|
Читайте также: |
была не только в появлении иерархии надсмотрщиков и управляющих, разделивших
хозяина и работников, но и в дифференциации ролей внутри общины. Владелец уже
не умел лично осуществить многие специализированные операции, а большая часть
работников была совсем уж далека от финансовых и коммерческих проблем, которые
целиком поглощали его внимание.
Трудно оценить влияние того разделения между рабочим местом и жилищем на
углубление социальной дистанции между владельцами и рабочими, которое пришло
вместе с фабричной системой. Из-за концентрации рабочих в фабричных поселках
начали возникать отдельные общины, со своими социальными и политическими
союзами, и даже с собственными религиозными сектами [Е. Р. Thompson, The
Making of the British Working Class (New York: Vintage Books, 1966)]. До сих
пор не оценена огромная заслуга фабричной системы, благодаря которой городские
рабочие покинули жилища хозяев и обзавелись собственными, что явилось
громадным скачком к большей личной независимости. Но за это достижение
пришлось заплатить усилением социальной дифференциации. Представления
владельцев и работников друг о друге начали складываться все менее на основе
личного знакомства и все более -- исходя из расхожих стереотипов, скорее даже
карикатур. Последствия этого для организации хозяйственной жизни до сих пор
еще не вполне ясны.
К огорчению любящих обобщения социологов, преимущества и привлекательность
фабричной системы по сравнению с ремесленным производством неодинаковы в
разных отраслях. Например, производство штампов так и не стало вполне
фабричным делом. Самое смелое из возможных обобщений -- подчеркнуть, что при
переходе к фабричной системе резко возросло широкомасштабное использование
механической энергии. Ниже мы затронем результаты перехода к фабрикам для трех
ключевых отраслей: металлургии и металлообработки, текстильной и,
керамической. Выбор отраслей не случаен. Первые две были важнейшими для
промышленной революции, а производство керамики представляет особый интерес,
поскольку здесь к фабричным методам обратились несколько ранее, чем в других
отраслях, главным образом ради совершенствования организации труда и не
подстегиваемые никакими существенными механическими изобретениями.
Ранние источники энергии: вода, ветер и мускулы
До изобретения парового двигателя источником энергии служили водяные и
ветряные мельницы, тягловые животные и мускулы человека (первыми названы самые
дешевые источники). Мощность водяной или ветряной мельницы зависела от ее
расположения и размера, но и в XIX веке обычно не превосходила десяти
лошадиных сил. [См.: R. J. Forbes, "Power to 1850", chap. 5,vol. 4, History of
Technology, C. Singer, J. R. Holmyard, A. R. Hall and T. J. Williams, eds.
(New York: Oxford University Press, 1958), p. 148. "По имеющимся данным о
водяных колесах XVIII века можно заключить, что их мощность редко превышала 10
л. с., а в среднем составляла только 5л. с.... Крупнейшая серия водяных
колес, громадная "машина Марли", была построена по заказу Людовика XIV
плотником Реннекином в 1682 году... Потенциальная мощность этих колес
составляла 124 л. с., а в действительности они имели мощность не менее 75 л.
с." (там же, с. 155) Что касается ветряных мельниц, которые были популярны на
ветреных берегах Северного и Балтийского морей и менее популярны в Англии, то
"в XVIII веке средняя мощность ветряка составляла 10 л. с." (там же, с. 159).
Людовик XIV завел машины Марли, чтобы подавать воду в фонтаны Версаля; нельзя
утверждать, что размер этих колес был оптимален с экономической точки зрения,
поскольку при строительстве Версаля соображения экономии были не самыми
главными.] Количество и производительность машин, которые могут быть приведены
в движение с помощью источника энергии такой мощности, не столь велики, чтобы
оправдать отделение функций владения и управления от непосредственного участия
в производстве. Уже задолго до XVIII века в Англии и в континентальной Европе
было много мастерских, получавших энергию от водяных или ветряных мельниц.
Водяные мельницы откачивали воду из шахт, снабжали Лондон водой, приводили в
движение прядильные машины Аркрайта образца 1759 года (одна из первых машин,
революционизировавших текстильное производство) [Julie de L. Mann, Oxford
History of Technology, "The Textile Industry: Machinery for Cotton, Flax,
Wool, 1760--1850", chap. 10, vol. 4, pp. 277--278], но прежде всего мололи
зерно. Уже в 1086 году в Англии Doomsday Survey было зарегистрировано пятьсот
зерновых мельниц [A. Stowers, "Watermills c 1500 - c 1800", chap. 7, Singer
et. al., A History of Technology].
На ранних этапах индустриализации и в Британии, и в Новой Англии вода была
главным источником энергии. По целому ряду причин Англия немного раньше
Соединенных Штатов перешла на паровые двигатели: из-за менее высоких темпов
индустриализации Соединенные Штаты не столь быстро исчерпали свои источники
водной энергии; в Новой Англии, где первоначально концентрировалась
промышленность Соединенных Штатов, имелось изобилие рек и речек; еще одной
причиной была узкая специализация британской текстильной промышленности, что
благоприятствовало концентрации фабрик, каждая из которых выполняла только
одну операцию, в нескольких поселках небольшого района. Благодаря
экспериментам Джона Смитона с водяными колесами, результаты которых были
опубликованы в 1759 году, и усовершенствованию турбин после 1750 года, методы
использования водной энергии были усовершенствованы, и во многих областях
производства водяные мельницы еще долго соперничала с паровыми двигателями.
[См.: Robert B. Gordon, "Cost and Use of Water Power during Industrialization
in New ngland and Great Britain: A Geological Interpretation", The conomic
History Review, 2d Ser. 36, щ (May 1983): 240--259. Даже в 1869 году почти 30%
потребляемой энергии промышленные предприятия Новой Англии получали с помощью
водяных колес. Nathan Rosenberg, Perspectives on Technology (London: Cambridge
University Press, 1976), p. 177.] Еще в 1870 году в Соединенных Штатах
большинство фабрик использовали энергию водяных турбин, а не паровых
двигателей, и только в 1880 году положение изменилось [Jeremy Atack, "Fact in
Fiction? The Relative Costs of Steam and Water Power: A Simulation Approach",
xplorations in conomic History 4 (October 1979): 409--437, table 1, 412]. С
другой стороны, по оценкам А. Д. Тейлора текстильная промышленность Англии в
Ланкашире, Йоркшире, Дербишире и Чершире уже в 1838 году использовала
существенно больше паровых двигателей, чем водяных, и к 1850 году этот разрыв
еще увеличился. По его оценкам суммарная мощность водяных мельниц сократилась
с 8917 л. с. в 1838 году до 7 518 л. с. в 1850 году, а мощность паровых
двигателей за тот же период возросла с 39 579 л. с. до 61 586 л. с. [A. J.
Taylor, "Concentration and Specialisation in the Lancashire Cotton Industry,
1825--1850", conomic History Review 1, 2:115].
Паровой двигатель
Паровой двигатель Ньюкомена начали использовать в Англии с 1725 года для
откачки воды из шахт и для некоторых других целей. Главной деталью его был
поршень, двигавшийся в большом вертикальном цилиндре. Давление пара,
подаваемого в цилиндр из котла, поднимало поршень. Впрыскивание холодной воды
осаждало пар и создавало в цилиндре вакуум. Атмосферное давление опускало
поршень вниз, и двигатель был готов к новому впрыскиванию пара.
Хотя первым появился атмосферный двигатель, принято считать изобретателем
парового двигателя Джеймса Уатта. В самом деле, он сумел -- через пятьдесят
лет после внедрения в эксплуатацию двигателя Ньюкомена -- так изменить
конструкцию, что потребление угля сократилось на две трети. Эффективность
повысилась за счет использования отдельного цилиндра для конденсации пара.
Воздушный насос отсасывал воздух из этого цилиндра, названного конденсором, и
вакуум отсасывал пар из главного цилиндра в той точке цикла, когда в двигателе
Ньюкомена туда подавалась вода для охлаждения пара. Благодаря этому в
двигателе Уатта главный цилиндр оставался постоянно горячим и подаваемый туда
пар в гораздо меньшей степени расходовался на повторный разогрев цилиндра.
Уатт ввел ряд других изменений и усовершенствований в паровой двигатель, в том
числе: использование давления пара для подачи поршня в обоих направлениях
(двухтактный двигатель); быстрое впрыскивание пара в главный цилиндр, что
позволяло толкать поршень силой расширения пара; центробежный регулятор для
управления впрыскиванием пара при разных нагрузках; создание механизма для
преобразования возвратно-поступательного движения поршня во вращательное
движение маховика -- как раз то, что было нужно для вращения станков. К 1790
году он усовершенствовал конструкцию и создал широко применимый и полезный
двигатель.
Уатт не верил в возможность использования пара высокого давления, поскольку
опасался взрывов. К счастью для будущей судьбы паровых двигателей нашлись
другие, которые не согласились с ним и смогли проверить свои идеи на опыте. В
начале века его последователи создали паровой двигатель высокого давления и,
что логически вытекало из данного изобретения -- сложную конструкцию
двигателя, в котором расширение пара происходило в два этапа: сначала в
небольшом цилиндре высокого давления, а затем в большом цилиндре низкого
давления. Они же к 1815 году разрешили не простые проблемы создания топок,
котлов, двигателей и передаточных механизмов, пригодных для установки на
локомотивах и судах. [Краткий обзор развития паровых двигателей см.: Н. W.
Dickinson, "The Steam ngine to 1830", A History of Technology, vol. 4, pp.
168-198. См. его же: A Short History of the Steam ngine (Cambridge: Cambridge
University Press, 1939).]
Паровой двигатель не только способствовал перемещению производства из жилищ
ремесленников на фабрики, но изменил и места размещения фабрик. Паровой
двигатель нельзя было установить в деревенском доме или в городской
мастерской. Для него требовались специальные помещения, лучше всего неподалеку
от источников угля. Он был достаточно мощным, чтобы приводить в движение
несколько текстильных станков, и соответствующие станки приходилось размещать
вокруг двигателя. Никакая домашняя мастерская не имела средств для установки
паровой машины и приводимых ею в движение станков. [Позднее, в XIX веке, с
появлением меньших по размеру и более мобильных паровых двигателей паровая
энергия стала более пригодна для использования в городах и в домашнем
хозяйстве. Мобильные паровики использовались в сельском хозяйстве для
приведения в движение разных машин, а в надземке Нью-Йорка поезда приводились
в движение паровозами. Прогулочные пароходы обслуживали тех, кто не мог купить
собственную яхту с паровым двигателем, а в начале XX века были сомнения о
будущем автомобиля -- делать его с паровым или бензиновым двигателем.] Это, в
свою очередь, изменило размеры станков, приводимых в движение паровыми
двигателями: от них больше не требовалось быть настолько компактными, чтобы
помещаться в жилом доме. Стало возможным конструировать станки, сложность и
размеры которых диктовались только эффективностью.
Изменилось и местоположение фабрик. До появления паровых двигателей станки,
требующие мощного привода, можно было размещать только вблизи воды, рядом с
водяным колесом. Паровой двигатель сделал возможным размещение фабрик там, где
были уголь, рабочие руки, рынки сбыта и транспорт.
Железо и сталь
В XVIII веке горны и печи, как и все другие производственные мощности, были
невелики по размерам. Не было и намека на тяжелую промышленность начала XX
века. ["...плавка железа в те времена происходила примерно так же как и
сегодня -- с поддувом воздуха и механическими молотами, но все как бы в
миниатюре. В современную доменную печь "можно загрузить за сутки примерно три
железнодорожных состава руды и кокса", а самые совершенные печи XVIII века
работали не непрерывно, а отдельными циклами. В комплекте с кузницей и двумя
горнами они могли выдать в год только 100 -- 150 т. стали в год, тогда как
сегодняшние печи -- тысячи тонн." (Fernand Braudel, The Structure of veryday
Life, New York: Harper & Row, 1981, p. 373)]
Производительность плавильной печи в XVIII веке была небольшой, главным
образом потому, что печи эксплуатировались только тридцать недель в году. Их
закрывали на лето из-за недостаточного напора воды, чтобы избежать летней
влажности, сказывавшейся на качестве металла, а также для ремонта
воздуходувных насосов и печей [Charles К. Hyde, Technological Change and the
British Iron Industry, 1700--1870 (Princeton: Princeton University Press,
1977), p. 10]. Небольшой была их производительность и потому, что не было
глубокого понимания химических процессов, происходящих при плавке с поддувом,
а в результате плавка металлов была скорее искусством, чем наукой:
Печь -- ветреная госпожа: ее надо ублажать и на ее расположение не стоит
рассчитывать. Она способна давать 12 тонн в неделю, а иногда только 9 или даже
8; искусство плавильщика в том, чтобы ублажать ее нрав, но никогда не
добиваться благосклонности силой. [Там же, с. 9. Письмо от 30 июля 1754 года,
отправленное Джоном Фулером принцу Сан-Сорино, цитируется по: Н. R. Schubert,
History of the British Iron and Steel Industry, c. 450 В. С. to A. D. 1775
(London: Routledge & Kegan Paul, 1957), pp. 237--238.]
