Византия 6 страница

Политика национального, вернее, интернационального объединения на государственных началах стала основой подъема страны. «Никогда еще Англия не была так могущественна и не пользовалась таким миром, как в это время (правление Эдгара. – Авт.). Ее флот совершенно очистил берега от пиратов, ирландские датчане превратились из врагов в друзей...» (Дж. Грин).

Столицей Уэссекса и первой столицей в имперском развитии Англии был Винчестер. Но в годы четвертой фазы из небытия поднимается Лондон (бывшая столица Эссекса), превращаясь в общеевропейский центр торговли. «Торговля потекла широким потоком, и на улицах Лондона показались купцы из Нижней Лотарингии, прирейнских стран и Руана. Со времен именно Дунстана Лондон получил то торговое значение, которое он удерживает и до наших дней» (Дж. Грин).

Страна переживала и культурный подъем. Правительство во главе с королем Эдгаром провело реформу монастырей. После нее английское монашество считало это время «началом своего непрерывного существования» (Дж. Грин). Однако реформа имела не столько религиозное, сколько общекультурное значение. По мнению Дунстана, главное содержание реформы заключалось не только в улучшении нравов духовенства, «но также в подготовке образованных и привыкших к дисциплине должностных лиц для королевской администрации» (Э. Лависс, А. Рамбо). Для этой цели были открыты школы в Глестонбери, Абингтоне, Уочестере. В страну был приглашен знаменитый ученый из Галлии – Аббон.

Религиозное оживление вполне сочеталось с оживлением в сферах искусства, в основном в литературе. И здесь вновь впереди фигура Дунстана. «Мы видим его окруженным целой свитой учеников, занимавшихся литературой, игрой на арфе и живописью... Натура Дунстана была веселой, гибкой, артистичной... Живой, обладавший отличной памятью, прекрасный оратор, веселый и остроумный, артист и музыкант, он был в то же время и неутомимым работником, касалось ли то книг, построек или ремесел» (Дж. Грин).

Что касается неизбежного в четвертой фазе строительного бума, то в его существовании нет особых сомнений, хотя доказательства кажутся косвенными. Основание Эдгаром 40 новых аббатств, подъем Лондона, расширение торговли с Европой – все это без строительного бума не происходит.

Нет сомнений и в наличии законодательного бума. В законах короля Эдмунда (939–946) были определены права и обязанности глафордов. В законах Эдгара (959–975) – взаимоотношения глафорда и зависимого крестьянина. По границам бывших королевств были проведены административные границы графств: оформилось их административное управление из трех лиц епископа, шерифа (представитель королевской власти) и эльдормена (представитель знати, глава графства, утверждаемый королем и его советом).

Все части феодального уклада выстроились по порядку, заняли отведенное им место. Король в рамках этого уклада хоть и был главой государства, но оставался лишь первым среди равных в рыцарском сословии. Англосаксонский король, поднявшись с уровня выборного военного князя, все же не стал самодержцем. Этому препятствовала вся система «королевского мира» – собрания графств, округов, уитенагемот (собрание мудрых),– решавшая вопросы войны и мира, подтверждавшая права короля на престол, аристократия в целом.

Всевластие гвардии в елизаветинско-екатерининские времена было настолько велико, что ни один император, не заручившись поддержкой гвардии, не мог быть уверен в своих правах на жизнь. Иван VI, Петр III, Павел I поплатились жизнью за свое высокое положение. Похожие настроения можно найти и в английском дебютном имперском цикле. Придворные несколько раз изгоняли Дунстана из дворца, хоть тот был лично приглашен королем Этельстаном, потом королем Эдмундом. Король Эдмунд погибает, смертельно раненный на пиру неким опальным придворным. В этих примерах видно, насколько этот уклад далек от уклада христианской монархии Юстиниана Великого или православного самодержавия Ивана III Великого. С одной стороны, феодальный уклад англосаксов напоминает нам, как было сказано, военный уклад России XVIII века, те же два класса: свободный военный класс и закрепощенное крестьянство. С другой стороны, много общего с удельно-родовым укладом, сложившимся в Киевской Руси времен Ярослава. Англия сразу же после имперского цикла распалась на полунезависимые графства. М. Ковалевский прямо называет эти образования уделами, говоря, что в русском языке нет более подходящего слова. То же случилось и в Киевской Руси, когда весь род Рюриковичей был призван управлять Землей Русской и поделил ее между собой. Междоусобия англосаксонской знати стали причиной упадка государственной мощи королевства сразу же, как прекратился имперский цикл. Точно такое же явление произошло и с Киевской Русью после Ярослава Мудрого.

