Решающая сфера 1 страница

Теперь мы переходим к вопросу о решающей сфере, вокруг которого развернулась наиболее блестящая дискуссия.

Я поддерживал и поддерживаю ту точку зрения, что в грядущих войнах решающей сферой будет воздушная и что, следовательно, необходимо сообразовать подготовку к войне и ведение войны с принципом: «сопротивляться на земной поверхности, с тем чтобы сосредоточить главные силы в воздухе».

Против этого моего исходного положения мои оппоненты сосредоточили свои силы. Но я знаю, что мой тыл и фланги в безопасности, а на фронте я располагаю большим количеством огнеприпасов. Борьба разгорелась, и исход ее не решен. Однако, я чрезвычайно удовлетворен тем оборотом, который приняла борьба, ибо я заметил, как должны были заметить и читатели, что, несмотря на все усилия в противоположном направлении, все мои оппоненты должны были согласиться, что в будущих войнах воздушная сфера может стать решающей.

С этим согласился ген. Бастико, хотя и укрываясь за должными оговорками, когда он писал:

«...это не исключает того, что аналогично всякому другому оружию (роду войск. — Пер.) оно (воздушно-химическое оружие) может оказаться решающим в определенных, благоприятствующих ему условиях обстановки».

С этим согласился ген. Боллати, когда писал:

«Таковой (решающей) может оказаться также воздушная сфера, если воздушные силы сумеют наносить удары столь серьезные, что результатом их явится не только паралич неприятельских сухопутных (в соответствующих случаях и морских) сил, но также паралич материальных и моральных сил страны, подвергшейся нападению, в том случае, когда противник не в состоянии ответить тем же».

С этим согласился инж. Атталь, когда писал:

«Я признаю за воздушным оружием свойство решающего фактора, но только в относительном его значении».

С этим согласился кап. 2-го ранга Фиораванцо, когда он писал:

«В заключение можно сказать, что сосредоточение главных сил в воздухе явится решающим событием для достижения целей войны только в том случае, если после завоевания господства в воздухе в распоряжении победителя останутся воздушные силы, способные вызвать разложение неприятельской страны прежде, чем последняя сумеет возобновить свои действия в воздухе, и прежде, чем ее действия на земной поверхности приведут к материальному (физическому. — Пер.) захвату территории того, кто господствует в воздухе».

Как мы видим, и в сухопутном лагере, и в морском, и в гражданском соглашаются с тем, что воздушная сфера может стать решающей.

Я скажу более. Как ген. Боллати, так и кап. Фиораванцо уточнили условия, при которых воздушная сфера может стать решающей. Эти условия можно резюмировать следующим образом: воздушная сфера стала бы решающей, если бы только воздушные силы обладали способностью вызывать разложение неприятельской страны.

Названные выше оппоненты уже сдались. Условие, которое они ставят, чтобы объявить воздушную сферу решающей, то самое, которое всегда ставил я. Между нами нет более никаких расхождений. Сказать, что воздушная сфера стала бы решающей, если бы только воздушные силы обладали способностью вызывать разложение неприятельской страны, означает «petitio principi» {146} и равносильно тому, чтобы сказать: воздушная сфера является решающей, когда она решающая.

Человек скромнее меня удовольствовался бы подобным результатом. Действительно, кто два года и даже один год тому назад мог бы надеяться, что авторитетные писатели, принадлежащие к сухопутной армии и морскому флоту, допустят, что воздушное оружие, зачисленное вплоть до вчерашнего дня в разряд вспомогательных служб, может решить исход грядущей войны?

Но в этом вопросе я отнюдь не являюсь скромным. Достигнутое признание побуждает меня добиваться еще большего.

* * *

Некоторые из моих противников становятся жертвами недоразумения. А именно, они полагают, что я, излагая свою мысль, стремлюсь дать рецепт победы. Иными словами, они считают, что я хочу сказать: «Италия, чтобы победить, должна сопротивляться на земной поверхности и сосредоточить главные силы в воздухе». Но дело обстоит не так..

Конечно, я рассматриваю в основном итальянские условия и интересуюсь возможным случаем войны между Италией и ее вероятными противниками. Конечно, это отражается на моих теориях, и последние поэтому не имеют общего характера, а потому возможно, что, если бы я рассматривал столкновение между Японией и Соединенными штатами, я, может быть, не утверждал бы того, что утверждаю сейчас.

Но я вовсе не имею намерения дать рецепт победы. Это было бы просто нелепо. Я только хочу указать, каким способом, по моему мнению, можно было бы поставить себя в наилучшие условия для встречи возможного будущего военного конфликта, т. е. каким способом можно было бы добиться максимального коэфициента полезного действия от наших военных ресурсов.

Когда я говорю: «воздушная сфера будет решающей», я отнюдь не хочу подразумевать под этим: «для победы необходимо, чтобы мы сделали воздушную сферу решающей»; я просто хочу констатировать фактическое положение вещей.

После этого предисловия я продолжаю.

По мнению ген. Бастико, следующая доктрина остается неизменной, каково бы ни было значение воздушного фактора:

«Исход войны зависит от гармонического использования всех имеющихся родов войск и от суммы достигнутых ими частных результатов; и поскольку для достижения гармонического использования необходимо, чтобы состав целого был гармоничен, секрет победы опять-таки; заключается в правильном соотношении частей».

Секрет победы — именно потому, что он является секретом, — никому неведом. Поэтому он не заключается в правильном соотношении частей. Если бы в силу случайности. Соединенные штаты оказались в войне (и могли бы эту войну вести) с республикой Сан-Марино, весьма вероятно, что последняя не победила бы, даже приняв наиболее правильное соотношение между частями. Если вместо двух слов «секрет победы» подставить следующие: «средство для достижения максимального коэфициента полезного действия своих вооруженных сил», это предложение ген. Бастико окажется содержащим неоспоримую истину, истину неизменную, справедливую во всяком месте и во всякое время, одним словом, вечную истину всеобщего и универсального характера.

Но, как и все истины, носящие столь широкий характер, и эта не дает ничего положительного по отношению к рассматриваемому нами практическому случаю, актуальному и. специфическому.

Поэтому необходимо спуститься с высот вечности и перейти к настоящему, чтобы показать, каково же на сегодняшний день правильное соотношение частей.

В своей статье ген. Бастико спускается с этих высот и пишет, что он усматривает правильное соотношение частей в «сухопутной армии, морском флоте и авиации, каждая из которых в отдельности обладает надлежащей наступательной силой».

Мне не кажется, чтобы это было особенно точным определением. Что должны означать слова: «наступательная сила»? Все виды оружия, рассматриваемые в их абсолютной; ценности, обладают наступательной силой — от револьвера до дредноута, от кинжала до авиационной бомбы.

Я полагаю, что термин «наступательная сила» по отношению к сухопутной армии, морскому флоту и авиации следует понимать как «способность к наступательным действиям с вероятностью успеха», ибо, несомненно, не обладали бы «наступательной силой», тем более «надлежащей», вооруженные силы, которые бросились бы в наступление исключительно для того, чтобы оказаться разбитыми. В этом случае они обладали бы только чрезмерной дозой бессознательности. Поскольку, далее, в той же статье Бастико справедливо утверждает, что необходимо всегда ориентироваться на наиболее опасного и наиболее сильного противника, то «надлежащая» должна пониматься по отношению к наиболее опасному противнику.

Следовательно, Бастико усматривает правильное соотношение в виде сухопутной армии, морского флота и авиации, способных к наступательным действиям с вероятностью успеха против наиболее опасного противника.

Но для наступательных действий с вероятностью успеха необходимо при равенстве прочих условий быть сильнее противника. Таким образом, в конечном счете Бастико усматривает правильное соотношение в виде сухопутной армии, морского флота и авиации, каждый из которых сильнее соответствующих вооруженных сил наиболее опасного противника.

Никто не может отрицать — и я сам менее, чем кто бы то ни было, — что такое соотношение является не только правильным, но гармоничным и исключительно выгодным; однако, для практического осуществления его итальянцам следовало бы быть американцами...

Данное соотношение будет правильным для американцев, но утопическим для нас.

Впрочем, сам ген. Бастико взялся доказать это, и на этот раз с помощью арифметики.

Он говорит, что некая страна А {147} тратит на свою подготовку к войне 8 миллиардов (лир. — Пер.) (из которых 2 на воздушные силы), а некая страна Б{148} тратит на эту же цель всего 5 миллиардов (из которых 0,7 на воздушные силы), и указывает, что, как следствие, страна Б оказывается слабейшей и в сухопутной области, и в областях морской и воздушной. А в этом случае как сможет страна Б дать своим вооруженным силам то правильное соотношение, которое требует надлежащей наступательной силы, т. е. превосходства для каждого из трех видов вооруженной силы?

Таким образом, оказывается, что правильное соотношение, возвещенное ген. Бастико, абсолютно не может служить руководством тому, кто должен организовать наши вооруженные силы.

* * *

Необходимо избрать другой путь для разрешения проблемы того правильного соотношения между частями, которое дает наибольшую величину целого. Я позволю себе указать нижеследующий путь — с просьбой извинить меня за его математический привкус.

Средства, которые страна {149} может предоставить в распоряжение своих вооруженных сил, таковы, каковы они есть, в любом периоде жизни страны. Поэтому они представляют собой — по крайней мере в рассматриваемом периоде — постоянную величину, которую мы можем обозначить буквой П.

За счет этих средств надлежит организовать сухопутную армию С, морской флот M и авиацию А. Мы можем написать уравнение:

П = А + С + М (1)

Значение всего комплекса вооруженных сил З можно рассматривать как произведение трех сомножителей С, M и А, и поэтому мы можем написать:

З = С х M х А (2)

Разрешению подлежит следующая проблема.

Придать С, M и А такие значения, чтобы при удовлетворении уравнению (1) З приобрело максимальную величину.

Очевидно, невозможно подставить ни вместо С, ни вместо М, ни вместо А нуль, ибо в этом случае З оказалось бы равным нулю, т. е. минимальным.

Но из величин больше нуля можно подбирать различные значения для С, M и А так, чтобы попытаться получить наибольшую величину З, и, естественно, эту величину можно будет получить лишь приданием одному из трех множителей, а именно наиболее важному вследствие большего влияния, которое он оказывает на увеличение З, максимальной величины, одновременно не допуская того, чтобы другие множители уменьшились до нуля.

Если допустить, как это делаю я, что воздушный фактор окажется решающим в грядущих войнах, то для достижения наибольшего значения З необходимо дать А наибольшую величину, а С и М — наименьшую.

Эта наименьшая величина — величина достаточная, чтобы сопротивляться. Поэтому я говорю: «сопротивляться на земной поверхности, с тем чтобы сосредоточить главные силы в воздухе».

Это решение основано на предположении, что воздушная сфера является решающей, но, если принять это предположение, решение является математически точным и дает правильное соотношение частей.

Оно не даст его, если предпосылка ошибочна. В последнем случае нужно принять другую предпосылку, так как правильное соотношение частей не может внезапно вырасти, как гриб, а должно явиться следствием суждения. Иначе оно сведется к произвольному соотношению.

* * *

Ген. Боллати говорит, что воздушная сфера может стать решающей, если воздушные силы смогут наносить столь тяжелые удары, что результатом их явится паралич не только неприятельских вооруженных сил, но «также материальных и моральных сил неприятельской страны».

Разве он не верит, что паралича моральных сил неприятеля было бы достаточно?

Какое значение могут иметь вооруженные силы и материальные силы морально парализованной страны?

Кап. Фиораванцо признает воздушную сферу решающей, если только в распоряжении того, кто завоевал господство в воздухе, останутся воздушные силы, способные вызвать разложение неприятельской страны. Это в высшей степени справедливо. Действие может оказаться решающим лишь в том случае, если оно создает условия, которые приводят к решению. Это положение является общим для всех сфер. Пирр ничего не добился на суше. Тот, кто остается только господином морей, не добьется никакого решения на море.

Инж. Атталь в одной из своих первых статей писал:

«Господство в воздушном пространстве над своей собственной страной является непреложной необходимостью под страхом смерти».

Трудно с большей силой объявить воздушную сферу решающей. Именно в воздухе происходит борьба за господство в воздушном пространстве над своей или над чужими странами.

Если потеря господства в воздушном пространстве над своей страной приводит к смерти, то для получающегося в результате трупа все остальное бесполезно.

Наоборот, в своей последней статье Атталь пишет:

«Воздушная сфера может стать решающей в определенный момент».

Является ли это исправлением опечатки?

Он упрекает меня за

«впадение в классическую ошибку, вследствие которой всякий раз, как в военную практику вводится новый элемент, ему охотно приписывают выдающееся и решающее значение и возлагают на него все надежды. История учит тому, что на море каждый новый тип снаряда встречал новый тип брони; на суше проволочное заграждение встретило сначала удлиненный заряд, а затем бомбомет».

Прекрасно. Но я никогда не говорил о химическом или бактериологическом элементах — элементах, к которым относятся цитированные выше слова. Я знаю, что каждый яд находит свое противоядие, а каждый микроб — свою сыворотку.

Я говорил не об элементах, но о новых средствах. А история учит: подводная лодка отняла господство на море у громадных надводных флотов.

Я говорил о воздушно-химическом оружии — оружии, за которым инж. Атталь в той же статье признал революционную силу, опрокидывающую все основные идеи, применявшиеся до настоящего времени в военном искусстве. Если это так, то история, являющаяся историей приложения основных идей, применявшихся до настоящего времени в военном искусстве, ничему не может научить.

Безусловно верно, что «распределение различных сухопутных, морских и воздушных войск по степеням их решающего значения трудно установить»; но это не означает, что не следует пытаться установить его для того, чтобы не быть захваченными врасплох.

Безусловно правильно, что «соотношение применения их будет зависеть от очертаний воюющих стран», и именно поэтому я пытаюсь установить это соотношение для нашей Италии.

Безусловно «можно сказать, вообще говоря, что все три (вида вооруженных сил. — Пер.) являются необходимыми составными частями железного организма войны»; разве я не сказал, что «необходимо сопротивляться на земной поверхности, с тем чтобы сосредоточить главные силы в воздухе»? Разве это не представляет собой применения трех необходимых составных частей? Разве ошибочно, ввиду того, что составных частей имеется три, попытаться определить функции каждой из них, дабы целое представило собой максимальную ценность?

Лишь ген. Бастико говорит, что если бы воздушная сфера была решающей, то следовало бы бросить туда все имеющиеся ресурсы, я же всячески остерегаюсь этого; я говорю: сосредоточим главные силы в воздушной сфере, используя те средства, которые останутся после обеспечения сопротивления на земной поверхности. Я повинуюсь принципу сосредоточения сил в решающей сфере — принципу, который не исключает сопротивления в остальных сферах, но дополняется им.

* * *

Чтобы опровергнуть меня с помощью фактических данных, инж. Атталь напоминает мне пример франко-марокканской войны 1925/26 гг.:

«В этой войне авиация сделала чрезвычайно много; она решающим образом (больше всех — «in modo preponderante») содействовала одержанию победы, но она не явилась единственным фактором победы. В тесной связи с действовавшими (наземными. — Пер.) войсками авиация в первой фазе (операции. — Пер.) в наибольшей степени содействовала восстановлению положения, обеспечив спасение изолированных французских постов, осажденных риффами. Во второй фазе она продвигалась вместе с ударными колоннами, прокладывая им путь и обеспечивая их фланги в высшей степени эффективными действиями. В третьей (и последней. — Пер.) фазе, когда давление на суше было уже настолько сильным, что вызвало у неприятеля колебания, авиация стала решающим фактором и энергичными действиями по тылам привела к подавлению воли к войне и к подчинению отрядов Абд-эль-Крима».

Здесь имеет место недоразумение.

Когда я говорю, что воздушное оружие будет решающим, я не говорю, что воздушное оружие будет единственным фактором победы.

Если бы я придерживался того взгляда, что воздушное оружие является единственным фактором победы, я должен был бы, естественно, требовать упразднения сухопутной армии и морского флота; ибо, если бы победа определялась одним единственным фактором и этим фактором являлся бы самолет, то остальные два фактора оказались бы совершенно бесполезными. Следовательно, я вполне согласен с инж. Атталь. Во франко-марокканской войне авиация не была единственным фактором победы. Я скажу больше: она не будет им даже и в будущих войнах.

Но между «единственным фактором победы» и «решающим фактором победы» имеется) существенная разница. Авиация прекрасно могла быть решающим фактором победы в франко-марокканской войне, хотя и не была ее единственным фактором. Я не изучал этой войны настолько глубоко, чтобы обсуждать этот вопрос, но то обстоятельство, что по утверждению инж. Атталя она решающим образом (больше всех) содействовала одержанию победы, заставляет меня думать, что в этой войне авиация была именно решающим фактором.

Не будем играть словами. Если бы, как я полагаю, в грядущей войне благодаря сопротивлению на земной поверхности воздушная армия решила бы исход войны, не все ли три вида вооруженных сил содействовали бы достижению победы? Не явились ли бы они все три факторами победы? Разве победа не могла бы ускользнуть из наших рук, если бы один из них не выполнил своей задачи? Что можно было бы сказать, кроме следующих слов: воздушная армия решающим образом (больше всех) содействовала достижению победы? И, несмотря на это, разве неправильно было бы сказать, что воздушная армия имела решающее значение? Разве морские флоты Антанты не хвастаются — и совершенно обоснованно — тем, что их содействие победе было решающим вследствие того, что они обеспечили снабжение союзных сухопутных армий и жизнь союзных стран?

* * *

Инж. Атталь замечает, что в европейской войне дела были бы не столь легкими и простыми, как во франко-марокканской войне.

Несомненно. Но не вследствие действий противостоящей авиации или воздушной обороны, а вследствие условий обстановки. И это доказывает сам же инж. Атталь:

«В течение одной минуты 21 июня 1925 г. бомбардировка с воздуха одного марокканского «сука» имела результатом 800 жертв. Марокканский «сук» представляет собой скопление в несколько тысяч душ; европейский город вмещает сотни тысяч душ. Воздушное нападение с применением фугасных, зажигательных и химических бомб даст здесь ужасающие результаты. Вся долина реки По, все наше побережье, все наши острова находятся под непосредственной угрозой воздушного нападения».

Это ясно. Воздушные действия, направленные к тому, чтобы сломить моральное сопротивление какого-либо народа, тем более эффективны, чем гуще и цивилизованнее население. Будучи совершенно — или почти совершенно — недействительными против кочевого племени в пустыне, они становятся в высшей степени эффективными, терроризирующими, ужасными при применении их против высокоцивилизованного народа, скученного в крупных центрах.

Намалевав таким страшным того чорта, которого ген. Бастико не находит столь страшным, инж. Атталь задает себе вопрос:

«Может ли такое нападение на нас иметь решающие результаты?»

И отвечает себе:

«Я с уверенностью утверждаю, что нет».

Но после этого столь категорического нет он ставит три если:

«если мы подготовили со всем необходимым старанием территориальную воздушную оборону; если наша авиация сохранит свою боевую ценность (в смысле воздушного боя. — Пер.);если наши сухопутный и морской фронты будут еще крепкими и прочными».

Безусловно! Если наши воздушные силы будут в состоянии сдержать воздушные нападения неприятеля, неприятельские действия с воздуха не окажутся решающими против нас.

Да, но все мои труды направлены только к следующему: поставить «воздушную оборону Италии» в такие условия, чтобы она могла с наибольшими шансами на успех помешать неприятелю своими возможными воздушными действиями достигнуть решающих результатов против нас.

Естественно, здесь под словами «воздушная оборона Италии» я понимаю не ту «воздушную оборону», о которой говорит инж. Атталь, но, конечно, всю ту совокупность средств, которая образует воздушную боевую мощь страны.

