Внешность. У меня красивая мама, поэтому в том, что я похожа на нее

У меня красивая мама, поэтому в том, что я похожа на нее, и, следовательно, была красивой девочкой (ну или просто симпатичной), моей заслуги нет совершенно никакой. Те самые гены, что сыграли жестокую шутку, отняв мое здоровье и способность двигаться, они же, эти самые гены, ответственны и за мою внешность. Я очень рано поняла, что нравлюсь окружающим – и детям, и взрослым. Со мной было весело играть, я охотно делилась всем, что имела, знала бесконечное множество стихов, песен и всевозможных историй, и еще... у меня был заразительный смех, огромные голубые глаза и две длинные косы.

Мама шила мне кокетливые платьица из своих блузок, а я вертелась в них перед зеркалом и воображала, что вот, однажды, стану такой же талантливой и знаменитой, как Алла Пугачева (нравилась она мне очень) и спою свою самую главную песню, слушая которую, люди будут плакать от счастья. А я буду тоже плакать от счастья, что сумела спеть такую песню. А еще у меня будет много детей, много мужей, много шикарных машин и много сумочек и туфель, подходящих по цвету к каждой машине...

В восемь лет я на две недели попала в больницу с аппендицитом, и это событие стало в какой-то степени переломным для моего настроения и самосознания на долгие годы. Когда отходила от наркоза, моя соседка по палате, сердобольная женщина, пыталась пошевелить мое тело и при этом поделилась своими соображениями с другой женщиной (по-видимому, думая, что я еще сплю): «Какая девчоночка хорошенькая – ручки, ножки словно точеные. Только что совсем неходячая, значит не быть ей ни матерью и ни женой. Уж прибирал бы Господь таких горемык пораньше, чтобы зря не страдали...» А несколькими днями позже, убирая швы, доктор заметил медсестре: «Что-то шовчик-то у девочки не ахти получился». На что она ему огрызнулась: «Таким, как она, на кой ляд красота необходима? Она же инвалид, не видишь разве?!»

Вернувшись из больницы, я перестала вертеться перед зеркалом, я стала грустной и задумчивой. Потому что столкнулась с другим восприятием меня, с другим восприятием ценности моей жизни и моего будущего, точнее сказать, там вообще не подразумевалось никакого моего будущего. Все это меня просто ужаснуло.

Я начала читать много книг о людях с непростой судьбой. «Как закалялась сталь», «Овод»... В десять лет мне попалась книга Цвейга «Нетерпение сердца», и опять – куча негативных эмоций. Может, в десять лет слишком рано читать подобные книги? Не знаю. Но однозначно, мне не понравилась описываемая в ней любовь, не понравились и слабые малодушные герои. Во всяком случае, я тогда для себя решила, что если это лишь единственный вариант взаимоотношений, на который я могу рассчитывать в своей жизни, то я заранее от него отказываюсь, поскольку чувствую, что он (такой вариант отношений) меня унижает. Вот так, несколько категорично.

Лет в тринадцать болезнь уже внешне стала очень заметна, и в то же время у меня начался период духовного поиска, я увлеклась восточными философиями. В конечном счете, именно благодаря им я сумела понять себя, свои стремления и желания. Благодаря им я сумела осознать себя и как женщина...

В раннем детстве я имела много друзей-ровесников. Дети приходили ко мне домой, папа привозил меня раз в неделю в школу. Потом, буквально за одно лето между пятым и шестым классом, моя спина изогнулась дугой, а я как всегда приехала в школу и уселась за свою первую парту. Потом не знала, куда спрятать свою спину – молча на меня глазели не только одноклассники, но на переменах приходили ребята и из других классов. Очень мне это не понравилось, и в школу я больше не приезжала. Никогда. Постепенно у меня появились друзья старшего возраста, в первую очередь разделяющие мои интересы, а не только любопытствующие о моей внешности.

Дата добавления: 2015-07-10