Материализация души

В самом деле, давайте посмотрим, какие именно обстоятельства породили сохранявшиеся тысячелетиями представления о существовании у человека особой, отличной от тела субстанции, именуемой душой. А ведь эти представления столь значительны и прочны, что мы до сих пор говорим о духовных потребностях, о душевности и равнодушии, не будучи в состоянии найти другие, равноценные им слова.

Итак, с точки зрения религиозного сознания основные признаки души сводятся к следующему:

1. В определенный момент человек заметил, что, помимо нужды в пище, одежде, жилище и женщине (мужчине), он наделен тягой к новому, неизведанному, красивому, к сочувствию и ласке, то есть к тому, что нельзя взять в руки, силой отнять у собрата, закопать в землю на черный день. Вот в этом-то неуловимом, невещественном и нуждается в отличие от тела душа.

2. Каждый человек наделен своей уникальной, лишь одному ему присущей душой, которая сохраняет свою уникальность и после смерти, потому что не может не исчезнуть тот особый, единственный в своем роде мир, который я ношу в себе.

3. В душе сконцентрировано все лучшее, человеческое, доброе, поэтому хороший человек — душевный, хорошо работать — значит работать с душой. Правда, бывают и черные души и мелкие душонки, но они именно мелкие, то есть малодушные, в то время как мерой доброго и прекрасного

служат большие, глубокие души великодушных людей.

4. Душа есть помещенный внутри меня судья моих помыслов и поступков, и, когда я поступаю плохо, она скорбит, болит, напоминая этой болью о моей личной ответственности за свои деяния. Сегодня мы в состоянии дать естественнонаучное объяснение каждому из перечисленных выше представлений.

Да, потребности человека не сводятся к пище, одежде, жилищу и сексу. Как существо общественное, он наделен социальными потребностями принадлежать к группе и пользоваться расположением со стороны ее членов. Из глубины миллионолетий ведет свою историю потребность в притоке новой информации, которая через стадию исследовательского инстинкта животных трансформировалась в человеческую потребность познания. И обе эти нематериальные (в смысле невещественные) потребности не дар божественного творения, но закономерный итог длительной эволюции мира живых существ. Возникновение речи и тесно связанного с ней, хотя и отличного от нее искусства имело два исключительно важных последствия. Во-первых, появилась возможность передать свое знание о мире другому, а это означало — отделить себя от мира и от других, осознать суверенность собственного «я». Во-вторых, цепочка генетической связи поколений дополнилась передачей своего личного, индивидуально накопленного опыта грядущим потомкам. Уникальное творческое «я» обрело своего носителя в виде вклада в общечеловеческую культуру: «Нет, весь я не умру, душа в заветной лире мой прах переживет...» Заметьте: не на небесах, не в виде «астрального тела», о котором склонны потолковать и нынешние мистики,— «в заветной лире», то есть в деянии, в изобретении, просто в доброй памяти людей.

Личность — это, прежде всего и главным образом индивидуально неповторимый набор потребностей, причем «каждый стоит столько, сколько стоит дело, о котором он хлопочет». Мелкая душа удовлетворяется малым, для великой души небезразличны судьбы всего человечества. Сколь ни велика роль сознания, психическая жизнь человека не исчерпывается им. Хорошо усвоенные нормы поведения, присущие данной социальной среде, переходят в сферу подсознания, приобретая в процессе этого перехода ту силу, которой они не обладали в качестве внешних предписаний. И тогда возникают, голос совести, зов сердца, веление долга, тем более сильные, чем больше эти нормы соответствуют фундаментальным человеческим ценностям, накопленным в ходе исторического развития цивилизации.

Впрочем, каждая норма — детище своего времени, а потребности человека обладают извечной тенденцией к расширению, обогащению и возвышению в связи с прогрессом средств их удовлетворения. Наиболее мощная, доминирующая в структуре данной личности потребность активирует механизмы сверхсознания (творческой интуиции), поиск еще небывалых решений и неизведанных путей. Многие из порождаемых сверхсознанием догадок и предположений не выдерживают проверки практикой, оказываются ложными и отбрасываются жизнью, подобно тому, как естественный отбор отбрасывал нежизнеспособные мутации. Но все, выдержавшее эту суровую проверку, становится открытиями, новыми средствами удовлетворения существующих потребностей, а благодаря прогрессу средств — новыми потребностями и новыми нормами человеческого общежития. Именно через творчество осуществляется так называемая самодетерминация поведения, то есть нахождение таких вариантов действий, которых еще не было ни в личном опыте субъекта, ни в известном ему опыте других людей.

Вместе с тем, самодетерминация не означает свободы воли, как свободы делать «что хочу», ибо хотения человека определяются длительной историей развития, включая ее дочеловеческие и собственно человеческие этапы, наследственными задатками и главным образом условиями социального воспитания. Мы уже говорили о том, что свобода выбора есть полезная иллюзия, побуждающая человека мысленно проигрывать возможные последствия предполагаемых поступков, что способствует выявлению потребности, устойчиво доминирующей в иерархии мотивов данной личности. От того, какая из этих потребностей выйдет на первый план, и зависит, струсит человек или бросится на помощь, солжет или будет отстаивать правду, поступит по совести или останется глухим к ее голосу. Никакой другой «свободы» в природе не существует, и кого это огорчает, тому ничем нельзя помочь.

Дарвин упразднил божественное происхождение человека, показав его органическую связь с остальным миром живых существ. Наука о высшей нервной (психической) деятельности демонстрирует земное происхождение души — психики, подготовленное всем ходом эволюции и качественно трансформированное в условиях социального бытия человека. Противопоставление души и тела, столь долго занимавшее человеческий ум, в наши дни потеряло смысл. Идеальное — это действительно не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней в систему нервных связей, моделирующих окружающий человека мир, отражаемый и активно преобразуемый человеком в соответствии с его многообразными и непрерывно усложняющимися потребностями.

Все это так, и все же... Все же есть в понятии «душа» нечто трудно переводимое на язык нервных сетей и нейродинамических кодов. Сколько бы ни регистрировал интеллектуальный инопланетянин реакции нейронов, возникающие в мозгу человека при боли, радости и отчаянии, он никогда не поймет, что такое боль, радость и отчаяние, если сам не обладает способностью к их переживанию. Предмет науки — объективные законы деятельности мозга. Что же касается субъективного мира человека, то он постигается не сознанием, а сопереживанием, не анализирующим рассудком, а «мыслящим сердцем» (Гегель), не наукой, а искусством. Возможности искусства в деле постижения субъективного мира человека не менее безграничны, чем возможности науки в познании объективных законов высшей нервной (психической) деятельности.

Мы часто повторяем, что на уровне человека живое познает себя, и ограничиваем это познание методами науки. Но это ошибка. Познавательная мощь искусства ни в коей мере не уступает достижениям науки, просто они нацелены на познание разных сторон действительности. «Технический аппарат» современного искусства не менее сложен, изощрен и совершенен, чем экспериментальные установки и формулы современной физики. Версия о том, что наука идет за искусством как нечто более высокое и развитое по сравнению с художественным освоением действительности, лишена оснований. Говорят, что Коперник своим открытием остановил Солнце и заставил вращаться Землю. Открыв значение потребностей как специфической (сущностной) силы живого, включая человека как источника и побудителя активного освоения им окружающего мира и познания самого себя, наука материализовала душу и одухотворила материю.

[1] Цит. по: Симонов П. Предыстория души / «Наука и Жизнь», 1984, № 2. С.с. 112 – 123.

Дата добавления: 2015-07-10