Глава третья. Власьева обитель

– Что-то, мать, у нас русским духом пахнет! – распахнут тишину чей-то бас. – Не иначе, опять кого спасла, ведьмище…

– Ты сам, отец, хорош. Чуть, какая замёрзшая скотина – так сразу в горницу, ладно ещё, в сарай.

– Ага, как же, матушка!? Вон, давеча, прихожу, а по коврам целый лось свежеразмороженный бегает, – услышал Василий сквозь сон.

– Мне положено так, а иначе я не могу, – отозвалась Женщина под едва различимый перестук, а Василий словно кожей почуял, что она еще и улыбается.

– И мне Родом написано – беречь!…Ну, старая, показывай, где этот герой? – снова пробасил Голос.

Василий приоткрыл один глаз, выкарабкиваясь из царства Дрёмы на божий Свет.

– Это я-то старая? Да ты, муженёк, на себя посмотри! Тоже, небось, не первой свежести-то будешь! – взбеленилась женщина с огненно-рыжими волосами, покручивая колёсико с нитью.

Свет оказался ярок, и он захлопнул око, но тут же, исхитрившись, глянул из-под ресниц на обладателя зычного баса.

– Ну, дык, тебе и подарок мой тогда ни к чему. А то, гляди-ка, жена, чего я тебе притащил!

Из глубины комнаты Василий увидел, что в дверях стоит высоченный широкоплечий седобородый дед в тяжёлой и длинной, до самого пола, белой шубе.

Хитровато улыбаясь, старик полез за пазуху и извлёк оттуда золотистое крупное яблоко. Божественный аромат моментально заполонил всю горницу.

Женщина, оставив работу – колесо вертелось само – кокетливо приняла подарок. Последовал затяжной страстный поцелуй, при виде которого у Василия аж мурашки пошли по коже. Дед крякнул и огладил окладистую седую бороду.

Оглянувшись на парня, хозяйка живо поняла, что тот уже не спит, сколь Василий ни притворялся.

– С добрым утром, добрый молодец. Пора вставать.

Отбросив тёплую шкуру медведя, парень обнаружил, что на нём нет не то что гимнастерки, но даже армейского нижнего белья. Зато была какая-то холщовая рубаха до колен.

– Взять бы свечку в руки – сошёл бы за ангела-послушника, – подумал он.

– Ну, положим, на ангела ты не больно похож, а вот, на Ваньку-царевича – смахиваешь здорово! – бесцеремонно расхохотался Хозяин и, сбросив шубу, присел на скамью.

– Ну и стыд! – опять промелькнула мысль.

– А чего срамного-то? Ноги, как ноги. Мои, вон, волосатее.

Скинув здоровенный валенок, дед размотал портянку и показал заросшую густым рыжим волосом голень.

– Вот это ножища? – удивился про себя Василий, – Даже у Виктюка с Донбасса поменьше будет.

На это мужик ничего не ответил. Поднялся, да так, что дом под ним просел на какой-то миг – по крайней мере Василию померещилось. Шлепая ступнями по доскам, дед направился к кадушке с кипящей водой, что вынесла откуда-то женщина. А может, и не вынесла – это Василий не приметил, а только так решил. Кадушка была массивная – не для женских рук.

Хозяйка ж забрала дедову обувку и, подмигнув парню, снова зачем-то вышла.

– Долго же я спал, – промолвил Василий, испытывая почему-то странную робость в присутствии хозяев.

– Разве ж это долго? Иные и по сто, и по двести лет могут всхрапнуть. Время ничего не значит! – старец погрузил ногу в кипяток, блаженно зажмурившись.

– А понимаю, летаргический сон, называется. Фельдшер сказывал.

– А кто-то уже тысячу лет в беспамятстве, и всё – ничего, – пробасил ученый старик.

– Ну, тут ты, отец, загнул! – оживился Василий.

