена в России был очень популярен. Но, думаю, не в моде дело. Валерий Брюсов считал: «В поэзии, в искусстве на первом месте сама личность художника! Она и есть сущность…» А Гумилев был его талантливым учеником.
Так что вполне объяснимо, почему поэты избрали жанр сонета: в этой малой и такой специфической форме невозможно всесторонне раскрыть легендарный образ, но поделиться своими чувствами, мироощущениями в один из моментов скоротечной жизни вполне можно. Так что же явили миру Учитель и Ученик, символист и акмеист?
Да, в этих стихотворениях много общего: название, жанр, форма монолога (причем, от первого лица мало кто писал о Дон Жуане), мотив путешествия. Но различий, мне думается, больше.
Символист Брюсов, конечно же, наполнил свой сонет образами-символами: «любовь – море», «любовник – путешественник», «любовь/женщина – неведомая страна». Отдал он дань и цветовой символике: «любовь/женщина – иной цвет». Через эти сравнения и раскрывает поэт образ своего героя. И, несмотря на некоторую эпатажность («Да, я – моряк..», «Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир»), несмотря на то, что сонет напоминает реплику диалога-спора, диалога-борьбы, Дон Жуан у Брюсова узнаваем, таким он чаще всего и изображался. Как говорят, классический.
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 47 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
2 страница | | | 4 страница |