|
Читайте также: |
Июнь 1246 года, Конья
— Благолепие во взгляде смотрящего, — повторял Шамс. — Все видят один и тот же танец, однако каждый видит его по-своему. Не о чем беспокоиться. Одним он нравится, другим не нравится.
Все же в тот вечер, на который был назначен танец сэма, я предупредил Шамса, что вряд ли соберется много народа.
— Не беспокойся, — твердо произнес он. — Горожане могут не любить меня, они даже могут больше не восхищаться твоим отцом, однако такое представление они не пропустят. Любопытство приведет их к нам.
Так и случилось. Вечером яблоку было негде упасть в зале. Пришли торговцы, кузнецы, плотники, крестьяне, каменщики, маляры, лекари, золотых дел мастера, чиновники, гончары, плакальщики, предсказатели, крысоловы, торговцы духами; даже шейх Ясин пришел со своими учениками. Женщины сидели сзади.
С облегчением я заметил, что в первом ряду сидит правитель Кайкхасров со своими советниками. То, что человек такого ранга поддерживает моего отца, многих заставит прикусить языки.
Довольно много времени потребовалось людям, чтобы устроиться поудобнее и успокоиться, но и потом шум не утих: зрители перешептывались, сплетничали. Не желая оказаться рядом с врагами Шамса, я подсел к Сулейману-пьянице. От него несло вином, но мне было все равно.
Ладони у меня сделались мокрыми от волнения, ноги не стояли на месте и зубы стучали, словно на морозе. Это представление было очень важным для поддержания репутации моего отца. Я молился Богу, но так как не знал толком, чего нужно просить, то мои молитвы вряд ли можно было назвать правильными.
Вскоре послышался некий звук, сначала издалека, потом он стал приближаться. Он был таким пленительным и трогательным, что все затаили дыхание.
— На чем это играют? — шепотом, в котором смешались страх и удовольствие, спросил у меня Сулейман.
— На тростниковых дудочках. Они называются ней, — ответил я, вспомнив беседу отца и Шамса. — Их звуки — вздохи любящего, обращенные к возлюбленному.
Когда дудочки смолкли, на сцену вышел отец. Размеренными, тихими шагами он приблизился к публике и поприветствовал ее. Следом за ним появились шесть дервишей, которые были учениками отца. Все были в белых широких одеждах. Сложив на груди руки, они склонились перед отцом, дожидаясь его благословения. Потом вновь послышалась музыка, и один за другим дервиши принялись кружиться, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, отчего их одежды раздулись и стали похожими на раскрывшиеся цветы лотоса.
Вот это было зрелище! Я не смог сдержать улыбки гордости и радости, продолжая уголком глаза следить за реакцией зрителей. Даже самые отъявленные сплетники с явным удовольствием наблюдали за танцорами.
Дервиши кружились и кружились, как мне показалось, целую вечность. Потом музыка стала громче, к ней и барабанам присоединились из-за занавеса звуки рехаба. И тут на сцену вышел Шамс из Тебриза в образе дикого ветра пустыни. Его одежды были темнее, чем у остальных, он казался в них выше обычного, да и двигался он быстрее прочих дервишей. Руки он поднимал к небу, лицо его было запрокинуто, как цветок подсолнечника, следящего за движением солнца.
Я видел, что многие затаили дыхание от благоговейного ужаса. Даже самые лютые враги Шамса подпали под его чары. Пока он неистово кружился, ученики тоже кружились, хотя и медленнее, отец оставался недвижим, как старый мудрый дуб, которому не о чем волноваться. Только его губы шевелились в молитве.
В конце концов музыка постепенно стихла. Все дервиши остановились одновременно, и цветки лотоса закрылись. Ласковым движением руки отец благословил и дервишей, и зрителей, и на мгновение мне показалось, что мы все соединены в идеально гармоническом сообществе. Установилась тяжелая тишина. Никто не знал, как реагировать на танец. Никому прежде не приходилось видеть ничего подобного.
Голос отца нарушил тишину.
— То, что вы видели, мои друзья, называется сэма — танец кружащихся дервишей. С сегодняшнего дня дервиши всех возрастов будут танцевать его. Одной рукой они будут указывать на небо, другой — на землю, и всю любовь, которую мы получаем от Бога, мы будем отдавать людям.
Зрители заулыбались и стали переговариваться, выражая свое согласие. Все ощущали некое благотворное волнение. Я был до того растроган, что слезы выступили у меня на глазах. Наконец-то отец и Шамс получили знаки уважения и любви, которых они несомненно заслуживали.
Если бы все закончилось в тот момент, я ушел бы домой самым счастливым человеком на свете, уверенным, что все плохое осталось позади. Но что случилось, то случилось. Едва установившиеся мир и согласие были вновь разрушены.
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав