Читайте также: |
|
Теперь уже Зеня закивала.
— Ну вот, теперь, похоже, понимаю. Пиджак ты подкинула ей домой, а ключи?
Даже в профиль было ясно видно, что до Уэшульки уже не все доходит.
— Так ведь у тебя остались её ключи, — повторила испуганная Зеня. — Ты что с ними сделала? Они у тебя до сих пор?
Бессмысленный взгляд Уршули красноречиво свидетельствовал, что так оно и есть.
— Мать честная! А пистоль свой? Выбросила?
Глаза Уршульки ясно выразили, что нет, не выбросила.
— И куда ты его дела?! Вот же балда! Если ты хотела от неё избавиться, надо было по уму все делать. Она свинья, конечно, эта Феля… Где пистолет? Ты его подкинула Барбаре?
На физиономии пьяной Уршульки мелькнул проблеск чего-то вроде хитрой ухмылки. Она уставилась на стопку, вид которой явно придавал ей силы.,;
— Я не упсела.., того.., не успела…
— Не успела? А все-таки хотела? Ну нет, это уж слишком! Не то чтобы глупо, но подло!
Пусть бы уж подумали на каких-нибудь бандюков, это ещё туда-сюда… Ну ты и подлюга!
А я-то сюда примчалась такая расстроенная, вчера меня про тебя расспрашивали, я ничего не сказала, думала — это не ты…
Решительным жестом, словно пытаясь наверстать упущенное, Зеня плеснула себе коньяка в остатки водки.
— Борковского охомутать — это я, ещё понимаю, никто бы от него не отказался, пусть, Даже укокошить эту метёлку Фелю — тоже не грех. А я-то подумала, что это Барбара её пришила, тут удивляться нечему, но чтобы на неё и это сваливать?! Нет, я бы так не смогла! Как ты детям в глаза смотреть будешь, если их мать из-за тебя" повесят?! Ты мне скажи, трудно было её застрелить? Ты что, сзади — и так сразу попала?
А если бы она выжила?.. И что теперь будет, господи… Нет, в голове не укладывается — все из-за какого-то мужика.
— Я.., её.., ненави-и-ижу, — провыла Уэшулька.
— Кого?!
— Бар… Барба-ару…
— Барбару? Да ты с ума спрыгнула! Это она тебя должна ненавидеть!
— Во набрались! Антракт в биографии им гарантирован, как в Госстрахе, — вдруг тихо сказал кто-то за нашими спинами.
Гром с ясного неба не напугал бы нас сильнее.
Мы с пани Ядзей подскочили, но я все же осмелилась оглянуться. За нами стояли инспектор Бежан с комиссаром Гурским. Может быть, за их спинами стоял кто-то ещё, но я уже не в силах была присматриваться.
— Пошли отсюда, — предложил Бежан. — Спешить-то больше некуда.
Мы молча двинулись к выходу. Зеня в гостиной продолжала свой монолог, быстро приканчивая остатки коньяка.
— Как вы думаете, где она держит ключи от машины? — спросил Бежан, когда мы вышли.
— В сумочке или в кармане костюма, который она надевала последним, — без запинки ответила я.
— В сумочке, — буркнула пани Ядзя.
— А сумочка где?
— В кухне. На столике у дверей.
— И что, мы просто так тихо-мирно разойдёмся? — возмутилась я, даже не пытаясь скрыть разочарования. — Я стоя беседовать не умею!
Может, сядем на лестнице?!
— Нет, зачем же. Никто не мешает спокойно посидеть на кухне, эти две дамы наверняка не примутся готовить обед. А ордер на обыск у нас есть, свидетели тоже, мы действуем по всей строгости закона…
Комиссар Гурский нашёл на кухонном столике дамскую сумочку, покопался в ней и вытащил ключи от машины. Не говоря ни слова, он передал их кому-то из своих коллег, который тут же исчез за дверью. Пани Ядвига, преодолев шок, машинально принялась хлопотать по хозяйству.