Таким образом, имперский цикл, этот зверь рыкающий, не в состоянии оставить после своего ухода такой закон, который мог бы заменить собой живую имперскую политическую модель. Можно говорить только об относительно удачном или неудачном постимперском политическом наследии. Чаще всего сразу за прекращением имперского ритма следует провал по всем позициям политического могущества. Очень часто говорят о том, что уходит удача. Ну так ведь удача в политике на стороне силы, на стороне той мощи, что зовется единым народом.

«Эдгар Миролюбивый, король англосаксов, господствующий над островом и «морскими королями», унес с собой в могилу фортуну своей династии (975)» (Э. Лависс, А. Рамбо). Точней не скажешь...

Итак, в 969 году заканчивается имперский ритм (год Змеи), через четыре года, в 973 году (год Петуха) начинается цикл по ритму Запада. Эдгар Миролюбивый живет еще два года, но в новом ритме жить не судьба, молодого тридцатидвухлетнего короля постигает как бы неожиданная смерть. Так кончился первый акт имперской истории Англии.

Безвременье (973–1045, Англия)

Англия XI века попала в ту же ловушку, что и Россия XIX века. При западном ритме нет нужды в имперском народе-идеологе, нужны свободные люди, понимающие свой частный интерес, имеющие традиции соблюдения частного интереса. Ни Россия XIX века, ни Англия XI века такого народа не имела, закрепощенные несвободные крестьяне – ужасная основа для западного цикла. Шансы пройти западный цикл в связи с этим были очень незначительны. В результате вместо цельного исторического периода – 72 года безвременья. В России точно такие же 72 года прошли с 1801 по 1873 год.

Цикл рвется посредине, и это очень больно, в национальном сознании появляется некий комплекс незавершенности, недоделанного деда. В России это годы путаницы, разброда и шатаний, декабрьский развал правящего класса (1825), поражение в Крымской войне (1853–1856), народничество, а дальше в ход пошли бомбы... Нечто подобное и в Англии. Сначала королевство становится ареной сражений аристократических родов, а короли разменными фигурами в этой борьбе. После трех лет правления Убит Эдуард Мученик, Дунстан отправлен в ссылку, на престол возводят 10-летнего Этельреда. «Государственное управление переходит в руки высшего дворянства» (Дж. Грин). Без того сложную политическую обстановку усугубляет возобновившееся датское нашествие (991), вследствие которого очень скоро (1016) Англия теряет независимость и становится частью державы Кнуда I Великого, объединившего Данию, Норвегию, Швецию и Англию.

В 1035 году Кнуд умирает, держава его разваливается, начинается беспредел. Гартакнут погружает страну в мрак террора. Жестокий король умирает в 1042 году (появление имперского проторитма). На трон поднимается внук Эдгара Миролюбивого, Эдуард Исповедник (1042–1066).

И все же, говоря о безвременье, не стоит забывать, что идет экономический, открытый ритм (ритм Запада), власть постепенно переходит к тем, кто владеет не только политической силой, но и является крупным собственником. Речь, разумеется, о феодалах-землевладельцах. Сейчас, в XX веке, когда западный ритм победно идет по планете, нам легко представить, что номинально правят президент, парламент, министры, а на самом деле вся власть у корпораций, финансовых магнатов и т.д. Но тогда западный ритм только-только формировался и было странно, что корона у одних, а правят другие. Так реальная власть при слабом Эдуарде Исповеднике была не так уж и слаба: «Слабость короля сделала Годвина хозяином страны, и он правил ей твердо и мудро» (Дж. Грин).

Для нас очень важно, что при политических провалах экономика идет вперед. «Все указывает на возрастание богатства и благосостояния страны. Расширение торговли было заметно в богатых портовых городах восточного берега» (Дж. Грин). А ведь речь идет о временах владычества Кнуда I. Точно так же при Николае I и Александре II политические неудачи сочетались с определенными экономическими успехами.

