Читайте также:
|
ИЗВЕСТНО, Константин, приняв христианскую веру, не только прекратил
гонения против ее служителей, но и осыпал их почестями, богатством и
ласками.
Обращение Константина, которое христианские наставники выдают за чудо,
имело в своей основе чисто житейские мотивы. Этот император, бывший, по всем
данным, очень жестоким и злым человеком, видя, что христианская секта широко
распространилась в Римской империи, стала весьма многочисленной и грозной,
сделал противное политике своих предшественников, которые безуспешно
преследовали ее, чтобы подавить. Он счел более разумным привлечь на свою
сторону главарей христианских-епископов, бывших владыками этой республики. С
их помощью он мог распоряжаться всей сектой и с успехом использовать ее для
того, чтобы возвыситься над своими соперниками. Желая угодить своим новым
друзьям, христианам, он, по примеру всех обманщиков, постоянно дурачивших
их, пустил слух о видении, в котором якобы Иисус показал ему крест и обещал,
что этот знак принесет ему победу.
С другой стороны, если верить историку Зосиме, в "обращении"
Константина не было ничего такого, что делало бы честь христианской религии.
Этот писатель сообщает, что император под бременем ужасных преступлений-в
том числе убийства тестя, зятя, племянника, собственного сына Криспа и своей
жены Фаусты - искал в языческих суевериях способов искупления, чтобы
заглушить укоры совести. Не найдя среди языческих жрецов человека,
достаточно снисходительного, чтобы отпустить ему его грехи, он обратился к
христианским священникам, которые ему разъяснили, что при помощи веры в
Иисуса Христа и крещения он совершенно переродится и грехи с него будут
сняты.
Нам, конечно, скажут, что Зосима был язычником и нельзя поэтому
ссылаться на его суждение о Константине. На это мы ответим, что все историки
единодушно приписывают этому императору злодеяния, о которых мы говорили, и
еще многие другие, явно свидетельствующие о его свирепости и ужасной
жестокости.
Однако в награду за услуги, которые он оказал церкви, христианские
писатели, особенно Евсевий Кесарийский, превратили Константина в героя, в
образец доброго государя. Немного только не хватало, чтобы объявить его
святым. И он действительно стал святым, если не за свои добродетели, то за
то усердие, с каким он преследовал язычников, религию которых он бросил. Он,
очевидно, стал дурно относиться к этим людям, которые, как он предполагал,
должны были возмущаться его лицемерием. Упреки, какие ему приходилось
выслушивать в Риме по поводу происшедшей в нем перемены, побудили его
оставить столицу, воздвигнуть соперничающую с ней новую столицу, которую он
построил. Он дал ей свое имя и перенес туда свою резиденцию.
В самом деле, историк Зосима сообщает, что после того, как Константин
объявил себя сторонником христиан и принял их веру, он не захотел во время
публичной церемонии подняться на Капитолий и стал насмехаться над этой
церемонией. Этим он навлек на себя такие ужасные проклятия и стал столь
ненавистен народу, что решил удалиться из Рима и перенести свою резиденцию в
другое место. Этот переезд, по мнению многих, был одной из главных причин
ослабления мощи римлян. Во всяком случае, Италия из-за этого оказалась
беззащитной против набегов варваров, которые впоследствии уничтожили эту
изумительную империю.
Учредители христианской религии обыкновенно изображают нам утверждение
христианства как явное чудо, в котором проявилось всемогущество божие. Но
кто захочет поближе рассмотреть этот вопрос, увидит, что утверждение
христианства было чудом, в котором проявилось всемогущество и жестокость
Константина и его преемников. Кодекс Феодосия (titul. X de paganis) вполне
достаточно разоблачает те кровавые методы, которыми в течение ста с лишним
лет пользовались подстрекаемые христианскими епископами благочестивые
императоры, чтобы распространить христианскую веру и искоренить язычество.
Эти святые, которым незадолго до этого предстояло претерпеть мученичество,
поспешили в свою очередь создавать мучеников. Их святая религия не позволила
им забыть суровое обращение, которому подвергали раньше церковь. Они жестоко
мстили за это и преследовали язычников с меньшим основанием, чем раньше
язычники преследовали христиан.
Вначале Константин не обнаружил своего жестокого, кровожадного нрава,
или, если хотите, своего христианского рвения. Начал он с эдикта, в котором
призывал всех подданных оставить идолопоклонство и принять истинную религию.
Он заявляет, что никого не хочет принуждать, и оставляет каждому полную
свободу совести. Он запрещает беспокоить кого бы то ни было из-за
расхождения во взглядах и не одобряет тех, кто уже заговаривает о разрушении
языческих храмов. По-видимому, курс на насилие не был тогда еще наиболее
верным или усердие императора не было еще тогда так велико, как
впоследствии. Вскоре мы увидим, как он заговорил по-иному, языком истинно
христианского царя.
В самом деле, чтобы удовлетворить свою собственную ярость против
религии, которую он оскорбил, или чтобы показать свою готовность услужить
благочестивым епископам, он вскоре распорядился закрыть храмы богов;
убрать оттуда все статуи и снять крыши с этих зданий, чтобы помешать
народу собираться в них. Он запретил под страхом смерти жертвоприношения и
приказал, чтобы приносящих жертву безжалостно убивали "мечом-мстителем"
(gladio ultore sternantur). Кроме того, он распорядился конфисковать
имущество казненных и таким же образом и с такой же строгостью наказывать
правителей провинций, которые проявят небрежность в исполнении столь
жестоких распоряжений. Он сам распорядился разрушить храм Аполлона в
Киликии. Кроме того, он захотел насильно крестить всех евреев и заставить их
есть свинину в день пасхи.
Такова евангельская кротость, которую внушило Константину христианство
через епископов, палачом у которых он стал, побыв у них некоторое время в
роли льстеца. В течение всего своего царствования он занят тем, чтобы
снискать благоволение этих высокомерных учителей. Он только о том и думал,
чтобы расширять их привилегии, богатства, величие. Чтобы привлечь к ним
сторонников из рабов, он в 316 г. распорядился, чтобы отпуск на волю рабов
совершался в церкви в присутствии епископов, которым дал право отпускать на
волю. В 321 г. он предоставил это право всем чинам духовенства. Этот
благочестивый государь установил празднование воскресенья, или дня солнца,
он приказал, чтобы в этот день в городах прекращались все работы, разрешив
работать только сельским жителям. В честь Иисуса Христа он уничтожил казнь
на кресте, принятую у римлян. Одним словом, этот великий император трудился
на пользу духовенства, которое он старался сделать цветущим и могущественным
в награду за великие услуги, которые оно ему оказало, помогая ему одолеть
его соперников. На соборе в Арле собравшиеся отцы составили специальный
канон отлучения от церкви всех солдат-христиан, "которые, пусть даже в
мирное время, бросят службу императору". Вот почему, надо полагать, мы видим
у Константина такую любовь к соборам, которые он собирал многократно, сам
появлялся на них в полном блеске, диктовал своими императорскими устами
кровавые указы против еретиков, произносил богословские речи на темы, о
которых не имел ни малейшего представления.