В XVIII веке производительность печей с поддувом существенно выросла.
Производя по 12 тонн в неделю тридцать недель в году, можно было получить за
год не больше 360 тонн; но, согласно оценкам Хайда, стаффордширские печи
давали в среднем около 1600 тонн в год [Hyde, Technological Change, p. 30].
Выработка железа ограничивалась гоступностью больших количеств древесного
угля, который можно было заготовлять в больших лесах. Леса должны были
располагаться неподалеку, поскольку дальние перевозки дерева были чрезмерно
дороги, а качество древесного угля при перевозке снижалось. [Braudel,
Structure of veryday Life, pp. 362--367. В Англии ограничили вырубку лесов
для выплавки чугуна уже в царствование Елизаветы, в 1558 году.] Размер печей
был ограничен также мощностью привода для воздуходувных насосов -- и этого
ограничения было не обойти до появления двигателя Уатта. На деле один из двух
первых двигателей Уатта был построен для приведения в движение воздуходувки в
печи, принадлежавшей Джону Вилкинсону, мастеру железных изделий из
Стаффордшира. [Первоначально потребность в более сильном поддуве воздуха была
вызвана переходом от древесного угля к коксу. См.: Н. R. Schubert, " xtraction
and Production of Metals: Iron and Steel", chap. 4, part 1, Oxford History of
Technology, vol. 4.] Результатом было то, что целое поколение печей с поддувом
(в том числе и печь Вилкинсона) были неэкономичны, вследствие их малых
размеров.
В XIX веке размеры и сложность печей увеличивались из-за стремления к более
экономному использованию топлива. Поскольку большие печи рассеивают меньше
тепла, чем малые, они более экономичны. Что касается сложности, то
предварительный подогрев продуваемого воздуха потребовал разработки
соответствующих устройств. Дополнительным источником экономии стали
улавливание и утилизация отходящих газов. Дальнейшая экономия топлива была
получена за счет соединения плавки с поддувом воздуха, в результате которой
получается чугун, с последующими операциями, необходимыми для выработки стали,
что позволило исключить затраты на повторный нагрев извлеченного из печи
чугуна. Соединение этих процессов имело целью дальнейшее сокращение расходов
на топливо.
Возросшее производство чугуна и стали потребовало увеличения производства угля
и железной руды, а также расширения транспортной сети как для подачи сырья,
так и для вывоза готовой продукции. Даже на территории плавильных предприятий
понадобились транспортные сети такой мощности и сложности, каких не знал XVIII
век.
Паровой двигатель был ключом к увеличению производства чугуна и стали и к
снижению издержек на их производство, поскольку его мощь участвовала в добыче
сырья, в доставке его водой и сушей, в работе самих печей. Новые печи до
известной степени создали спрос на свою продукцию: из стали и чугуна строили
паровые двигатели, железные дороги, а со второй половины XIX века и суда.
Вплоть до второй половины XIX века процесс выплавки стали, требовавший
добавления к чугуну небольших, тщательно дозируемых количеств углерода, был
медленным и дорогим, и производство было невелико. Сэр Генри Бессемер,
объявивший о своих планах в 1856 году, после нескольких лет экспериментов,
улучшений и демонстраций запустил свой так называемый конвертер -- огнедышащее
устройство, которое выпускало не только самую дешевую сталь, но и являло собой
самый захватывающий фейерверк промышленной революции.
Результатом открытия Бессемера стала эпоха стали: конец XIX--начало XX века. В
начале промышленной революции машины изготовлялись в основном из дерева, с
некоторыми чугунными деталями и с очень небольшими упрочняющими стальными
конструкциями. Вытеснение дерева чугуном и сталью привело к увеличению срока
службы, к повышению скорости, точности и сложности механизмов. Стали
возможными большие суда, мосты, армированные сталью небоскребы, большие
паровые двигатели и множество всего остального, что оказывается более
экономичным при увеличении размеров. Сталь и чугун были принципиально важны
для революции в железнодорожном транспорте, поскольку именно из них
изготовляли локомотивы, колеса и рельсы. Двигатель внутреннего сгорания,
который позднее нашел применение в автомобилях, самолетах, в дизельных
локомотивах и судах, едва ли стал бы возможен без изобилия чугуна и стали.