Датские нашествия стали самым образным аналогом отмены крепостного права в России в 1861 году (24-й год второй фазы). В английской транскрипции это 1033 год – конец правления Кнуда I Великого. «Датские нашествия загладили вред, причиненный национальному строю переходом свободных землевладельцев к ленной зависимости от лордов. Сами лорды сделались «средним классом», с того времени как иностранные бароны выгнали их из принадлежавших им усадеб и заняли там сами их место. Эта перемена сопровождалась постепенным превращением класса крепостных и полукрепостных крестьян в класс почти вольных людей. Создавшийся таким образом средний класс был подкреплен ростом торгового класса в городах» (Дж. Грин).

Увы, освобождение было запоздалым. Чтобы западный ритм жил, освобождение должно было начаться внутри имперского цикла, как это было в первом имперском цикле Древнего Рима, породившего республику.

Однако, имея огромное сходство в политическом и экономическом развитии, английский период (973–1045) и русский период (1801–1873) имеют и грандиозное различие. Различие это целиком в сфере идеологии. Англия, почти не знавшая восточного (идеологического) развития и испытавшая лишь одно имперское идеологическое чудо, не могла сравниться с Россией, прошедшей не меньше четырех полных циклов Востока и к 1801 году испытавшей уже три идеологических имперских чуда. В России вовсю раскручивался маховик идеологического чуда; рождение дворянской светской культуры XIX века потрясло не только Россию, но и весь мир. В Англии же идеологическая деградация Запада добивала зачатки рождавшейся культуры. Дж. Грин говорит о временах перехода с западного ритма ко второму имперскому циклу: «Это процветание было небогато благородными началами народной деятельности и глухо к животворным влияниям духовной жизни... Англия довольствовалась псалтырем да несколькими поучениями... Церковь впала в летаргию...» Для теории идеологическая летаргия этих лет имеет чрезвычайно важное значение. Сравнить же ее можно лишь с идеологическим вакуумом республиканского Рима (три века республики 432-144).

Еще одна особенность жизни между двух имперских Циклов заключалась в сочетании слабой политики и очень сильного политического наследия. Так же как слабые императоры, следовавшие за Екатериной I, не могли уничтожить ауру политического гиганта, оставшуюся у России, так же и нашествие датчан не убило ауру английской государственности. Вот почему Кнуд, завоевав Англию, делает ее центром своей державы, правит по законам англосаксонских королей, принимает христианство, женится на вдове Этельреда Непослушного, Эмме. «Если бы Кнуд пришел в Британии двумя столетиями раньше, то английская Гептархия могла бы сделаться датской провинцией, но Альфред уже доставил этой стране государственное единство, а Этельстан и Эдгар доставили ей богатство и могущество. Поэтому Кнуд мог удержаться в Англии только в том случае, если бы управлял ею как английский король, он тотчас это понял, чем и доказал свою гениальность...» (Э. Лависс, А. Рамбо).

2 Англия (1053–1197)

Россия ждала второго имперского цикла триста лет, то же было и в Древнем Риме. Быстрее дело шло в Иудее (полтора века между первым и вторым циклами) и в Византии. Но то, что произошло в истории Англии, перевернуло многие наши представления об историческом процессе. Нам казалось, что жизнь так или иначе ускоряет свой бег (особенно это видно на примере русской истории), на деле же время для всех идет по-разному, и у англичан время особенно быстро бежало в начале национального развития. Не успели закончить первый имперский цикл (969), а уже пора входить во второй.

Никакой правитель, никакой народ не пожелал бы себе такой судьбы, буквально из огня да в полымя. Однако мы изучаем не историю народов и правителей, а историю государств, а у государств свои резоны тянуть резину или торопиться. Англии нужна была новая встряска, и эту встряску ей обеспечили... На этот раз нормандские завоеватели. Весь второй цикл можно было бы назвать временем создания англо-нормандского королевства. И все же не будем забывать, что сам цикл начался за 13 лет до нормандского десанта.