– Всё может быть, – лаконично вымолвил тот в ответ и хлопнул в ладоши.

То ли парню почудилось, но, скорее всего, так оно и было. Деревянная кадушка приподнялась на полом и зашагала из комнаты вон.

– Ёлки-палки? – Василий протёр глаза.

– Пойдем, умоемся с дороги! – предложил дед, оставшись, как и его гость, в одной рубахе. – А баб стыдиться нечего, видали и ещё голее.

Неожиданно для парня они вышли во двор.

– Видать, лесничество какое-то… – объяснил себе сержант.

Впрочем, ни на какое лесничество дом не походил, это был красивый двухэтажный терем, срубленный на старинный лад. Неподалеку Василий определил на глаз синюю гладь льда, сковавшего небольшой пруд. А между ним и самим теремом были вкопаны толстые столбы с физиономиями бородатых мужиков, вроде того, что родный дядька установил у себя перед окном. На крыше дома, сложив крылья, громоздилась пернатое создание с женской головой и голой грудью.

Тут Хозяин вообще скинул исподнее и, болтая здоровым мужским естеством, принялся обтираться снегом. Василий замер, глядя на мощный, достойный античных скульпторов, торс.

– Тебя как звать, отец?

– Кличут по-разному, когда Седобородым, когда Высоким, но чаще Власием, Власом стало быть! Эх, хорошо!… Зови и ты меня так – не ошибёшься!…Что, не любо такое мытье? – усмехнулся Влас. – Да, не та нынче молодежь. Не та!

– Батюшки! – всплеснула руками хозяйка, выбегая на крыльцо, – Эк чего удумал! Гостя простудишь!

– В здоровом теле, Виевна, здоровый дух! – обернулся к ней дед, даже не прикрывшись, и Василий отметил, что шея у Власа со спины почему-то синяя.

– У него дырка в плече…

– Была… ты хочешь сказать. А на шею мою, добрый молодец, не удивляйся. Это она из-за чужой жадности такая. Выпил, понимаешь, когда-то одну гадость. Вспоминать тошно. Но есть такое слово – надо.

Василий рванул с себя рубаху и уставился на едва заметную звёздочку чуть выше подмышки.

– Я тут подлечила тебя малость, – просто сказала Виевна.

– Спасибо, хозяйка? Но как? Каким образом.

– Пустяки, – молвила она, улыбнувшись.

Влас самозабвенно купался в сугробе. Василия при виде этого потянуло назад на печку. Буквально ворвавшись в дом с мороза, парень нашёл на скамье выстиранную да выглаженную гимнастерку, в которую немедленно облачился. Ещё раньше он приметил и свой тулупчик, все прорехи заштопала заботливая женская рука. Василий машинально ощупал подкладку, где у него были зашиты документы. Корочки на месте. В кармане тулупа некстати обнаружилась большая еловая шишка, измазанная смолой. Он оглядел помещение в поисках мусорной корзины, но ничего подходящего не нашёл. Правда, на широком подоконнике стоял высокий, объёмный горшок, полный чернозёму. Мусорить не хотелось.

Сержант подошел к окну и попытался расковырять ямку – авось, шишка-то и сгниёт.

Нестерпимый жар обжёг пальцы, Василий испуганно отдёрнул руку, едва сдержав бранные слова – на дне лунки искрился всеми цветами радуги яблочный огрызок.

– Эх, ты! Горемыка! – пожалела его Виевна, только что вернувшаяся в дом и помолодевшая на морозе лет эдак на двадцать.

– Ничо! Не будет персты совать, куда не следует! – ехидно заметил Влас, показавшись вслед за Хозяйкой.

– Я же не нарочно!

– Ты слышал, дед, он нечаянно!

– Я, вон, шишку хотел закопать!

– Да их в лесу полно, чего же прятать? Не золотая, вроде бы? – Хозяин попробовал протянутую ему шишку на зуб и отдал в руки жене. – Выкинь её на снег, мать.