Требуя, чтобы максимальное усилие было сделано в воздухе, я просто добиваюсь того, чтобы мы поставили себя в наилучшие условия для того, чтобы нас не могли в случае войны одолеть в воздухе, так как, если бы наши воздушные силы оказались побежденными, это могло бы, принимая во внимание нашу обстановку, означать для нас поражение, даже если бы наши сухопутный и морской фронты могли остаться прочными и грозными.

Я желал бы, чтобы меня в конце концов захотели понять! Я учитываю в основном наши условия. Когда я утверждаю, что воздушная сфера будет решающей, я говорю преимущественно об Италии. И я говорю, что она будет решающей, потому что, если в этой сфере мы будем разбиты, — а быть разбитым в воздухе значит быть поставленным в условия отсутствия возможности возобновить эффективную борьбу в воздухе, — мы рискуем быть окончательно разбитыми, каково бы ни было положение на земной поверхности.

Может ли кто-нибудь добросовестно и разумно отрицать это при современном состоянии воздушно-химического оружия?

Может ли кто-нибудь добросовестно и разумно уверять, что решение борьбы не может быть достигнуто в воздухе или что решение на земной поверхности будет достигнуто ранее, чем в воздухе?

Может ли кто-нибудь добросовестно и разумно поддерживать мысль, что. будучи разбитыми в воздухе, мы могли бы иметь много шансов добиться решения войны в нашу пользу на земной поверхности?

Я не хотел бы поставить судьбу страны на одну единственную карту, как это делают мои противники, закрывая глаза перед неоспоримой истиной.

Ген. Бастико пишет, что мое увещание: «помните, что самолеты летают и что яды убивают», является просто фразой. Это неточно: оно является изображением ужасающей истины, которая вынуждает принять меры к тому, чтобы эта ужасающая истина никогда не могла проявиться к ущербу для нас.

Ген. Боллати заявляет, что решающей является, вне всякого сомнения, сухопутная сфера, но он вынужден добавить одно «если»:

«если сухопутные силы одной из сторон сумеют вывести из строя неприятельские силы таким способом, что это откроет им путь к тем центрам, потеря которых явится настолько важной для неприятеля, что принудит его просить мира».

О воздушной сфере он пишет, что она может стать решающей, если воздушные силы сумеют осуществить столь серьезные нападения, что результатом их явится не только паралич сил противника, но также и материальный и моральный паралич неприятеля. При сопоставлении этого «является вне всякого сомнения» с этим «может» выявляется признак предвзятости, который еще усиливается тем, что он говорит далее:

«Но воздушная победа гипотетична (всякая победа, пока еще она не одержана, является гипотетичной {150}), так как столкновение главных сил может и не иметь места (разве оно имело место на море в мировую войну?), так как на нее могут повлиять неблагоприятные метеорологические условия. (Снова, в 1929 году, метеорологические условия? Разве они не оказывают влияния на море? Разве нам не пришлось встречать в сотнях донесений об операциях на суше упоминания о метеорологии?). Воздушное оружие изнашивается больше всех. (А сухопутные силы? Разве мы не слышали во время мировой войны рассказов о сотнях истрепанных дивизий, которые создавались заново? Разве недостаточно миллионов мертвецов каждой страны, чтоб дать понятие об износе сухопутных родов войск?). Даже воздушная победа или преобладание в воздухе не препятствуют тому, чтобы воздушные части производили нападения в других пунктах, параллельно каждому нашему воздушному нападению (а разве победы на суше препятствовали другим победам противной стороны на суше?). Даже небольшое количество самолетов — и тем меньшее, чем большей будет разрушительная мощь самолета в связи с прогрессом техники и производства, — может наносить нам другие удары и, может быть, более серьезные. (Любопытно! Немногие неприятельские самолеты могли бы наносить нам удары, может быть более сильные, даже если бы мы имели преобладание в воздухе! Но какого же сорта воздушное вооружение мы должны были бы иметь?) Эффект воздушного нападения может быть нейтрализован средствами активной и пассивной обороны — методами, которые все более составляют предмет серьезного изучения (а разве против сухопутных родов войск не существует активных и пассивных средств обороны и методов, ныне уже окончательно изученных?). Наконец, всегда следует принимать в расчет моральную область, которая является поистине решающей и в которой могут встретиться неожиданные сопротивления (ну да, в конце выступает вперед моральная область, и о ней нечего более сказать, особенно если основываются на неожиданных сопоставлениях, о которых, несомненно, нельзя дискутировать).

«Как вывод, — пишет ген. Боллати, — воздушная сфера также может быть решающей, но действия, которые производятся в ней и из нее, хотя облегчаются и приобретают эффективность благодаря в высшей степени важным специфическим условиям, все же встречают серьезные трудности и должны преодолевать серьезные препятствия!» (Как будто опыт мировой войны доказал, что действия на суше не встречают серьезных трудностей и не должны преодолевать серьезных препятствий!).

Инж. Атталь находит авторитетное подкрепление своему мнению — конечно, против моего — в одном из трудов марш. Бадольо, из которого он цитирует несколько отрывков.

Вот заключительный:

«Как раз воздушное оружие будет содействовать достижению того, к чему потенциально с лихорадочной активностью стремятся все государства, а именно такой формы войны, которая может привести к решению в наиболее короткий срок».

Он не мог найти ничего лучшего, чтобы придать авторитет и подкрепление моему, а не своему мнению.

В этой фразе имеется совершенно ясное утверждение: «Именно воздушное оружие будет тем средством, которое даст войне скорое решение».

А что иное утверждаю я в течение ряда лет?

Если какой-либо род войск способен дать скорое решение по сравнению с остальными, это означает, что он способен дать решение раньше остальных.

Но если он дает его раньше остальных, это значит, что он решает раньше, чем другие смогут привести к решению.

Следовательно, воздушное оружие будет решающим.

Уж если кто-нибудь возражает против содержания труда, цитируемого инж. Атталь, это не я, а мои противники, (которые всеми силами стремятся поддержать противоположное и не хотят согласиться, что воздушное оружие вызывает революцию в формах войны.

Еретиком являюсь не я.

Каков синтез мыслей моих оппонентов? «In medio vir-tus» {151}, — говорит ген. Бастико, к которому присоединяется ген. Боллати. Каждому понемножку — никого не обижает и удовлетворяет всех.

Инж. Атталь хотя и утверждает, что он является врагом «золотой середины» и хотя признает, что не «in medio», a «in excelsis virtus» {152}, однако, практически, реалистически присоединяется к двум предыдущим авторам.

«Высшее» может быть лишь единым, но ни в коем случае не множественным. «Сделать мощными все вооруженные силы страны, как будто каждая из них является решающей», это — бессмыслица. Это означает уравнивать, делать однообразными, придерживаться середины, удовлетворяться общей для всех посредственностью; это никогда не может означать превосходства. Этим великолепно осуществляется золотая середина{153}, желанная для Бастико и Боллати; ничего более и ничего иного. Это — концепция, которая избегает и не интересуется установлением какой-либо шкалы ценностей; она вытекает из предпосылки, что все сферы могут быть решающими, — предпосылки, которая останавливается на возможности e даже не доходит до какой-либо вероятности. «In medio» дает проблеме «правильного соотношения частей» (выражение, характерное для проблемы, а не для решения) общее решение, которое не учитывает относительной ценности частей, — решение, которое может быть результатом глубокой мудрости, но может также быть плодом простой нерешительности. Какую из трех сфер выбрать? Ну, выберем их все три. Это — рецепт, который может годиться во всех случаях, как некоторые элексиры, но который может также не годиться ни в одном случае, причем в основном надеются на божественное провидение. Он представляет собой развертывание сил абсолютно линейное (равномерное), которое, как всякому известно, является наиболее подходящим, чтобы дать себя разбить повсюду. Более чем что-либо, в этом проявляется организация неуверенности.

Дата добавления: 2015-07-12