Первая фаза (1053–1089, 2 Англия)

Вторая фаза (1089–1125, 2 Англия)

Третья фаза (1125–1161, 2 Англия)

Четвертая фаза (1161–1197, 2 Англия)

Первая фаза (1053–1089, 2 Англия)

В 1053 году умирает Годвин, тот самый Годвин, что был фактическим правителем Англии при Эдуарде Исповеднике, тот самый Годвин, которого в 1051 году изгоняют из Англии, а в 1052-м дают победоносно вернуться. Место Годвина занимает его сын Гарольд. Таким образом, первая фаза начинается с изгнания нормандцев. Так кажется Годвину, Гарольду, английскому народу. На деле же закладывается первый камень невероятной исторической коллизии, и речь идет не об изгнании нормандцев, а об их провокационном заманивании.

Заманивание длилось 12 лет. Королем оставался Эдуард Исповедник (1042–1066), воспитанник и ставленник Нормандии, реальная власть у ставленника англосаксонских землевладельцев Гарольда, Нормандия готовится к великому походу, а Англия – к великой будущности.

Тем не менее имперские часы включены, сила прибывает. У Гарольда «храбрость, ловкость, административный талант, честолюбие и хитрость Годвина». Уже к 1058 году в его непосредственном подчинении находились три четверти территории страны (притом что в первые годы фазы эрлы Мерсии, Нортумбрии и т.д. оказывали Гарольду «открытое неповиновение»). Власть его была столь велика, что у смертного одра Эдуарда Исповедника (5 января 1066 года) «вельможи и епископы тотчас после смерти его приступили к избранию и коронованию Гарольда» (Дж. Грин).

Так начался (6 января) 1066 год, но конца и края его событиям не было. 25 сентября Гарольд громит норвежцев У Стамфорд-Бриджа, а уже через два дня начинается высадка войск Вильгельма Завоевателя, уникальная по тем временам операция: флотилия барж доставила не только пехоту, но и многочисленную тяжелую кавалерию. Преимущества кавалерии в конце концов сыграли решающую роль, 14 октября англосаксонское войско было разбито (близ Гастингса), а сам Гарольд погиб. На этом сопротивление завоевателям прекратилось; в конце концов Вильгельм имел прав на престол не меньше, чем Гарольд. Столица открыла ворота перед победителем, и уже 25 декабря архиепископ Йоркский короновал Вильгельма короной англосаксов.

До сих пор не утихают споры: одни утверждают, что будущие «свободные учреждения» Англии (парламент, суд присяжных, местное самоуправление) были в зародыше у германцев (англосаксов), а появление нормандцев не оказало никакого влияния на судьбы Англии (Э. Фримен); другие приписывают нормандским завоевателям введение в Англии феодализма, понимаемого как иерархически соподчиненная система военных держаний (Ф. Стентон, Д. Дуглас). Для структурного гороскопа вопрос первичности не стоит, посему можно сказать, что империя в своих поисках соединяет высшие достижения разных народов, разных государств. Имперское 144-летие проводит мозговой штурм всемирного масштаба, а потому берет идеи, мало обращая внимания на их происхождение. Разве не было правление Петра I немецким нашествием на Россию? Но разве умерла Россия после введения париков и бритья бород? В том-то и фокус имперских народов, они не боятся потерять национального лица, ибо ищут всемирную правду, а не национальную. (Парадокс: именно эти народы сумеют после четвертого имперского цикла застыть, навеки зафиксировать свой национальный облик.)

Ну а пока Вильгельм Завоеватель усиленно делает вид, что никакого завоевания не было, принимает корону «с выполнением всех формальностей, соблюдавшихся при коронации выборных королей англосаксов» (Д. Петрушевский). Он объявляет, что будет править по законам Эдуарда Исповедника. Даже «Книга Страшного суда» (1086), правительственная перепись в конце правления Вильгельма исходила из того, что «никакого завоевания не было. Все нормандские бароны, несмотря на то что они вытеснили с места саксонских собственников, юридически рассматриваются как прямые наследники тех, кого они обобрали. Вильгельм Завоеватель с этой точки зрения является наследником саксонских королей» (П. Виноградов).