– Я как-то сразу не подумал.

– Оно у русских всегда так… Сначала делают, потом примериваются. Ну, да, ладно. Пора к столу.

– Прах Чернобога! Откуда такое в войну? – подивился Василий, глядя на яства, расставленные поверх узорчатой скатерти: блинчики с мёдом, лесные орехи, невесть откуда взявшаяся свежая малина, квашеная капуста и пироги с ней. Посреди стола стоял здоровенный горшок, где пыхтела гречка.

– Ты хоть знаешь, кто Он такой? – рассердился Влас.

– Да, я так! – смутился Василий, будто сболтнул лишнего. – Дядя ругался – ну и я за ним эту привычку перенял сдуру.

– А ты больше повторяй. Вдруг он к тебе, и впрямь, Навь раньше срока обернёт!

– Ну-ка, молодой человек, дай-ка я тебе кашки положу! – суетилась рядом Виевна.

Некоторое время Василий медлил, ему казалось несправедливым, что они там, в отряде, пухнут с голодухи, а здесь, совсем рядом живёт некий лесник, и у него еды навалом.

– Спасибо, однако! Но мне к нашим пора, заждались, поди.

– Садись, герой! Тебе без проводника отсюда не выбраться. Да и как ты пойдёшь, если ноги еле двигаются? – усомнилась Хозяйка.

– Резонно. Ты, молодец, мою старуху больше слушай. Она – баба умная, хотя помогала одним дуракам.

– А сам-то хорош, дурень старый! Раз помог сродственнику через реку перебраться, путь-дорогу указал, а тот возьми Злато-Яичко разбей, да и Потоп нам устрой.

– Чего, вредитель оказался? – не понял сержант.

– В некотором роде.

– Так ведь, большую надо плотину взорвать, чтоб округу затопило.

– Это, Вась, она так, фигурально выражаясь.

После каши взялись и за сладкое.

– Ох, крепка у тебя медовуха, хозяин!?

– Есть такое дело! – согласился Влас.

– Ты бы, муженёк, рассказал нам что. Потешил бы гостя байкой. А после и проводишь его, – предложила Виевна.

– Это можно, мать! Это я завсегда, пожалуйста!

Васька заулыбался, ему было сытно, тепло, уютно. Он вдруг ощутил себя маленьким ребенком, которому добрый милый дедушка сказывает чудесные небылицы, а Васька сидит, разинув рот, и слушает их одну за другой, проглотив язык.

– То случилось в стародавние времена, каких никто и не помнит. И не у нас это было, а в далёкой стране, имя которой ныне Норвегия… – начал Хозяин сказочку:

* * *

"Близ свейской границы, в местечке Несьяр жил кузнец Торвальд. Жена его умерла молодой, а своих детей у них не появилось. Жениться вторично Торвальд не захотел, предпочитая жизнь вдовца, хоть и был вовсе не стар. Так и жил он пять лет один-одинёшенек.

По хозяйству правда иногда помогала сестра. Да обретался у него смышленый приблудный мальчонка. Кто и откуда он – никто не знал, потому как мальчик был нем, но для простолюдина – это скорее достоинство, чем недостаток. Пацана нашли год назад на берегу – наверное, удрал с какого-то пиратского судна.

На хуторе жалели горемыку, хотя приютил его именно кузнец. Найдёныш работал, что называется, на побегушках. Сверстников дичился. Было свободное время – сидел на холодных камнях скалистого берега фьорда и тоскливо смотрел в море.

Случалось, Торвальд с горя крепко выпивал, да так, что не мог найти кузню. Мальчик помогал благодетелю доплестись до скамьи, стаскивал с кузнеца сырые грязные и вонючие сапоги, укрывал его тёплой шкурой, словом, терпел все невинные обиды со стороны Торвальда со смирением истинного христианина. Но набожная сестра Торвальда прозвала-таки пацана маленьким язычником, потому как никто не видел, чтобы он клал крест Господу. Впрочем, на хуторе смотрели на это сквозь пальцы, да и кузнецу было всё равно. Немота оберегала мальчика от людской злобы, ибо его немощь виделась особой печатью Судьбы.

Как-то раз в непогоду под вечер в дверь к Торвальду постучали:

– Кого там чёрт принёс? – буркнул кузнец, потянувшись за молотом на всякий случай.

– Добрый человек, не пустишь ли ты усталого путника на ночлег?

– Ну-ка, малец, посмотри! Сколько их там притаилось?

Мальчик глянул сквозь затянутое мутным пузырем окошко и показал кузнецу два пальца.

– Что ж ты, странник, один просишься? Товарища не зовёшь?

– Это верно, мой конь и вправду мне лучший друг, чем иной человек! И если по утру ты берёшься его подковать, то я в долгу не останусь! – рассмеялись за дверью.

Торвальд вопросительно посмотрел на немого воспитанника, тот согласно закивал.

– Ну, открывай тогда, да поживее. Не видишь, гость промок!

Мальчик бросился выполнять приказание. Он с трудом отомкнул тяжелый засов, пропустив незнакомца внутрь жилища.

– Спасибо, Инегельд! – услышал хозяин дома. – Будь добр, позаботься о моём благородном скакуне.

– Откуда ты знаешь, что этого немого мальчишку зовут Инегельдом.

– Я много чего знаю. Всяк имеет собственное имя, даже последняя тварь, а уже человек и подавно. Но ты сначала обсуши да напои гостя, а потом и расспрашивай.

«И что это я, в самом деле?» – подивился кузнец и, вспомнив законы гостеприимства, выложил на стол угощение, которое, конечно же, не могло бы удовлетворить изысканный вкус, но голодному сей ужин показался бы богатой трапезой.

Тем временем незнакомец скинул длинный с капюшоном серый плащ и развесил его у очага. Торвальд сумел, наконец, рассмотреть ночного гостя во всех деталях. То был мужчина лет сорока пяти, несомненно, опытный воин, на что указывала пустая левая глазница, следствие ярой схватки. Густые светло-золотистые волосы путника стягивал стальной обруч с затейливым рисунком, кузнец вполне доверял своему взгляду мастера, и был готов поклясться, что от Эльсинора до Упсалы вряд ли сыщется искусник, способный сотворить эдакое украшение. Рыжеватая правильно подстриженная борода незнакомца лопатой закрывала его бычью шею, спускаясь на могучую грудь. Широкие плечи и толстые, словно поленья, руки викинга свидетельствовали о недюжинной силе. Вместе с тем его ночной гость был из знатных, потому что пальцы его обеих рук украшали богатые перстни. По роду занятий Торвальд знал толк в камушках.

Незнакомец почти ничего не ел, но пил он много, ничуть не хмелея.

– Где ты был прошлой ночью? – наконец осмелился спросить кузнец, видя, что гость сыт.

– В долине Медальдаль.

– Ну, уж этого никак не может быть. Видать, ты, незнакомец, большой шутник! Ведь до неё неделя пути.

– Может быть, но у меня хороший конь, – возразил ему резонно гость.

– Тогда твоему коню пришлось бы лететь! – захохотал Торвальд.

– Я ему то же самое говорил! – весело заметил странник, ничуть не обидевшись.

Выпили. Стукнули кружки. Выпили ещё.

Тут вернулся Инегельд, который, наконец, управился с чудесным скакуном и теперь во все глаза уставился на ночного гостя.

Кузнец поманил хлопца к себе, тот, видя, что хозяин изрядно пьян, с опаской подошел поближе.

– Так, значит, ты у нас Инегельд? – погладил Торвальд мальчугана по голове – Имя-то странное?

– Обычное имя. Варяжское! – уточнил гость. – А восточнее звался бы и вовсе Ингволодом.