Нам приходилось уже отмечать, что этот император-богослов, заставивший
признать на Никейском соборе божественность и единосущность слова, скоро
переменил свое мнение, сделался арианином и стал преследовать святого
Афанасия, пригласив в свой совет епископо-вариан. В конце концов этот
государь, основоположник учения о божественности Христа, долго прожил и умер
фактически противником этого взгляда. Точнее говоря, Константин никогда не
знал своего мнения по этим вопросам, непонятным даже для богословов.
Легко понять, что при тех приемах, какие применял Константин для
утверждения веры, христианская религия должна была получить распространение
и процветать. Царедворцы, разделяющие обычно религиозные воззрения своего
господина, уверовали и обращались массами. По крайней мере, они притворно
принимали религию, от которой зависела их карьера. Дети этих лицемеров,
воспитанные уже смолоду в принципах этой религии, верили в нее уже искренне.
Когда цари усваивают какое-либо мнение, оно скоро становится мнением знати и
всех тех, кто старается выдвинуться.
Простонародье дольше держится старых взглядов. То же произошло и при
Константине и его преемниках. Язычников не допускали в императорские дворцы.
Жители богатейших городов обращались в христианство, чтобы получить доступ к
муниципальным должностям, а население сельских местностей, так называемые
pagani, долгое время еще сохраняло привязанность к богам своих предков.
Согласно церковным историкам и авторам житий, Елена, мать Константина,
играла крупную роль в царствование своего сына. По всей видимости, именно
эта женщина настроила своего мужа, Констанция Хлора, в пользу христианства и
посеяла в своем сыне семена неоформившегося христианства, которое он принял.
В самом деле, как мы вскоре увидим, женщины почти во всех странах служили
орудием, которым с большим успехом пользовались христианские учители, чтобы
распространять свое учение. Все жизнеописание святой Елены до того наполнено
сказками, что почти невозможно выделить в нем малейшую истину.
Критики выражали сомнения в том, что эта женщина была законной женой
Констанция, и приводили серьезные основания, чтобы считать ее только его
любовницей. Но, как известно, бог пользуется всякими средствами для
преуспеяния церкви. В его руках самые низкопробные орудия становятся
полезными для духовенства. Во всяком случае, не подлежит сомнению, что
святая Елена построила много церквей и осыпала попов благодеяниями. Этого
было достаточно, чтобы причислить ее к святым.
Уверяют, кроме того, что она обрела "животворящий крест" Иисуса Христа,
который открыли по чудесам, какие этот крест совершал. Однако историк Сократ
сообщает об этом событии в таких выражениях, что оно становится
подозрительным.
Сыновья Константина пошли по его стопам. В 341 г. его сын Констанций
подтвердил суровые указы своего отца. Он в тоне деспота приказал, "чтобы
суеверие прекратилось, чтобы уничтожили безумие идолопоклонства".
"Ибо,-говорил 6н,-если кто-нибудь, вопреки закону божественного императора,
отца нашего, и вопреки сему распоряжению нашей кротости, осмелится принести
жертву, к нему надлежит применять соответствующую кару, предписываемую
настоящим законом". А закон этот гласит: "всякого принесшего жертву надлежит
казнить мечом, а его имущество должно быть конфисковано",
В следующем году Констант, брат Констанция, в указе, обращенном к
префекту Рима, распорядился сохранить в целости лишь храмы, расположенные за
городом, ради зрелищ, которых еще не решались отнять у народа. Но в
остальном он требует, чтобы все языческие суеверия были уничтожены, чтобы
храмы были повсюду закрыты и никому не было дозволено к ним приближаться.
Жертвы были запрещены под страхом смерти и конфискации имущества. Те же
наказания грозили правителям, если они упустили покарать эти преступления.
Этот же император приказал убрать из места собраний сената алтарь Победы,
пред которым римляне по обычаю приносили Присягу. Он строго запретил
обращаться к гаруспикам, гадателям, магам, астрологам и так далее
Все эти законы показывают нам, какими благочестивыми средствами
пользовались уже в раннюю эпоху для распространения веры. Они доказывают,
что при такого типа императорах христианство без всяких чудес могло быстро
распространиться в короткое время. Все эти законы собраны в книге Жака
Годфруа, опубликованной в 1616 г. под названием "De statu paganorum sub
christia-nis imperatoribus".
Преследуемые столь жестоко язычники ожили в царствование императора
Юлиана. Последний безуспешно пытался восстановить культ, которому предыдущие
царствования уже нанесли смертельные удары. Однако он не преследовал
христиан. Он только препятствовал им в получении образования путем изучения
наук, которые он, очевидно, считал совершенно бесполезными для людей, учению
которых абсолютно необходимо было невежество. В самом деле, христианских
вероучителей справедливо упрекают, что они питались невежеством, так как
проповедовали, только веру. "Вы не мыслите,-говорил им Юлиан,-вы грубияны, и
вся ваша мудрость состоит в том, что вы говорите: "веруите"".
Держать их в невежестве Юлиану удавалось, но он жалуется, что не может
заставить их жить в мире между собой. Он издавал безуспешные приказы, чтоб
утишить смуты между правоверными и арианами. Историк Аммиан Марцеллин,
современник этого императора, прибавляет к этому: "А чтобы изданные им
распоряжения лучше возымели действие, он созвал у себя во дворце
христианских епископов, живших в разногласиях, и стал их увещевать оставить
свои споры, чтобы каждый мог беспрепятственно следовать своей религии. Он
сильно на этом настаивал, чтобы обезопасить себя со стороны народа, у
которого на почве разногласий возрастала распущенность; опыт ему показал,
что нет для людей столь опасных диких зверей, какими являются христиане по
отношению друг к другу". Аммиан Марцеллин, книга 22, глава 5.
Мы видим отсюда, что Юлиан, хоть и был язычником, проявил больше
кротости, терпимости и политического такта, чем предшествовавшие ему
христианские императоры. Хотя он был сильно привязан к своей религии и
проникнут суевериями язычества, он не причинил никакого реального зла
христианам, которые довольно часто его оскорбляли. Но этот государь-философ
не знал характера христианских богословов, если рассчитывал успокоить их
ярость увещаниями. Он не знал, что единственное оружие, которое можно с
успехом противопоставить фанатизму,-это презрение и что опасно вмешиваться в
споры, возникающие между злыми людьми, находящимися во власти религиозных
предрассудков.
Набожное бешенство снова прорвалось при императорах, сменивших Юлиана.
Среди гонителей язычества особенно выделяется жестокий Феодосий, которого
христианские вероучители выставляют образцом добродетели. В самом деле,
духовенство, надо полагать, было бы радо, если бы все государи были такими
же послушными исполнителями их кровавых декретов. Этот тиран, как мы уже
видели выше, довел свое варварство до того, что хладнокровно велел перебить
семь тысяч граждан Фессалоники за незначительное оскорбление, нанесенное его
статуе в пылу народного возбуждения. За это злодеяние он отделался тем, что
выразил свое смирение перед миланским епископом. Одного свирепого рвения,
которое он проявил по отношению к язычникам и еретикам, было достаточно,
чтобы обелить этого отвратительного властителя в глазах набожных христиан,
полагающих, что кровью людей можно смыть любые злодеяния.
Кодекс Феодосия дает нам образцы набожной жестокости этого недостойного
императора. Он подтвердил законы своих благочестивых предшественников и
запретил "всем смертным дерзать приносить жертвы, изучать внутренности
жертвенных животных с целью предсказания" под страхом самых суровых
наказаний. Тот же император по ходатайству великого святого Амвросия
распорядился вновь уничтожить алтарь Победы, восстановленный было Евгением.
Поэт Пруденций поздравляет его с этими святыми подвигами и убеждает его не
давать пощады весталкам. При этом он пользуется теми же аргументами, которые
в настоящее время здравомыслящий человек привел бы для доказательства
бесполезности монахинь, или христианских весталок.
Не довольствуясь запрещением публичных жертвоприношений, Феодосий
старался не допускать и тайных, домашних жертвоприношений пенатам, ларам и
так далее, и все это под страхом наказания, как за оскорбление величества.
Он запретил украшаться гирляндами и возжигать курения. В своем святом гневе
он довел сыск до того, что требовал наказания для тех, у кого в доме
чувствовался запах ладана.
Этот великий император проявил такое же рвение и усердие в
преследовании еретиков, как и в преследовании язычников.
Аркадий и Гонорий показали себя достойными сыновьями такого отца.
Первый отнял все привилегии у языческих жрецов Востока. На Западе их давно
уничтожили другие государи. Грациан отменил в числе других привилегии
языческих жрецов в Риме.
Однако гонения на язычников проводились не всегда с одинаковой
строгостью. По-видимому, пыл императоров временами угасал, чтобы вспыхнуть
затем с новой силой.
Аркадий и Гонорий сначала разрешили язычникам соблюдать свои праздники
и устраивать собрания, но без жертвоприношений. Гонорий запретил снимать с
общественных зданий украшения. И хотя жертвоприношения были строго
воспрещены, он разрешил в 399 г. публичные игры. А в 408 г. этот император
обращает храмовые поступления в доход военной казны, приказывает убрать
изображения, запрещает язычникам "устраивать торжественные трапезы согласно
обрядам их религии". Наконец, в 415 г. он всех африканских жрецов высылает
на родину и конфискует все земельные участки, посвященные культу идолов.
Аркадий, со своей стороны, в 416 г. выгнал всех язычников со службы в армии
и окончательно лишил их права занимать гражданские должности.
При императорах Валентиниане. и Мартиане язычников принуждают крестить
своих детей и самим обучаться "священному" писанию. Некрещеных объявляют
лишенными права занимать какие бы то ни было гражданские и военные
должности, у них отнимают все движимое и недвижимое имущество. Им запрещают
преподавание и лишают доли а милостыне или общественных раздачах за счет
императоров.
Приведенного достаточно для доказательства того, что христианские
императоры распространяли христианство путем насилий и тиранических
действий, которые делают этой религии так же мало чести, как и гнусные
способы, которые впоследствии применял Мухаммед для пропаганды своего
Корана. Наши богословы, которым корысть всегда диктовала противоречивые
суждения, находят поведение мусульманского пророка бесчеловечным,
отвратительным, и в то же время они смеют расхваливать Константина и
Феодосия как совершенных государей, как достойные подражания образцы.
Христиане, по-видимому, милосердно использовали опалу язычников, чтобы
наносить им всевозможные обиды. Они простирали свое рвение до того, что
грабили язычников, руководствуясь правилами, сформулированными впоследствии
великим святым Августином, что "имущество нечестивых по праву принадлежит
праведникам". В самом деле, мы видим, что Феодосий-младший вынужден умерить
их пыл в этом отношении. В 423 г. он запрещает христианам "тревожить
язычников и грабить их, когда они живут спокойно". По-видимому, этих
несчастных в то время осталось уже немного. Касаясь их, Феодосий говорит:
"Хотя мы думаем, что их, должно быть, уже нет". Это доказывает, что
проповедуемое предшествующими императорами евангелие меньше чем за сто лет
сделало удивительные успехи. Эти ревностные государи подтвердили правило,
высказанное святым миссионером, проповедовавшим евангелие много веков
спустя. Правило гласит, что "миссионеры без мушкетов редко имеют успех".
Святой Франциск-Ксаверий, иезуит, прозванный "апостолом Индии".
Все эти набожные императоры, как мы уже видели, не ограничились
преследованием язычников. Их ревностные заботы о спасении души
распространялись и на еретиков, которые во все времена во множестве
находились в церкви. С этими несчастными часто обращались гораздо хуже, чем
даже с евреями. В 396 г. Аркадий издал указ, "чтобы церкви, принадлежащие
еретикам в Константинополе, были конфискованы, их священники изгнаны; чтобы
им было воспрещено собираться даже хотя бы только для совершения молитвы".
Поразительно, что этот император, столь суровый к еретикам, верившим, во
всяком случае, в миссию Иисуса Христа, покровительствовал и оказывал
благоволение евреям, как это видно по изданным в их пользу законам.
Вообще опыт показывает, что священники проявляют меньше антипатии к
неверным, мусульманам и иудеям, чем к христианам, не желающим в точности
следовать их прихотям. Поэтому папа терпит в своих владениях евреев и
прощает им богохульства и дурное мнение о Христе, казненном их предками;
между тем тот же самый папа никогда не согласился бы терпеть протестанта в
г. Риме или в странах, повинующихся его законам. Еретики в глазах
духовенства-бунтовщики, которых оно считало себя вправе наказывать за бунт,
тогда как неверные или евреи для него иностранцы, никогда не находившиеся в
зависимости от его духовной власти. Вообще, чем родственнее секта, тем
сильнее ее ненавидят.
Легко догадаться, по чьему наущению императоры преследовали еретиков и
издавали кровавые законы против них. Епископы постоянно будоражили этих
слабых и набожных государей и подогревали их глупое усердие против людей,
взгляды которых, по всей вероятности, вовсе не были известны при дворе.
Гонорий, например, издал кровавые законы против донатистов. Этот император,
один из самых нерешительных государей, правивших империей, в 408 г. принял
торжественную депутацию африканских епископов, собравшихся в Карфагене.
Депутация требовала утверждения законов против еретиков и язычников. Но так
как этот путь показался святому Августину слишком длинным, он написал от
своего собственного имени фавориту императора Олимпию, чтобы тот попросил
императора ускорить дело. Кровавый закон был издан даже до прибытия
депутатов от собора. Закон этот карал смертью донатистов, отказавшихся
присоединиться к взглядам католиков.
Мы бы никогда не кончили, если бы захотели здесь рассказать о всех
гонениях, которые христианское духовенство при покровительстве набожных
государей возбуждало во все века против тех, кто имел несчастье расходиться
с ним во взглядах. Вся история Византийской империи представляет собой
длинный ряд тупоумных императоров, которые по совести считали своим долгом
преследовать и губить те жертвы, которые намечала поповская ярость. Эти
государи по глупости вообразили себе, будто небо требует от них, чтобы они
вмешивались в нелепые и непонятные споры своих вероучителей. Но так как
этими государями руководили попеременно богословы то одной, то другой
партии, их вера никогда не была точно установленной. Секта, считавшаяся
ортодоксальной при одном императоре и на этом основании подавлявшая своих
противников, становилась еретической при другом императоре и оказывалась
гонимой в свою очередь.
К тому же изощренность греков приводила ежедневно к возникновению новых
взглядов, которые сейчас же находили сторонников и противников. Таким
образом, богословие непрерывно вооружало бедных греков для
взаимоуничтожения. Завоевания Мухаммеда и варваров тоже не сумели отвлечь их
от того остервенения, с каким они спорили по непонятным и не имеющим
значения пунктам вероучения. В конце концов турецкое завоевание,
уничтожившее их империю, в пятнадцатом веке застало их еще в пылу споров.
Только завоевание Византии турками положило конец спорам, которые
благочестивые императоры увековечивали своим вмешательством.
Подобно тому как еврейские пророки некогда погубили царство Израиля и
Иуды смутами, которые они там вызывали, точно так же греческие богословы
своими нескончаемыми спорами ослабили и погубили Византийскую империю. Такую
участь фанатизм готовит всем государствам, где ему позволят проявить свое
бешенство.
Если единство взглядов часто дело весьма трудное по наиболее ясным
вопросам, то оно совершенно невозможно в вопросах богословских. Было бы
самым поразительным чудом, если бы христиане оказались согласными во
взглядах. Ведь им приходится черпать свои догмы из туманных, двусмысленных,
бессвязных книг и в коварных текстах, которые каждый может понимать
по-своему. Самая нелепая и бессмысленная затея-пытаться примирить спорщиков,
которые редко сами себя понимают, считают свои мысли непогрешимыми,
воображают, что совесть не позволяет им изменять что-либо в своих взглядах.
Пусть же государи предоставят богословам раздирать друг друга. Спор
-это их стихия. Но пусть они никогда не проявят слабости вмешиваться в их
споры, разве для того, чтобы парализовать их влияние на остальное общество.
Государства испытывают смуты и бедствия, они начинают клониться к гибели,
когда государи имеют глупость стать на сторону какой-нибудь секты. Тысячи
примеров показывают, что набожный государь, руководимый попами,-бич для
своей страны. Все погибло, если государь имел несчастье возомнить себя
богословом и внушить себе, что он сумеет насильно привести людей к
единомыслию.
Вмешательство в богословские споры не дает государям ни чести, ни
выгоды. Да и не стоят они того, чтобы ими занимались. Государь, имевший
неосторожность примкнуть к одной какой-либо партии, неизбежно становится
предметом ненависти другой, которая его позорит. Императора Льва Исавра нам
рисуют как гнусное чудовище за то, что он по указанию весьма многочисленного
собора выступил против иконопочитания. Между тем другие историки, менее
пристрастные, рисуют нам его как великого человека и весьма достойного
государя.
С другой стороны, императрицу Ирину, которую историки единодушно
изображают в самых мрачных красках, некоторые писатели представляют нам как
образец веры, благочестия и усердия. Кардинал Бароний доходит до того, что
оправдывает совершенное ею отцеубийство и ее злодеяния. В чем здесь причина?
А в том, что эта преступная и набожная императрица созвала собор и
восстановила иконопочитание. Отсюда видно, что защита групповых интересов
может заставить забыть самые простые представления о справедливости и
оправдывать самые ужасные преступления. Разумные государи не должны
стремиться угодить спорящим между собой богословам. Они должны делать добро,
прекращать споры и вмешиваться в них лишь для того, чтобы не дать им
нарушать спокойствие государства.
Не способные на такие рассуждения, правильность которых подтверждается
всей практикой, греческие императоры постоянно принимали участие в делах
церкви. Пустые споры духовенства поглощали все внимание правительства, а для
блага государства ничего не делали. Набожные и почти всегда фанатичные
императоры стали в руках попов орудием разрушения империи, которая до сих
пор еще существовала бы в своем блеске, если бы не богословие, которому
властители отдали свое внимание и покровительство.
Рвение и глупость-часто жестокая-этих благочестивых государей нашли
весьма верных подражателей в лице западных государей. Христианские герои,
которых церковь нам расхваливает, были обычно варварами, очень набожными,
очень легковерными, очень покорными духовенству, занятыми только увеличением
его богатств, расширением его власти, уничтожением его врагов. Таковы
единственные добродетели, которые мы можем наблюдать у многих монархов,
которых церковь выставляет как образцы мудрости и святости.
Читая историю утверждения христианства среди варварских народов Запада
и Севера, мы видим, что миссионеры, которым было поручено распространять
евангелие, ловко пользовались двумя средствами, чтобы привлечь государей к
выполнению своих заданий. Обычно они почти во всех странах стараются
залучить жен этих диких воителей, вкрадываются к ним в душу, чтобы получить
доступ ко двору, и ловко используют влияние этого невежественного пола,
чтобы постепенно завоевать доверие государей. Женщины почти всегда суевернее
мужчин. Их живое и чувствительное воображение и слабость духа делают их
весьма восприимчивыми к влиянию религиозного энтузиазма. Их мозг, как и у
детей, жаждет чудесного. Самые причудливые сказки нисколько их не возмущают.
Короче говоря, мы видим, что у франков, германцев, венгров, поляков,
москвитян и так далее главным образом царицы содействуют успеху евангельской
проповеди и чудесной удаче христианских миссионеров.
Обеспечив содействие жен, можно было уже без труда завоевать и мужей,
которые начинали к ним прислушиваться. Тогда святые проповедники давали им
понять, что при помощи новой религии они сумеют стать богами в глазах
народов, что у них будет абсолютная власть над подданными, которым будут
проповедовать самую смиренную покорность царям, как "живым образам
всевышнего", как имеющим власть над судьбами человеческими. Поэтому
варварские короли легко поняли, что им выгодно принять религию, которая их
обожествляет и уничтожает дух свободы у народов.
Такими путями благочестивые миссионеры легко добились того, что самые
дикие правители прониклись их задачами и целями и вскоре стали пламенными
защитниками их дела.
Доказательство всему вышесказанному мы имеем в обращении великого
Хлодвига, франкского короля. Бог воспользовался прелестями его жены, святой
Клотильды, и ее ходатайством, чтобы смягчить свирепое сердце мужа. Королева
склонила его к тому, чтобы он стал прислушиваться к святому Ремигию,
епископу реймсскому, который вскоре сумел ему втолковать, что для того,
чтобы насладиться плодами своих побед, ему было бы хорошо связаться с
галльским духовенством и принять религию народа, только что им покоренного.
Эта религия поможет ему получить более неограниченную власть даже над
свободными воителями, оружию которых он был обязан своим успехом. Габриель
Ноде (глава 3) относит к числу государственных переворотов обращение
Хлодвига и все замечательные чудеса, сопровождавшие его коронование, как
"святая чаша с миром", упавшее с неба экю и пр. Крестив Хлодвига и с ним три
тысячи солдат, святой Ремигий продолжал и впредь руководить его действиями.
Это мы видим по дошедшему до нас письму, которое он писал королю. В этом
письме святой рекомендует королю "выбирать себе в советники людей мудрых и
особенно почитать служителей господа". Эти служители господа втянули нашего
обратившегося разбойника в войну с королем Аларихом, который был арианином.
Христианство отнюдь не излечило Хлодвига ни от честолюбия, ни от жестокости.
Все его царствование запятнано злодеяниями и преступлениями, воистину
достойными варвара.
Что касается святой Клотильды, то, овдовев, она вовлекла своего сына
Клодомира в очень несправедливую войну, чтобы удовлетворить свою личную
жажду мести и честолюбия. Она отделалась за это тем, что ушла оплакивать
свои глупости в монастырь.
Мы видим, таким образом, что христианские пастыри во все времена
проводили мудрую политику союза с государями, чтобы подчинить народы своему
игу. Они всегда извиваются ужом вокруг могущественных королей. Они с головой
выдают им подданных, чтобы превратить их в рабов, а по отношению к самим
королям проявляют величайшую покорность. При таких-то обстоятельствах святой
Григорий Турский сказал королю, своему господину: "О король, если кто-нибудь
из нас захочет сойти с пути справедливости, ты можешь его наказать, но если
ты сам сойдешь, то кто тебя накажет? Ведь мы обращаемся к тебе, когда ты
удостаиваешь слушать нас, а если ты откажешься слушать нас, то кто другой
осудит тебя, если не тот, кто сказал, что он -сама справедливость?" В другом
месте он говорит, что "только бог-судья королям". Отсюда видно, что вначале
епископы еще не присвоили себе права судить королей, во всяком случае, они
благоразумно умалчивали о своих притязаниях, которые впоследствии сделали их
судьями над королями.
Между прочим, приведенные факты помогут нам понять, как мы должны
отнестись к мнению тех, кто утверждает, что проповедь евангелия "сильно
содействовала цивилизации и просвещению" диких народов. Если под
цивилизацией и просвещением народа понимать его порабощение, если это значит
вытянуть его из его лесов, чтобы сделать игрушкой королей и попов, то нельзя
не согласиться, что христианская религия "цивилизовала" много наций. Но если
под цивилизацией понимать средство просветить народ, сделать его
обходительным и разумным-одним словом, сделать счастливее, то можно
совершенно смело отрицать, что христианство привело к этим спасительным
результатам. Народы, бывшие кочевники, жившие войной, в течение веков
содержались в грубейшем невежестве. Вместо того чтобы сражаться за свои
собственные интересы, они стали биться ради споров своих священников. Вместо
того чтобы жить свободно, они стали игрушкой двух сил, объединившихся, чтобы
их угнетать, и раздиравших их своими постоянными распрями.
Честолюбивому Пипину, когда он пожелал овладеть короной Франции,
понадобился авторитет римского первосвященника, чтобы освятить узурпацию в
глазах набожного народа. Святейший отец, осыпанный его благодеяниями,
избавившись благодаря его оружию от могучего врага, решил, что Пипин имеет
право на узурпацию и что Хильдерик не способен к царствованию. Своими
преступлениями короли содействовали тому, что духовенство приобретало
могущество, которое оно часто обращало против них самих.
Карл Великий, сын Пипина, которого церковь возводит в ранг святого, был
честолюбивым и жестоким святошей, который силой меча расширял свои
завоевания и завоевания духовенства среди язычников-саксов. Путем
кровопролитий он заставил их принять крещение. А чтобы закрепить свою
неограниченную власть над народом, любившим свою свободу и независимость, он
завершил их усмирение, направив к ним полчище монахов и епископов, пригодных
для того, чтобы навеки покорить их под его иго. Этот король, столь
благочестивый и столь щедрый по отношению к церкви, не предвидел, что
неблагодарные епископы, забыв о благодеяниях отца, будут иметь наглость
судить его сына, Людовика Простого, и свергнуть его с престола, чтобы затем
позорно отравить его в монастыре.
Служители господа мягки и покорны перед властными и мужественными
королями, но они наглеют, когда короли оказываются слабыми и лишенными
твердости. Карл Великий, который в свое время назначал пап, одаряя их и
утверждая их избрание, не предвидел, что будет некогда день, когда эти самые
папы будут по своему желанию низлагать преемников его власти и присвоят себе
право утверждать их избрание.
Приблизительно в эпоху Карла Великого бойи - племя, происходящее из
Галлии,-поселились в стране, известной ныне под именем Баварии. До принятия
христианства их короли были выборные, и, если они осмеливались нарушить
закон, их свергали с престола. Но владычество епископов, установившееся у
них вместе с христианством, постепенно приручило бойев и превратило их в
рабов. Одаряемые королями, епископы проповедовали этим свободным народам
безграничную покорность, которая вскоре превратила их в крепостных короля.
Все эти подтверждаемые историей факты вскрывают нам одну из главных
причин могущества, до которого поднялось духовенство в некоторых странах,
особенно в Германии, где и теперь еще епископы и многие аббаты являются
князьями и светскими государями. Политика, так же как и набожность королей и
императоров, содействовала возвышению духовенства.
Чтобы уравновесить могущество своих светских вассалов, короли давали
большие лены епископам и призывали их к участию в сеймах, придворных съездах
и парламентах, рассчитывая, таким образом, обеспечить себе определенное
число голосов и уравновесить голоса наиболее беспокойных и непокорных
сеньоров. Чтобы привлечь на свою сторону духовенство, вожди наций часто
считали себя обязанными жертвовать ему большую часть своих собственных
доменов и предоставить ему власть, которой оно часто злоупотребляло
необычайно. Вот в чем кроется истинная причина того, что в течение многих
веков в христианских странах епископам предоставлено право вмешиваться в
дела управления, участвовать в заседаниях государственных собраний и даже в
гражданских трибуналах.
Когда-то короли ничего не предпринимали без решений своих епископов и
баронов, или пэров. Вначале прелатов вводили в эти собрания для того, чтобы
они поддержали интересы королей против их наиболее могущественных вассалов.
Рядом с последними ставили церковных вассалов, или пэров, которые при помощи
"меча духовного" влияли на тех, которые умели пользоваться только "мечом
светским". Но скоро, как мы видели, "меч духовный" стал так же опасен для
королей и для их подданных. Короли этим путем воздвигали между собой и
вассалами стену, которая часто обрушивалась на них самих и задавливала их
своей тяжестью.
Нет ничего труднее, чем найти действительно великого, действительно
полезного государству короля во времена варварства, когда слепая набожность
заменяла просвещение и добродетель. Правда, находят, что французский король
Людовик девятый блистал кое-какими королевскими доблестями. Но эти доблести
затмевались и сводились на нет свирепым рвением и низменным суеверием. Мы
видим, как этот король, в котором набожность заглушила всякое представление
о справедливости, в недобрый час пустился в качестве паладина в опасные
авантюры и незаконно отдавал кровь своих подданных, чтобы вырвать "святую
землю" из рук мусульман, которые уже шесть веков законно владели ею. Чтобы
угодить преступным видам папы, всегда жаждущего использовать верующих для
расширения своей власти, этот король-простак налагает на себя крест,
воображая, что несправедливость и резня окончательно загладят его грехи! В
конце концов этот король-фанатик не видит, что, принося подданных в жертву
своим химерам и забросив заботы о своем государстве, он совершает величайшее
из преступлений, какими может себя запятнать король. Однако, так как
суеверный человек никогда не бывает последователен в своих убеждениях,
королевская гордость этого святого возмущается порой против папы, и он
осмеливается противиться власти, в руках которой он, с другой стороны, стал
гнусным орудием, или, если угодно, его самым пламенным защитником.
О жестокости воистину набожного святого Людовика недвусмысленно
свидетельствует одно правило, которое он преподал своему фавориту Жуанвилю:
"Когда мирянин слышит, что кто-нибудь злословит религию, он должен ее
защитить не только словами, но и ударом хорошей шпаги, вонзая ее в тело
злословящего до самой рукоятки". Каким бы замечательным ни казалось это
правило святоше, оно должно показаться отвратительным всякому человеку, в
ком есть чувство гуманности. Мало того, оно покажется необдуманным и
христианину, который, поразмыслив над идеями религии, сообразит, что, убивая
"нечестивца" или "богохульника", не дав ему времени покаяться, рискуешь
низвергнуть его в ад и обречь его на вечные муки. Но об этом обстоятельстве
рвение помешало подумать Людовику Святому, когда он излагал свое
благочестивое правило.
История Севера дает нам своеобразный пример, по которому можно легко
судить о методах, какими насаждалось христианство у народов Запада. Когда
норвежский принц Олай принял христианство, он усиленно занялся обращением
своих подданных. Насчет его рвения не может быть сомнений, судя по тому, что
он сделал попутно на Оркнейских островах, находившихся тогда в зависимости
от него. Он насильно заставил креститься графа Сигварда, бывшего правителем
островов. Сначала он применил к нему меры мирного воздействия. Но видя, что
это бесполезно, он велел привести малолетнего сына графа и поклялся, что
прикажет его убить в присутствии отца, если тот не примет христианства.
Ужаснувшийся отец не мог устоять против силы такого аргумента. Можно себе
представить, что он был вполне убежденным христианином. Из истории мы знаем,
что тот самый Олаи, став королем, таким же образом трудился над обращением
своего королевства; он начал с того, что угрозами и обещаниями обратил своих
придворных. Затем он объездил с мечом в руке свои провинции, приказывая
бичевать или убивать тех, кто отказывался креститься. Таким образом он в
несколько месяцев обратил в христианство всех подданных. Сократ (книга 7,
глава 30) сообщает, что один французский епископ потратил только семь дней,
чтобы просветить и обратить весь бургундский народ. Российский патриарх,
говорят, потопил в Волге десять тысяч татар, не желавших принять крещение.
Ни свет здравого смысла, ни принципы естественной справедливости, ни
твердое знание здравой морали не были никогда уделом святых. Довольствуясь
тем, что угождают богу, следуя побуждениям своей тупой и жестокой
набожности, они очень мало беспокоились о благе подданных. Одурманенные
собственным своим воображением или внушением попов, они обычно ставили себе
в заслугу то, что они топтали ногами те обязанности, которые разум не дал бы
им упустить из виду. Набожный король, занятый исключительно мыслью о
"неувядаемом венце", который ему показывали в небесах, очень мало
беспокоился о "тленном" венце, которым он владел на земле.
Достаточно хоть сколько-нибудь беспристрастно рассмотреть историю
древних и современных христианских государей, чтобы увидеть, что величайшие
государственные бедствия, ужаснейшие государственные перевороты имели
причиной злобу духовенства, подкрепленную легковерием королей либо народов.
Необузданное честолюбие пап в течение четвертого и пятого веков держало
в огне Германию и Италию. Эти первосвященники, защитники иммунитетов
духовенства, над которым они хотели властвовать безраздельно, стремились
освободить его из-под власти императоров и подчинить его исключительно
собственной тирании. В течение этих веков мрака и набожности надменные папы
с успехом использовали невидимую силу общественного мнения, чтобы
низвергнуть могущество величайших властелинов земли.
Папа Григорий седьмой, которого римская курия в наше время имела
наглость возвести в ранг святого, в борьбе за инвеституру* сумел поднять всю
империю против Генриха четвертого, своего государя. Этот государь,
пораженный громами церкви, оказался покинутым своими подданными и вынужден
был явиться босиком, с розгами и ножницами в руке и просить милости у попа,
который, чтобы унизить его королевское величество, заставил его три дня
стоять на морозе.
Преемник Григория, Пасхалий второй, подговорил сына этого Генриха
взбунтоваться против собственного отца, который кончил тем, что умер от
голода и лишений. Александр третий приказал подвергнуть Генриха второго
унизительному наказанию розгами, чтобы искупить смерть наглого прелата, хотя
он был убит не по приказанию короля. Этот же первосвященник вооружил всю
Францию для истребления альбигойцев. Он увенчал поповскую наглость, ступив
ногой на горло императору Фридриху Барбароссе, побежденному в бою.
Иннокентий третий, разгневавшись на английского короля Иоанна, убеждает
короля Франции напасть на его владения, но затем, удовлетворившись
изъявлением покорности со стороны Иоанна, согласившегося сделаться данником
святого престола, он запрещает французскому королю трогать его государство.
Тот же папа воспротивился "Великой хартии вольностей", которой Иоанн
гарантировал свободу своему народу. Папа ссылался при этом на то, что
король, в качестве вассала папы, не мог без согласия сюзерена даровать
подданным свободу, принадлежавшую им по природе и разуму.
Климент четвертый, движимый самой бесчеловечной мстительностью,
приказывает убить малолетнего еще Конрадина; единственный отпрыск
императорского швабского дома погибает по указанию этого отца христиан.
Бонифаций восьмой поднимает на бой всю Францию из-за своих наглых
споров с Филиппом Красивым, имевшим поразительное счастье дать отпор уже в
то время авторитету римского епископа и заставить его лопаться от гнева и
ярости.
Климент пятый посредством святотатственного предательства убивает
Генриха шестого, дав ему через монаха отравленную гостию.
Мартин пятый, избранный в папы на Констанцском соборе, посылает буллу
ко всем государям и королям христианского мира, в которой заклинает их
"ранами и кровью Иисуса Христа" объявить войну гуситам, секта которых имела
большой успех в Чехии. Он обещает индульгенции и отпущение грехов всякому,
кто убьет хоть одного из этих еретиков. Император Сигизмунд взялся быть
исполнителем мстительных проектов папы и в течение всей своей жизни проливал
реки крови подданных, чтобы отомстить за обиду папы и его духовенства.