Первая фаза во всей своей красе: происходят невероятные революционные изменения, однако все делают вид, что все тихо, мирно, спокойно. Завоеватели делают вид, что они местные, а местные делают вид, что их никто не покорял. Именно такое восприятие времени зафиксировано историей. «Как ни сурово было управление Вильгельма, оно доставляло стране спокойствие. Даже среди страданий, неизбежно вытекавших из самих условии завоевания, англичане не могли забыть о добром мире, установленном им в стране и позволявшем человеку безопасно проехать все королевство с полным золота кошельком...» (Дж. Грин). Вильгельм запретил работорговлю и смертную казнь, да и сам по себе был типичным деятелем первой фазы. «Безжалостный воин, суровый и грозный король был нежным супругом и любящим отцом» (Дж. Грин). Разве не такими же были Алексей Тишайший, Александр III, и можно ли сравнить их с полудемонами вторых фаз, не жалеющими ни жен, ни детей, ни сильных, ни слабых. Вильгельм же был суров лишь с мятежниками и баронами, с людьми богобоязненными был тих и кроток.

Первая фаза стала временем размыва раннефеодального уклада, король перестает управлять страной через своих рыцарей-феодалов. Он становится единодержавным правителем, все население его подданными. Эта тенденция появилась уже у Гарольда, который пытался превратить всю Англию в удел семьи Годвинов. Вильгельм усилил тенденцию. «Характер его управления был новым: он хотел царствовать неограниченным монархом. Бесчисленные поместья, которые он присвоил себе в Англии, доставляли ему такое могущество, какого не знали его предшественники» (Э. Лависс, А. Рамбо). «Вильгельм поднял величие и славу трона на высоту, которой они никогда не достигали при его предшественниках» (Дж. Грин).

«Историческая энциклопедия» сообщает нам, что «становление феодального строя было завершено нормандским завоеванием, которое закрепило характерную особенность английского феодализма – политическое объединение страны и централизацию государственной власти». Особый характер развитого феодализма объясняется разбросанностью владений крупных феодалов, необходимостью удерживать господство над враждебным населением. Той же энциклопедией признается, что поддержка сильной королевской власти «имела относительный и временный характер, так как вступала в противоречие с их стремлением к политической самостоятельности и независимости».

Все верно, остается только добавить, что процесс концентрации власти и ее распределения между представителями нового класса властителей имеет точные ритмические рамки. Во второй фазе концентрация власти максимальна, в четвертой фазе начинается раздача, вновь образовавшийся класс получает свободу действий.

Пока же в рамках старого уклада начинает работать мина замедленного действия, дата взрыва – 1089 год. За три года до этой даты принимается Солсберийская присяга (1086), перешагнувшая рамки обычной феодальной присяги (вассал моего вассала не мой вассал). Впервые была установлена прямая вассальная связь между королем и всеми феодальными держателями земли, чьими бы вассалами они ни были. Так рождался прообраз совершенно другого типа общественных отношений – гражданских.

В том же 1086 году была проведена всеобщая поземельная перепись, завершившаяся составлением «Книги Страшного суда». Перепись закрепила за каждым феодалом его земельные владения, его место в системе феодальной иерархии: многие крестьяне, сохранявшие свободу, были записаны как крепостные.

За два года до конца фазы (1087) Вильгельм умирает, что фактически означало начало революции и гражданского противостояния. Формально в противостоянии виноват был сам Вильгельм, в завещании разделивший континентальную и островную части государства между двумя сыновьями. Старший из сыновей (Роберт) захотел объединить в своих руках все владения отца, началась братская усобица.

Вторая фаза (1089–1125, 2 Англия)

Революционность событий 1089 года состоит в том, что средний брат (Вильгельм) впервые собрал не рыцарское войско, а народное ополчение, население страны. Граждане Англии принудили нормандских рыцарей Роберта сдаться. В 1091 году между братьями был заключен договор – Вильгельм выплачивает Роберту 666 фунтов, и тот отправляется в крестовый поход, а Вильгельм становится королем Англии и Нормандии, одновременно признавая Роберта своим наследником.

Новый Вильгельм получил порядковый номер (второй) и прозвание (Рыжий), характер же получил не от отца и не от деда, а, как говорится, от второй фазы, в которой, как известно, не наследуют предкам, а лишь рвут любые связи с предками. Был ли воистину Петр I сыном своего тишайшего отца? Был ли Вильгельм II Рыжий сыном Вильгельма Завоевателя? Кроткого Завоевателя заменил рыжий тиран и деспот, причем уровня беспрецедентного. «Все его царствование представляет непрерывное нарушение всех законов, божеских и человеческих» (Д. Петрушевский).