– И откуда ты всё знаешь?

– Мне именем моим ведать положено, – рассмеялся тот в ответ.

Хотел было кузнец спросить, как зовут его гостя, да уронил голову на стол.

Внимательно поглядев на спящего выпивоху, незнакомец вдруг усадил мальчика к себе на колено и, взяв за тонкие ручонки, сказал то ли Инегельду, то ли себе:

– Ну что, хелги? Пора начинать всё сначала. Поедешь со мной?

– Поеду! – улыбнулся ему ребенок.

Утром ковалось Торвальду из рук вон плохо, подковы же получились такими громадными, каких никто ещё не видывал. Да и нужно-то было четыре подковы, а вышло целых восемь. Когда же кузнец их примерил, то они оказались коню как раз в пору. Чудеса, да и только!

– Пожалуй, я поверю, что с эдакими копытами он обставит любого скакуна. Но откуда ж ты приехал, незнакомец, и куда держишь путь?

– Явился я с севера и пока гостил тут, в Норвегии, но думаю податься ныне обратно в Свейскую державу, а оттуда – в Хольмгард. Я много ходил морем, но теперь снова надо привыкать к коню. Тебе он нравится?

– Я не смыслю в хороших лошадях, – схитрил кузнец.

– Слушай, хозяин! Мне подходит твой мальчуган. Я забираю его.

– Как это так! Забираешь?

– Хорошо. Назови свою цену. Я готов купить этого хлопца.

– Видишь ли, человек я неразумный да неучёный. – проговорил кузнец. – Если Инегельд и вправду готов тебе служить, то ничего я с тебя не возьму, грех наживаться на убогом. Хоть на старости лет трудно мне станет без молодого-то помощника.

– Молодец, Торвальд! – похвалил одноглазый, снимая с указательного пальца золотой перстень с изумрудом. – Думаю, это немного скрасит твоё вынужденное одиночество. Ну, зови мальчишку!

Сияющий Инегельд вскоре занял место впереди незнакомца, крепко держась хрупкими пальчиками за повод. Конь укоризненно посмотрел на людей непостижимо голубыми добрыми глазами.

– Не притворяйся, старина, что тебе тяжело. Всё равно не поверю, – усмехнулся наездник.

– Где же ты собираешься быть к вечеру? – спросил кузнец, хотя думал вовсе о другом. Он-то приметил, что ночной гость странно поседел к утру, только виду не подал.

– Мне нужно на восток, я буду в Спармерке, не успеет и стемнеть, – ответил седобородый.

– Это уж верное хвастовство, потому что туда и за семь дней не добраться… – возразил Торвальд чудаковатому гостю. – Да, чуть не забыл! Как зовут тебя? Потому, явись отец или мать ребенка, мне придётся им все рассказать.

– Слышал ли ты об Одине?

– Ещё бы, его у нас старики часто поминают. «Чтоб тебя Игг, то бишь Один, к рукам прибрал!»

– Теперь ты можешь его видеть. И если снова мне не веришь – смотри! Вперёд, Слейпнир! Вперёд!

Торвальд только рот открыл, когда его гость пришпорил коня, и Слейпнир перелетел через ограду, даже не задев её. Между прочим, колья в той ограде были восьми локтей в высоту.

– А о родителях мальчика не беспокойся. Их больше нет среди живых, уж мне ли это не знать! – послышалось кузнецу сквозь грохот копыт.

– Прощай, Торвальд! – вторил Одину чистый детский голос."

– Больше кузнец их не видел, – завершил Влас небылицу. – С тех пор многие рассказывали эту историю, и всяк по-своему, но всё происходило именно так, а не иначе.

– Хорошая сказка! Спасибо! – молвил парень, – Одного я лишь не понял.

– Чего ж тут непонятного? – удивилась Хозяйка.

– Да, кто таков этот Один?

– Уф! – выдохнул Влас.

Дата добавления: 2015-07-11