Гнусный Александр шестой, известный своими кровосмесительствами и
отравлениями, чтобы вознаградить короля Фердинанда за усердие в истреблении
неверных, присваивает ему почетный титул "католического". На основании
своего божественного авторитета этот первосвященник распределяет между
Фердинандом и королем португальским власть над Индией с правом присвоить
себе всякие владения, какие им придутся по вкусу в странах неверных.
После того, как протестанты свергли иго Рима, христианские короли были,
так сказать, только тем и заняты, что мстили за римских первосвященников и в
каждой стране приносили им жертвы. Честолюбие королей находило в религии
постоянный предлог для удовлетворения своих страстей и узаконения своих
преступлений.
Честолюбивый Карл пятый, хоть и говорил обычно, что, "в качестве воина,
ему невозможно обладать совестью и разумом", не преминул использовать эту
религию, чтобы ею прикрыть свое стремление покорить себе всю Германию. Под
предлогом возвращения папе его заблудших овец он убивает этих овец и
заставляет Европу плавать в крови. Его набожный сын Филипп второй ведет
глупую политику, действует всегда сообща с духовенством, приносит ему
бесчисленные жертвы из числа своих подданных и, чтобы заслужить его
благоволение, в конце концов безвозвратно губит ряд провинций, которые в
результате его политической и религиозной жестокости почти совершенно
лишились населения. Этот король-фанатик говорил, что предпочитает потерять
все свои владения, чем царствовать над государством, зараженным ересями,
Мы видим, как в течение ста с лишним лет Франция захлебывается в крови
ради интересов духовенства, которое сумело убедить невежественный,
извращенный двор, что небо требует гражданских войн и принесения в жертву
тысяч подданных. Попы-мошенники сумели убедить Карла девятого, будто слава
бога и его собственная безопасность требуют, чтобы он путем самого подлого
предательства заманил в столицу своих подданных-еретиков и там хладнокровно
их перебил. Те же попы вооружили фанатиков, чтобы убить одного за другим
двух королей. Ни доблесть, ни достоинства великого Генриха не могли повлиять
на бешенство сумасшедшего, одурманенного монахами.
Мы видим, что христианская религия приводит к таким же ужасным
трагедиям даже у протестантов. В Англии тираны, державшиеся различных
взглядов, швыряются верованиями граждан и один за другим присваивают себе
право насиловать их совесть. Генрих восьмой, которого страсть к женщине
заставила отойти от католического вероисповедания, не отказываясь вместе с
тем от верований Рима, возводит на костер без разбора и католиков и
протестантов, отказывающихся признать его верховенство. Его сын Эдуард
шестой утверждает в королевстве протестантизм, чтобы доставить затем новые
жертвы мрачной набожной жестокости его сестры Марии, решившей восстановить
огнем и мечом римскую религию. Вскоре Елизавета разрушает благочестивое дело
Марии, снова приводит подданных в протестантскую веру и становится
основоположницей англиканской секты. Яков первый, король-богослов, видит
свое царствование потрясенным страшным "пороховым заговором", организованным
иезуитами и святошами, которые для восстановления римской религии составили
гнусный заговор с целью погубить одним ударом монарха и парламент. Карл
первый в союзе с епископами пытается вновь объединить своих подданных в
англиканской секте и этим дает повод мятежникам казнить его на эшафоте. При
Карле первом все внимание правительств поглощено религиозными спорами,
которые каждую минуту приводят к столкновениям между гражданами. Ничтожный
Яков второй, его брат и преемник, из-за своего рвения, которого не мог
утишить трагический пример его отца-Карла второго, оказывается позорно
свергнутым с престола за попытку восстановить в своем государстве тиранию
папы. Этот печальный папский палач жил в изгнании монахом и оставил после
смерти славу святости.
Всем известно, с каким пылом Людовик тринадцатый, прозванный
Справедливым, следуя советам честолюбивого и преступного кардинала, воевал
со своими подданными - протестантами. Папа Григорий пятнадцатый, этот общий
отец христиан, не забывал подогреть усердие набожного монарха, чтоб
подтолкнуть его на это святое предприятие. "Следуйте,-сказал он ему,- мой
дорогой сын, вы, являющийся украшением вселенной, следуйте указаниям бога.
Пусть почувствуют ваш гнев народы, не познавшие бога, этим вы заслужите
сокровища милосердия божественного".
Наконец, мы видели, что Людовик четырнадцатый, прозванный Великим,
следует по стопам отца и даже превосходит его святой яростью против врагов
духовенства. Этот честолюбивый монарх, не довольствуясь тем, что долго был
бичом Европы, хотел отличиться еще и деспотическим рвением против тех его
подданных, которые отказывались склониться под иго его попов. Он стал
смотреть на них как на врагов, он отменил благоприятные для них законы,
скрепленные клятвой его предшественников и его собственной,- ему, очевидно,
разъяснили, что "по отношению к еретикам не надо соблюдать клятв". Его
убедили, что противники его духовенства не могут быть ему верными
подданными. Его гнев возбудили до такой степени, что он проявил к несчастным
протестантам самую утонченную жестокость. Наконец, ему внушили, что пролитая
кровь гугенотов смоет грязь его молодости, проведенной в распущенности и
позорнейших пороках. Большего не требовалось, чтобы разжечь рвение этого
суеверного деспота. Он решил, что приказ, исходящий из его уст, способен
сразу изменить взгляды людей. Итак, он начинает преследования. Он поручает
драгунам проповедовать учение церкви. Путем насилия он заставляет еретиков
покинуть отечество и принести к более здравомыслящим народам искусство,
таланты и мастерство, которых он лишил свою страну. Таким образом, Людовик
Великий принес миллион граждан, менее глупых, чем остальные, в жертву
бешенству духовника-иезуита и нескольких заносчивых прелатов, говоривших
ему, что "христианнейший" король должен быть мстителем "всевышнего", что
старший сын церкви должен вступаться за интересы матери, что нет ничего
более достойного великого короля, чем стать паладином церкви.
Такова в кратких словах история тех ужасов, которые христианская
религия в течение пятнадцати веков творит на земле. Внушаемое ею рвение
служило предлогом, которым бесстыдно пользовались честолюбивые лицемеры,
старавшиеся довести до отчаяния род людской, или тупоголовые святоши,
которые искренне думали, что служат богу, истребляя огнем и мечом его
несчастные создания. Религиозные обманщики и искренние фанатики в одинаковой
степени опасные бичи для народов. Последним всегда приходилось
расплачиваться своей кровью за плутни одних и сумасбродства других.
Если политик-обманщик пользуется религией как предлогом для совершения
преступлений, то король-святоша считает себя по совести обязанным совершать
те же преступления из благочестия. Во всяком случае, ему приходится так
поступать, если он хочет выказать себя послушным предписаниям церкви. Эта
святая мать принуждает всех королей к религиозным преследованиям. Если они
отказываются приняться за это, то навлекают на себя гнев церкви, за которым
немедленно следует и гнев господа. 4, Латеранский собор, происходивший о
1715 г., предписав королям "истребить еретиков", прибавляет: "Если они
выполнят этот долг свой небрежно, пусть епископы им объявят выговор; если
они откажутся повиноваться, пусть их подвергнут отлучению от церкви; если
они целый год будут упорствовать в своем ожесточении, находясь под
отлучением, папа лишит их владений их и отдаст эти владения лицам, более
ревностным против ереси".