— Я за детскими вещами пришла, — объясняла она, заваривая чай. — Потому что уже вчера видно было, что пани Уршуля к жизни не скоро вернётся. А тут осень. Школьный скарб они сразу забрали, но одежда-то осталась, вот я и пришла за ней, ключи-то у меня есть. Сначала я хотела, чтобы дети со мной пошли и сами выбрали, что им хочется взять, а потом я, словно предчувствовала, подумала: зачем им на такое глядеть? — и отправилась без них. Открыла дверь, а тут голоса. Без хозяина-то гости редко случаются, я и не стала закрывать дверь. Дай, думаю, посмотрю, что к чему. Если грабители — лучше сразу удрать. А как увидела, что они пьяные за столом сидят, как услышала, о чем говорят, словно к полу приросла. Так и стояла, пока эта пани не пришла, пани Хмелевская то есть.
Бежан не стал интересоваться, что я тут делаю. Хватило одного его взгляда. Я определённо почувствовала, что мне не помешало бы приложиться к какой-нибудь бутылочке из гостиной, но решила ограничиться чаем пани Ядзи, а винца тяпнуть дома.
— Ну хорошо, признаюсь, — покаянно вздохнула я, — нет никаких рациональных оснований для моего визита. Но из всего моего расследования получился такой хаос, что мне просто необходимо было поговорить с пани Борковской номер два, потому что жену номер один я уже обработала. Я очень хотела разобраться в этой истории. Имеет же право человек желать ясности!
Вот я и примчалась сюда. А тут дверь приоткрыта… Вы что, не вошли бы?
— Я постучал бы.
— Вообще-то я тоже. Обычно я из вежливости даже звоню в чужие двери. Но тут мне показалось, что самое правильное — сначала заглянуть.
— И что?
— И ничего. По-моему, вы тоже не стучались.
— Я тут по службе. И как официальное лицо, хотел бы узнать, что вы тут услышали.
— Я слышала меньше, пани Ядзя — больше.
Пани Ядзя поставила на стол сахар и лимон.
— Просто мороз по коже, — мрачно сказала она, садясь рядом со мной. — Божеское наказание, вот что это такое. Она со вчерашнего дня так и не протрезвела, а сейчас напилась по новой, да ещё сильней. Они так и сидели за столом, как сидят, когда я пришла. А эта, гостья, все выпытывала, как там все было с этой Фелей, и в голове у неё не укладывалось, что пани Уршуля лучшую подругу на тот свет отправила.
— Пани Уршуля сказала, что она сама стреляла?
— Так и сказала. Но не сразу. Когда я дверь открыла, эта гостья.., как её там?
— Зеня, — тихонько подсказала я.
— Эта Зеня рассказывала, что её полиция расспрашивала и пани Уршулю обязательно будут расспрашивать. А ещё интересовалась, чего это пани Уршуля пьёт и что вообще случилось. И кто убил эту покойницу, потому что это ведь Феля, подружка пани Уршули. И тут пани Уршуля возьми да и скажи, что это она убила, вырвалось у неё… Все из-за пана Стефана, специально подстроила, чтобы ему жена опротивела. Мне тоже все время казалось, что какое-то мошенничество творится, но мне не пристало вмешиваться. И что она, пани Уршуля то есть, не хотела, чтобы правда выплыла наружу, а та Феля, значит, на своём стояла. Ну и пан Стефан в последнее время как-то охладел…
Я горько пожалела, что Мартуся не вытолкала меня из дому раньше, но одновременно бурно порадовалась, что не тянула с этим визитом до завтра. Не видать бы мне тогда этой исповеди как своих ушей.
Пани Ядзя умолкла, и настала моя очередь.
Я понадеялась, что рассказываю более связно, нежели пани Ядзя. С моим приходом беседа подружек несколько упорядочилась, поэтому можно было сделать определённые выводы. Однако Бежану мои выводы были на фиг не нужны, и я постаралась ограничиться чистым пересказом услышанного.
Под конец моего повествования в кухне появился эксперт и молча вручил что-то Гурскому, а Гурский передал это шефу. Пока предмет путешествовал из рук в руки, я успела его разглядеть.
Гильза.
Я угадала в странной штуке гильзу исключительно потому, что в юности мы на работе пользовались гильзой от пушечного снаряда как пепельницей, вернее, донышком гильзы, остальное отпилили, иначе гильза была бы выше человеческого роста и, чтобы стряхнуть пепел, пришлось бы лазить по стремянке.
— Чтоб мне сдохнуть, если вы это не в машине нашли! — вырвалось у меня, прежде чем я успела опомниться.
Бежан посмотрел таким скорбным взглядом, что моё сердце истекло кровью от соболезнования.
— Это дело, проше пани, должны были вести только женщины, — жалобно произнёс он и обратился к эксперту:
— Понятые видели?
— Двое, — лаконично ответил эксперт. — Дворник и ксёндз.
— Откуда ещё ксёндз?!
— Случайно. И добровольно. Приходил сюда в гости, остановился из любопытства и сам попросил, чтобы ему позволили посмотреть. Честно признался, что почитывает детективы. Про это дело он ничего не знает и согласен выступать свидетелем.
— Вот и смилостивился Господь над нами… — набожно пробормотал Гурский.
— А остальное?
— Отправили в лабораторию.
— Машину не чистили?
— Куда там! Мусор за две недели. Галька в протекторах, обивка заляпана мороженым…
Ни о каком мороженом я не слышала, поэтому очень удивилась, отчего они так бурно обрадовались, но слова о застрявшей гальке поняла замечательно. Следы пиджака, которого не было у жертвы, тоже наверняка нашли. Я была совершенно права, полагая, что эта вторая Борковская — кретинка вне конкурса. Все свои умственные возможности она исчерпала поимкой мужа, детективов она явно не читала, а я настаиваю, что это весьма поучительная литература. Ксёндз тому живой пример. Интересно, почему это мужчины с неплохим умственным развитием упорно находят себе в жены феноменальных дурищ?
— Что-нибудь ещё? — спросил меня Бежан.
— В принципе, я уже все рассказала, вы появились почти сразу. Уршуля успела только признаться в великой ненависти к первой жене.
— А должно быть наоборот! — воскликнул Гурский.
— Вы молодой ещё, имеете право не понимать, — снисходительно ответила я. — Ведь Уршуля отобрала мужа у первой жены хитростью, разве что не силой, а он об этом понятия не имел.
И Барбара оставалась для Уршули постоянной угрозой. Вы бы любили дамоклов меч над головой?
— Так я и говорю — дело это исключительно бабское, — сердито сказал Бежан. — Проше пани, я уже все знаю, но ничегошеньки не понимаю. Следствие у меня застёгнуто на все пуговки, любо-дорого смотреть: никаких сомнений, доказательства со слона ростом, но чувствую себя дурак дураком. Таких мотивов у меня в жизни не было — чтобы кто-нибудь пришил сообщника в благодарность за помощь. А у нас именно так и получается. Давайте я как-нибудь с вами частным образом побеседую, вдруг что-нибудь и пойму из всей этой каши. У меня ещё остаётся надежда, что, может, это все Борковский организовал…
Я вас предупреждаю, что раскрываю вам самые страшные тайны следствия, и если вы хоть словечком…
Я презрительно фыркнула. Бежан поперхнулся, потом продолжил:
— — Но Борковский слишком часто и надолго уезжал в Швецию. При таком раскладе ему нужен был сообщник, лучше тоже баба, потому что ни один мужик на свете не справился бы с такой галиматьёй. Я всерьёз подозревал Борковского, но теперь понял, что ошибался. Вы можете мне объяснить эту историю?
— Без проблем. Хоть сей момент. Хочу обратить ваше внимание на одну мелочь, а именно на явление под названием человеческая глупость.
Я сейчас все объясню, только вам надо выключить разум и опираться исключительно на чувства. Вот что вы больше всего на свете ненавидите и что обожаете страстно? Тараканов, полицию, чеснок, рыжих, грозу, скоростные лифты, тесные коридоры, игру на флейте…
Я готова была перечислять до утра, но меня очень некстати перебили. В кухню вдруг вторглась Зеня, пьяная конечно, но на ногах стояла, да и остатки здравого смысла у неё кое-какие уцелели. При виде многочисленного общества она застыла на пороге.
— А-а-а-а, эт-то вы, — она ткнула пальцем в Гурского. — Эт-то хр-р-ршо! У неё тут есть конь.., ик!..як. Занач-ка. Вы найдёте, а? Я все скажу, тут всего много.., и мне не нравится!
Найдите коньячок…
Все на миг оторопели. Бежан молча смотрел на Зеню, а Гурский бросился рыться в шкафчиках в поисках коньяка. Пани Ядзя не выдержала, поднялась из-за стола и вытащила бутылку из отлично ей известного тайничка.
Зеня, не проявляя ни малейшего желания возвращаться в гостиную, уселась за кухонным столом и взглядом поискала какую-нибудь ёмкость. Пани Ядзя милосердно вынула из рук пьянчужки солонку и подсунула ей маленький стаканчик, который в стародавние времена называли «англичанкой». У меня самой тоже есть такая стопка, ещё довоенная.
Зеня в качестве собеседника признавала; только Гурского.
— Вам скажу! — по секрету прошептала она ему. — Это уже давно было, года два назад, я сама, если честно, хотела его закадрить, но он — как стена. Ему плевать, я с ним сижу или старая Земянская, она уже на пенсию уходила. Я ему все равно что мопс или кошка рядом.., или такой большой с бородой… Маркс, что ли.., или коза…
Вот ему безразлично, и все тут. Как слепой. А Уршулька упёрлась. Это он такой из-за жены, грит, а я ему, грит, жену из головы выбью… А мне интересно, как это у неё получится. Она негрозовор.., неразговорчивая была, из неё чего-нибудь вытянуть — как воду из камня выжимать. Но человек не скотина, ему поговорить все равно хочется, иногда и у неё словечко-другое вырывалось. А мне интересно… За наше здоровье! Вы чего не пьёте? Вы и меня за такую же шалаву держите, что ли? Вы меня не ув-в-вжаете?! И все из-за проклятого Стефана…
Верная своему намерению подождать с вином до дома, я с бешеным интересом смотрела этот спектакль. Гурский бросил на Бежана отчаянный взгляд. Бежан таинственным жестом дал ему понять, чтобы он подыграл пьяной Зене. Пани Ядзя мигом сообразила и подсунула ему вторую «англичанку». Откуда у них столько довоенного ширпотреба, каким чудом он уцелел?! Может, они родом не из Варшавы, в провинции такие вещи дольше сохраняются. Гурский решительно налил себе, подлил Зене, поднёс стопку к губам и даже немного выпил.
Зеню это удовлетворило.
— А потом эти сплетни пошли, — продолжала она. — Улька со слезами, мол, она не хочет, чтоб до Стефана дошло, а все это враньё. Она с этими слезами около него крутилась, пока он не спросил, в чем дело. С компьютером она ва-а-ще не могла работать, она тупая как корова, а в койке — профессионалка. Нет, я всего не помню. Тут словечко, там словечко. Я сначала не верила, потом Улька мне проговорилась, у неё подружка такая есть, которая покрасилась в рыжий цвет, под Барбару… И такие штуки выделывала…
Я сначала на жену Борковского посмотрела, потом эту Фелю увидела. А она даже не знала, что я знаю… Тут ещё этот Метек, жених её, мне в жилетку сопли вытирал, что второй такой на свете нет… Кыз-зел глупый.., а, чего говорить, каждый мужик от круглой попы глупеет… Не-её, я не выражаюсь, это по жизни правда. Она вроде в койке страшно необыкновенная, я эту дуру спрашиваю, чего и как она делает, а у неё только ухмылка на роже такая.., того… И чего, вы сами её на этот предмет не проверили? Ну что вы за мужик после этого! За наше здоровье!
Комиссар Гурский уже не смотрел на начальника, а усердно исполнял служебные обязанности.
Зеня была в ударе.
— Вы думаете, она мне чего-нибудь сказала?
Фигу с маком! Я сама обо всем догадалась, а потом ей же все и выложила, так она меня всеми святыми заклинала, чтоб я рот на замке держала, потому что этот дурак уже за ней бегал. Вот мамой клянусь, не знаю, как она все это устроила! Задницей у него перед носом крутила, что ли? Умом не понять! Ну, потом он на ней женился, и мне даже эту Барбару жалко было, а потом думаю: и на кой ей такой кретин… Лучше уж безработица.., то есть безмужница.., а Барбара — молоток, все у неё поправилось.
Умная баба. А тут это убийство. Я ничего не знала, пока люди не стали перешёптываться, а потом вы пришли, вот я и решила, что Барбара этой Феле секир-башка устроила. А вы меня тут про Ульку спрашиваете! Я к Ульке и помчалась, и на тебе! Не Барбара, а эта гадюка — убийца, мало ей было, что она Фелю пришила, так ещё и на Барбару свалить хотела! А я знаю почему. Потому что этот полудурок Борковский наконец допёр мозгами, какую дурищу себе выбрал, она хороша была только для этого самого.., для мужика, словом. Может, он с ней захотел ещё и разговаривать, кто его знает… А на разговоры она даже для меня глупая была!
Необыкновенная самокритичность Зени так потрясла комиссара Гурского, что он без приглашения налил коньяка себе и ей. В кухне Борковских царило каменное молчание, весьма заразительное, потому что даже новый для меня человек из полиции застыл в дверях, словно статуя.
Зеня совершенно не обращала внимания на окружающий мир.
— А я приехала, и она мне сама призналась во всем. Эта Феля какая-то не такая была…
Чокнутая, что ли? Она с самого начала такие шуточки шутила! Звонила Барбаре и говорила, что её муж за секретаршей бегает, Улька едва успела у неё трубку из рук вырвать. А вообще Фельке все страшно нравилось, но она ещё и денег захотела. Эта дура ей платила, чтобы Фелька под Борковскую кривлялась, а теперь должна была платить, чтобы та перестала. С ума сойти, правда? Улька боялась, что Борковский дознается, потому что он уже не так за ней бегал, одной только постели ему маловато, капризный какой нашёлся! Ой, мамочка, какая же она дуура! И свинья! На базаре купила волыну, не знаю почём. Фелька хотела к Хмелевской на интервью ехать, ну и на здоровье. Улька её подвезла и там же пришила! Собственной рукой! И на Барбару собиралась свалить, что она, дескать, не выдержала, а пистолет ей подкинуть… Не-е-е, это уж чересчур. А эта Фелька упёрлась рогом: хочу мороженого — и все тут. И жрала в машине, вся перемазалась, свинота такая, и говорит, что в таком виде к Хмелевской не пойдёт… Улька её просила вообще не ходить, дом проехала мимо.
Там ещё яма была какая-то… А Фелька говорит: пойду. Улька не выдержала, вроде как в отчаяние впала. Ага, нашла время! Раньше надо было отчаиваться! Пальнула в Фелю и удрала. Думала, что на неё никогда никто не подумает, потому что ни одна живая душа не знала, что они с Фелей подружки, Феля никому словечком не обмолвилась, потому что весь этот цирк ей нравился, а тут вдруг мент приехал! Сюда, то есть к Ульке. Дурацкие вопросы ей задавал и так далее… Улька-то испугалась и совсем не знала, что ей делать, а пистолет и ключи от квартиры Фели у неё где-то лежали, она же хотела их Барбаре подкинуть, а Барбары не было, и машины её тоже…
В этом месте выпитое наконец сразило Зеню.
Она уронила голову на стол и в мгновение ока погрузилась в мёртвый сон. Комиссар Гурский, державшийся не в пример лучше, застыл с «англичанкой» в руке. С минуту царила полная тишина.