Двигатели внутреннего сгорания нуждались в чугуне и стали потому, что они, в
сущности, представляют собой воздушные насосы, и их эффективность
непосредственно зависит от точности изготовления поршней и клапанов, а срок их
службы определяется способностью поршней и клапанов сохранять размер и форму
при длительной эксплуатации в условиях высоких -- для того времени --
температур и давления. Это была эпоха стали и в политике, поскольку военная
сила национальных государств попала в зависимость от наличия развитой
сталелитейной промышленности, которая могла бы поддерживать соперничество
пушек и брони, начавшееся в 1850-х годах. Военная мощь зависела также от
наличия винтовок с затвором (которые были приняты на вооружение Пруссией перед
франко-прусской войной 1870 года, а затем и всеми остальными) и пушек,
заряжающихся через казенную часть. Изготовление такого оружия требовало
соответствующих стальных сплавов, точности штамповки и обработки стали.
Текстильная промышленность
В первые десятилетия промышленной революции текстильная промышленность не
только в Англии, но и в Соединенных Штатах была лидером фабричного развития.
Изобретатель крутильного станка Ричард Аркрайт, способствовавший созданию
множества крутильных фабрик [S. D. Chapman, "The Transition to the Factory
System in the Midlands Cotton-Spinning Industry", conomic History Review 17:
pp. 526--543, pp. 531--532], был назван "отцом английской фабричной системы".
[Чепмен указывает, однако, что Ноттингемские торговцы трикотажем опередили
Аркрайта в создании фабрик. Чепмен перечисляет десять фабрик, основанных
Аркрайтом в Мидленде, а позднее Аркрайт открывал еще фабрики в Манчестере и
Шотландии: "Для Аркрайта и его последователей самой большой ценностью
Дербишира, не считая водной энергии, было наличие рабочей силы. Будучи
довольно бедным сельскохозяйственным районом, Пик-Дистрикт поддерживал
довольно многочисленное население благодаря горному делу, центр которого
находился в Вирксворте, в двух милях от Кромфорда. Сокращение горнодобычи к
концу XVIII века создало армию женщин и подростков, нуждавшихся в
заработке.".] Первые текстильные фабрики были также предметом общественного
возмущения, которое привело к принятию в Англии первого фабричного
законодательства.
В начале XVIII века изготовляли пряжу и ткали почти исключительно на ручных
или ножных станках, которые размещались в жилищах работников. Торговцы
снабжали работников материалами и закупали готовые изделия. Небрежность
работников, проблемы с кражей материалов и желание более тщательно
контролировать процесс производства явно подталкивали к принятию фабричной
системы еще до изобретения фабричных станков. ["Прежде всего следует
подчеркнуть, что промышленная революция не была результатом механических
изменений. Нет сомнений, что даже если бы паровая машина так и осталась мечтой
Уатта, а полуавтоматические станки так и не были бы изобретены, все равно
будущее принадлежало бы небольшим ткацким фабрикам, оборудованным ручными
станками, все равно фабричные мастера получали бы все большую власть над
производством, а торговцы все в большей степени выступали бы в роли
заказчиков. Уже до изобретения каких-либо революционизирующих механических
устройств духом времени была централизация управления. Ткацкие мастерские,
нанимавшие по несколько квалифицированных работников, не были редкостью "в
конце последнего (XVIII-го) и начале нынешнего (XIX-го) столетия" -- говорит
Баттерворт, описывая положение дел в Олдхеме и окрестностях, -- "многие ткачи
владели просторными ткацкими мастерскими, где работало не только множество
взрослых работников, но и немало детей-учеников"." (S. J. Chapman, "Cotton
Manufacture", ncyclopaedia Britannica, 11th ed. vol. 7, pp. 281--301) См.
также его статью "Cotton: Marketing and Supply", там же и его же: The
Lancashire Cotton Industry (Manchester: University Press, 1904).]
Первые механические станки в хлопчатобумажной промышленности использовались
для изготовления пряжи. Патент Аркрайта устанавливает примерную дату перехода
-- 1769 год. Поскольку его машины нуждались в механическом приводе, их
внедрение сначала вызвало децентрализацию прядильного производства, которое
сконцентрировалось вокруг запруд. Чепмен принимает оценку современников,
согласно которой в 1788 году в Соединенном Королевстве изготовление хлопка
обслуживали 143 водяных мельницы [Chapman, "Cotton Manufacture", p. 285с]. [А
согласно А. Д. Тейлору: "К 1850 году хлопчатобумажная промышленность была в
процессе стягивания в район угольных шахт Ланкашира или в обслуживаемые им
районы; но в этом пространстве деревенская фабрика была вполне жизнеспособна".