«Вильгельм Рыжий (1087–1100) унаследовал энергию Завоевателя и его политику по отношению к покоренным англичанам, но он был далек от нравственного величия своего отца. Его распутство и расточительность скоро истощили государственную казну, а смерть Ланфранка (архиепископ, сподвижник Завоевателя, благословил Вильгельма II Рыжего, умер в 1089 году. – Авт.) дала ему возможность пополнять ее за счет Церкви» (Дж. Грин).

Вильгельм Рыжий богатырским замахом не оставил камня на камне от раннефеодального уклада англосаксонского королевства, который так оберегали короли династии Альфреда, Годвин и Гарольд и отец Рыжего Завоеватель. Вильгельм II возвел в абсолют право сюзерена распоряжаться собственностью вассала. Такая радикальная постановка вопроса превратила феодальные отношения, основанные на клятве верности вассала сюзерену, в гражданские (отношения короля и подданных, центральной власти и граждан), основанные на королевской воле и королевском законодательстве. «Вильгельм Рыжий пользуется своими сеньориальными правами с такой последовательностью, с такой жестокостью, что про него, как сказано в летописи, сложился взгляд, что он хочет сделаться единственным собственником в Англии. Он стоял на том, что косвенно или прямо всякая собственность в королевстве происходит от собственности короля, он и старался осуществлять это» (П. Виноградов).

Как это часто бывает во вторых имперских фазах, насилие проникает в жизнь столь беспрепятственно и оказывается столь желанно, что у всех исследователей этого исторического момента возникает неловкость, возникает желание хоть как-то, хоть плохонько, но объяснить реальность беспредела... «Только слабости и разъединенности тех, кого он угнетал, следует приписать то, что он бременил трон и народ целых двенадцать долгих несчастных лет» (Д. Петрушевский).

Вильгельм назначал огромные выкупы (иногда больше годового дохода) за право вступить в наследство землей после смерти собственника, не замещал вакансии в епископствах и аббатствах, доход же от них отправлял в казну, он буквально торговал богатыми наследницами, продавая за огромные деньги право жениться на них (подчас половина стоимости собственности наследницы) и т. д. Так свершается закон истории: чтобы в четвертой фазе расцвело законотворчество, во второй должно разрастаться беззаконие. Чтобы в четвертой фазе появился во всей красе новый класс управителей, во второй должен быть уничтожен старый класс (разорение феодалов-рыцарей).

В четвертой фазе Англии предстоит пережить идеологическое чудо, а потому во второй фазе нужно уничтожить все, что связано с идеологией отцов и дедов. Так поступали большевики, так поступал Петр I, так поступал и Вильгельм Рыжий. Из-за разногласий с ним был вынужден бежать за море глава церкви архиепископ кентерберийский Ансельм. «Он бежал, надеясь на защиту папы, а вследствие бегства произошла в Английской церкви полная дезорганизация» (П. Виноградов). «Вильгельм упорно отказывал в назначении преемников умершим прелатам, так что к концу его царствования оказались незанятыми одно архиепископство, четыре епископства и одиннадцать аббатств» (Дж. Грин). Напомним, что дело происходит в конце XI века: разгар средневековья, церковь – основа жизни общества. Модель миропорядка, разработанная в Древней Иудее и переосмысленная Византией, доминирует в мире (в Европе и окрестностях), и только одной Англии эта модель не указ, Англия разрабатывает свою линию, свою модель, которая станет всемирной в XIX веке (и лишь России эта модель будет не указ).

Террорист-король не щадил никого, в том числе и простое население, хотя именно простонародье – опора всякой власти во второй фазе, и власть второй фазы по духу своему – это власть низов, черни. При Вильгельме Рыжем «Датские деньги», сбор которых был возобновлен при Вильгельме Завоевателе, превратились в тяжелый и постоянный налог. Король часто созывал народное ополчение лишь затем, чтобы оштрафовать неплательщиков... «Строгость лесного права дошла до того, что за убийство оленя грозила смертная казнь» (Д. Петрушевский). Не меньшей тяжестью для населения было введение своеобразной всеобщей воинской повинности, ибо воевать теперь приходилось не рыцарям, а народному ополчению. И все же народ, превозмогая тяготы, любил эту власть, она была плохой, но родной. Точно так же любил народ власть Петра I и Ленина – Сталина, костьми ложился, но любил. «Власть короля пустила такие прочные корни в народной массе, что ее не могла сломить и обуздать даже соединенная сила самых могущественных феодалов. Царствование Вильгельма Рыжего показало, во что могла превратиться и какими возможностями располагала та королевская власть, которую создало в Англии Нормандское Завоевание, соединив в руках короля все то, что только могло дать ему положение феодального сюзерена, со всем тем, чем только мог обладать неограниченный глава централизованного государства» (А. Мортон).