— Если вы этого не записали… — зловеще начала я.
— Право, я не понимаю, почему вы меня считаете идиотом, — с упрёком в голосе ответил Бежан. — До сих пор наши отношения не давали вам оснований полагать меня умственно отсталым.
Откуда у вас такие взгляды?
— Простите, ради бога, наверное, от неожиданности, — сконфузилась я. — Вы же не могли надеяться на такой роскошный урожай показаний.
Я тут чудом оказалась. Могу вам признаться, что я нечто подобное подозревала.
— А все потому, что пишете детективы, — снисходительно ответил инспектор и жестом приказал своим людям заняться делом. — Дамы будут понятыми…
В кухне осталась только блаженно дрыхнущая Зеня.
* * *
— Не может быть! — в голос завопила Мартуся. — Не поверю! Никогда!
Я поддакнула, что верится с трудом, но это чистая правда. Возвращаясь домой, я зашла в круглосуточный магазин и докупила пива, потому что знала, что без долгих ночных задушевных бесед не обойдётся — Мартуся меня не помилует. И оказалась права: в ожидании моего приезда она успела выхлебать почти все запасы из холодильника, поэтому мои покупки очень пригодились.
— Я бы столько сроду не выпила, — объявила она, — но тебя нет, котов я накормила, а что делать дальше — не знаю. Да ещё сплошные переживания — где ты, что ты! Рассказывай!!!
Действительно, я забыла взять с собой мобильник, так что связаться со мной было нельзя.
— Сама видишь, до чего может довести ослиное упрямство. Уршуля только о Борковском и думала, замыслила хитрую интригу — и вот, пожалуйста, добилась своего.
— Но если ей хватило мозгов разработать весь план, как она могла во всем остальном оказаться такой страшной дурой?
— Тем не менее оказалась. Даже пистолетная гильза не пришла ей в башку. Если бы она вычистила машину, а ключи Фели и пистолет выбросила в сточную канаву, даже нормальных улик у полиции не было бы! Подожди, я себе открою вторую бутылку, а то мне маловато. Кроме того, Уршуля так ненавидела Барбару, что не могла отказаться от желания свалить на неё ещё и убийство. Сама себя перехитрила.
Мартуся схватила новую банку с пивом.
— Да уж, такая ненависть — настоящий тайфун, — убеждённо сказала она. — Все истратить на одну ненависть, какая расточительность!
— В этом-то и кроется суть глупости, — поучительно заметила я. Некогда я сама отказалась от мести — у меня просто не было на неё времени, и теперь я страшно гордилась своим давним поступком. — Только в том случае, если тебе совершенно нечего делать, можешь посвятить свою жизнь ненависти. Но даже для этого надо иметь капельку здравого смысла.
— А у Уршули его и в помине не было.
Я знаю немало безмозглых баб, да и мужиков тоже.., но такой размах и вообразить трудно!
А с чего это ты такая довольная? — вдруг насторожилась Мартуся.
— Потому что я наконец-то все поняла.
Обожаю все понимать!
— Странные у тебя пристрастия… А что ещё ты поняла?
— Телефонные звонки. Барбара мне про них рассказывала, и мне показалось, что странно это как-то, и Барбара тоже так считала. А выясняется, что Феля проста шутила так. Как только Уршулька ей в чем-нибудь отказывала, Феля сразу показывала когти, а Уршулька вовсе не хотела, чтобы служебный роман мужа дошёл до Барбары.
Так что Феля прогнула Уршулю будь здоров: два раза позвонила — и готово.
— И все из-за какого-то мужика! — в ужасе воскликнула Мартуся. — Что в нем такого, в этом Борковском? Он на выставке племенных жеребцов золотую медаль получил, что ли?
— Насчёт жеребцов ничего не знаю, может, он в койке и неплох, но что с каждой минутой богатеет, высший свет и все такое — это точно.
— У тебя крыша поехала?! — воззвала ко мне Мартуся.
— Это не у меня, это у Уршульки. Ты что думаешь: посольства, банкеты всякие, пятикомнатные апартаменты, тряпки, побрякушки.., это в голову ударяет о-го-го как! К тому же не бабник, скорее однолюб, жена для него — святое, для Уршульки такой мужик все равно что трон возле византийского кесаря.
— Почему именно византийского?
— А при этом дворе разводили самые строгие церемонии. Ну ещё у русских царей такое бывало.
— Ты мне только тут лекций по истории не читай, я все равно не пойму.
— Пару фотографий я там видела, свидетелем была при шмоне.., пардон, при обыске, полиция слова «шмон» не любит. Ничего плохого сказать не могу, Борковский — мужчина видный и очень впечатляет. Стопроцентный мужик, таких теперь не делают. Этот не станет сопли распускать, сам с чем угодно справится — и с бандитом бешеным, и с норовистым конём, и с химическими формулами, и с летучим топором, и даже с цитатами из Софокла. «Дорогая, так ты миллион в казино просадила? Ничего страшного», — скажет он и с нежной улыбкой вынет этот миллион из кармана…
— Я не проиграю! — зареклась Мартуся. — Слушай, а что такое летучий топор?
— Мой топор. Тут пару недель назад размахнулась как следует, и железяка улетела черт-те куда, потому что топорище рассохлось. Чудо, что мне окна не повыбивало.
— И что?
— И ничего. Больше не летает.
— Почему это?
— Потому что я его распёрла клиньями и вымочила в растворителе для краски. Теперь у меня не топор, а монолит.
Мартуся задумалась.
— И Борковский бы все это сам клинил и замачивал?
— Не клинил, а расклинивал, — поправила я. — Даже если не собственноручно, то нанял бы человека и знал, что надо делать. Таким он мне по этим фотографиям показался. Внешность обманчива, но, судя по окружающим его страстям, что-то такое в нем было.
— Бабки, — безапелляционно заявила Мартуся. — Это больше всего бросается в глаза.
А борода у него есть?
— Нет и не было, что поделаешь. Но, видишь ли, никто не состоит из одних добродетелей, у нормального человека есть и пороки.
— И что?
— Это красивый мужик. И такой.., ну, крупный. Предположим, в школе у него сплошные пятёрки по математике и по физике, может, даже по польскому языку, списывать давал, драться умел, разные мероприятия организовывал, верховодил, девушки на него вешались… Ну и привык, что он самый крутой в этом лесу.
А самому крутому и лучшему что полагается? Его все обожают, и вот представь себе, что ты или я…
Лучше уж ты. Ты у нас чистопородная…
— Чего?! — испугалась Мартуся.
— Я не имею в виду, что в тебе триста восемьдесят кило живого веса…
— Господи Иисусе, почему триста восемьдесят?!
— Столько весил чистопородный хряк на животноводческой выставке в Служевце, — пояснила я, — но дело не в этом. Ты же у нас с телевидения, с тобой можно в обществе показаться…
— Не собираюсь я показываться!!!
— Но можешь. Итак, ты — самая лучшая, все у тебя выходит супер, к тебе все подлизываются, дают самые высшие ставки…
— Ты мне прямо рай нарисовала…
— Не обращай внимания. Словом, ты самая лучшая и сознаёшь это, но вдруг кто-то начинает к тебе относиться кое-как, словно ты первая встречная, а сам при этом считает, что он тоже лучший, только в другой области. Ты ведь такого не вынесешь, правильно? Сама себе в этом вовек не признаешься, ты же манией величия не страдаешь, самомнением тоже вроде не маешься, хочешь быть справедливой, а тут — фигушки, ничего не получается. Червь какой-то кишки грызёт, все идёт наперекосяк, и вот уже шестерёнки скрипят и не вертятся…
Мартуся всегда на лету схватывала суть моих самых странных метафор и образов, ещё и дополняя их по собственной инициативе. Мне ничего не пришлось разжёвывать.
