Ноября. Приближение развязки

Силы уравновесились, – писали мы две недели тому назад при первых известиях о всероссийской политической стачке, когда стало обнаруживаться, что правительство не решается пустить в ход сразу свои военные средства.

Силы уравновесились, – повторили мы неделю тому назад, когда манифест 17-го октября был «последним словом» политических новостей, знаменуя перед всем наро­дом и перед всем миром нерешительность царизма и отступление его.

Но равновесие сил нисколько не исключает борьбы, а, напротив, делает ее особенно острой. Отступление правительства, есть лишь выбор им новой, более удобной, с его точки зрения, позиции для схватки. Объявление о «свободах», которые красуются на бумажке, называемой манифестом 17-го октября, есть лишь по­пытка подготовить моральные условия для борьбы с революцией, – в то время как Трепов во главе всероссийских черносотенцев подготовляет материальные условия для этой борьбы.

За «конституционным» манифестом Николая Кровавого последовали новые бесчис­ленные убийства, организованные Треповым и его бандой. Неистовства казаков, еврей­ские погромы, расстрел на улицах только что «амнистированных» политиков, грабежи, устраиваемые черносотенцами при помощи полиции, – все пущено в ход, чтобы подавить революционную борьбу.

Противоречие между посу­лами, словами, бумажками и действительностью стало наглядно ощутимым. Со­бытия стали давать великолепное подтверждение той истине, о которой мы давно уже твердили и всегда будем твердить:

пока не свергнута фактическая власть ца­ризма, до тех пор все его уступки, вплоть даже до «учредительного» собрания, – один призрак, мираж, отвод глаз.

Революционные рабочие Петербурга выразили это с замечательной яркостью в од­ном из тех ежедневных бюллетеней⁴⁷:

«Нам дарована свобода собраний, но наши собрания окружены войсками.

Нам дарована свобода печати, но цензура продолжает существовать.

Обещана свобода науки, но университет занят сол­датами.

Дарована неприкосновенность личности, но тюрьмы переполнены арестован­ными.

Дарован Витте, но продолжает существовать Трепов.

Дарована конституция, но продолжает существовать самодержавие.

Нам все дано, но у нас ничего нет».

Революция учит. Она дает всем классам народа и всем народам России отличные предметные уроки на тему о сущности конституции.

Революция учит тем, что выдви­гает подлежащие решению очередные задачи политики в их самой наглядной, осяза­тельной очевидности, заставляя массы народа прочувствовать эти задачи, делая невоз­можным существование народа без решения этих задач, разоблачая на деле не­годность всех и всяких прикрытий, отговорок, посулов, признаний.

«Нам все дано, но у нас ничего нет». Ибо нам «даны» только посулы, ибо у нас нет настоящей власти. Мы подошли вплотную к свободе, мы заставили всех и вся, даже царя, признать необходи­мость свободы.

Но нам нужно не признание свободы, а действительная свобода.

Нам нужна не бумажка, обещающая законодательные права представителям народа. Нам нужно действительное самодержавие народа.

Чем ближе мы подошли к нему, тем не­стерпимее стало отсутствие его. Чем заманчивее царские манифесты, тем невозможнее царская власть.

Борьба подходит к развязке, к решению вопроса о том, остается ли реальная власть в руках царского правительства.

Я обещаю вам все, что хотите, говорит царь, только сохраните за мною власть. Все дарую, кроме власти, – заявляет царизм.

Все – призрак, кроме власти, – отвечает революционный народ.

Царь обещает буржуазии все больше и больше, пробуя, не начнется ли, наконец, повальный поворот имущих классов в сторону «порядка». Но пока этот «по­рядок» воплощается в бесчинстве Трепова и его черных сотен, – призыв царя рискует оставаться гласом вопиющего в пустыне.

Царю одинаково нужны и Витте, и Трепов: Витте, чтобы подманивать одних; Трепов, чтобы удерживать других; Витте – для обещаний, Трепов для дела; Витте для буржуазии, Трепов для пролетариата. И перед нами опять развертывается та же картина, которую мы видели при начале московских стачек: либералы ведут переговоры, рабочие ведут борьбу.

Трепов прекрасно понял свою роль и свое настоящее значение. Одновременно с конституционным манифестом самодержавия начались самодержавные предупреждения конституции. Черные сотни заработали так, как не видывала еще Россия. Вести о побоищах, о погромах, о неслыханных зверствах так и сыплются из всех концов России. Господствует белый террор. Контрреволюция работает вовсю. Трепов «оправдывает себя». Стреляют из митральез (Одесса), выкалывают глаза (Киев), выбрасывают на мостовую с пятого этажа, берут приступом и отдают на поток и разграбление целые дома, поджигают и не позво­ляют тушить, расстреливают тех, кто смеет сопротивляться черным сотням. От Польши и до Сибири, от берегов Финского залива до Черного моря, – всюду одно и то же.

Но рядом с этим разгулом черной сотни, с этой оргией самодержавной власти, с этими последними судорогами чудовища-царизма пробивается явственно новый и но­вый натиск пролетариата, который, как и всегда, лишь по видимости утихает после всякого подъема движения, на деле собирая силы и готовясь к решительному удару.

Сравните вот эти две телеграммы:

«Тверь. Чернь под руководством гу­бернатора Слепцова напала на здание земских учреждений. Осажденный чернью, дом был затем зажжен. Пожарные отказывались тушить. Войско стояло рядом, не предпри­нимая ничего против громил» (подобные и во сто раз худшие вещи проделываются по­всюду, это – неоспоримейший факт).