Однако народ во второй фазе не только мычащая масса, вихрь, сокрушающий рыцарей и баронов, одновременно поднимает с самых низов титанов новой власти. Генералиссимус Меншиков был сыном конюха, генералиссимус Сталин – сапожника. Ранульф Фламбер, которого Вильгельм Рыжий «сделал своим любимцем, а вскоре и главным министром (высшим судьей)... в котором нашел искусное орудие для своего деспотизма» (Э. Лависс, А. Рамбо), был, разумеется, простолюдином, хоть и нормандцем.

Иные признаки как призраки, кочующие из одной второй фазы в другую,– это всеобщий донос и судейский произвол. При Вильгельме Рыжем – это система «разъездных судей», представлявших власть короля на местах.

Король-тиран был убит «таинственной стрелой», вылетевшей из чащи леса во время охоты. Год, вполне подходящий для таинственных событий (1100 год – 11-й год фазы). «Его место в обход старшего брата Роберта Нормандского захватил младший брат Генрих, склонив на свою сторону баронов тем, что даровал им первую в Англии Хартию вольностей, которая гарантировала соблюдение их феодальных прав и привилегий со стороны их сеньора короля. Опираясь на поддержку мелкого рыцарства растущих городов и свободного крестьянства, Генрих I значительно укрепил государственный аппарат. При нем окончательно сформировался центральный орган управления – королевская курия, в целях ограничения политического влияния крупных феодалов были восстановлены собрания свободных жителей сотен и графств» (Е. Гутнова).

Характеристика, как видим, противоречивая: с одной стороны, ограничивал влияние феодалов, с другой стороны, даровал им вольности. Однако надо помнить, что в третьей фазе новой аристократии уже ничего обещать не надо, она сама все берет, ибо совершенно самостоятельна. Во второй же фазе новый класс еще не сформирован, не имеет классовой солидарности, предпочитает вертикальные связи (с королем) горизонтальным (между собой).

Победа Генриха над Робертом («человек привлекательный и любезный, храбрый и величественный») была, по сути, разгромом остатков рыцарских дружин народным ополчением, разгромом «величественных и любезных» низкими и грубыми людьми.

«Хождение в народ» короля Генриха было столь натуральным, что он умудрился жениться на принцессе из дома Альфреда, дочери шотландского короля Малькольма и сестры Эдуарда Исповедника Маргариты. Маколей подобный мезальянс сравнивает с браком «между белым плантатором и квартеронской девушкой» (Маколей жил в начале XIX века, оттуда и аналогия). Народ же этот брак принял с восторгом. «В первый раз со времени завоевания на английском престоле сидела английская государыня. С этих пор стало невозможно сохранить обособленность обоих народов. Их слияние произошло так быстро, что через полстолетия исчезло самое имя нормандцев, и при вступлении на престол внука Генриха (Генрих II, 1154, 29-й год третьей фазы. – Авт.) уже невозможно было отличить потомков завоевателей от потомков побежденных» (Дж-Грин).

Интересна специфика английского имперского развития, забота не столько о политическом господстве над миром (как в Риме) или об идеологических приоритетах (Иудея, Византия), сколько о рождающемся (в зачатке) финансово-торговом будущем империи. «Гвардейцы», рыцари террора были всего-навсего администраторами, налоговыми ищейками, романтиками бумаги и чернил. «Их деятельность тяжело отзывалась на народе, их суд был часто суров, и строгость, с которой они взимали подати, не раз вызывала ропот. Зато по крайней мере общественный мир был вполне обеспечен против покушений бурной феодальной знати» (Э. Лависс, А. Рамбо). Разъездные судьи заполнили страну, окончательно поставив ее под контроль центра, любое преступление опять стало считаться совершенным против «королевского мира», из многообразия феодальных прав и обычаев стало формироваться общее для страны право и законы.

Дата добавления: 2015-07-12