— И к тому же я баба, а Борковский — мужик? — уточнила она взволнованно. — Я бы это как-нибудь пережила, но он — нет. Он же на постаменте, а вокруг башки нимб светится днём и ночью. И если баба перед ним не кадит фимиам, никаких шансов у неё нет.
— Вот именно. Мы с тобой, конечно, утрируем и вообще преувеличиваем, а это деликатная материя, хотя в быту сплошь и рядом такое вылезает.
Борковский и без того долго с Барбарой выдержал, но когда Уршулька начала ему поклоны земные класть, заволновался. Наконец-то его оценили!
— И тут же разлимонился…
Мы с Мартусей долго молчали, потому что вся интрига стала нам ясна и понятна с изнанки.
Уршулька знала, за какие ниточки подёргать…
— И что, он теперь вернётся к первой жене? — спросила Мартуся.
— После такой компрометации? — скривилась я. — И речи быть не может! Ни одному из них этого не надо. Она не сможет его обожать, а он без обожания завянет. Она себе кого-нибудь найдёт, а его ещё ждёт большой сюрприз. Он ведь в Швеции, и никто ему ни о чем пока не сообщал.
И я считаю, что по заслугам.
Мартуся полностью согласилась со мной.
Мне пришлось ещё раз повторить ей все виденное и слышанное, заверив, что Уршулька и в самом деле прятала оружие и ключи Фели среди кухонных полотенец, уверенная в том, что такой тайник в жизни не найдут.
Мартуся уже направилась было спать, но остановилась у ступенек, ведущих в гостевую спальню.
— Погоди-ка, — сообразила она. — А тебе не кажется, что теперь надо позвонить живой Борковской? Барбаре?
— Ты в своём уме? За полночь?!!
— Для таких новостей любое время годится!
Да и что тут такого, всего двадцать минут первого, подумаешь! Ты что, не обрадуешься,
если кто-нибудь сообщит тебе такие новости хоть бы и под утро. Я посмотрела на неё и согласилась…
* * *
Агата настолько заинтересовала сенсационной историей свою домработницу, что уже второй вечер могла гостить у меня: домработница выразила полное согласие приглядывать за домом и детьми, но при условии, что Агата расскажет продолжение. У меня складывалось впечатление, что мы начинаем по кругу обсуждать одно и то же, но испытанных чувств, сомнений и потрясений хватило бы нам до конца света.
Телефонный звонок застал меня врасплох.
Господи, кто может мне звонить в половине первого ночи?
— Надеюсь, это не Стефан? — ехидно сощурилась Агата.
Я лишь пожала плечами. Даже если Стефан, ничего страшного. Всегда можно положить трубку и отключить телефон.
— Не стану извиняться за поздний звонок, — сказала Хмелевская на другом конце провода, — у меня нет времени на глупости. Два часа.., нет, три часа назад я была свидетелем показаний пани Борковской номер два, то есть знаменитой Уршульки.
Давала она их, правда, в пьяном виде, зато чистосердечно. В квартире вашего бывшего мужа. Вместе со мной свидетелями были пани Ядзя, инспектор Бежан и комиссар Гурский. Кто-то пришёл раньше, кто-то позже, а пани Ядзя была первой.
Хотите, перескажу?
— Хочу! — страстно выдохнула я.
— Уршулька укокошила Фелю на нервной почве, потому что Феле понравилось давать публичные концерты, а Уршулька намеревалась закругляться. Феля требовала денег. Гильза от патрона и различные микроследы легко обнаружились в машине этой.., у кого из животных самый маленький мозг? Назвать Уршульку курицей — незаслуженный комплимент. По умственной части она прямая родня дождевому червяку. Пушку и ключи от квартиры Фели она прятала дома среди тряпок, чтобы при случае подкинуть вам. Она вас ненавидела, я своими ушами это слышала, а многоуважаемый супруг стал к ней охлаждаться.., нет, то есть холодеть… да тьфу ты!.. Охолаживаться, что ли?
Я настолько оторопела от этого монолога, что тоже не сумела с ходу сообразить и неуверенно предположила:
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 69 | Нарушение авторских прав