«Казань. Народ обезоружил полицию. Оружие, отнятое у нее, распределено между населением. Организована народная милиция. Гос­подствует полнейший порядок».

Не правда ли, как поучительно сопоставить ту и другую картину? Месть, бесчинст­во, погром. Свержение царской власти и организация победоносного восстания.

Финляндия показывает нам те же явления в несравненно более широком масштабе. Царский наместник прогнан. Лакеи-сенаторы смещены народом. Русские жандармы выбрасываются вон. Они пробуют мстить портя жел.-дор. сообщение. Тогда для ареста бесчинствующих жандармов высылаются отряды вооруженной народной милиции. На собрании граждан в Торнео решено организовать ввоз оружия и свободной литературы. Тысячи и десятки тысяч записываются в финляндскую милицию по городам и по селам. Передают, что русский гарнизон сильной крепости (Свеаборг) выразил сочувствие восставшему народу и передал на­родной милиции крепость. Финляндия ликует. Царь идет на уступки, готов созвать сейм, отменяет незаконный манифест 15 февраля 1899 г.[47], принимает «отставку» про­гнанных народом сенаторов. А рядом с этим «Новое Время» советует блокировать все гавани Финляндии и подавить восстание вооруженной рукой. По телеграммам загра­ничных газет, в Гельсингфорсе расквартировано много русского войска (неизвестно, насколько оно пригодно для подавления восстания). Военные русские суда вошли, буд­то бы, во внутреннюю гавань Гельсингфорса.

Петербург. За ликование революционного народа (по поводу вырванной у царя ус­тупки) мстит Трепов. Бесчинствуют казаки. Усиливаются побоища. Полиция открыто организует черные сотни. Рабочие намеревались устроить гигантскую демонстрацию в воскресенье 5 ноября. Они хотели всенародно почтить память своих това­рищей-героев, павших в борьбе за свободу. Правительство готовило, с своей стороны, гигантское кровопролитие. Для Питера оно припасало то, что в малом масштабе разы­гралось в Москве (бойня на похоронах вождя рабочих Баумана). Трепов хотел исполь­зовать момент, когда он еще не раздробил своих войск посылкой части их в Финлян­дию, – момент, когда рабочие собирались манифестировать, а не драться.

Петербургские рабочие разглядели замысел неприятеля. Демонстрация была отме­нена. Рабочий комитет решил устроить последнюю битву не тогда, когда момент для нее изволил выбрать Тренов. Рабочий комитет рассчитал правильно, что целый ряд причин (восстание в Финляндии в том числе) делает отсрочку борьбы невыгодной для Трепова, выгодной для нас. А пока – идет усиленная подготовка вооружения. Пропаганда в войсках дела­ет замечательные успехи. Сообщают об аресте 150 матросов 14-го и 18-го флотских экипажей, о поданных за последние полторы недели 92-х жалобах на офицеров за со­чувствие революционерам. Прокламации, призывающие войско переходить на сторону народа, раздаются даже патрулям, «оберегающим» Питер.

Свободу печати, обещанную в пределах, дозволенных Треповым, революционный пролетариат раздвигает своей мо­гучей рукой до несколько более широких пределов. В субботу 22-го октября (4-го но­ября) вышли только те питерские газеты, которые согласились с требованием рабочих игнорировать цензуру.

«Стачка прекращена лишь временно – заявляют, что стачка возобновится опять, когда наступит пора нанести последний удар старому порядку. На пролетариат уступки не производят уже ровно никакого впечатления. Положение крайне опасное. Революционные идеи охва­тывают все более широкие массы. Рабочий класс чувствует себя хозяином положения. Отсюда (из Петербурга) начинают уже выезжать те, кого пугает предстоящая катастро­фа».

Развязка близится. Победа народного восстания уже недалека. Лозунги революцион­ной социал-демократии претворяются в жизнь с неожиданной быстротой. Пусть же по­мечется еще Трепов между революционной Финляндией и революционным Петербур­гом, между революционными окраинами и революционной провинцией. Пусть попробует он выбрать себе хоть одно надежное местечко для сво­бодных военных операций. Пусть разойдется пошире царский манифест, пусть распро­странится побольше весть о событиях в революционных центрах, – это даст нам но­вых сторонников, это внесет новое колебание и разложение в редеющие ряды царских сторонников.

Царь прекрасно помог революционерам, подтвердив их оценку лживой уступки, оценку гнусной комедии «либерального» манифеста. Царь сам хочет вызвать новую решительную борьбу. Тем лучше! Вся работа социал-демократии, вся энергия пролетариата будет теперь направлена на то, чтобы подготовить следующий натиск, чтобы уничтожить чудовище царизма, который, умирая, пытается последний раз разжечь тем­ные инстинкты темной толпы. Чем больше усердствует теперь Трепов, тем вернее полный крах всей треповщины и всех Романовых.

Всероссийская политическая стачка превосходно исполнила свое дело, подвинув вперед восстание, нанеся страшные раны царизму, сорвав гнусную комедию гнусной Государственной думы. Генеральная репетиция окончена. Мы стоим, по всей видимо­сти, накануне самой драмы. Витте истекает в потоках слов. Трепов истекает в потоках крови.

У царя осталось слишком уже мало обещаний, которые он мог бы еще дать.

У Трепова осталось слишком мало черносотенного войска, которое еще можно будет двинуть в последний бой.

А ряды революционного войска все растут, силы закаляются в отдельных схватках, красное знамя поднимается над новой Россией все выше и выше.

Дата добавления: 2015-07-12