Отсюда видно, что государи отнюдь не вольны проявлять терпимость к
взглядам, неугодным их священникам. Последние постоянно им твердят, что бог
вручил им меч только для того, чтобы защищать религию, то есть убивать их
врагов. По мнению этих святых людей, светская держава получает верховную
власть лишь для того, чтобы поддерживать их жульничества и мстить за их
оскорбленное тщеславие. В противном случае духовенство считает короля
недостойным царствования.
Мы не должны удивляться такому образу действий духовенства. Он вполне
соответствует принципам христианства, которое, как мы видели, с самого
своего зарождения ввело в государствах две резко различающиеся между собой
власти. При языческих властителях власть духовная была в оппозиции к
светской. Но как только государи приняли христианскую веру, они стали в
подчинение к церкви, духовная власть которой неизбежно распоряжалась
христианскими монархами, как и последними их подданными.
Таким образом, в силу самой сущности этой религии духовенство должно
быть независимо от королей, по короли должны находиться в зависимости от
духовенства. Если короли отказывались повиноваться велениям церкви,
служители церкви считали себя вправе впредь смотреть на них как на
нечестивцев, дурных христиан, тиранов, негодных для управления христианскими
народами. Ведь государи, не покоряющиеся попам, чинили бы постоянно
препятствия спасению народов. Одним словом, все доказывает нам, что
христианство всегда стремилось унижать королей и возвышать духовенство.
Неужели же государи никогда не поймут, как они должны презирать
сумасбродные взгляды и нахальную цензуру этих низких людей, которые в
течение стольких веков предоставляли народам и государям печальную
привилегию ползать у их ног и давать себя убивать ради них? Неужели эти
государи осуждены на вечное прозябание в постоянном неведении истины?
Неужели голос разума, гонимого и изгоняемого из дворцов, никогда не сумеет
дойти до них, заглушаемый постоянно криками обманщиков?
Если жалобы народов, порабощенных мошенниками, если крики человечества,
столь часто оскорбляемого этими бешеными, не могут проникнуть до тронов, то
пусть короли по крайней мере прислушиваются к требованиям своей выгоды.
Пусть прочтут в истории церкви о написанных кровавыми письменами злодеяниях
священников. Пусть подсчитают, сколько они опрокинули тронов, сколько
государей убито по их совету. Пусть вспомнят о народах, истерзанных и
принесенных в жертву их прихотям, о невежестве и варварстве, восседающих на
развалинах искусств, науки, разума, добродетели. Пусть посмотрят, как
промышленная деятельность скована праздными монахами и попами, жадность,
алчность и вымогательства которых повергают народы в гибельное отупение.
Почему Италия, некогда столь обильная, стала пустыней, где царствует
голод и зараза? Потому, что ею правят священники.
Почему в Испании нет промышленности, искусства, науки? Потому, что
священники там обладают большей полнотой власти, чем короли.
Почему в Германии государи, способные быть богатыми и могущественными,
пребывают в нищете? Потому, что священники и праздные монахи питаются "туком
земли" и ничего не делают для государства.
Почему Франция, которой сама природа предназначила играть величайшую
роль в Европе, оказывается в таком положении, что казна ее пуста, провинции
обезлюдели и лишились самых искусных граждан? Потому, что священники,
которые никогда не были настоящими гражданами, убедили легковерного монарха,
что ему выгоднее, чтобы его государство лишилось населения, чем чтобы оно
было населено людьми, не желающими быть рабами духовенства.
Почему в тех странах, где короли предоставляют священникам царствовать,
мы не находим ни нравственности, ни добродетели? Потому, что священники не
думают наставлять народы в нравственности и знают только одно
преступление-не принимать их взглядов, не выполнять их нелепых обрядов. Они
научают лишь добродетелям, полезным их сословию, и легко прощают именем неба
все преступления, касающиеся только общества.
Таким образом, духовенство губит нравственность народов, подавляет их
активность и извращает ум государей. Здесь удивляться нечему. Такой
результат вытекает из природы самих принципов христианства.
Для христианина основная добродетель-вера, то есть безграничное доверие
священникам. Этой первоначальной добродетели надо принести в жертву и разум,
и нравственные доблести, которые в их глазах имеют ценность лишь постольку,
поскольку они согласуются с евангельскими добродетелями, выдуманными на
пользу духовенству.
На священников обычно возлагают дело воспитания принцев. И вот они
стараются вдолбить своим питомцам убеждение в важности веры, нисколько не
заботясь о том, чтобы дать им познание человеческих и социальных
добродетелей и развить в них таланты, необходимые для управления
государством. Поэтому христианские короли большей частью не знают иной
добродетели, кроме веры, иного интереса, кроме утверждения веры, иной узды
для сдерживания народов, кроме религии, иных средств заслужить благословение
неба, кроме подчинения целям духовенства.
Доверять священникам воспитание королей-значит хотеть сделать их
рабами, помешать их образованию, приучить их смолоду носить иго, столь же
тягостное для них, как и для народов, которыми им предстоит некогда
управлять. В руках таких людей молодой принц уже с детства приучится никогда
не обращаться к совету разума, приносить свою способность суждения в жертву
авторитету, никогда не отличать справедливого от несправедливого, не знать
никакого иного руководства, кроме прихотей и выгод тех господ, которых ему
дали. Он не познает никаких доблестей, кроме тщательной точности в
выполнении глупых обрядов и церемоний. Ему будут расписывать как
преступления проступки, противоречащие предписаниям церкви, но не внушат
отвращения к самым вопиющим нарушениям законов естества и разума. Короче,
его научат молиться, воздерживаться от некоторых видов пищи, посещать
церкви, доверять только благочестивым духовным чинам, ненавидеть еретиков и
сердиться на тех, кто осмелится открыть ему глаза.
Более того, разве христианство по своей сущности явно не стремится
развратить королей теми гнусными примерами, какие преподносят "священные"
книги? Показывать принцу какого-нибудь Давида, Константина, Феодосия в
качестве достойных подражания образцов- не значит ли толкать его на то,
чтобы стать злейшим из людей? Не будет ли призывом к преступлению, если
принца убеждают, что достаточно сказать, как Давид, "я согрешил", чтобы
примириться с небом? Возводить гнусных гонителей, изменников, узурпаторов,
врагов рода человеческого в ранг святых-не равносильно ли призыву к
беззаконию и жестокости? Говорить королю, что власть он получает только от
бога и не обязан никаким отчетом народам, которыми правит,-не значит ли
подбивать его на то, чтобы стать тираном?
Наконец, не будет ли это разнузданием всех страстей государей, если им
внушают, что им все дозволено против врагов церкви и что коварство,
нарушение договоров и обман вменяются им в заслугу, когда дело идет об
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 84 | Нарушение авторских прав