"Concentration and Specialization in the Lancashire Cotton Industry,
1825--1850", conomic History Review, N 2: pp. 114--122.] Но с изобретением
парового двигателя прядение вернулось в города, где теснилась текстильная
промышленность, в которой работали потребители пряжи -- ткачи.
Организация британской текстильной промышленности была необычна тем, что фирмы
здесь специализировались на одной какой-либо стадии процесса изготовления
ткани. Вместо строительства полностью интегрированных заводов, вроде
сталелитейных и (как мы увидим вскоре) керамических производств, британские
текстильщики размещали высокоспециализированные заводы рядом друг с другом.
Развитие этих региональных текстильных комплексов было облегчено
распространением паровых двигателей, вытеснивших водяной привод. [Форбс
называет переработку хлопка "царством паровых двигателей" ("Power to 1850", A
History of Technology, p. 156). С. Д. Чепмен довольно подробно рассматривает
необычную организацию британской текстильной промышленности в своих статьях в
ncyclopaedia Britannica, "Cotton Manufacture" and "Cotton: Marketing and
Supply".]
Механизация ткацкого дела была осуществлена позже. Первый вариант ткацкого
станка Картрайта появился примерно в 1787, году, но только в начале следующего
века изменения и усовершенствования сделали его вполне надежной машиной.
Длительное время на этом станке можно было изготовлять только сравнительно
низкокачественную хлопчатобумажную ткань. Благодаря этим станкам было
расширено производство дешевого, низкосортного текстиля, и эти ткани охотно
раскупались миллионами тех, кто не мог позволить себе ничего лучшего, но
работавшие вручную ткачи не потеряли из-за этого своих обычных заказчиков. На
развитие событий влияли и коммерческие соображения, в свете которых
механическое прядение было привлекательней механического изготовления тканей.
Пряжа была более однородным и менее разнообразным продуктом, и ее производство
было сопряжено с меньшим рыночным риском. Вероятность того, что дорогостоящим
станкам придется бездействовать в периоды слабого спроса, была невелика. В
Англии даже в 1829 году еще были основания сомневаться в экономических
преимуществах механических ткацких станков, несмотря на то, что их число
возросло от 2 400 в 1813 году до 55 500 в 1829 году [Chapman, "Cotton
Manufacture", ncyclopaedia Britannica, p. 287b].
С годами постепенно повысилась производительность ткацких станков с
механическим приводом, и улучшилось качество производимых на них тканей. А. Д.
Тейлор связывает упадок ручного ткачества с начавшейся в 1838 году сильной
депрессией. [A. J. Taylor, "Concentration and Specialization", p. 117. В. R.
Mitchell, в Abstract of British Historical Statistics (Cambridge: Cambridge
University Press, 1962), pp. 185--187 пишет, что число ручных ткачей достигло
максимума в 240 тыс. между 1821 и 1831 годами, а затем сократилось более чем
наполовину до 110 тыс. к 1841 году. К 1851 году их число упало до 40 тыс., а к
1861 году -- до 7 тыс. По его сведениям количество ткацких станков с
механическим приводом было 110 тыс. в 1835 году, 250 тыс. в 1850, и 400 тыс. в
1861 году.] В 1829--1831 годах в Соединенном Королевстве работали 225 тыс.
ручных ткацких станков и 60 тыс. механических, а в 1844--1846 годах -- 60 тыс.
ручных и 225 тыс. механических ткацких станков. Как говорит Тейлор, "если
припомнить, что к 1850 году ткацкие станки с механическим приводом были втрое
производительнее ручных станков, делается понятным тот факт, что в 1840-х
годах первые сумели завоевать господствующее положение" [A. J. Taylor,
"Concentration and Specialization", p. 117]. К 1850 году или чуть позже стало
возможным изготовлять на механических станках ткани наилучшего качества, и
ручное ткачество практически исчезло. ["Несмотря на усовершенствование ткацких
станков с механическим приводом и постепенный перевод на них все новых видов
работ, которые прежде выполнялись только ткачами-надомниками, даже в 1853 году
ручные ткацкие станки чаще, чем механические использовали при "изготовлении
модных, высшего качества изделий"" (там же, с. 118). Д. фон Тунзельман
утверждает: "Сокращение издержек на энергию в 1850-х годах сделало выгодным
изготовление пряжи и тканей существенно более высокого качества... Более
дешевая энергия дала возможность повысить быстродействие станков, и это
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав